
Тайная канцелярия
Мы - уникальный telegram канал.
Пишем аналитику и моделируем будущие сценарии развития в России и Мире.
По всем вопросам пишите: @pr_polit
Пишем аналитику и моделируем будущие сценарии развития в России и Мире.
По всем вопросам пишите: @pr_polit
TGlist rating
0
0
TypePublic
Verification
Not verifiedTrust
Not trustedLocationРосія
LanguageOther
Channel creation dateDec 20, 2018
Added to TGlist
Sep 22, 2023Latest posts in group "Тайная канцелярия"
10.04.202517:06
#акценты
Германия продолжает говорить на языке прошлого цикла: компромиссы, субсидии, моральные обязательства, европейская солидарность. Но страна уже живёт в другой логике — логике тревожного ожидания, идентичностного дрейфа и тихой утраты стратегического суверенитета.
Германия входит в фазу управляемого кризиса. После серии кулуарных переговоров ХДС/ХСС и СДПГ договорились о создании коалиции. Формально — это блок стабилизации: ужесточение миграционного законодательства, снижение налогов для бизнеса, жёсткая ревизия системы соцвыплат и масштабные расходы на оборону. Но этот договор — не манифест развития, а форма блокировки растущего политического давления снизу. Потому что старая партийная система всё чаще воспринимается как инструмент навязывания внешней повестки, а не выразитель общественного запроса.
На этом фоне «Альтернатива для Германии» уверенно выходит на первое место в электоральных рейтингах. Но это не партийный успех в классическом смысле — это эффект конденсации накопленного недоверия. АдГ стала выразителем не столько программ, сколько страхов: культурных (размывание идентичности), социальных (обесценивание среднего класса), демографических (замещающая миграция), но прежде всего — стратегических. Всё больше немцев не видят логики в политике Берлина, ведущей к эскалации конфликта с Россией. Они чувствуют, что за громкими формулировками о «поддержке Украины» и милитаризации скрывается прямая вовлечённость, которая делает Германию уязвимой. АдГ просто артикулирует то, что старая элита отказывается произнести вслух: нынешняя стратегическая линия ведёт страну к втягиванию в конфликт с непредсказуемыми последствиями — экономическими, энергетическими, а возможно, и прямыми военными.
Коалиционные соглашения могут временно фиксировать управление, но они больше не формируют доверие. А это значит, что Германия вступает в фазу отложенной нестабильности, когда внешне функционирующие институты уже не соответствуют внутреннему социальному и геополитическому нерву. И чем дольше Берлин будет игнорировать этот дисбаланс — тем радикальнее окажется финальная точка разворота.
Германия продолжает говорить на языке прошлого цикла: компромиссы, субсидии, моральные обязательства, европейская солидарность. Но страна уже живёт в другой логике — логике тревожного ожидания, идентичностного дрейфа и тихой утраты стратегического суверенитета.
Германия входит в фазу управляемого кризиса. После серии кулуарных переговоров ХДС/ХСС и СДПГ договорились о создании коалиции. Формально — это блок стабилизации: ужесточение миграционного законодательства, снижение налогов для бизнеса, жёсткая ревизия системы соцвыплат и масштабные расходы на оборону. Но этот договор — не манифест развития, а форма блокировки растущего политического давления снизу. Потому что старая партийная система всё чаще воспринимается как инструмент навязывания внешней повестки, а не выразитель общественного запроса.
На этом фоне «Альтернатива для Германии» уверенно выходит на первое место в электоральных рейтингах. Но это не партийный успех в классическом смысле — это эффект конденсации накопленного недоверия. АдГ стала выразителем не столько программ, сколько страхов: культурных (размывание идентичности), социальных (обесценивание среднего класса), демографических (замещающая миграция), но прежде всего — стратегических. Всё больше немцев не видят логики в политике Берлина, ведущей к эскалации конфликта с Россией. Они чувствуют, что за громкими формулировками о «поддержке Украины» и милитаризации скрывается прямая вовлечённость, которая делает Германию уязвимой. АдГ просто артикулирует то, что старая элита отказывается произнести вслух: нынешняя стратегическая линия ведёт страну к втягиванию в конфликт с непредсказуемыми последствиями — экономическими, энергетическими, а возможно, и прямыми военными.
Коалиционные соглашения могут временно фиксировать управление, но они больше не формируют доверие. А это значит, что Германия вступает в фазу отложенной нестабильности, когда внешне функционирующие институты уже не соответствуют внутреннему социальному и геополитическому нерву. И чем дольше Берлин будет игнорировать этот дисбаланс — тем радикальнее окажется финальная точка разворота.
10.04.202513:45
#акценты
Когда в международной политике исчерпываются громкие формулы и символические перезагрузки, на первый план выходит прагматизм, в котором формируется текущая конфигурация двустороннего взаимодействия РФ и США.
Москва переходит к техническому восстановлению инфраструктуры российско-американских отношений — отдельно от тематики украинского конфликта. Эта линия, подтверждённая официальным заявлением пресс-секретаря президента Дмитрия Пескова, выстраивается последовательно: переговоры между представителями МИД РФ и Госдепартамента США в Стамбуле касаются исключительно нормализации двустороннего взаимодействия.
Россия принципиально отказывается играть по сценарию условной торговли: «восстановление контактов — в обмен на уступки по Украине». Напротив, именно Москва настаивает на возвращении к институциональной норме: при всех противоречиях между ядерными державами должно существовать минимально необходимое дипломатическое обеспечение. Речь идёт о практических вопросах, затрагивающих как безопасность, так и гуманитарную сферу — от работы консульств до передвижения граждан и контактов между парламентариями.
Перечень обсуждаемых вопросов охватывает весь спектр: восстановление численности персонала в посольствах (в 20 раз — от нынешнего минимального уровня), открытие консульств в Сан-Франциско и Екатеринбурге, возобновление выдачи виз и прямого авиасообщения, прекращение преследования российских дипломатов, возвращение захваченной американскими властями недвижимости. Всё это — не жесты доброй воли, а инженерные элементы двустороннего взаимодействия, без которых говорить о стабильности невозможно.
Такое «разведение треков» играет и стратегическую, и символическую роль. Россия последовательно демонстрирует: судьба украинского конфликта будет решаться в иных форматах, и не может быть встроена в переговорный трек с США как элемент давления или предмет торга. Восстановление структуры двусторонних отношений — это самостоятельная ценность, а не разменная монета. Более того, таким подходом Москва навязывает Вашингтону новую рамку: если США действительно заинтересованы в контроле над эскалацией и глобальной предсказуемости, им придётся вернуться в поле дипломатической ответственности.
Когда в международной политике исчерпываются громкие формулы и символические перезагрузки, на первый план выходит прагматизм, в котором формируется текущая конфигурация двустороннего взаимодействия РФ и США.
Москва переходит к техническому восстановлению инфраструктуры российско-американских отношений — отдельно от тематики украинского конфликта. Эта линия, подтверждённая официальным заявлением пресс-секретаря президента Дмитрия Пескова, выстраивается последовательно: переговоры между представителями МИД РФ и Госдепартамента США в Стамбуле касаются исключительно нормализации двустороннего взаимодействия.
Россия принципиально отказывается играть по сценарию условной торговли: «восстановление контактов — в обмен на уступки по Украине». Напротив, именно Москва настаивает на возвращении к институциональной норме: при всех противоречиях между ядерными державами должно существовать минимально необходимое дипломатическое обеспечение. Речь идёт о практических вопросах, затрагивающих как безопасность, так и гуманитарную сферу — от работы консульств до передвижения граждан и контактов между парламентариями.
Перечень обсуждаемых вопросов охватывает весь спектр: восстановление численности персонала в посольствах (в 20 раз — от нынешнего минимального уровня), открытие консульств в Сан-Франциско и Екатеринбурге, возобновление выдачи виз и прямого авиасообщения, прекращение преследования российских дипломатов, возвращение захваченной американскими властями недвижимости. Всё это — не жесты доброй воли, а инженерные элементы двустороннего взаимодействия, без которых говорить о стабильности невозможно.
Такое «разведение треков» играет и стратегическую, и символическую роль. Россия последовательно демонстрирует: судьба украинского конфликта будет решаться в иных форматах, и не может быть встроена в переговорный трек с США как элемент давления или предмет торга. Восстановление структуры двусторонних отношений — это самостоятельная ценность, а не разменная монета. Более того, таким подходом Москва навязывает Вашингтону новую рамку: если США действительно заинтересованы в контроле над эскалацией и глобальной предсказуемости, им придётся вернуться в поле дипломатической ответственности.
10.04.202512:59
Если миграционный поток — это канал внедрения, то следующим уровнем становится институциональная настройка под интересы тех, кто этот поток проектирует. Уже сегодня мы видим, как в регионах запускаются пилотные образовательные стандарты с мультикультурным уклоном, продвигаются урбанистические модели с акцентом на "инклюзивную среду", а медийные проекты — от региональных сериалов до Telegram-гайдов для чиновников — формируют образ «нового нормального», где доминирующее большинство больше не считается базовой опорой системы. Так формируется новая лояльность — не к стране, а к идеологии пограничности.
Подобная перенастройка — не следствие внутреннего выбора. Это результат работы сложной архитектуры внешнего влияния, в которой фонды, агентства, «независимые аналитики» и международные организации действуют как элементы распределённого давления. Это не прямая агрессия, а операционная оккупация через норму: через обучение местных элит, создание нормативных шаблонов, юридическую обвязку и методички для муниципального уровня. Цель — не разрушить Россию напрямую, а встроить её в неоколониальный каркас как «ответственного оператора миграции» в интересах внешних центров. USAID, IOM, Open Society и десятки их региональных партнёров действуют синхронно, тонко, с долгосрочным прицелом. Граница между «консультированием» и «управлением» давно стёрта.
Ответ на это не может быть ни ситуативным, ни эмоциональным. Нужна собственная повестка: от гуманитарной доктрины до миграционного кодекса, от новых образовательных стандартов до системной культурной стратегии. Россия не обязана подстраиваться под чужие глобальные проекты — у неё есть историческое право формировать свою этнополитическую реальность. Пока внешние структуры навязывают формат «страны-гибкого транзита», наш выбор — в возвращении субъектности: нормативной, культурной и кадровой. В противном случае за нас решат, кто мы, как выглядим и какой у нас будет язык внуков. И это уже не гипотеза, а практическая угроза.
https://t.me/kremlinsekret/2802
Подобная перенастройка — не следствие внутреннего выбора. Это результат работы сложной архитектуры внешнего влияния, в которой фонды, агентства, «независимые аналитики» и международные организации действуют как элементы распределённого давления. Это не прямая агрессия, а операционная оккупация через норму: через обучение местных элит, создание нормативных шаблонов, юридическую обвязку и методички для муниципального уровня. Цель — не разрушить Россию напрямую, а встроить её в неоколониальный каркас как «ответственного оператора миграции» в интересах внешних центров. USAID, IOM, Open Society и десятки их региональных партнёров действуют синхронно, тонко, с долгосрочным прицелом. Граница между «консультированием» и «управлением» давно стёрта.
Ответ на это не может быть ни ситуативным, ни эмоциональным. Нужна собственная повестка: от гуманитарной доктрины до миграционного кодекса, от новых образовательных стандартов до системной культурной стратегии. Россия не обязана подстраиваться под чужие глобальные проекты — у неё есть историческое право формировать свою этнополитическую реальность. Пока внешние структуры навязывают формат «страны-гибкого транзита», наш выбор — в возвращении субъектности: нормативной, культурной и кадровой. В противном случае за нас решат, кто мы, как выглядим и какой у нас будет язык внуков. И это уже не гипотеза, а практическая угроза.
https://t.me/kremlinsekret/2802
10.04.202511:45
Анализ украинского конфликта выходит на новый уровень — теперь к нему подключаются не только эксперты, но и алгоритмы. На базе пяти нейросетей будет сделан не просто анализ процессов и возможные сценарии с прогнозами, но и проведен контурный стык систем ИИ.
Вопросы, которые будут подняты: насколько реалистичны текущие переговорные инициативы, скрытые интересы участников, и возможные сценарии в ближайшие месяцы, отдельным кейсом прогнозы по урегулированию конфликта на Украине.
В России Агентство социального инжиниринга разработало собственный искусственный интеллект Pandora, способный моделировать политические процессы в условиях внешнего давления и турбулентности.
https://t.me/Social_Engineering_Agency/236
Вопросы, которые будут подняты: насколько реалистичны текущие переговорные инициативы, скрытые интересы участников, и возможные сценарии в ближайшие месяцы, отдельным кейсом прогнозы по урегулированию конфликта на Украине.
В России Агентство социального инжиниринга разработало собственный искусственный интеллект Pandora, способный моделировать политические процессы в условиях внешнего давления и турбулентности.
https://t.me/Social_Engineering_Agency/236
10.04.202510:10
#мнение
В Белом доме меняется политическая рамка: от нарратива «войны за демократию» — к холодной ревизии геополитических ошибок.
Заявление Такера Карлсона о том, что «США проиграли войну с Россией», — не частное мнение медийного провокатора, а маркер глубокой перестройки американской внешнеполитической линии. Карлсон действует в публичном поле как неофициальный громоотвод новой администрации, тестируя риторику, которая вскоре может стать официальной. И если его слова о прокси-природе конфликта, уничтожении Украины и равнодушии Вашингтона к её судьбе звучат жёстко, то в контексте внутренней и внешней повестки США они приобретают рациональный смысл: украинский проект утратил полезность и подлежит сворачиванию.
Фактически Карлсон артикулирует три ключевых тезиса. Первый — война никогда не была про Украину. Второй — она велась глобалистским истеблишментом против России руками украинцев. Третий — поражение признано, пусть пока только в медиаполе. Такое признание, даже если оно оформлено как «мнение журналиста», создаёт политическую почву для разворота. Администрация Трампа нуждается в стратегическом выходе из конфликта — и готовит для него моральную и информационную инфраструктуру, учитывая нарастающее противостояние с Китаем.
Параллельно с этой медийной подготовкой идут менее заметные, но не менее важные процессы. Между США и Россией активизированы каналы связи — консультации по архитектуре безопасности, деэскалации в Чёрноморском регионе, контролю над вооружениями и о возможности технической нормализации дипотношений, данные треки обсудят сегодня в Стамбуле. В Вашингтоне понимают, что бесконечное продолжение украинского трека грозит неконтролируемой прокси-войной, а втягиванием США в прямую конфронтацию. Трамп, ориентированный на внутреннюю мобилизацию и экономический перезапуск, не готов платить за геополитическую авантюру, запущенную его предшественниками.
Именно поэтому в риторике Карлсона прослеживается не столько сожаление, сколько стратегическое облегчение: проект закрыт, актив списан, Америка делает шаг назад. Это позволяет администрации Трампа позиционировать разворот как прагматическое освобождение от токсичного багажа Байдена и его окружения. Более того, в таком подходе Украина не воспринимается как потеря — её рассматривают как просроченный инструмент, который больше не даёт результатов и тормозит перезапуск большой сделки.
Для России эти сигналы означают одно: конфликт с США по украинскому вопросу вступает в фазу разрядки — не как жест доброй воли, а как логическое следствие смены парадигмы в Вашингтоне. Главная задача Москвы в этой ситуации — не торопиться с выводами, но грамотно использовать медийный и дипломатический дрейф для закрепления своей субъектности и перевода конфликта в режим дипломатического управления на своих условиях.
В Белом доме меняется политическая рамка: от нарратива «войны за демократию» — к холодной ревизии геополитических ошибок.
Заявление Такера Карлсона о том, что «США проиграли войну с Россией», — не частное мнение медийного провокатора, а маркер глубокой перестройки американской внешнеполитической линии. Карлсон действует в публичном поле как неофициальный громоотвод новой администрации, тестируя риторику, которая вскоре может стать официальной. И если его слова о прокси-природе конфликта, уничтожении Украины и равнодушии Вашингтона к её судьбе звучат жёстко, то в контексте внутренней и внешней повестки США они приобретают рациональный смысл: украинский проект утратил полезность и подлежит сворачиванию.
Фактически Карлсон артикулирует три ключевых тезиса. Первый — война никогда не была про Украину. Второй — она велась глобалистским истеблишментом против России руками украинцев. Третий — поражение признано, пусть пока только в медиаполе. Такое признание, даже если оно оформлено как «мнение журналиста», создаёт политическую почву для разворота. Администрация Трампа нуждается в стратегическом выходе из конфликта — и готовит для него моральную и информационную инфраструктуру, учитывая нарастающее противостояние с Китаем.
Параллельно с этой медийной подготовкой идут менее заметные, но не менее важные процессы. Между США и Россией активизированы каналы связи — консультации по архитектуре безопасности, деэскалации в Чёрноморском регионе, контролю над вооружениями и о возможности технической нормализации дипотношений, данные треки обсудят сегодня в Стамбуле. В Вашингтоне понимают, что бесконечное продолжение украинского трека грозит неконтролируемой прокси-войной, а втягиванием США в прямую конфронтацию. Трамп, ориентированный на внутреннюю мобилизацию и экономический перезапуск, не готов платить за геополитическую авантюру, запущенную его предшественниками.
Именно поэтому в риторике Карлсона прослеживается не столько сожаление, сколько стратегическое облегчение: проект закрыт, актив списан, Америка делает шаг назад. Это позволяет администрации Трампа позиционировать разворот как прагматическое освобождение от токсичного багажа Байдена и его окружения. Более того, в таком подходе Украина не воспринимается как потеря — её рассматривают как просроченный инструмент, который больше не даёт результатов и тормозит перезапуск большой сделки.
Для России эти сигналы означают одно: конфликт с США по украинскому вопросу вступает в фазу разрядки — не как жест доброй воли, а как логическое следствие смены парадигмы в Вашингтоне. Главная задача Москвы в этой ситуации — не торопиться с выводами, но грамотно использовать медийный и дипломатический дрейф для закрепления своей субъектности и перевода конфликта в режим дипломатического управления на своих условиях.
10.04.202508:09
#источники
Российская армия быстрыми темпами освобождает Курскую область от остатков ВСУ, в Кремле поставлена задача до следующей неделе закончить зачистку и начать создавать буферную зону в Сумскрй области на Украине. По информации источников временное перемирии должно быть окончательно согласовано с Администрацией Трампа после установления контроля российской армией над всей Курской областью. В Кремле ожидают новых телефонных переговоров президентов России и США на следующей недели, чтобы обсудить оставшиеся вопросы по контролю за соблюдением временного перемирия и ответственности Киева за нарушение прекращения огня. Так же должен быть решен вопрос об организации встречи Путина и Трампа в Саудовской Аравии, по информации источников ТК обсуждаются временные рамки с 12 по 25 мая.
https://t.me/Taynaya_kantselyariya/12238
Российская армия быстрыми темпами освобождает Курскую область от остатков ВСУ, в Кремле поставлена задача до следующей неделе закончить зачистку и начать создавать буферную зону в Сумскрй области на Украине. По информации источников временное перемирии должно быть окончательно согласовано с Администрацией Трампа после установления контроля российской армией над всей Курской областью. В Кремле ожидают новых телефонных переговоров президентов России и США на следующей недели, чтобы обсудить оставшиеся вопросы по контролю за соблюдением временного перемирия и ответственности Киева за нарушение прекращения огня. Так же должен быть решен вопрос об организации встречи Путина и Трампа в Саудовской Аравии, по информации источников ТК обсуждаются временные рамки с 12 по 25 мая.
https://t.me/Taynaya_kantselyariya/12238
10.04.202506:14
#global_vision
Ставки в глобальном противостоянии продолжают стремительно расти. Мир входит в фазу новой глобальной турбулентности, где каждый шаг ведущих держав запускает цепную реакцию. На наших глазах складываются очертания будущего миропорядка — с новыми альянсами, зонами влияния и конфигурациями силы, где нелинейный консенсус формирует глобальную архитектуру.
Трамп увеличил пошлины на все китайские товары до 104%, а Китай довёл в ответ свои пошлины до показателя 84%. Очевидно, ответ КНР настолько разозлил главу Белого дома, что позднее пошлины Вашингтона против Пекина выросли до 125%. Американский лидер пытается выстроить экономическую антикитайскую коалицию, в которую могут быть втянуты страны, ранее ориентированные на многовекторность. США стремятся изолировать Пекин, заставив нейтральных игроков выбирать сторону.
Пошлины становятся инструментом дипломатии: через экономическое давление формируются новые сферы влияния. Пауза, объявленная Трампом для переговоров с 75 странами, — это окно возможности не для мира, а для архитектурного отсева. Америка предлагает: встроиться в новую цепочку лояльности в обмен на тарифные преференции и политическую защиту.
Одновременно происходит резкое смещение акцентов в сторону военно-стратегического сдерживания. Утечка The New York Times о наращивании военного присутствия США в Азиатско-Тихоокеанском регионе — сигнал не только Пекину, но и союзникам Вашингтона. Визуально — для защиты Тайваня. Стратегически — для формирования многоуровневой зоны давления на КНР по всем направлениям: от Сингапура до Японии, от южнокитайских морей до информационных коридоров в Индонезии.
Китай не только не намерен отступать, но и переводит торговую войну в фазу национальной мобилизации: активизируются программы замещения импорта, стимулируется внутренний спрос, а в публичной риторике усиливается антагонизм с США. Китай слишком долго был в положении глобального интегратора, опирающегося на экспорт, стабильность партнёров и сдержанную экспансию. Эта модель дала ему бурный рост, но оказалась уязвимой: она зависима от открытых рынков, от логистических маршрутов, от готовности других стран быть частью китайской фабрики. Сейчас все эти компоненты бьют по самой сердцевине китайской конструкции. Ограничения на экспорт редкоземельных металлов в США — вынужденный шаг, но и сигнал о том, что Пекин сам вступил в игру разрывов.
Россия в этой конфигурации приобретает уникальный статус. Усиление давления на Китай и запуск фронта в АТР вынуждают Вашингтон искать точки разгрузки в других направлениях. Для Москвы это окно возможностей: с одной стороны, сохранять союзнические отношения с Пекином, с другой — предлагать США каналы по деэскалации на других треках. Конфликт в украинском направлении и борьба с глобалистами отвлекают ресурсы. Поддержание баланса и прагматичная многовекторность могут дать России роль стратегического балансировщика между двумя империями. Не быть «чьей-то частью», а стать игроком, без которого сама архитектура мира будет нестабильной. Победит не тот, у кого больше союзников, а тот, кто сможет выстроить устойчивые институты в условиях турбулентности.
Ставки в глобальном противостоянии продолжают стремительно расти. Мир входит в фазу новой глобальной турбулентности, где каждый шаг ведущих держав запускает цепную реакцию. На наших глазах складываются очертания будущего миропорядка — с новыми альянсами, зонами влияния и конфигурациями силы, где нелинейный консенсус формирует глобальную архитектуру.
Трамп увеличил пошлины на все китайские товары до 104%, а Китай довёл в ответ свои пошлины до показателя 84%. Очевидно, ответ КНР настолько разозлил главу Белого дома, что позднее пошлины Вашингтона против Пекина выросли до 125%. Американский лидер пытается выстроить экономическую антикитайскую коалицию, в которую могут быть втянуты страны, ранее ориентированные на многовекторность. США стремятся изолировать Пекин, заставив нейтральных игроков выбирать сторону.
Пошлины становятся инструментом дипломатии: через экономическое давление формируются новые сферы влияния. Пауза, объявленная Трампом для переговоров с 75 странами, — это окно возможности не для мира, а для архитектурного отсева. Америка предлагает: встроиться в новую цепочку лояльности в обмен на тарифные преференции и политическую защиту.
Одновременно происходит резкое смещение акцентов в сторону военно-стратегического сдерживания. Утечка The New York Times о наращивании военного присутствия США в Азиатско-Тихоокеанском регионе — сигнал не только Пекину, но и союзникам Вашингтона. Визуально — для защиты Тайваня. Стратегически — для формирования многоуровневой зоны давления на КНР по всем направлениям: от Сингапура до Японии, от южнокитайских морей до информационных коридоров в Индонезии.
Китай не только не намерен отступать, но и переводит торговую войну в фазу национальной мобилизации: активизируются программы замещения импорта, стимулируется внутренний спрос, а в публичной риторике усиливается антагонизм с США. Китай слишком долго был в положении глобального интегратора, опирающегося на экспорт, стабильность партнёров и сдержанную экспансию. Эта модель дала ему бурный рост, но оказалась уязвимой: она зависима от открытых рынков, от логистических маршрутов, от готовности других стран быть частью китайской фабрики. Сейчас все эти компоненты бьют по самой сердцевине китайской конструкции. Ограничения на экспорт редкоземельных металлов в США — вынужденный шаг, но и сигнал о том, что Пекин сам вступил в игру разрывов.
Россия в этой конфигурации приобретает уникальный статус. Усиление давления на Китай и запуск фронта в АТР вынуждают Вашингтон искать точки разгрузки в других направлениях. Для Москвы это окно возможностей: с одной стороны, сохранять союзнические отношения с Пекином, с другой — предлагать США каналы по деэскалации на других треках. Конфликт в украинском направлении и борьба с глобалистами отвлекают ресурсы. Поддержание баланса и прагматичная многовекторность могут дать России роль стратегического балансировщика между двумя империями. Не быть «чьей-то частью», а стать игроком, без которого сама архитектура мира будет нестабильной. Победит не тот, у кого больше союзников, а тот, кто сможет выстроить устойчивые институты в условиях турбулентности.
Reposted from:
Кремлевский шептун 🚀

09.04.202520:23
Технологическое отставание России в сфере ИИ-моделирования информационных процессов — факт, но не приговор. Стратегическое окно пока не закрыто. Западные платформы уровня Palantir развивались в режиме гибкой коллаборации частного и оборонного сектора, но на фундаменте общих культурных кодов и англосаксонской концепции доминирования. В России подобная интеграция требует не просто технической воли, а политической переориентации: перехода от вертикальной мобилизации к сетевому управлению восприятием. Это не только про технологии — это про институциональную реформу под задачи XXI века.
Парадоксально, но именно российская разрозненность в ИИ-контуре может стать преимуществом. Централизованные нейросетевые платформы Запада уязвимы перед шоками — технологическими, идеологическими или политическими. В условиях алгоритмической гиперзависимости устойчивость начинает опираться не на мощности, а на адаптивность. Россия может строить собственную архитектуру влияния не как копию чужой модели, а как многослойную систему когнитивной гибкости — с учётом регионального разнообразия, лояльных аудиторий и способности к асимметричному применению даже ограниченных ресурсов.
Первые шаги уже видны: ИИ-инфраструктура Яндекса и Сбера, интеграция моделей распознавания смыслов в крупных медиахолдингах, пилоты генеративных систем в МИД и Минобороны. Вопрос — в масштабировании, а не в наличии. На повестке — не догонять, а формировать свой вектор развития: не симметричный Западу, а подчинённый логике суверенного цифрового мышления.
https://t.me/Taynaya_kantselyariya/12245
Парадоксально, но именно российская разрозненность в ИИ-контуре может стать преимуществом. Централизованные нейросетевые платформы Запада уязвимы перед шоками — технологическими, идеологическими или политическими. В условиях алгоритмической гиперзависимости устойчивость начинает опираться не на мощности, а на адаптивность. Россия может строить собственную архитектуру влияния не как копию чужой модели, а как многослойную систему когнитивной гибкости — с учётом регионального разнообразия, лояльных аудиторий и способности к асимметричному применению даже ограниченных ресурсов.
Первые шаги уже видны: ИИ-инфраструктура Яндекса и Сбера, интеграция моделей распознавания смыслов в крупных медиахолдингах, пилоты генеративных систем в МИД и Минобороны. Вопрос — в масштабировании, а не в наличии. На повестке — не догонять, а формировать свой вектор развития: не симметричный Западу, а подчинённый логике суверенного цифрового мышления.
https://t.me/Taynaya_kantselyariya/12245
09.04.202514:29
#аутсайдеры
Долгое время приватизация оставалась зоной молчаливого консенсуса: даже если актив выведен через офшоры, даже если история его владения непрозрачна, — назад дороги нет. Теперь этот принцип пересматривается, государство восстанавливает контроль над стратегической инфраструктурой.
Возврат Петербургского нефтяного терминала в государственную собственность — не просто судебный кейс. Генпрокуратура чётко дала понять: «неприкасаемых» больше нет. Даже объекты с высоким уровнем политической, корпоративной или криминальной обвязки могут быть изъяты из частных структур, если это диктуется национальным интересом.
Петербургский нефтяной терминал — это не просто прибыльный логистический узел. Это точка на карте энергетической безопасности страны, один из главных каналов экспорта нефтепродуктов через Балтику. И всё это десятилетиями находилось под контролем офшорных структур с иностранным участием, рядом корпоративных конфликтов и шлейфом криминального происхождения. Формальный повод для иска — нарушение закона о допуске иностранного капитала в стратегические активы, но по сути речь идёт о деофшоризации в её практическом выражении.
Ожидается, что 55% терминала будут переданы в структуру “Роснефти” — как госкорпорации, способной замкнуть логистику поставок на государство. Это значит, что 5–9 млрд руб. ежегодной прибыли, ранее распределявшейся через частные каналы, теперь вернутся в бюджет.
Показательно, что параллельно расследуется и судьба второй доли — 45% акций, находящихся в доверительном управлении у супруги второго совладельца. Уже наложен арест, и всё указывает на то, что государство продолжит системное давление на весь контур сомнительной приватизации, выстраивая контрольный пакет вокруг ключевого объекта. Приватизация 1990-х де-факто откатывается и заканчивается. Не идеологически, а юридически — через суд, норму, право. Новый принцип собственности прост: если объект важен для безопасности и суверенитета, он должен приносить прибыль государству.
Долгое время приватизация оставалась зоной молчаливого консенсуса: даже если актив выведен через офшоры, даже если история его владения непрозрачна, — назад дороги нет. Теперь этот принцип пересматривается, государство восстанавливает контроль над стратегической инфраструктурой.
Возврат Петербургского нефтяного терминала в государственную собственность — не просто судебный кейс. Генпрокуратура чётко дала понять: «неприкасаемых» больше нет. Даже объекты с высоким уровнем политической, корпоративной или криминальной обвязки могут быть изъяты из частных структур, если это диктуется национальным интересом.
Петербургский нефтяной терминал — это не просто прибыльный логистический узел. Это точка на карте энергетической безопасности страны, один из главных каналов экспорта нефтепродуктов через Балтику. И всё это десятилетиями находилось под контролем офшорных структур с иностранным участием, рядом корпоративных конфликтов и шлейфом криминального происхождения. Формальный повод для иска — нарушение закона о допуске иностранного капитала в стратегические активы, но по сути речь идёт о деофшоризации в её практическом выражении.
Ожидается, что 55% терминала будут переданы в структуру “Роснефти” — как госкорпорации, способной замкнуть логистику поставок на государство. Это значит, что 5–9 млрд руб. ежегодной прибыли, ранее распределявшейся через частные каналы, теперь вернутся в бюджет.
Показательно, что параллельно расследуется и судьба второй доли — 45% акций, находящихся в доверительном управлении у супруги второго совладельца. Уже наложен арест, и всё указывает на то, что государство продолжит системное давление на весь контур сомнительной приватизации, выстраивая контрольный пакет вокруг ключевого объекта. Приватизация 1990-х де-факто откатывается и заканчивается. Не идеологически, а юридически — через суд, норму, право. Новый принцип собственности прост: если объект важен для безопасности и суверенитета, он должен приносить прибыль государству.
Reposted from:
Demiurge

09.04.202512:46
Когда речь заходит об ИИ в геополитике, часто упускается один момент: интеллект — даже искусственный — встроен в культуру. Алгоритмы, моделирующие поведение аудитории в США, не воспроизводимы в России как есть. И наоборот. Информационные матрицы не универсальны. Поэтому идея «алгоритмической войны» — это не столько технологическое превосходство, сколько проекция западной веры в универсальные поведенческие паттерны, которые можно считать, взломать и перенастроить. Но общество — не сервер. Его поведение не просчитывается без учета исторической и символической логики.
Россия может выглядеть «отстающей» по количеству платформ, но обладает другим активом — глубинным социальным кодом, менее предсказуемым и устойчивым к когнитивной стандартизации. Именно поэтому ни одна из внешних ИИ-кампаний — от Facebook-политтехнологий до Big Tech-наративов — не смогла закрепиться в России как в Европе или Латинской Америке. И это не заслуга запретительных мер, а следствие несовпадения структур восприятия. Русская культура, несмотря на цифровизацию, продолжает продуцировать полифонию смыслов, а не их редуцированную сборку.
Таким образом, ИИ — важен. Но не как технологический фетиш, а как продолжение культурной войны другими средствами. И если Россия собирается создавать свои дата-системы, то важно начинать не с копирования Palantir, а с понимания — для кого, через какие смыслы и в какой антропологической матрице эти алгоритмы будут работать. Иначе любая платформа рискует остаться дорогой, но пустой оболочкой без эффекта влияния. Алгоритмы без культурного ядра — это оружие без адреса.
https://t.me/Taynaya_kantselyariya/12245
Россия может выглядеть «отстающей» по количеству платформ, но обладает другим активом — глубинным социальным кодом, менее предсказуемым и устойчивым к когнитивной стандартизации. Именно поэтому ни одна из внешних ИИ-кампаний — от Facebook-политтехнологий до Big Tech-наративов — не смогла закрепиться в России как в Европе или Латинской Америке. И это не заслуга запретительных мер, а следствие несовпадения структур восприятия. Русская культура, несмотря на цифровизацию, продолжает продуцировать полифонию смыслов, а не их редуцированную сборку.
Таким образом, ИИ — важен. Но не как технологический фетиш, а как продолжение культурной войны другими средствами. И если Россия собирается создавать свои дата-системы, то важно начинать не с копирования Palantir, а с понимания — для кого, через какие смыслы и в какой антропологической матрице эти алгоритмы будут работать. Иначе любая платформа рискует остаться дорогой, но пустой оболочкой без эффекта влияния. Алгоритмы без культурного ядра — это оружие без адреса.
https://t.me/Taynaya_kantselyariya/12245
09.04.202511:36
#элиты #фракции
В преддверии местной избирательной кампании Администрация президента дала четкий мессендж: в эпоху нового политического баланса нельзя превращать медиаплатформы в инструмент корпоративного давления на глав регионов. По информации источников Сергей Кириенко конструирует новую архитектуру внутриполитического блока страны, в которой олигархи или крупные бизнесмены зависимы от региональной власти и должны договариваться, а не решать вопросы в АП или через фракции влияния в Кремле.
В Вологодской области ситуация обострилась на фоне конфликта между региональной властью и группой структур, аффилированных с одним из крупнейших российских бизнесменов, который закончился зачисткой Череповца от прежних элит. Губернатор Георгий Филимонов оказался в фокусе атак со стороны ряда медиаресурсов, подконтрольных бизнес-структурам, связанным с владельцем «Северстали» Алексеем Мордашовым. Эти ресурсы вели системную кампанию, обвиняя губернатора в якобы неэффективном управлении и ставя под сомнение реализацию инфраструктурных проектов. Однако недавно Роскомнадзор заблокировал несколько изданий за распространение фейков, что стало первым серьезным прецедентом, подтверждающим смену правил игры между региональной властью и олигархическим медиаконтуром.
Показательно, что АП в этом решительно поддержала губернатора. Формат жесткого реагирования также отражает тренд на институционализацию субъектности губернаторов. Сигнал отправлен всем крупным экономическим группам: политическая конкуренция допустима, но она должна вестись по правилам. Использование откровенно манипулятивной риторики и «жёлтых» вбросов ведет к правовым последствиям — вплоть до блокировки медиа и ответственности их распространителей.
На следующем этапе давление может сместиться на персональные аккаунты в соцсетях, в том числе Telegram-каналы, делавшие репосты заблокированных материалов. Таким образом формируется инфраструктура медиадисциплины, где любые действия против губернаторов рассматриваются через призму политической стабильности региона.
Важно, что Вологодская область становится не исключением, а частью более широкой тенденции: централизация контроля над публичной политикой и восстановление управляемости в территориях. Для избирателей это сигнал: губернатор не остается один на один с кампаниями травли. Для бизнеса — напоминание, что лояльность к законам и правилам игры важнее любых PR-ресурсов.
В преддверии местной избирательной кампании Администрация президента дала четкий мессендж: в эпоху нового политического баланса нельзя превращать медиаплатформы в инструмент корпоративного давления на глав регионов. По информации источников Сергей Кириенко конструирует новую архитектуру внутриполитического блока страны, в которой олигархи или крупные бизнесмены зависимы от региональной власти и должны договариваться, а не решать вопросы в АП или через фракции влияния в Кремле.
В Вологодской области ситуация обострилась на фоне конфликта между региональной властью и группой структур, аффилированных с одним из крупнейших российских бизнесменов, который закончился зачисткой Череповца от прежних элит. Губернатор Георгий Филимонов оказался в фокусе атак со стороны ряда медиаресурсов, подконтрольных бизнес-структурам, связанным с владельцем «Северстали» Алексеем Мордашовым. Эти ресурсы вели системную кампанию, обвиняя губернатора в якобы неэффективном управлении и ставя под сомнение реализацию инфраструктурных проектов. Однако недавно Роскомнадзор заблокировал несколько изданий за распространение фейков, что стало первым серьезным прецедентом, подтверждающим смену правил игры между региональной властью и олигархическим медиаконтуром.
Показательно, что АП в этом решительно поддержала губернатора. Формат жесткого реагирования также отражает тренд на институционализацию субъектности губернаторов. Сигнал отправлен всем крупным экономическим группам: политическая конкуренция допустима, но она должна вестись по правилам. Использование откровенно манипулятивной риторики и «жёлтых» вбросов ведет к правовым последствиям — вплоть до блокировки медиа и ответственности их распространителей.
На следующем этапе давление может сместиться на персональные аккаунты в соцсетях, в том числе Telegram-каналы, делавшие репосты заблокированных материалов. Таким образом формируется инфраструктура медиадисциплины, где любые действия против губернаторов рассматриваются через призму политической стабильности региона.
Важно, что Вологодская область становится не исключением, а частью более широкой тенденции: централизация контроля над публичной политикой и восстановление управляемости в территориях. Для избирателей это сигнал: губернатор не остается один на один с кампаниями травли. Для бизнеса — напоминание, что лояльность к законам и правилам игры важнее любых PR-ресурсов.
09.04.202509:08
#global_vision
Процесс демонтажа глобального мира, созданного в 1990-х стремительно ускоряется. Тогда США, Китай и ЕС играли в одну игру: либерализация, доллар, ВТО, наднациональные механизмы. Сегодня идёт торг о судьбе этих инструментов. Торговая война — это обложка, под которой решается, в каком виде завершится распад нынешней системы, кто станет центром нового суверенитета.
Когда США объявляют о пошлинах в 104% на китайские товары, это больше, чем агрессивный тарифный манёвр, это форма давления на идентичность оппонента, приглашение к диалогу в совершенно иной системе координат. Пекин уже отвечал симметрично: тарифы 34% на американскую продукцию, ограничения на экспорт редкоземельных металлов. Заявления Трампа о том, что торговая война — это форма переговоров по темам "далеко выходящим за пределы торговли", не метафора, а прямое указание на суть происходящего. Речь идёт о перераспределении сфер влияния, о праве определять будущее устройство мировой логистики, валютного контроля, цифрового суверенитета.
Эта модель давления основана на асимметрии восприятия. Китай мыслит категориями суверенитета, производственных цепочек, управляемого капитализма. Америка Трампа — категориями подчинения через санкции, валюту, технологию. Поэтому пошлины в 104% — это не про экономику как таковую. Это про отказ признавать за Китаем статус равноправного участника системы. Китай рассматривается не как партнер, а как объект трансформации. Именно в этом контексте следует понимать и включение в повестку переговоров тем, не связанных с тарифами напрямую: безопасность Тайваня, контроль над ИИ, геоэкономические альянсы с Европой и БРИКС+, стратегический нейтралитет на Ближнем Востоке. В частности, одной из скрытых задач Белого дома может быть принуждение ФРС к снижению ключевой ставки — на случай возможного вывода Китаем капитала из американской экономики. Дешёвые деньги позволят США обслужить триллионы долгов по трежерис на других условиях, минимизировав эффект от бегства капитала.
На этом фоне сенатор-демократ Рон Уайден выдвинул инициативу об отмене пошлин, введённых Трампом, рассчитывая не столько на экономический эффект, сколько на политический. Демократы намерены спровоцировать конфликт внутри Республиканской партии, расшатать вертикаль Трампа и вернуть контроль над повесткой. Фактически Deep State и Демпартия делают ставку на параллельную игру — если не обрушить текущую стратегию давления, то хотя бы перехватить её управление.
Параллельно нагнетается эмоциональный фон. Недавнее высказывание вице-президента США Джей Ди Вэнса, назвавшего китайцев “крестьянами”, вызвало резкую реакцию в Пекине — как проявление стратегического неуважения. Американская дипломатия всё чаще принимает нарочито оскорбительную форму, где символический удар используется как инструмент демонтажа доверия. Это усиливает ощущение, что конфликт становится экзистенциальным.
КНР со своей стороны демонстрирует, что готова идти до конца. Пекин осознаёт, что его вынуждают выбрать между полной интеграцией в новую англосаксонскую архитектуру (на условиях Вашингтона) или формированием альтернативного блока, где торговля будет вторична по отношению к политической лояльности. Китаю придется сделать выбор: или принять условия новой сделки, где тарифы — лишь часть матрицы, или окончательно перейти в статус технологической и торговой автаркии. Очевидно, что глобальная торговая война - Не экономического кризиса, а новой архитектуры мира, где торговля будет подчинена интересам различных блоков
Процесс демонтажа глобального мира, созданного в 1990-х стремительно ускоряется. Тогда США, Китай и ЕС играли в одну игру: либерализация, доллар, ВТО, наднациональные механизмы. Сегодня идёт торг о судьбе этих инструментов. Торговая война — это обложка, под которой решается, в каком виде завершится распад нынешней системы, кто станет центром нового суверенитета.
Когда США объявляют о пошлинах в 104% на китайские товары, это больше, чем агрессивный тарифный манёвр, это форма давления на идентичность оппонента, приглашение к диалогу в совершенно иной системе координат. Пекин уже отвечал симметрично: тарифы 34% на американскую продукцию, ограничения на экспорт редкоземельных металлов. Заявления Трампа о том, что торговая война — это форма переговоров по темам "далеко выходящим за пределы торговли", не метафора, а прямое указание на суть происходящего. Речь идёт о перераспределении сфер влияния, о праве определять будущее устройство мировой логистики, валютного контроля, цифрового суверенитета.
Эта модель давления основана на асимметрии восприятия. Китай мыслит категориями суверенитета, производственных цепочек, управляемого капитализма. Америка Трампа — категориями подчинения через санкции, валюту, технологию. Поэтому пошлины в 104% — это не про экономику как таковую. Это про отказ признавать за Китаем статус равноправного участника системы. Китай рассматривается не как партнер, а как объект трансформации. Именно в этом контексте следует понимать и включение в повестку переговоров тем, не связанных с тарифами напрямую: безопасность Тайваня, контроль над ИИ, геоэкономические альянсы с Европой и БРИКС+, стратегический нейтралитет на Ближнем Востоке. В частности, одной из скрытых задач Белого дома может быть принуждение ФРС к снижению ключевой ставки — на случай возможного вывода Китаем капитала из американской экономики. Дешёвые деньги позволят США обслужить триллионы долгов по трежерис на других условиях, минимизировав эффект от бегства капитала.
На этом фоне сенатор-демократ Рон Уайден выдвинул инициативу об отмене пошлин, введённых Трампом, рассчитывая не столько на экономический эффект, сколько на политический. Демократы намерены спровоцировать конфликт внутри Республиканской партии, расшатать вертикаль Трампа и вернуть контроль над повесткой. Фактически Deep State и Демпартия делают ставку на параллельную игру — если не обрушить текущую стратегию давления, то хотя бы перехватить её управление.
Параллельно нагнетается эмоциональный фон. Недавнее высказывание вице-президента США Джей Ди Вэнса, назвавшего китайцев “крестьянами”, вызвало резкую реакцию в Пекине — как проявление стратегического неуважения. Американская дипломатия всё чаще принимает нарочито оскорбительную форму, где символический удар используется как инструмент демонтажа доверия. Это усиливает ощущение, что конфликт становится экзистенциальным.
КНР со своей стороны демонстрирует, что готова идти до конца. Пекин осознаёт, что его вынуждают выбрать между полной интеграцией в новую англосаксонскую архитектуру (на условиях Вашингтона) или формированием альтернативного блока, где торговля будет вторична по отношению к политической лояльности. Китаю придется сделать выбор: или принять условия новой сделки, где тарифы — лишь часть матрицы, или окончательно перейти в статус технологической и торговой автаркии. Очевидно, что глобальная торговая война - Не экономического кризиса, а новой архитектуры мира, где торговля будет подчинена интересам различных блоков
09.04.202507:34
#элиты
Иркутская область в преддверии местных выборов стала в узловой точкой скрытого, но стратегически значимого противостояния между разными моделями управления регионом — центростремительной вертикалью и олигархическим влиянием, маскирующимся под электоральную альтернативу.
Олигарх Олег Дерипаска может сделать ставку на бывшего губернатора-коммуниста Сергея Левченко, с которым уже ведутся переговоры о поддержке на выборах. Для олигарха это не только возможность вернуть влияние, но и реванш за принятые меры, существенно ограничившие экономическую активность его структур.
Кобзев пролоббировал шестилетний мораторий на майнинговую деятельность в южной части региона. Этот шаг был мотивирован необходимостью разгрузки энергосистемы и защиты социально значимой инфраструктуры от перегрузок. Но де-факто он стал ударом по интересам бизнес-структур, ранее активно использовавших дешёвую электроэнергию для масштабной добычи криптовалюты — одной из таких была Иркутская электросетевая компания, связанная с интересами Дерипаски.
В этой ситуации неслучайным выглядит недавний инцидент с заместителем гендиректора этой компании Алексеем Дробашенко, который вел кампанию против главы региона. По решению суда, он оштрафован за дискредитацию российской армии. В регионе это трактуется как ответный политический сигнал со стороны губернатора, демонстрирующего, что кампания против него не останется без реакции.
Более того, эксперты не исключают, что штраф может перерасти в уголовное дело, если атаки на действующую власть продолжатся. Таким образом, конфликт начинает приобретать не только административный, но и силовой аспект. Информационные атаки на Кобзева, запущенные через аффилированные Telegram-каналы и сетевые структуры, приобретают признаки системной кампании. Но здесь возникает ключевой риск для Левченко — возвращение в повестку в тандеме с олигархическим лобби вряд ли укрепит его политическую легитимность.
Более того, после известных федеральных трендов на «очистку» региональных политических процессов от бизнес-зависимости, попытка Дерипаски встроиться в кампанию может привести к усиленному вниманию со стороны надзорных структур. Именно поэтому ключевым становится не только удержание политической инициативы, но и формирование нового типа субъектности региона не как объекта частных интересов, а как интегральной части общего пространства развития страны.
Иркутская область в преддверии местных выборов стала в узловой точкой скрытого, но стратегически значимого противостояния между разными моделями управления регионом — центростремительной вертикалью и олигархическим влиянием, маскирующимся под электоральную альтернативу.
Олигарх Олег Дерипаска может сделать ставку на бывшего губернатора-коммуниста Сергея Левченко, с которым уже ведутся переговоры о поддержке на выборах. Для олигарха это не только возможность вернуть влияние, но и реванш за принятые меры, существенно ограничившие экономическую активность его структур.
Кобзев пролоббировал шестилетний мораторий на майнинговую деятельность в южной части региона. Этот шаг был мотивирован необходимостью разгрузки энергосистемы и защиты социально значимой инфраструктуры от перегрузок. Но де-факто он стал ударом по интересам бизнес-структур, ранее активно использовавших дешёвую электроэнергию для масштабной добычи криптовалюты — одной из таких была Иркутская электросетевая компания, связанная с интересами Дерипаски.
В этой ситуации неслучайным выглядит недавний инцидент с заместителем гендиректора этой компании Алексеем Дробашенко, который вел кампанию против главы региона. По решению суда, он оштрафован за дискредитацию российской армии. В регионе это трактуется как ответный политический сигнал со стороны губернатора, демонстрирующего, что кампания против него не останется без реакции.
Более того, эксперты не исключают, что штраф может перерасти в уголовное дело, если атаки на действующую власть продолжатся. Таким образом, конфликт начинает приобретать не только административный, но и силовой аспект. Информационные атаки на Кобзева, запущенные через аффилированные Telegram-каналы и сетевые структуры, приобретают признаки системной кампании. Но здесь возникает ключевой риск для Левченко — возвращение в повестку в тандеме с олигархическим лобби вряд ли укрепит его политическую легитимность.
Более того, после известных федеральных трендов на «очистку» региональных политических процессов от бизнес-зависимости, попытка Дерипаски встроиться в кампанию может привести к усиленному вниманию со стороны надзорных структур. Именно поэтому ключевым становится не только удержание политической инициативы, но и формирование нового типа субъектности региона не как объекта частных интересов, а как интегральной части общего пространства развития страны.
08.04.202518:37
#мнение
Идея о том, что Дональд Трамп разрушает устоявшиеся алгоритмы и предлагает «длинные решения» вместо клипового реагирования на рынок, звучит убедительно только в теории. На практике же действия Трампа нередко показывают эклектичный подход к управлению, построенный на спонтанности, внутреннем PR-эффекте и тактической дезориентации соперников. Временной горизонт здесь — не десятилетия, а электоральный цикл.
Реакция на ситуативные колебания рынков — это не следствие деградации анализа, а адаптация к новой скорости принятия решений в глобализированном мире. Волатильность и скорость распространения сигналов — объективная среда, в которой экономическая и политическая экспертиза просто обязана быть динамичной. В текущей архитектуре информационной войны, где каждый сигнал может стать триггером для капитала, повестки и геополитических последствий.
Сравнивать политические процессы в США и России не совсем корректно, что касается «долгого государства Путина», то здесь действительно можно говорить о формировании особой модели стратегического управления, которая сознательно выходит за рамки электоральной логики и ситуативного реагирования. В этом подходе есть элементы системного планирования, институциональной преемственности и установки на цивилизационный горизонт — то, что всё чаще становится дефицитом на Западе. В сравнении с этим трампизм, несмотря на риторику «разумного консерватизма» и стремление к стратегическим сдвигам, всё же остаётся заложником американской политической культуры: высокоэмоциональной, медийно-зависимой и подверженной постоянной перезагрузке через выборы. Поэтому, несмотря на схожие декларации, «долгое государство Путина» и трампизм — это разные ответы на разный исторический вызов.
https://t.me/Chesnakov/6465
Идея о том, что Дональд Трамп разрушает устоявшиеся алгоритмы и предлагает «длинные решения» вместо клипового реагирования на рынок, звучит убедительно только в теории. На практике же действия Трампа нередко показывают эклектичный подход к управлению, построенный на спонтанности, внутреннем PR-эффекте и тактической дезориентации соперников. Временной горизонт здесь — не десятилетия, а электоральный цикл.
Реакция на ситуативные колебания рынков — это не следствие деградации анализа, а адаптация к новой скорости принятия решений в глобализированном мире. Волатильность и скорость распространения сигналов — объективная среда, в которой экономическая и политическая экспертиза просто обязана быть динамичной. В текущей архитектуре информационной войны, где каждый сигнал может стать триггером для капитала, повестки и геополитических последствий.
Сравнивать политические процессы в США и России не совсем корректно, что касается «долгого государства Путина», то здесь действительно можно говорить о формировании особой модели стратегического управления, которая сознательно выходит за рамки электоральной логики и ситуативного реагирования. В этом подходе есть элементы системного планирования, институциональной преемственности и установки на цивилизационный горизонт — то, что всё чаще становится дефицитом на Западе. В сравнении с этим трампизм, несмотря на риторику «разумного консерватизма» и стремление к стратегическим сдвигам, всё же остаётся заложником американской политической культуры: высокоэмоциональной, медийно-зависимой и подверженной постоянной перезагрузке через выборы. Поэтому, несмотря на схожие декларации, «долгое государство Путина» и трампизм — это разные ответы на разный исторический вызов.
https://t.me/Chesnakov/6465
08.04.202517:18
#тренды #смыслы
Пока ИИ в мире становится не просто алгоритмом, а частью архитектуры принятия решений — от электоральной аналитики до кризисного управления, — в России его всё ещё обсуждают как технологическую экзотику, повод для вдохновлённой панели, но не как операционный ресурс.
Конференция РАПК «Искусственный интеллект в социальной архитектуре и политическом консалтинге» это подтвердила: обсуждение было скорее о возможностях и опасениях, чем о процедурах и внедрении. За пределами России ситуация диаметрально противоположная. В США, Китае, Израиле, ОАЭ — искусственный интеллект уже не тема панельных сессий, а элемент контура управления. Он встроен в институциональную цепочку: прогнозирует протесты, управляет кредитным скорингом, моделирует информационные аномалии в предвыборных циклах, выстраивает сетевые диаграммы общественных настроений в реальном времени. Там, где ИИ становится модулем внутри архитектуры принятия решений, Россия всё ещё обсуждает, не нарушит ли это «принцип живого общения».
Уровень профессионального разговора на конференции колебался от разумной прагматики (нужна регуляторная среда, стандарты качества данных, этические рамки) до наивного гуманизма: «ИИ не заменит человека», «важно не забыть про эмоции». В это время крупнейшие глобальные игроки давно делегировали ИИ не просто обработку данных, а архитектуру репутационного и электорального влияния. Когда американский политконсалтинг тестирует эмоциональные отклики на визуальный контент в real-time, у нас опасаются, что GPT неправильно распознает мем.
Но дело не только в страхах. Речь идёт о кадровой и институциональной инерции. Российская политическая машина до сих пор базируется на вертикали смыслов — с жёстким управлением нарративом, ручной работой с аудиторией, бумажной агитацией. ИИ в таком контуре может быть помощником (для персонализации контента, автоматизации отчётности, ведения чат-ботов), но не партнёром. Потому что партнёр — это уже распределённая модель принятия решений. А с этим — проблема. Всё, что выходит за пределы привычной иерархии, воспринимается как угроза, а не как модернизация.
Даже тема регуляции подана с отставанием. В то время как в ЕС и ОАЭ создаются цифровые «песочницы» (sandbox-зоны), где можно тестировать ИИ в управленческих задачах с минимальными юридическими рисками, в российском правовом поле всё сводится к запретам и ответственности. Закон не догоняет технологии, потому что никто не хочет, чтобы догнал.
ИИ не противник консультанта. ИИ — инструмент, который может избавить консультанта от шаблонов, от переоценки собственной интуиции, от медлительности анализа. Но если политическая машина строится на страхе потерять ручной контроль, никакая нейросеть не станет её частью.
Сегодня ИИ — не просто «модная тема», а уже механизм перераспределения управленческой субъектности. Там, где его воспринимают как полноценного игрока, меняется сам контур власти. Россия в этом процессе пока стоит в стороне. Вопрос в том, надолго ли. И не станет ли отставание в институционализации ИИ тем, что зафиксирует страну в статусе догоняющего даже не экономически, а управленчески.
https://russia.ru/news/v-nc-rossiia-prosla-professionalnaia-konferenciia-rapk-ob-iskusstvennom-intellekte-v-politike?utm_source=google.com&utm_medium=organic&utm_campaign=google.com&utm_referrer=google.com
Пока ИИ в мире становится не просто алгоритмом, а частью архитектуры принятия решений — от электоральной аналитики до кризисного управления, — в России его всё ещё обсуждают как технологическую экзотику, повод для вдохновлённой панели, но не как операционный ресурс.
Конференция РАПК «Искусственный интеллект в социальной архитектуре и политическом консалтинге» это подтвердила: обсуждение было скорее о возможностях и опасениях, чем о процедурах и внедрении. За пределами России ситуация диаметрально противоположная. В США, Китае, Израиле, ОАЭ — искусственный интеллект уже не тема панельных сессий, а элемент контура управления. Он встроен в институциональную цепочку: прогнозирует протесты, управляет кредитным скорингом, моделирует информационные аномалии в предвыборных циклах, выстраивает сетевые диаграммы общественных настроений в реальном времени. Там, где ИИ становится модулем внутри архитектуры принятия решений, Россия всё ещё обсуждает, не нарушит ли это «принцип живого общения».
Уровень профессионального разговора на конференции колебался от разумной прагматики (нужна регуляторная среда, стандарты качества данных, этические рамки) до наивного гуманизма: «ИИ не заменит человека», «важно не забыть про эмоции». В это время крупнейшие глобальные игроки давно делегировали ИИ не просто обработку данных, а архитектуру репутационного и электорального влияния. Когда американский политконсалтинг тестирует эмоциональные отклики на визуальный контент в real-time, у нас опасаются, что GPT неправильно распознает мем.
Но дело не только в страхах. Речь идёт о кадровой и институциональной инерции. Российская политическая машина до сих пор базируется на вертикали смыслов — с жёстким управлением нарративом, ручной работой с аудиторией, бумажной агитацией. ИИ в таком контуре может быть помощником (для персонализации контента, автоматизации отчётности, ведения чат-ботов), но не партнёром. Потому что партнёр — это уже распределённая модель принятия решений. А с этим — проблема. Всё, что выходит за пределы привычной иерархии, воспринимается как угроза, а не как модернизация.
Даже тема регуляции подана с отставанием. В то время как в ЕС и ОАЭ создаются цифровые «песочницы» (sandbox-зоны), где можно тестировать ИИ в управленческих задачах с минимальными юридическими рисками, в российском правовом поле всё сводится к запретам и ответственности. Закон не догоняет технологии, потому что никто не хочет, чтобы догнал.
ИИ не противник консультанта. ИИ — инструмент, который может избавить консультанта от шаблонов, от переоценки собственной интуиции, от медлительности анализа. Но если политическая машина строится на страхе потерять ручной контроль, никакая нейросеть не станет её частью.
Сегодня ИИ — не просто «модная тема», а уже механизм перераспределения управленческой субъектности. Там, где его воспринимают как полноценного игрока, меняется сам контур власти. Россия в этом процессе пока стоит в стороне. Вопрос в том, надолго ли. И не станет ли отставание в институционализации ИИ тем, что зафиксирует страну в статусе догоняющего даже не экономически, а управленчески.
https://russia.ru/news/v-nc-rossiia-prosla-professionalnaia-konferenciia-rapk-ob-iskusstvennom-intellekte-v-politike?utm_source=google.com&utm_medium=organic&utm_campaign=google.com&utm_referrer=google.com
Records
09.04.202516:44
388.2KSubscribers28.02.202523:59
7250Citation index30.01.202523:59
270.9KAverage views per post30.01.202513:11
558.2KAverage views per ad post09.01.202523:59
4.31%ER11.08.202417:39
105.90%ERRGrowth
Subscribers
Citation index
Avg views per post
Avg views per ad post
ER
ERR
Log in to unlock more functionality.