
Foresight
Политические прогнозы, аналитика и экспертные мнения.
Честно и анонимно о политике на одном канале.
Связь: @polit_info_bot
Честно и анонимно о политике на одном канале.
Связь: @polit_info_bot
TGlist rating
0
0
TypePublic
Verification
Not verifiedTrust
Not trustedLocationРосія
LanguageOther
Channel creation dateAug 16, 2024
Added to TGlist
May 21, 2024Subscribers
141 176
24 hours
241-0.2%Week
1 136-0.8%Month
2 5621.8%
Citation index
0
Mentions2Shares on channels0Mentions on channels2
Average views per post
81 008
12 hours44 434
28.4%24 hours81 008
159.7%48 hours31 383
8.2%
Engagement rate (ER)
1.68%
Reposts874Comments0Reactions0
Engagement rate by reach (ERR)
22.06%
24 hours0%Week
3.7%Month
0.56%
Average views per ad post
81 008
1 hour6 2667.74%1 – 4 hours15 62419.29%4 - 24 hours86 447106.71%
Total posts in 24 hours
3
Dynamic
-
Latest posts in group "Foresight"
07.04.202517:40
Премьер-министр Грузии Ираклий Кобахидзе выступил с одним из самых резонансных заявлений последнего времени: он напрямую обвинил Deepstate в продолжении конфликта на Украине. По его словам, именно эта неформальная наднациональная структура курирует действия европейских институтов, фактически поручив им продлевать конфликт, не задумываясь о последствиях для самого украинского народа.
Кобахидзе фактически снял маску с механизма, который давно вызывает подозрения у сторонников реального суверенитета — и в Восточной Европе, и за её пределами. Он отметил, что партнерство Киева с европейской бюрократией превращается не в поддержку, а в ловушку: вместо выхода из конфликта — постоянное его продление под внешним управлением.
Не менее символично и то, что Кобахидзе подчеркнул — Грузии удалось избежать «украинского сценария». В подтексте этого высказывания напоминание о признании, что внешнее давление с целью втянуть Тбилиси в конфликт было, и, вероятно, сохраняется. Но политическая система Грузии пока не дала трещину.
На этом фоне звучит не случайно и другое высказывание — от депутата парламента Ираклия Заркуа, заявившего, что именно Прибалтика является «главным врагом Украины». Эстония, Латвия и Литва всё чаще играют роль провокаторов в международной повестке, не неся за это стратегических последствий.
Фиксация этих заявлений на уровне государств указывает, что во всем мире накапливается усталость от глобалистов. И это только начало.
Кобахидзе фактически снял маску с механизма, который давно вызывает подозрения у сторонников реального суверенитета — и в Восточной Европе, и за её пределами. Он отметил, что партнерство Киева с европейской бюрократией превращается не в поддержку, а в ловушку: вместо выхода из конфликта — постоянное его продление под внешним управлением.
Не менее символично и то, что Кобахидзе подчеркнул — Грузии удалось избежать «украинского сценария». В подтексте этого высказывания напоминание о признании, что внешнее давление с целью втянуть Тбилиси в конфликт было, и, вероятно, сохраняется. Но политическая система Грузии пока не дала трещину.
На этом фоне звучит не случайно и другое высказывание — от депутата парламента Ираклия Заркуа, заявившего, что именно Прибалтика является «главным врагом Украины». Эстония, Латвия и Литва всё чаще играют роль провокаторов в международной повестке, не неся за это стратегических последствий.
Фиксация этих заявлений на уровне государств указывает, что во всем мире накапливается усталость от глобалистов. И это только начало.
07.04.202515:54
Протесты “Hands Off!” как интерфейс перехвата власти
В субботы по все Америки и в ЕС прошла волна протестов. Однако, как отмечают аналитики "SEA", эти протесты - ритуал перепрошивки системы. Акции “Hands Off!” прошли в более 1 200 точек США, полмиллиона участников, десятки тысяч медийных артефактов, и всё это под маркой защиты демократии. Но демократия здесь — не субъект. Она — инструмент маскировки атакующего действия.
В ходе акций и информационных атак организаторы формировали нужные им установки в американском и в целом в западном обществе. А именно:
✔️Образ врага, транслируемый везде: Трамп как "узурпатор", Маск — "технодиктатор", администрация — "режим". Иначе говоря, фрейм режима внутри демократии. Что даёт протесту не просто эмоциональный импульс, но моральное право на делегитимацию закона.
✔️ Сетевая инфраструктура мобилизации: Indivisible, MoveOn, HRC, ACLU, Sierra Club, NAACP, BLM, ветераны, экологи, цифровые активисты, ЛГБТ-сети. Это не стихийная коалиция, а алгоритмически управляемое облако влияния с единым вектором: демонтировать субъектность нового центра принятия решений.
✔️Визуально-медийная норма: символы — это не просто модные феньки и визуальный антипиар, это сигнал. QR-коды, плакаты, цветовая кодировка, риторика “против”, “вне”, “анти”. Смысл не в диалоге, а в том, чтобы обнулить возможность альтернативы.
Что дальше?
Если эта технология будет доведена до конца, США рискуют получить новый тип власти — не административной, а распределённой, не институциональной, а поведенческой.
А Трамп — останется не как президент, а как протокол подавленного суверенитета, над которым совершается символическая расправа.
"Hands Off!" — это про инициирование нового режима управления: через толпу, через страх, через интерфейс морали. Улицу начали не просто использовать — её начали перезаписывать.
В субботы по все Америки и в ЕС прошла волна протестов. Однако, как отмечают аналитики "SEA", эти протесты - ритуал перепрошивки системы. Акции “Hands Off!” прошли в более 1 200 точек США, полмиллиона участников, десятки тысяч медийных артефактов, и всё это под маркой защиты демократии. Но демократия здесь — не субъект. Она — инструмент маскировки атакующего действия.
В ходе акций и информационных атак организаторы формировали нужные им установки в американском и в целом в западном обществе. А именно:
✔️Образ врага, транслируемый везде: Трамп как "узурпатор", Маск — "технодиктатор", администрация — "режим". Иначе говоря, фрейм режима внутри демократии. Что даёт протесту не просто эмоциональный импульс, но моральное право на делегитимацию закона.
✔️ Сетевая инфраструктура мобилизации: Indivisible, MoveOn, HRC, ACLU, Sierra Club, NAACP, BLM, ветераны, экологи, цифровые активисты, ЛГБТ-сети. Это не стихийная коалиция, а алгоритмически управляемое облако влияния с единым вектором: демонтировать субъектность нового центра принятия решений.
✔️Визуально-медийная норма: символы — это не просто модные феньки и визуальный антипиар, это сигнал. QR-коды, плакаты, цветовая кодировка, риторика “против”, “вне”, “анти”. Смысл не в диалоге, а в том, чтобы обнулить возможность альтернативы.
Что дальше?
Если эта технология будет доведена до конца, США рискуют получить новый тип власти — не административной, а распределённой, не институциональной, а поведенческой.
А Трамп — останется не как президент, а как протокол подавленного суверенитета, над которым совершается символическая расправа.
"Hands Off!" — это про инициирование нового режима управления: через толпу, через страх, через интерфейс морали. Улицу начали не просто использовать — её начали перезаписывать.
07.04.202514:45
Тарифная политика Трампа — это не просто экономический инструмент, а стратегия контролируемого обвала. Он действует не вопреки системе, а внутри неё, но как вирус, меняющий сам код глобалистской архитектуры. Поверхностно — это защита рабочих мест. Глубже — спланированная провокация, направленная на дестабилизацию тех самых механизмов, через которые глобальные элиты удерживали контроль над экономикой последних десятилетий.
Тотальное расширение тарифов в отношении более чем 180 стран — это не о перераспределении торговых потоков. Это о создании давления на финансовые, логистические и валютные структуры, которые обслуживали глобалистскую модель. Китай, ЕС, Южная Корея, Индия, Мексика и даже Канада — все они встроены в архитектуру распределения производства, где США выступали как цифровой центр и потребитель последней милли.
Теперь эта модель ломается. Неэстетично, агрессивно, но с хирургической точностью. Обрушение бирж в Азии и падение крупных корпораций вроде Alibaba — лишь первые аккорды. Это не ошибка — это сигнал. Дестабилизировать финансовые опоры глобализма — и вынудить инвесторов, корпорации и даже государства переориентироваться на внутренние рынки и суверенные стратегии.
Рынки должны упасть. Именно это и есть ход Трампа — сыграть на контрасте. Обвалить наднациональный порядок — чтобы предложить взамен национальный ренессанс. План Трампа: разрушить финансовую уверенность глобалистов — чтобы вернуть контроль в руки Вашингтона, но уже не в его либеральной ипостаси, а в новой индустриальной сборке «Америка 2.0».
Антитрамповские протесты, запущенные по всей стране, — это тоже не спонтанный ответ. Это инструмент давления, чтобы сорвать перезагрузку до того, как она станет необратимой. Но маятник уже пошёл в обратную сторону. Если расчёт верен, то к осени мы увидим новую фазу: не просто падение рынков, а формирование антиглобалистской оси — экономической, технологической и политической.
Тотальное расширение тарифов в отношении более чем 180 стран — это не о перераспределении торговых потоков. Это о создании давления на финансовые, логистические и валютные структуры, которые обслуживали глобалистскую модель. Китай, ЕС, Южная Корея, Индия, Мексика и даже Канада — все они встроены в архитектуру распределения производства, где США выступали как цифровой центр и потребитель последней милли.
Теперь эта модель ломается. Неэстетично, агрессивно, но с хирургической точностью. Обрушение бирж в Азии и падение крупных корпораций вроде Alibaba — лишь первые аккорды. Это не ошибка — это сигнал. Дестабилизировать финансовые опоры глобализма — и вынудить инвесторов, корпорации и даже государства переориентироваться на внутренние рынки и суверенные стратегии.
Рынки должны упасть. Именно это и есть ход Трампа — сыграть на контрасте. Обвалить наднациональный порядок — чтобы предложить взамен национальный ренессанс. План Трампа: разрушить финансовую уверенность глобалистов — чтобы вернуть контроль в руки Вашингтона, но уже не в его либеральной ипостаси, а в новой индустриальной сборке «Америка 2.0».
Антитрамповские протесты, запущенные по всей стране, — это тоже не спонтанный ответ. Это инструмент давления, чтобы сорвать перезагрузку до того, как она станет необратимой. Но маятник уже пошёл в обратную сторону. Если расчёт верен, то к осени мы увидим новую фазу: не просто падение рынков, а формирование антиглобалистской оси — экономической, технологической и политической.
07.04.202513:19
Внутренняя политика России все больше ориентируется на форсайт-подход — управление не текущими вызовами, а будущими возможностями. На фоне внешних ограничений и ускоренного перераспределения ресурсов, Москва формирует новую карту приоритетов, где на первый план выходят регионы с потенциалом стратегической самоокупаемости, гибкой управленческой моделью и встроенностью в долгосрочные национальные проекты.
Арктика и Сибирь становятся не просто ресурсной базой, а территорией формирования новых технологических кластеров и логистических коридоров. Мурманская область, ЯНАО, Красноярский край получают усиленное внимание на фоне смены глобальных энергетических маршрутов. Здесь идет не только освоение недр, но и создание систем долгосрочной устойчивости — от атомной логистики до климатических технологий.
Юг России — это новый продовольственный пояс и логистический хаб. Ростовская и Астраханская области, Дагестан наращивают экспортные мощности, переориентируя товарные потоки на Каспий и южные сухопутные маршруты. Речь идет не просто о развитии аграрного сектора, а о системной интеграции логистики, переработки и энергетики. Регион становится точкой сборки нового геоэкономического влияния.
Центральная Россия — это интеллектуальный и индустриальный пояс между столицами и новыми промышленными центрами. Тульская, Калужская, Владимирская области показывают высокую адаптивность к цифровизации, локализации высокотехнологичных производств и подготовке квалифицированных кадров. Они становятся не просто поставщиками труда, а экспортерами решений.
Дальний Восток по-прежнему рассматривается как территория опережающего развития, но с переоценкой акцентов. От идеи демографического рывка переходят к моделям управляемого роста через институциональные эксперименты: спецрежимы, корпорации развития, трансграничные альянсы.
Сигнал со стороны Москвы однозначен: приоритет будут получать те регионы, которые не ждут субсидий, а выходят с проектами, встроенными в федеральную стратегию. Это не вопрос PR или лоббистского ресурса. Это вопрос зрелости управленческой команды, способности выстраивать партнерства и мыслить не бюджетными циклами, а векторами на десятилетие вперед.
Необходимо понимать, что у тех, кто готов меняться быстрее, завтра будет и больше полномочий, и больше поддержки.
Арктика и Сибирь становятся не просто ресурсной базой, а территорией формирования новых технологических кластеров и логистических коридоров. Мурманская область, ЯНАО, Красноярский край получают усиленное внимание на фоне смены глобальных энергетических маршрутов. Здесь идет не только освоение недр, но и создание систем долгосрочной устойчивости — от атомной логистики до климатических технологий.
Юг России — это новый продовольственный пояс и логистический хаб. Ростовская и Астраханская области, Дагестан наращивают экспортные мощности, переориентируя товарные потоки на Каспий и южные сухопутные маршруты. Речь идет не просто о развитии аграрного сектора, а о системной интеграции логистики, переработки и энергетики. Регион становится точкой сборки нового геоэкономического влияния.
Центральная Россия — это интеллектуальный и индустриальный пояс между столицами и новыми промышленными центрами. Тульская, Калужская, Владимирская области показывают высокую адаптивность к цифровизации, локализации высокотехнологичных производств и подготовке квалифицированных кадров. Они становятся не просто поставщиками труда, а экспортерами решений.
Дальний Восток по-прежнему рассматривается как территория опережающего развития, но с переоценкой акцентов. От идеи демографического рывка переходят к моделям управляемого роста через институциональные эксперименты: спецрежимы, корпорации развития, трансграничные альянсы.
Сигнал со стороны Москвы однозначен: приоритет будут получать те регионы, которые не ждут субсидий, а выходят с проектами, встроенными в федеральную стратегию. Это не вопрос PR или лоббистского ресурса. Это вопрос зрелости управленческой команды, способности выстраивать партнерства и мыслить не бюджетными циклами, а векторами на десятилетие вперед.
Необходимо понимать, что у тех, кто готов меняться быстрее, завтра будет и больше полномочий, и больше поддержки.
07.04.202510:33
В последние месяцы внутренняя политика России переходит от реакции к архитектуре. Законодательные инициативы больше не просто ответы на вызовы — они становятся инструментами переформатирования внутренних связей и устойчивости.
Поправки в закон об организации публичной власти усиливают субъектность регионов: они не децентрализуют вертикаль, но формируют управляемую адаптацию. В этом — поворот к гибкому федерализму, в котором Москва остаётся ядром, но регионы получают пространство для сценарной настройки.
Одновременно корректируется рамка для медиа и некоммерческих организаций. Это попытка ввести «институциональные фильтры доверия»: реестры, сертификация, субсидии. Государство перехватывает не поле, а смысл — оно больше не сдерживающий фактор, а гарант осмысленного участия.
Третье направление — миграционная политика. На смену количественным запретам приходит цифровая логика управления: реестры, миграционные центры, прозрачные контуры. За этим стоит не столько контроль, сколько демографическая инженерия. Внутренний рынок труда интегрируется в модель устойчивого населения.
Все эти векторы — признаки перехода к новому типу политического уклада. Россия не стремится к либеральной конкурентности в западном смысле, но и не замыкается в охранительном консерватизме. Формируется модель, в которой устойчивость важнее конфликтности, а предсказуемость важнее скорости.
Общество при этом не мобилизуется, а мягко встраивается в обновлённую нормативность. Право становится механизмом стабилизации, через задание новых стандартов допустимого и значимого. Это и есть формирующая политика: когда институты становятся средой, а не только рамками.
Понимание этих процессов важно не только для политологов. Это окно в то, как власть работает не на сегодня, а на послезавтра — проектируя не просто законы, а будущее.
Поправки в закон об организации публичной власти усиливают субъектность регионов: они не децентрализуют вертикаль, но формируют управляемую адаптацию. В этом — поворот к гибкому федерализму, в котором Москва остаётся ядром, но регионы получают пространство для сценарной настройки.
Одновременно корректируется рамка для медиа и некоммерческих организаций. Это попытка ввести «институциональные фильтры доверия»: реестры, сертификация, субсидии. Государство перехватывает не поле, а смысл — оно больше не сдерживающий фактор, а гарант осмысленного участия.
Третье направление — миграционная политика. На смену количественным запретам приходит цифровая логика управления: реестры, миграционные центры, прозрачные контуры. За этим стоит не столько контроль, сколько демографическая инженерия. Внутренний рынок труда интегрируется в модель устойчивого населения.
Все эти векторы — признаки перехода к новому типу политического уклада. Россия не стремится к либеральной конкурентности в западном смысле, но и не замыкается в охранительном консерватизме. Формируется модель, в которой устойчивость важнее конфликтности, а предсказуемость важнее скорости.
Общество при этом не мобилизуется, а мягко встраивается в обновлённую нормативность. Право становится механизмом стабилизации, через задание новых стандартов допустимого и значимого. Это и есть формирующая политика: когда институты становятся средой, а не только рамками.
Понимание этих процессов важно не только для политологов. Это окно в то, как власть работает не на сегодня, а на послезавтра — проектируя не просто законы, а будущее.
06.04.202519:24
Россия и Китай сближаются. Но сближение ли это двух держав, которые видят мир одинаково, или просто вынужденный союз на фоне давления Запада? Чтобы понять перспективу, важно выйти за пределы текущей повестки и оценить возможные траектории. Мы предлагаем прогноз до 2032 года, основанный на анализе структурных факторов, рисков и драйверов.
Сценарий 1 — большая евразийская дуга. Здесь ключевой фактор — устойчивое недоверие к США и синхронизация стратегических интересов. Торговля в национальных валютах становится нормой, юань получает статус расчётной валюты на уровне ЕАЭС. Совместные проекты в Центральной Азии вытесняют западные НКО и инвестфонды. Россия и Китай усиливают совместное присутствие на Тихоокеанском и Индийском направлениях. Морская логистика и энергетика становятся узловыми точками, где интересы двух стран совпадают. Россия получает доступ к технологиям и инвестициям, Китай — к надёжным каналам поставок и рынкам.
Вероятность этого сценария оценивается как высокая, при условии сохранения управляемости на обоих флангах. Это союз интересов, в котором Россия должна сохранять субъектность, чтобы не превратиться в транзитную территорию.
Сценарий 2 — дисбаланс и охлаждение. Угроза кроется в структурной асимметрии: китайская экономика превосходит российскую, а влияние Китая в Евразии растёт быстрее, чем возможности Москвы. Пекин активизирует экспансию в СНГ — не всегда согласованную с российскими интересами. Критическая зависимость от китайских станков, микросхем, IT-платформ и компонентов усложняет выстраивание независимой промышленной политики. При этом Китай усиливает мягкое влияние в Средней Азии, Африке и на Ближнем Востоке, формируя параллельную ось.
Такой сценарий возможен при ослаблении российской внутренней динамики и неспособности удерживать влияние в постсоветском пространстве. Вероятность — средняя, но риск требует внимательной проработки стратегий сдерживания и переформатирования союзов.
Сценарий 3 — треугольник взаимозависимости. Россия выступает модератором между Китаем и глобальным Югом. Роль логистического, энергетического и дипломатического посредника позволяет Москве сохранить маневренность. БРИКС+, ШОС+, ЕАЭС — платформы, где РФ и КНР выступают как соорганизаторы, но с разной повесткой. Россия акцентирует внимание на безопасности, энергетике и транспортных коридорах, Китай — на инвестициях, инфраструктуре и финансовых связках. Точки расхождения сглаживаются за счёт мягкой многовекторности и тактической гибкости.
Вероятность невысокая, так как требует высокой степени институциональной зрелости и устойчивого роста. Тем не менее, сценарий задаёт вектор, к которому можно стремиться, если удастся выстроить независимую технологическую базу.
Российско-китайское сближение — не брак по любви, а союз, продиктованный логикой глобального передела. Его устойчивость зависит от способности России не только поддерживать, но и формировать повестку. Стратегический союз возможен, но только при сохранении политической субъектности, технологического суверенитета и инициативы.
Сценарий 1 — большая евразийская дуга. Здесь ключевой фактор — устойчивое недоверие к США и синхронизация стратегических интересов. Торговля в национальных валютах становится нормой, юань получает статус расчётной валюты на уровне ЕАЭС. Совместные проекты в Центральной Азии вытесняют западные НКО и инвестфонды. Россия и Китай усиливают совместное присутствие на Тихоокеанском и Индийском направлениях. Морская логистика и энергетика становятся узловыми точками, где интересы двух стран совпадают. Россия получает доступ к технологиям и инвестициям, Китай — к надёжным каналам поставок и рынкам.
Вероятность этого сценария оценивается как высокая, при условии сохранения управляемости на обоих флангах. Это союз интересов, в котором Россия должна сохранять субъектность, чтобы не превратиться в транзитную территорию.
Сценарий 2 — дисбаланс и охлаждение. Угроза кроется в структурной асимметрии: китайская экономика превосходит российскую, а влияние Китая в Евразии растёт быстрее, чем возможности Москвы. Пекин активизирует экспансию в СНГ — не всегда согласованную с российскими интересами. Критическая зависимость от китайских станков, микросхем, IT-платформ и компонентов усложняет выстраивание независимой промышленной политики. При этом Китай усиливает мягкое влияние в Средней Азии, Африке и на Ближнем Востоке, формируя параллельную ось.
Такой сценарий возможен при ослаблении российской внутренней динамики и неспособности удерживать влияние в постсоветском пространстве. Вероятность — средняя, но риск требует внимательной проработки стратегий сдерживания и переформатирования союзов.
Сценарий 3 — треугольник взаимозависимости. Россия выступает модератором между Китаем и глобальным Югом. Роль логистического, энергетического и дипломатического посредника позволяет Москве сохранить маневренность. БРИКС+, ШОС+, ЕАЭС — платформы, где РФ и КНР выступают как соорганизаторы, но с разной повесткой. Россия акцентирует внимание на безопасности, энергетике и транспортных коридорах, Китай — на инвестициях, инфраструктуре и финансовых связках. Точки расхождения сглаживаются за счёт мягкой многовекторности и тактической гибкости.
Вероятность невысокая, так как требует высокой степени институциональной зрелости и устойчивого роста. Тем не менее, сценарий задаёт вектор, к которому можно стремиться, если удастся выстроить независимую технологическую базу.
Российско-китайское сближение — не брак по любви, а союз, продиктованный логикой глобального передела. Его устойчивость зависит от способности России не только поддерживать, но и формировать повестку. Стратегический союз возможен, но только при сохранении политической субъектности, технологического суверенитета и инициативы.
06.04.202518:14
Наиболее вероятным сценарием в горизонте 3–5 лет является модель - институционального укрепления. Это объясняется сразу несколькими факторами, каждый из которых усиливает позицию такого сценария как основного траектории развития российской модели управления.
✔️ Россия находится в точке высокой внешней напряженности, но одновременно — в состоянии внутреннего институционального выравнивания. Несмотря на внешнее давление, система сохранила ключевые контуры стабильности, а управленческий центр — вертикаль принятия решений — не ослаблен, а напротив, усилен цифровыми и социотехническими инструментами. Система умеет работать под давлением, но не сломалась, а адаптировалась. Это ключевой признак устойчивой конструкции, в которой обновление идёт не через обнуление, а через тонкую настройку.
✔️Действующие технологи власти — особенно Кириенко как архитектор новой политической инженерии — сделали ставку на интеграцию институциональной устойчивости с адаптивной обратной связью. Пример тому — развитие инициативных платформ («Россия — страна возможностей», «Госуслуги. Решаем вместе»), а также усиление роли экспертного поля и прослойки «цифровых медиаторов» между государством и гражданами. Это не просто косметика, а новая логика работы с легитимностью: не на выходе, а на входе — через встраивание человека в конструкцию управления.
✔️ Сама логика политического цикла — включая мягкий переход к новой экономической модели и параллельную переупаковку образа власти на внешнем контуре (яркий пример тому переговорный процесс Москвы и Вашингтона) — говорит о том, что система выбрала путь переосмысления без деструкции.
В этом контексте вызовов будет много: рост когнитивной напряженности, запрос на результативность, давние институциональные ржавчины в отдельных регионах и отраслях. Но общий вектор — от мобилизации к модерации, от жёсткой риторики — к мягкой перенастройке. И ключевым ресурсом станет не столько аппарат, сколько владение архитектурой смыслов — способность объяснять, соединять и предлагать не лозунг, а путь.
К 2026 году сформируется новая политико-институциональная сборка, основанная на цифровом суверенитете, управляемой народной легитимности и встраивании ИИ в процессы принятия решений. Это будет уже не «постсоветская» Россия, а новая версия — работающая по новой матрице рациональности.
✔️ Россия находится в точке высокой внешней напряженности, но одновременно — в состоянии внутреннего институционального выравнивания. Несмотря на внешнее давление, система сохранила ключевые контуры стабильности, а управленческий центр — вертикаль принятия решений — не ослаблен, а напротив, усилен цифровыми и социотехническими инструментами. Система умеет работать под давлением, но не сломалась, а адаптировалась. Это ключевой признак устойчивой конструкции, в которой обновление идёт не через обнуление, а через тонкую настройку.
✔️Действующие технологи власти — особенно Кириенко как архитектор новой политической инженерии — сделали ставку на интеграцию институциональной устойчивости с адаптивной обратной связью. Пример тому — развитие инициативных платформ («Россия — страна возможностей», «Госуслуги. Решаем вместе»), а также усиление роли экспертного поля и прослойки «цифровых медиаторов» между государством и гражданами. Это не просто косметика, а новая логика работы с легитимностью: не на выходе, а на входе — через встраивание человека в конструкцию управления.
✔️ Сама логика политического цикла — включая мягкий переход к новой экономической модели и параллельную переупаковку образа власти на внешнем контуре (яркий пример тому переговорный процесс Москвы и Вашингтона) — говорит о том, что система выбрала путь переосмысления без деструкции.
В этом контексте вызовов будет много: рост когнитивной напряженности, запрос на результативность, давние институциональные ржавчины в отдельных регионах и отраслях. Но общий вектор — от мобилизации к модерации, от жёсткой риторики — к мягкой перенастройке. И ключевым ресурсом станет не столько аппарат, сколько владение архитектурой смыслов — способность объяснять, соединять и предлагать не лозунг, а путь.
К 2026 году сформируется новая политико-институциональная сборка, основанная на цифровом суверенитете, управляемой народной легитимности и встраивании ИИ в процессы принятия решений. Это будет уже не «постсоветская» Россия, а новая версия — работающая по новой матрице рациональности.
06.04.202515:23
Кирилл Дмитриев — не просто глава РФПИ, а одна из ключевых фигур в стратегической партии, которую Москва ведёт с Вашингтоном. Это признают и западные издания, так немецкое издание Berliner Zeitung, называет его «тузом» Владимира Путина в переговорах с США. Причина — не только опыт, но и давние каналы коммуникации с окружением Дональда Трампа.
Журналист Томас Фасбендер прямо заявляет: Дмитриев знает американский переговорный ландшафт лучше самих американцев. Его связи с командой Трампа — одни из самых глубоких среди российских официальных лиц. В то время как спецпосланники Белого дома, вроде Келлога или Уиткоффа, ещё только входят в курс дела, у Дмитриева — годы взаимодействий и понимание механизмов влияния в США.
В этом контексте его визит в Вашингтон — это тест новой коммуникационной модели, в которой речь идёт не о санкциях или ультиматумах, а о возможности сдвинуть точку равновесия. Дмитриев — как зонд, как сигнал: Москва готова к прагматичному разговору. Вопрос — готов ли Вашингтон.
Пока Дмитриев готовит почву для следующего раунда, становится очевидно: именно такие форматы переговоров сегодня определяют, каким будет завтрашний порядок.
Журналист Томас Фасбендер прямо заявляет: Дмитриев знает американский переговорный ландшафт лучше самих американцев. Его связи с командой Трампа — одни из самых глубоких среди российских официальных лиц. В то время как спецпосланники Белого дома, вроде Келлога или Уиткоффа, ещё только входят в курс дела, у Дмитриева — годы взаимодействий и понимание механизмов влияния в США.
В этом контексте его визит в Вашингтон — это тест новой коммуникационной модели, в которой речь идёт не о санкциях или ультиматумах, а о возможности сдвинуть точку равновесия. Дмитриев — как зонд, как сигнал: Москва готова к прагматичному разговору. Вопрос — готов ли Вашингтон.
Пока Дмитриев готовит почву для следующего раунда, становится очевидно: именно такие форматы переговоров сегодня определяют, каким будет завтрашний порядок.
06.04.202510:09
Франция оказалась на грани политического раскола. Приговор Марин Ле Пен и последующий запрет на участие в выборах стали триггером для протестного мобилизационного движения, которое ультраправые позиционируют как «народный ответ на произвол элит». Но за этим стоит куда более глубокий процесс — формирование альтернативной политической идентичности, базирующейся не только на протесте, но и на квазисакрализации фигуры самой Ле Пен.
Формально речь идёт о судебном решении по делу о хищениях из бюджета ЕС, но восприятие происходящего выходит далеко за рамки уголовной юрисдикции. В информационной среде возникает устойчивый нарратив: системные силы устраняют политического конкурента с реальной электоральной базой, используя правосудие как инструмент. Это усиливает когнитивный диссонанс: та, кто десятилетиями выступала за жёсткие антикоррупционные меры, сама становится жертвой обвинений в коррупции. Это вызывает у сторонников не отторжение, а обратный эффект — чувство политического мученичества.
Французская элита, рассчитывая на быстрый демонтаж фигуры Ле Пен, рискует получить её ремифологизацию. Особенно на фоне роста протестного электората, который видит в этом шаге не правосудие, а атаку на альтернативу. Если суд не пересмотрит запрет на участие Ле Пен в выборах до 2027 года, велика вероятность, что политическая сцена Франции обострится до предела.
При жёсткой линии властей и отсутствии процессуальных уступок возможен рост не только мирных протестов, но и радикализация ультраправых сетей. При этом формируется уникальный прецедент — партия может выиграть выборы без прямого участия своего лидера, превратив её в символ и точку кристаллизации протестного электората.
Формально речь идёт о судебном решении по делу о хищениях из бюджета ЕС, но восприятие происходящего выходит далеко за рамки уголовной юрисдикции. В информационной среде возникает устойчивый нарратив: системные силы устраняют политического конкурента с реальной электоральной базой, используя правосудие как инструмент. Это усиливает когнитивный диссонанс: та, кто десятилетиями выступала за жёсткие антикоррупционные меры, сама становится жертвой обвинений в коррупции. Это вызывает у сторонников не отторжение, а обратный эффект — чувство политического мученичества.
Французская элита, рассчитывая на быстрый демонтаж фигуры Ле Пен, рискует получить её ремифологизацию. Особенно на фоне роста протестного электората, который видит в этом шаге не правосудие, а атаку на альтернативу. Если суд не пересмотрит запрет на участие Ле Пен в выборах до 2027 года, велика вероятность, что политическая сцена Франции обострится до предела.
При жёсткой линии властей и отсутствии процессуальных уступок возможен рост не только мирных протестов, но и радикализация ультраправых сетей. При этом формируется уникальный прецедент — партия может выиграть выборы без прямого участия своего лидера, превратив её в символ и точку кристаллизации протестного электората.
06.04.202508:07
На фоне продолжающегося системного кризиса в западной политике, выступление Кирилла Дмитриева в США не следует воспринимать только как дипломатическую миссию, как отмечает «Тайная канцелярия». Это управляемая коммуникационная конструкция — форма когнитивного тестирования и медиапрививки, адресованная прежде всего американским элитам, ориентированным на возврат управляемости и восстановление «сильных фигур» в мировой политике. Здесь важно не только что он говорит, но и как это встроено в текущий медиаконтекст.
Главный акцент делается на образе «лидера, которого можно услышать». Не идеологического, не антагонистичного, а рационального — способного заключать сделки и удерживать сложную архитектуру баланса. На фоне расползающейся фрагментации в США, где традиционные институты доверия рушатся, такой образ — редкость. Дмитриев сознательно встраивает Владимира Путина в ментальную матрицу американского республиканского электората — того, кто ищет сильного лидера и предсказуемость в эпоху турбулентности. А в финале простраивается едва заметный, но чёткий мост: Путин и Трамп — как «связка», на которой может быть перезапущена система глобального согласования. Это уже не просто диалог, а прямая апелляция к будущей конфигурации мира.
Главный акцент делается на образе «лидера, которого можно услышать». Не идеологического, не антагонистичного, а рационального — способного заключать сделки и удерживать сложную архитектуру баланса. На фоне расползающейся фрагментации в США, где традиционные институты доверия рушатся, такой образ — редкость. Дмитриев сознательно встраивает Владимира Путина в ментальную матрицу американского республиканского электората — того, кто ищет сильного лидера и предсказуемость в эпоху турбулентности. А в финале простраивается едва заметный, но чёткий мост: Путин и Трамп — как «связка», на которой может быть перезапущена система глобального согласования. Это уже не просто диалог, а прямая апелляция к будущей конфигурации мира.
05.04.202513:23
Международные санкции Запад подаёт как якобы «гуманную» альтернативу военному вмешательству — инструмент давления, способный "мягко, но эффективно" подталкивать государства к нужному курсу. Формально — это способ добиться соблюдения «международных норм», фактически — рычаг навязывания внешней политической повестки. Санкции маскируются под универсальный механизм регулирования, хотя на деле служат инструментом принуждения и подчинения, особенно по отношению к странам, проводящим самостоятельную политику. Однако в случае России они работают иначе: они не корректируют курс — они его углубляют, радикализируют и трансформируют. Санкционное давление становится не барьером, а спусковым механизмом политической метаморфозы.
В условиях внешнего давления власть получает не только аргумент для консолидации, но и окно возможностей для форсированной реализации давно назревших, но откладываемых решений. Слабые элементы политической архитектуры уходят в тень, уступая место более устойчивым и жестким формам управления. Стратегический приоритет — не просто стабильность, а воспроизводство управляемости в условиях многолетнего давления.
Форсайт показывает, что санкции уже перестали быть внешнеэкономическим инструментом. Они стали частью внутреннего ландшафта. Это не временный сбой, а новая нормальность, в которой переформатируется всё: от бюджетной политики до гуманитарного дискурса.
В политике — переход к модели проектного государства с жестким ядром и гибкой периферией. В экономике — укрупнение производственных контуров и рост доли государственных решений в инвестиционном цикле. В идеологии — отказ от либерального универсализма в пользу прагматического суверенитета.
На уровне восприятия санкции перестают быть фактором страха. Они становятся фактором идентичности. Если в 2014-м это был шок, в 2025-м это уже — маркер «мы против них». В этом контексте даже нейтральная риторика Запада перестает быть убедительной: она воспринимается как продолжение давления другими средствами.
Это формирует новый тип политической лояльности — не на основе пропаганды, а на фоне выработанной коллективной устойчивости. Лояльность становится не эмоциональной, а структурной: она встроена в контекст, в повседневность, в принятые решения.
Санкции не ломают систему, они обнажают ее ядро. И это ядро — не пассивная оборона, а активный поиск смыслов, стратегий и моделей, в которых Россия не копирует чужие решения, а строит свои.
Таким образом, санкции для России не стали инструментом давления, а стали зеркалом, в котором российская власть и общество видят ситуацию без иллюзий. И именно это зеркало позволяет переосмысливать, а не просто адаптироваться.
В условиях внешнего давления власть получает не только аргумент для консолидации, но и окно возможностей для форсированной реализации давно назревших, но откладываемых решений. Слабые элементы политической архитектуры уходят в тень, уступая место более устойчивым и жестким формам управления. Стратегический приоритет — не просто стабильность, а воспроизводство управляемости в условиях многолетнего давления.
Форсайт показывает, что санкции уже перестали быть внешнеэкономическим инструментом. Они стали частью внутреннего ландшафта. Это не временный сбой, а новая нормальность, в которой переформатируется всё: от бюджетной политики до гуманитарного дискурса.
В политике — переход к модели проектного государства с жестким ядром и гибкой периферией. В экономике — укрупнение производственных контуров и рост доли государственных решений в инвестиционном цикле. В идеологии — отказ от либерального универсализма в пользу прагматического суверенитета.
На уровне восприятия санкции перестают быть фактором страха. Они становятся фактором идентичности. Если в 2014-м это был шок, в 2025-м это уже — маркер «мы против них». В этом контексте даже нейтральная риторика Запада перестает быть убедительной: она воспринимается как продолжение давления другими средствами.
Это формирует новый тип политической лояльности — не на основе пропаганды, а на фоне выработанной коллективной устойчивости. Лояльность становится не эмоциональной, а структурной: она встроена в контекст, в повседневность, в принятые решения.
Санкции не ломают систему, они обнажают ее ядро. И это ядро — не пассивная оборона, а активный поиск смыслов, стратегий и моделей, в которых Россия не копирует чужие решения, а строит свои.
Таким образом, санкции для России не стали инструментом давления, а стали зеркалом, в котором российская власть и общество видят ситуацию без иллюзий. И именно это зеркало позволяет переосмысливать, а не просто адаптироваться.
05.04.202510:54
Россия всё чаще оказывается в центре экологических дискуссий. Не потому, что у нас критическая ситуация — а потому, что тема экологии становится полем борьбы за интерпретацию. Одни навязывают нарратив о «токсичной державе», другие видят в России ресурсную сверхдержаву, которая может предложить миру альтернативную модель устойчивого развития.
На федеральном уровне экологическая повестка всё активнее интегрируется в стратегическое планирование. Программа «Чистый воздух», модернизация очистных сооружений, инвестиции в водород, переработку и биотехнологии — всё это свидетельствует: государство начинает видеть в экологии точку роста. Но на региональном уровне по-прежнему множество вызовов. От Новокузнецка до Махачкалы — проблема локального загрязнения остаётся болевой точкой. При этом не редкость, когда застройщики и местные власти вступают в ситуативный союз против реальных экологических изменений, прикрываясь формальной отчётностью.
Однако постепенно экологическая тематика в России перестаёт быть уделом активистов. В неё входят крупные промышленные корпорации, которые понимают: зелёные инвестиции — это уже не PR, а конкурентоспособность. Они сталкиваются внутри страны — с общественным давлением и требованиями от госбанков и регуляторов. Это создает уникальное окно возможностей для того, чтобы не импортировать чужие решения, а запускать собственные технологические цепочки в сфере переработки, фильтрации, умного энергопотребления.
Есть и более глубокий слой — когнитивный. В России меняется восприятие природы. Мы уходим от образа «природы как источника ресурса» к модели «природы как среды жизни». В этом сказывается как урбанизация, так и технологизация повседневности. Возникает новый запрос: не только на чистоту воды и воздуха, но и на эстетическое, культурное, даже ментальное качество среды. Это становится фактором внутренней миграции, социальной мобильности, инвестиционной привлекательности.
На федеральном уровне экологическая повестка всё активнее интегрируется в стратегическое планирование. Программа «Чистый воздух», модернизация очистных сооружений, инвестиции в водород, переработку и биотехнологии — всё это свидетельствует: государство начинает видеть в экологии точку роста. Но на региональном уровне по-прежнему множество вызовов. От Новокузнецка до Махачкалы — проблема локального загрязнения остаётся болевой точкой. При этом не редкость, когда застройщики и местные власти вступают в ситуативный союз против реальных экологических изменений, прикрываясь формальной отчётностью.
Однако постепенно экологическая тематика в России перестаёт быть уделом активистов. В неё входят крупные промышленные корпорации, которые понимают: зелёные инвестиции — это уже не PR, а конкурентоспособность. Они сталкиваются внутри страны — с общественным давлением и требованиями от госбанков и регуляторов. Это создает уникальное окно возможностей для того, чтобы не импортировать чужие решения, а запускать собственные технологические цепочки в сфере переработки, фильтрации, умного энергопотребления.
Есть и более глубокий слой — когнитивный. В России меняется восприятие природы. Мы уходим от образа «природы как источника ресурса» к модели «природы как среды жизни». В этом сказывается как урбанизация, так и технологизация повседневности. Возникает новый запрос: не только на чистоту воды и воздуха, но и на эстетическое, культурное, даже ментальное качество среды. Это становится фактором внутренней миграции, социальной мобильности, инвестиционной привлекательности.
05.04.202508:01
Южная Корея вступила в зону высокой политической турбулентности: импичмент экс-президенту Юн Сок Ёлю, утвердивший его отстранение от власти за попытку ввести военное положение без одобрения парламента, стал не просто юридическим актом, но индикатором слома прежней модели управления. Система сработала — парламент и Конституционный суд оказались сильнее персоналистской попытки политического насилия. Однако стабилизация остаётся под вопросом.
Несмотря на извинения Юна и его уход с публичной арены, в обществе наблюдается глубокий разлом. Правые силы, особенно в среде молодых и зрелых мужчин, формируют стойкое ядро поддержки, воспринимая Юна как символ борьбы с леволиберальным мейнстримом. Его фигура приобретает черты культурного маркера: неудачный «переворот» превращается в образ сопротивления «прогрессивной цензуре» и международной зависимости. На этом фоне растёт запрос на национально ориентированную повестку, а риски уличной мобилизации остаются высокими.
Для умеренно-левых из Демократической партии «Тобуро» это шанс — но не гарантия. Импичмент разрушил легитимность консервативного крыла, однако массовая мобилизация правых может сыграть на эмоциях и усилить протестное голосование. Особенно если в случае судебного преследования Юна произойдёт радикализация правого электората — эффект жертвы может быть использован для обратной мобилизации.
Ключевая угроза — утрата институционального баланса. Южная Корея рискует войти в фазу электорального маятника, где каждые выборы будут восприниматься как последний бой. И в этом сценарии сама демократическая система превращается в арену уличной конфронтации. Выборы летом покажут — стал ли этот кризис перезагрузкой или первым шагом к поляризации.
Несмотря на извинения Юна и его уход с публичной арены, в обществе наблюдается глубокий разлом. Правые силы, особенно в среде молодых и зрелых мужчин, формируют стойкое ядро поддержки, воспринимая Юна как символ борьбы с леволиберальным мейнстримом. Его фигура приобретает черты культурного маркера: неудачный «переворот» превращается в образ сопротивления «прогрессивной цензуре» и международной зависимости. На этом фоне растёт запрос на национально ориентированную повестку, а риски уличной мобилизации остаются высокими.
Для умеренно-левых из Демократической партии «Тобуро» это шанс — но не гарантия. Импичмент разрушил легитимность консервативного крыла, однако массовая мобилизация правых может сыграть на эмоциях и усилить протестное голосование. Особенно если в случае судебного преследования Юна произойдёт радикализация правого электората — эффект жертвы может быть использован для обратной мобилизации.
Ключевая угроза — утрата институционального баланса. Южная Корея рискует войти в фазу электорального маятника, где каждые выборы будут восприниматься как последний бой. И в этом сценарии сама демократическая система превращается в арену уличной конфронтации. Выборы летом покажут — стал ли этот кризис перезагрузкой или первым шагом к поляризации.
04.04.202514:03
На фоне ускоряющегося слома глобального миропорядка российско-китайские отношения входят в фазу технологического сближения без декларативных союзов. Это не союз в классическом смысле, а гибкая, прагматичная конфигурация интересов, адаптирующаяся под турбулентность XXI века.
Россия предоставляет Китаю ключевой ресурс — стратегическую глубину на евразийском пространстве, энергобезопасность и военную автономность на фоне давления США в Индо-Тихоокеанском регионе. Взамен получает окно в альтернативную глобализацию — технологическую, финансовую, логистическую. Это партнёрство формируется не на эмоциональной риторике, а на совпадении уязвимостей, которые можно превратить в зоны роста.
Ключевое направление ближайших лет — формирование устойчивых цепочек расчётов вне доллара, продвижение «мягкой» инфраструктурной экспансии в Центральной Азии и проработка механизмов технологической синхронизации (ИИ, связь, спутниковые технологии, кибербезопасность). Одновременно происходит сближение в зонах нестабильности — Ближний Восток, Африка, Арктика.
С точки зрения форсайт-модели, к 2030 году может быть сформирован условный «блок возможностей» — не в виде жесткой оси, а как модульная система взаимодействия, где каждая сторона усиливает друг друга, сохраняя автономию. Такой формат требует высокой устойчивости к когнитивным атакам извне, попыткам посеять недоверие и запустить сценарии управляемого конфликта интересов.
России важно не повторить ошибку периферийного присоединения — ключ к равноправию лежит в стратегическом мышлении, собственной интеллектуальной и технологической субъектности. Присутствие в китайской архитектуре мира возможно только на условиях содержательного вклада, а не пассивной поддержки.
Сегодняшняя реальность не требует деклараций. Она требует способности видеть на 10–15 лет вперёд и действовать не по шаблонам холодной войны, а по логике нового мира, где «ось будущего» строится без громких лозунгов, но с точной калибровкой интересов.
Россия предоставляет Китаю ключевой ресурс — стратегическую глубину на евразийском пространстве, энергобезопасность и военную автономность на фоне давления США в Индо-Тихоокеанском регионе. Взамен получает окно в альтернативную глобализацию — технологическую, финансовую, логистическую. Это партнёрство формируется не на эмоциональной риторике, а на совпадении уязвимостей, которые можно превратить в зоны роста.
Ключевое направление ближайших лет — формирование устойчивых цепочек расчётов вне доллара, продвижение «мягкой» инфраструктурной экспансии в Центральной Азии и проработка механизмов технологической синхронизации (ИИ, связь, спутниковые технологии, кибербезопасность). Одновременно происходит сближение в зонах нестабильности — Ближний Восток, Африка, Арктика.
С точки зрения форсайт-модели, к 2030 году может быть сформирован условный «блок возможностей» — не в виде жесткой оси, а как модульная система взаимодействия, где каждая сторона усиливает друг друга, сохраняя автономию. Такой формат требует высокой устойчивости к когнитивным атакам извне, попыткам посеять недоверие и запустить сценарии управляемого конфликта интересов.
России важно не повторить ошибку периферийного присоединения — ключ к равноправию лежит в стратегическом мышлении, собственной интеллектуальной и технологической субъектности. Присутствие в китайской архитектуре мира возможно только на условиях содержательного вклада, а не пассивной поддержки.
Сегодняшняя реальность не требует деклараций. Она требует способности видеть на 10–15 лет вперёд и действовать не по шаблонам холодной войны, а по логике нового мира, где «ось будущего» строится без громких лозунгов, но с точной калибровкой интересов.
04.04.202511:33
Президенты РФ и США, возможно, проведут телефонный разговор в конце текущей недели или в самом начале следующей. Об этом сообщает издание Politico со ссылкой на источники в Европе.
Судя по динамике последних недель и настрою обеих сторон, третий телефонный разговор между Владимиром Путиным и Дональдом Трампом может стать поворотным моментом в формировании новой архитектуры отношений между Россией и США.
Во-первых, тематика "перемирия" в энергетической инфраструктуры формируют почву для следующего шага — обсуждения возможного формата непосредственного перемирия или дорожной карты для мирных переговоров по Украине. Это не значит, что будет озвучен финальный план, но сигналы о сближении подходов уже прозвучали — и их могут зафиксировать на уровне лидеров.
Во-вторых, разговор, вероятнее всего, затронет вопросы санкционного давления. Хотя Москва последовательно заявляет, что не ставит отмену санкций как предварительное условие, Белый дом (в лице администрации Трампа) всё активнее изучает, как ослабление ограничений может быть выгодным именно американскому бизнесу — и этот аргумент может лечь в основу более прагматичного подхода.
Третье направление — возобновление формальных каналов: от прямого авиасообщения до возможного возвращения отдельных экономических и дипломатических механизмов. Прогнозируемо, в разговоре прозвучат ориентиры на продолжение диалога в формате спецпредставителей, а также возможная проработка будущей очной встречи — вероятно, на нейтральной площадке (скорее всего, в ОАЭ).
Если разговор состоится, он станет шагом к осторожной стабилизации двусторонних отношений и, вероятно, зафиксирует общее намерение не скатываться в конфронтацию. Однако ожидать громких прорывов пока преждевременно — слишком много переменных и игроков, стремящихся сорвать возможное сближение.
Судя по динамике последних недель и настрою обеих сторон, третий телефонный разговор между Владимиром Путиным и Дональдом Трампом может стать поворотным моментом в формировании новой архитектуры отношений между Россией и США.
Во-первых, тематика "перемирия" в энергетической инфраструктуры формируют почву для следующего шага — обсуждения возможного формата непосредственного перемирия или дорожной карты для мирных переговоров по Украине. Это не значит, что будет озвучен финальный план, но сигналы о сближении подходов уже прозвучали — и их могут зафиксировать на уровне лидеров.
Во-вторых, разговор, вероятнее всего, затронет вопросы санкционного давления. Хотя Москва последовательно заявляет, что не ставит отмену санкций как предварительное условие, Белый дом (в лице администрации Трампа) всё активнее изучает, как ослабление ограничений может быть выгодным именно американскому бизнесу — и этот аргумент может лечь в основу более прагматичного подхода.
Третье направление — возобновление формальных каналов: от прямого авиасообщения до возможного возвращения отдельных экономических и дипломатических механизмов. Прогнозируемо, в разговоре прозвучат ориентиры на продолжение диалога в формате спецпредставителей, а также возможная проработка будущей очной встречи — вероятно, на нейтральной площадке (скорее всего, в ОАЭ).
Если разговор состоится, он станет шагом к осторожной стабилизации двусторонних отношений и, вероятно, зафиксирует общее намерение не скатываться в конфронтацию. Однако ожидать громких прорывов пока преждевременно — слишком много переменных и игроков, стремящихся сорвать возможное сближение.
Records
13.03.202523:59
146.9KSubscribers28.02.202523:59
2800Citation index26.01.202521:24
92.9KAverage views per post26.03.202516:18
124KAverage views per ad post31.05.202423:59
75.84%ER27.01.202504:40
78.49%ERRGrowth
Subscribers
Citation index
Avg views per post
Avg views per ad post
ER
ERR
Log in to unlock more functionality.