Не является офертой
Рейтинг TGlist
0
0
ТипПублічний
Верифікація
Не верифікованийДовіреність
Не надійнийРозташування
МоваІнша
Дата створення каналуЛют 09, 2025
Додано до TGlist
Бер 30, 2025Прикріплена група
Останні публікації в групі "Не является офертой"
Переслав з:
Право на историю
23.04.202509:43
Околорабочее, заметки, анекдоты
======
Поскольку я сегодня опять в Петербурге и опять до самого вечера - лекции, - давайте немного о курьезном. Есть знаменитая фраза Ульпиана, включенная в Дигесты, о том, что Quod principi placuit, legis habet vigorem, т.е., "Что угодно принцепсу, имеет силу закона". И есть к этой фразе глосса знаменитого Франциска Аккурсия. Причем понятно, что за этой глоссой - в отдалении - стоят проблемы совершенно не смешные, стоит разделение частной и публичной власти, dominium privatum и dominium eminens. Понятно. Но глосса, по-моему, все равно веселая:
gl. Quod placuit: Ut esset ius generale & commune. Nam si placeret ei comedere non est lex. Accursius, т.е.,
gl. Quod placuit: Нужно, чтобы это было общим правом. Ведь если ему будет угодно покушать, это не станет законом. Аккурсий
======
Поскольку я сегодня опять в Петербурге и опять до самого вечера - лекции, - давайте немного о курьезном. Есть знаменитая фраза Ульпиана, включенная в Дигесты, о том, что Quod principi placuit, legis habet vigorem, т.е., "Что угодно принцепсу, имеет силу закона". И есть к этой фразе глосса знаменитого Франциска Аккурсия. Причем понятно, что за этой глоссой - в отдалении - стоят проблемы совершенно не смешные, стоит разделение частной и публичной власти, dominium privatum и dominium eminens. Понятно. Но глосса, по-моему, все равно веселая:
gl. Quod placuit: Ut esset ius generale & commune. Nam si placeret ei comedere non est lex. Accursius, т.е.,
gl. Quod placuit: Нужно, чтобы это было общим правом. Ведь если ему будет угодно покушать, это не станет законом. Аккурсий
21.04.202519:58
На русском, как я уже здесь писал, по предвидимости убытков опубликовано совсем немного. Зато, к моему удивлению, эта тема вот уже более полувека неплохо изучается в ЮАР. Первой заметной работой южноафриканских исследователей по этой теме, по всей видимости, является работа G.A.Mulligan. Называется она Damages for Breach: Quantum, Remoteness and Causality. Special Damages in South African Law и опубликована в South African Law Journal еще в 1956-м (заодно попутно подумалось, что это за время было - 1950-е годы в ЮАР...). Сегодня вот на глаза попалась достойная обзорная работа девятилетней давности (по всей видимости, магистерская) - Diamond A. Remoteness and the Limitation of Contractual Damages, защищенная в Universiteit Stellenbosch. Любопытно, в общем.
21.04.202515:26
По случаю вспомнил очень любопытную книгу за авторством одного из виднейших европейских исследователей канонического права, изданную, кстати, на русском в ИИГ в 2017 г. Привожу ее и тут.
Переслав з:
Искусство кино
21.04.202510:43
Так какой это папа — прогрессивный или консервативный? Он попеременно предстает и тем и другим — то предельно жестким руководителем, не желающим слышать иного мнения, то беззащитным ребенком. Он то святее папы римского, то признается, что утратил веру.
На 89-м году жизни умер Папа Римский Франциск. Кинематограф всегда проявлял пристальное внимание к фигурам, носящим статус римского понтифика, и к происходящему в стенах Ватикана (из актуальных примеров — прошлогодний «Конклав» Эдварда Бергера). Публикуем подробный текст Всеволода Коршунова об одном из самых громких и эффектных проектов на эту тему — сериальной дилогии Паоло Соррентино «Молодой папа» и «Новый папа». Впервые материал был опубликован в №5 за 2020 год.
20.04.202512:53
«Как же я люблю этот сыр… как его… Кауза!»
18.04.202519:23
Не о праве, но о важном для меня. Вчера с удивлением обнаружил, что Александр Гронский, по-видимому, снёс сайт со своими фотопроектами. Восстановит ли он его в каком-то другом виде или по какому-то другому адресу — неясно, но сейчас его фотографии разбросаны по разным местам в Сети — его крутейший альбом «Пасторали» есть, например, ВК, что-то есть в «Ъ» и т.д. Я смотрел интервью Гронского с Катериной Гордеевой, и мне оно показалось скучноватым — дело, скорее всего даже не в интервьюере, а в интервьюируемом — Гронский, наверное, не столько эталонный собеседник, сколько эталонный наблюдатель (если так вообще можно сказать). Он фиксирует реальность столь же беспристрастно, сколь и эмоционально, не навязывая зрителю смысл запечатленного. Этот подход — медитативный и несколько о(т)страненный — мне очень симпатичен, и некоторые мои знакомые могут даже усмотреть его влияние в том, что я снимаю последние полтора года. Может быть, это так, а может быть, и нет. На первом курсе университета городская фотография занимала меня гораздо больше, чем юриспруденция, сейчас эти два интереса достигли какого-то паритета и я стал даже обнаруживать в них некоторое сходство. И то, и другое учит равно ценить разнородное.
17.04.202523:00
17.04.202508:10
Советские pater familias и mater familias
17.04.202500:02
Б.Виндшейд. Учебник пандектного права. С. 104.
16.04.202520:39
Еще один хороший фрагмент (в компанию к Келлеру, Тузову и Ширвиндту) - о том, почему ссылка на ничтожность - не эксцепция, а указание на обстоятельство, которое суд должен принимать во внимание ex officio. На этот раз из работы С.А.Громова 2011 г.
Как видим, правило, о котором точно пишет АМШ в работе про п.5 166 и злоупотребление правом, что называется, проверено временем.
Таким образом, доводы ответчика об отсутствии у истца права ввиду его невозникновения или прекращения судья должен был принимать во внимание ex officio, т.е. и без включения претором в формулу соответствующей эксцепции, тогда как доводы о несправедливости осуждения при наличии у истца права могли быть приняты только ope exceptionis, т.е. если эти доводы были высказаны при составлении формулы, сочтены претором заслуживающими внимания и включены им в формулу в качестве эксцепции.
Как видим, правило, о котором точно пишет АМШ в работе про п.5 166 и злоупотребление правом, что называется, проверено временем.
13.04.202517:36
Переслав з:
RRB
11.04.202518:35
Оспаривание сделки в трудовом праве под влиянием заблуждения! Уже сейчас, de lege lata, в судебной практике!
Сегодня я совершенно случайно наткнулся на канал коллеги по трудовому праву и решил ради интереса почитать. Я не поверил своим глазам, когда увидел описание коллегой сложившейся судебной практики.
Фабула споров такая: беременная женщина, не знающая о беременности, по соглашению с работодателем расторгает трудовой договор, а потом узнаёт о беременности, хочет обратно на работу, требует восстановить её в должности.
Как это похоже на оспаривание по ст. 178 ГК! Невозможность обращения к ГК заставляет суды с нуля выдумывать, что делать с договорами, заключёнными под влиянием заблуждения. То, что выдумали суды – это нечто удивительное, я при всём желании не смог бы придумать более яркого показателя того, как сама жизнь кричит о необходимости применения ГК к трудовым отношениям.
Вот, например, Определение СК по гражданским делам Верховного Суда РФ от 20 июня 2016 г. № 18-КГ16-45:
То есть суд, фактически, говорит, что соглашение о расторжении договора требует воли не только на момет соглашения, но и после, работник не должен передумать, иначе расторжение будет односторонним.
Или вот из определения Третьего КСОЮ от 25.03.2024 № 8Г-4191/2024. Тут уже про односторонний отказ работника от договора:
Просто одно удовольствие читать это: специалисты в трудовом праве открывают для себя, что сделка, совершённая под влиянием заблуждения, – это не столько акт свободного волеизъявления, а что-то порочное, и при определённых обстоятельствах это что-то не должно иметь юридических последствий! Браво, господа, браво!
При этом, разумеется, всё это в лучших традициях учения о недействительности делается ретроактивно. Смотрите (из определения Третьего КСОЮ выше):
То есть мало того, что ретроактивно уничтожается отказ от договора, ещё и взыскивается вся зарплата за время, пока женщина не работала. То, что работодатель не виноват в её прогуле, никого не волнует.
А теперь шутки в сторону. Это хорошо, очень хорошо, что суды понимают, что и в трудовом праве могут быть пороки воли, они даже прямо пишут про волеизъявления. Плохо то, что у них нет того инструментария, с помощью которого можно было бы справедливо разрешать споры об оспаривании. Им неоткуда всять понятие существенности заблуждения, распознаваемости и так далее. Не зная о синаллагме, они могут вот так присуждать к выплате заработной платы...
Всё это богатство можно получить двумя способами: либо вывести из чистого Разума (аналогии права), либо взять из ГК РФ. Ради доброго здравия и крепкого сна СОЮ и всего правопорядка, лучше будет воспользоваться вторым методом.
Сегодня я совершенно случайно наткнулся на канал коллеги по трудовому праву и решил ради интереса почитать. Я не поверил своим глазам, когда увидел описание коллегой сложившейся судебной практики.
Фабула споров такая: беременная женщина, не знающая о беременности, по соглашению с работодателем расторгает трудовой договор, а потом узнаёт о беременности, хочет обратно на работу, требует восстановить её в должности.
Как это похоже на оспаривание по ст. 178 ГК! Невозможность обращения к ГК заставляет суды с нуля выдумывать, что делать с договорами, заключёнными под влиянием заблуждения. То, что выдумали суды – это нечто удивительное, я при всём желании не смог бы придумать более яркого показателя того, как сама жизнь кричит о необходимости применения ГК к трудовым отношениям.
Вот, например, Определение СК по гражданским делам Верховного Суда РФ от 20 июня 2016 г. № 18-КГ16-45:
Между тем, по смыслу подлежащих применению к спорным отношениям сторон норм материального права, заявление Гридуновой А.М. об отказе от исполнения достигнутой с работодателем договорённости о расторжении трудового договора в связи с наличием у неё беременности, о которой на тот момент она не знала, свидетельствует о том, что
соглашение сторон о расторжении трудового договора не может сохранить своего действия ввиду отсутствия на это волеизъявления работника
. В противном случае
фактически имеет место прекращение трудового договора не по соглашению сторон, а по инициативе работодателя
с нарушением запрета, предусмотренного частью 1 статьи 261 Трудового кодекса Российской Федерации.
То есть суд, фактически, говорит, что соглашение о расторжении договора требует воли не только на момет соглашения, но и после, работник не должен передумать, иначе расторжение будет односторонним.
Или вот из определения Третьего КСОЮ от 25.03.2024 № 8Г-4191/2024. Тут уже про односторонний отказ работника от договора:
Квалифицировав заявление Тимофеевой О.С. об отказе от исполнения ранее поданного
заявления о расторжении трудового договора по инициативе работника в связи с наличием у неё беременности, о которой на тот момент она не знала
,
отсутствием волеизъявления работника
, суд обоснованно указал, что оснований для расторжения трудового договора по инициативе работника не имеется.
Просто одно удовольствие читать это: специалисты в трудовом праве открывают для себя, что сделка, совершённая под влиянием заблуждения, – это не столько акт свободного волеизъявления, а что-то порочное, и при определённых обстоятельствах это что-то не должно иметь юридических последствий! Браво, господа, браво!
При этом, разумеется, всё это в лучших традициях учения о недействительности делается ретроактивно. Смотрите (из определения Третьего КСОЮ выше):
Изменяя дату восстановления Тимофеевой О.С. на работе на дату, следующую за датой увольнения согласно статье 84.1 Трудового кодекса, суд апелляционной инстанции указал на изменение производных требований –
взыскании среднего заработка за время вынужденного прогула ввиду иного периода вынужденного прогула
.
То есть мало того, что ретроактивно уничтожается отказ от договора, ещё и взыскивается вся зарплата за время, пока женщина не работала. То, что работодатель не виноват в её прогуле, никого не волнует.
А теперь шутки в сторону. Это хорошо, очень хорошо, что суды понимают, что и в трудовом праве могут быть пороки воли, они даже прямо пишут про волеизъявления. Плохо то, что у них нет того инструментария, с помощью которого можно было бы справедливо разрешать споры об оспаривании. Им неоткуда всять понятие существенности заблуждения, распознаваемости и так далее. Не зная о синаллагме, они могут вот так присуждать к выплате заработной платы...
Всё это богатство можно получить двумя способами: либо вывести из чистого Разума (аналогии права), либо взять из ГК РФ. Ради доброго здравия и крепкого сна СОЮ и всего правопорядка, лучше будет воспользоваться вторым методом.
10.04.202523:04
Что ни день — то новая дискуссия в дружественных каналах. Теперь вновь о сущности банкротства. Мне кажется, как ни крути, в споре о банкротстве физического лица ( в его de lege ferenda состоянии) волей-неволей выходишь на знакомую всем максиму про то, что банкротства вне права быть не может. А банкротство в праве — это идея об оптимальном соотношении ценности кредиторского интереса, которую подчеркнули Андрей Владимирович, Ростислав и Саша, и ценности личности должника, о которой напомнил Олег Романович. Это правовое.
Я же встряну с социологическим и напомню о работе, которую несколько лет назад издали в издательстве ПСТГУ — Юдин Г.В. (Минюст считает инагентом), Врублевская П.В., Емельянов Н.Н. и др. Жизнь в долг: моральная экономика долговых практик в жизни сообществ в России. Это исследование посвящено, если так можно выразиться, animus’у кредитования потребителей в России последних десятилетий, их стимулам — в первую очередь, морально-этическим — активнее и активнее брать кредиты. Одно из авторских наблюдений поначалу может показаться особенно неочевидным — люди влезают в долги не столько от неосмотрительной надежды на государство, которое им эти долги простит, сколько от само-надеянности — попробуем избавить здесь это слово от неизбежно присущих ему негативных коннотаций. Рассчитывая исключительно на себя, а не на институты, к которым мало доверия, и не на горизонтальные связи, к коим доверия чуть больше, но всё-таки недостаёт, люди приводят себя к проблеме «кредитной ловушки». Ключевую причину такого поведения авторы видят в атомизации российского общества.
Банкротство физического лица — это не только подтверждение неплатежеспособности, не только свидетельство государственной «милости» и не только акт уравнительной справедливости, но и зачастую признание этой атомизации.
Помимо книги, есть еще выпуск отличного подкаста «Тоже Россия», где ведущие беседуют с одним из авторов исследования.
Я же встряну с социологическим и напомню о работе, которую несколько лет назад издали в издательстве ПСТГУ — Юдин Г.В. (Минюст считает инагентом), Врублевская П.В., Емельянов Н.Н. и др. Жизнь в долг: моральная экономика долговых практик в жизни сообществ в России. Это исследование посвящено, если так можно выразиться, animus’у кредитования потребителей в России последних десятилетий, их стимулам — в первую очередь, морально-этическим — активнее и активнее брать кредиты. Одно из авторских наблюдений поначалу может показаться особенно неочевидным — люди влезают в долги не столько от неосмотрительной надежды на государство, которое им эти долги простит, сколько от само-надеянности — попробуем избавить здесь это слово от неизбежно присущих ему негативных коннотаций. Рассчитывая исключительно на себя, а не на институты, к которым мало доверия, и не на горизонтальные связи, к коим доверия чуть больше, но всё-таки недостаёт, люди приводят себя к проблеме «кредитной ловушки». Ключевую причину такого поведения авторы видят в атомизации российского общества.
Банкротство физического лица — это не только подтверждение неплатежеспособности, не только свидетельство государственной «милости» и не только акт уравнительной справедливости, но и зачастую признание этой атомизации.
Помимо книги, есть еще выпуск отличного подкаста «Тоже Россия», где ведущие беседуют с одним из авторов исследования.
Переслав з:
La partita italiana
09.04.202511:58
Михаил Александрович абсолютно справедливо обращает внимание на то, что недействительность сделки (РС) едва ли может исчерпываться только (абсолютной) ничтожностью и оспоримостью. Так, АВЕ давно отстаивает идею относительного оспаривания в банкротстве (строго говоря, не оспаривания), АМШ в учебнике МГУ рассуждает об относительной недействительности на примере п. 1 ст. 173.1 и др. Собственно, в своей статье по симулятивным сделкам я тоже обсуждаю ситуации, когда одна и та же сделка имеет эффект для одних лиц, но не имеет его для других: например, мнимая сделка не имеет силы для сторон, но может порождать юридические последствия для добросовестных третьих лиц, которым неизвестно о мнимости.
В этом смысле можно было бы сказать, что п. 5 ст. 166 – это некоторое (хотя и необычное) продолжение той же цепочки: для недобросовестной стороны сделка не является ничтожной, в то время как для добросовестной стороны сделка имеет силу, а судебный акт влечет конвалидацию сделки.
Так могло бы быть, однако я не уверен, что кто-то до конца понимает, работает ли п. 5 ст. 166 именно так. До реформы ГК никакого глубокого обсуждения данной проблематики в российской литературе, насколько мне известно, не велось. После реформы большинство комментаторов (включая уважаемого АМШ) сходятся в том, что сложно понять, что именно написано в п. 5 ст. 166. Примеров п. 5 ст. 166 в иностранных правопорядках мы вроде бы тоже не видим.
В итоге п. 5 ст. 166 действительно может вести к тому, что перед нами «сделка Шредингера», про которую мы просто не знаем, есть она или нет. Предположим, что истец обращается в суд с иском о признании сделки ничтожной, а суд ему отказывает по п. 5 ст. 166. Произошла ли здесь конвалидация? Неизвестно. Мы лишь знаем, что в иске отказали по п. 5 ст. 166. Действительна ли сделка для другой стороны? Неизвестно, ведь, возможно, она не выразила никакого мнения на этот счет (не представила никаких возражений). Может быть, она даже тоже предпочла бы, чтобы сделка считалась ничтожной.
С учетом сказанного, я бы очень остерегся применять п. 5 ст. 166 в качестве инструмента, которым бы направо и налево исцелял бы формальную ничтожность всех РС, не соответствующих Обзору.
В этом смысле можно было бы сказать, что п. 5 ст. 166 – это некоторое (хотя и необычное) продолжение той же цепочки: для недобросовестной стороны сделка не является ничтожной, в то время как для добросовестной стороны сделка имеет силу, а судебный акт влечет конвалидацию сделки.
Так могло бы быть, однако я не уверен, что кто-то до конца понимает, работает ли п. 5 ст. 166 именно так. До реформы ГК никакого глубокого обсуждения данной проблематики в российской литературе, насколько мне известно, не велось. После реформы большинство комментаторов (включая уважаемого АМШ) сходятся в том, что сложно понять, что именно написано в п. 5 ст. 166. Примеров п. 5 ст. 166 в иностранных правопорядках мы вроде бы тоже не видим.
В итоге п. 5 ст. 166 действительно может вести к тому, что перед нами «сделка Шредингера», про которую мы просто не знаем, есть она или нет. Предположим, что истец обращается в суд с иском о признании сделки ничтожной, а суд ему отказывает по п. 5 ст. 166. Произошла ли здесь конвалидация? Неизвестно. Мы лишь знаем, что в иске отказали по п. 5 ст. 166. Действительна ли сделка для другой стороны? Неизвестно, ведь, возможно, она не выразила никакого мнения на этот счет (не представила никаких возражений). Может быть, она даже тоже предпочла бы, чтобы сделка считалась ничтожной.
С учетом сказанного, я бы очень остерегся применять п. 5 ст. 166 в качестве инструмента, которым бы направо и налево исцелял бы формальную ничтожность всех РС, не соответствующих Обзору.
Рекорди
23.04.202523:59
113Підписників28.03.202523:59
0Індекс цитування17.04.202521:39
142Охоплення 1 допису19.04.202505:58
45Охоп рекл. допису11.04.202504:48
16.67%ER17.04.202521:39
139.22%ERR20.04.202512:53
«Как же я люблю этот сыр… как его… Кауза!»
Переслав з:
провода+болота
07.04.202521:38
пишу о позоре!
вот у нас завтра предзащиты в магистратуре. одна из студенток сказала об этом процессе: «я могу опозориться». я не сразу нашла, что ответить.
я несколько раз слышала слово «позор» в контексте академической жизни. всякий раз оно удивляло меня. ведь это слово имеет ярко выраженную моральную оценку.
стать источником позора — значит нанести урон чести.
на первый взгляд, это не может иметь отношения к академическим и образовательным практикам. как возможен «позор» на предзащите?
позор существует в культурах чести, а не достоинства. то есть там, где «если надо объяснять, то не надо объяснять», где понятие общей нормы — сакрализовано и не подлежит деконструкции.
а в академии, вроде бы, не так. конечно, у нас могут быть:
- ошибки в исследованиях
- неправильно подобранные теории
- неучтённые интеллектуальные традиции
- неряшливые, невычитанные тексты
- неудачные презентации
- сырые неосмысленные выводы
и так далее.
это всё может показать, что работа сделана без усердия и внимания, впопыхах, автор не понимает, зачем он её делал. публика (комиссия на предзащите, например) может быть возмущена, восхищена, озадачена. она даже может быть обижена. ведь слышать неряшливые, невнимательно составленные слова о важных тебе авторах и темах — неприятно и обидно.
это всё может произойти.
но нет никакого «позора».
за досадой и агрессией со стороны академического сообщества — всегда есть рациональные объяснения: человек может их понять и измениться. так устроено образование.
но с другой стороны, образовательные практики размечают своих и чужих. и развивают ксенофобию.
ксенофобия — слово с отрицательным значением. но доля ксенофобии позволяет отличать чёрное от белого. без различения «свой/чужой» мы можем говорить «да-да, все люди разные, например, некоторые считают нормой женское обрезание и френологию во славу прогресса, но ведь мы не ксенофобы».
в общем, ксенофобия отвечает за то же чувство, что и моральный компас. а мы не можем вырезать у себя ксенофобию и оставить способность ориентироваться в мире, где есть добро и зло.
но мой вопрос — в нормах академического мира.
там (вроде бы) вопрос не в добре и зле, а в учёте и изучении смысла и последствий получаемого знания и того, что создаётся на его основе. для этого работают социальные и гуманитарные науки.
академический мир принадлежит «культуре достоинства». в ней у каждого человека могут быть свои представления о должном, но ради общего блага он принимает общие правила игры. это нормальное европейское лицемерие. хрупкое, ценное, рациональное.
короче, я думаю, что на академическом мероприятии не может быть «позора».
но моя точка зрения исключает из академического сообщества тех, для кого позор — важная часть интеллектуальной жизни. она превращает разговор об этике — в разговор о критике или политике.
этот подход порой непонятен, и вызывает у людей недоумение.
ещё он предполагает, что некоторые темы в академической аудитории можно рассматривать только с мета-позиции. как возможно в таком случае активистское знание? как возможны, в конце концов, сами основания для различия: интеллектуального/политического/этического?
это вопросы, с которыми мы, как университетское сообщество, живём многие столетия. и конечно, тяжело. иногда не справляемся. совершаем ошибки. действуем неряшливо. вызываем друг у друга обиду, раздражение и новые области исследований. не позор.
вот у нас завтра предзащиты в магистратуре. одна из студенток сказала об этом процессе: «я могу опозориться». я не сразу нашла, что ответить.
я несколько раз слышала слово «позор» в контексте академической жизни. всякий раз оно удивляло меня. ведь это слово имеет ярко выраженную моральную оценку.
стать источником позора — значит нанести урон чести.
на первый взгляд, это не может иметь отношения к академическим и образовательным практикам. как возможен «позор» на предзащите?
позор существует в культурах чести, а не достоинства. то есть там, где «если надо объяснять, то не надо объяснять», где понятие общей нормы — сакрализовано и не подлежит деконструкции.
а в академии, вроде бы, не так. конечно, у нас могут быть:
- ошибки в исследованиях
- неправильно подобранные теории
- неучтённые интеллектуальные традиции
- неряшливые, невычитанные тексты
- неудачные презентации
- сырые неосмысленные выводы
и так далее.
это всё может показать, что работа сделана без усердия и внимания, впопыхах, автор не понимает, зачем он её делал. публика (комиссия на предзащите, например) может быть возмущена, восхищена, озадачена. она даже может быть обижена. ведь слышать неряшливые, невнимательно составленные слова о важных тебе авторах и темах — неприятно и обидно.
это всё может произойти.
но нет никакого «позора».
за досадой и агрессией со стороны академического сообщества — всегда есть рациональные объяснения: человек может их понять и измениться. так устроено образование.
но с другой стороны, образовательные практики размечают своих и чужих. и развивают ксенофобию.
ксенофобия — слово с отрицательным значением. но доля ксенофобии позволяет отличать чёрное от белого. без различения «свой/чужой» мы можем говорить «да-да, все люди разные, например, некоторые считают нормой женское обрезание и френологию во славу прогресса, но ведь мы не ксенофобы».
в общем, ксенофобия отвечает за то же чувство, что и моральный компас. а мы не можем вырезать у себя ксенофобию и оставить способность ориентироваться в мире, где есть добро и зло.
но мой вопрос — в нормах академического мира.
там (вроде бы) вопрос не в добре и зле, а в учёте и изучении смысла и последствий получаемого знания и того, что создаётся на его основе. для этого работают социальные и гуманитарные науки.
академический мир принадлежит «культуре достоинства». в ней у каждого человека могут быть свои представления о должном, но ради общего блага он принимает общие правила игры. это нормальное европейское лицемерие. хрупкое, ценное, рациональное.
короче, я думаю, что на академическом мероприятии не может быть «позора».
но моя точка зрения исключает из академического сообщества тех, для кого позор — важная часть интеллектуальной жизни. она превращает разговор об этике — в разговор о критике или политике.
этот подход порой непонятен, и вызывает у людей недоумение.
ещё он предполагает, что некоторые темы в академической аудитории можно рассматривать только с мета-позиции. как возможно в таком случае активистское знание? как возможны, в конце концов, сами основания для различия: интеллектуального/политического/этического?
это вопросы, с которыми мы, как университетское сообщество, живём многие столетия. и конечно, тяжело. иногда не справляемся. совершаем ошибки. действуем неряшливо. вызываем друг у друга обиду, раздражение и новые области исследований. не позор.
29.03.202518:47
Недопущение разрыва синаллагмы российскими судами. Фото в цвете.
17.04.202508:10
Советские pater familias и mater familias
Переслав з:
саша читает и пишет
28.03.202517:32
И поделюсь небольшой папочкой с разными работами и машинными переводами по ошибке.
https://disk.yandex.ru/d/X7-oxYBo2eRIOQ
https://disk.yandex.ru/d/X7-oxYBo2eRIOQ
17.04.202500:02
Б.Виндшейд. Учебник пандектного права. С. 104.
Переслав з:RRB
11.04.202518:35
Оспаривание сделки в трудовом праве под влиянием заблуждения! Уже сейчас, de lege lata, в судебной практике!
Сегодня я совершенно случайно наткнулся на канал коллеги по трудовому праву и решил ради интереса почитать. Я не поверил своим глазам, когда увидел описание коллегой сложившейся судебной практики.
Фабула споров такая: беременная женщина, не знающая о беременности, по соглашению с работодателем расторгает трудовой договор, а потом узнаёт о беременности, хочет обратно на работу, требует восстановить её в должности.
Как это похоже на оспаривание по ст. 178 ГК! Невозможность обращения к ГК заставляет суды с нуля выдумывать, что делать с договорами, заключёнными под влиянием заблуждения. То, что выдумали суды – это нечто удивительное, я при всём желании не смог бы придумать более яркого показателя того, как сама жизнь кричит о необходимости применения ГК к трудовым отношениям.
Вот, например, Определение СК по гражданским делам Верховного Суда РФ от 20 июня 2016 г. № 18-КГ16-45:
То есть суд, фактически, говорит, что соглашение о расторжении договора требует воли не только на момет соглашения, но и после, работник не должен передумать, иначе расторжение будет односторонним.
Или вот из определения Третьего КСОЮ от 25.03.2024 № 8Г-4191/2024. Тут уже про односторонний отказ работника от договора:
Просто одно удовольствие читать это: специалисты в трудовом праве открывают для себя, что сделка, совершённая под влиянием заблуждения, – это не столько акт свободного волеизъявления, а что-то порочное, и при определённых обстоятельствах это что-то не должно иметь юридических последствий! Браво, господа, браво!
При этом, разумеется, всё это в лучших традициях учения о недействительности делается ретроактивно. Смотрите (из определения Третьего КСОЮ выше):
То есть мало того, что ретроактивно уничтожается отказ от договора, ещё и взыскивается вся зарплата за время, пока женщина не работала. То, что работодатель не виноват в её прогуле, никого не волнует.
А теперь шутки в сторону. Это хорошо, очень хорошо, что суды понимают, что и в трудовом праве могут быть пороки воли, они даже прямо пишут про волеизъявления. Плохо то, что у них нет того инструментария, с помощью которого можно было бы справедливо разрешать споры об оспаривании. Им неоткуда всять понятие существенности заблуждения, распознаваемости и так далее. Не зная о синаллагме, они могут вот так присуждать к выплате заработной платы...
Всё это богатство можно получить двумя способами: либо вывести из чистого Разума (аналогии права), либо взять из ГК РФ. Ради доброго здравия и крепкого сна СОЮ и всего правопорядка, лучше будет воспользоваться вторым методом.
Сегодня я совершенно случайно наткнулся на канал коллеги по трудовому праву и решил ради интереса почитать. Я не поверил своим глазам, когда увидел описание коллегой сложившейся судебной практики.
Фабула споров такая: беременная женщина, не знающая о беременности, по соглашению с работодателем расторгает трудовой договор, а потом узнаёт о беременности, хочет обратно на работу, требует восстановить её в должности.
Как это похоже на оспаривание по ст. 178 ГК! Невозможность обращения к ГК заставляет суды с нуля выдумывать, что делать с договорами, заключёнными под влиянием заблуждения. То, что выдумали суды – это нечто удивительное, я при всём желании не смог бы придумать более яркого показателя того, как сама жизнь кричит о необходимости применения ГК к трудовым отношениям.
Вот, например, Определение СК по гражданским делам Верховного Суда РФ от 20 июня 2016 г. № 18-КГ16-45:
Между тем, по смыслу подлежащих применению к спорным отношениям сторон норм материального права, заявление Гридуновой А.М. об отказе от исполнения достигнутой с работодателем договорённости о расторжении трудового договора в связи с наличием у неё беременности, о которой на тот момент она не знала, свидетельствует о том, что
соглашение сторон о расторжении трудового договора не может сохранить своего действия ввиду отсутствия на это волеизъявления работника
. В противном случае
фактически имеет место прекращение трудового договора не по соглашению сторон, а по инициативе работодателя
с нарушением запрета, предусмотренного частью 1 статьи 261 Трудового кодекса Российской Федерации.
То есть суд, фактически, говорит, что соглашение о расторжении договора требует воли не только на момет соглашения, но и после, работник не должен передумать, иначе расторжение будет односторонним.
Или вот из определения Третьего КСОЮ от 25.03.2024 № 8Г-4191/2024. Тут уже про односторонний отказ работника от договора:
Квалифицировав заявление Тимофеевой О.С. об отказе от исполнения ранее поданного
заявления о расторжении трудового договора по инициативе работника в связи с наличием у неё беременности, о которой на тот момент она не знала
,
отсутствием волеизъявления работника
, суд обоснованно указал, что оснований для расторжения трудового договора по инициативе работника не имеется.
Просто одно удовольствие читать это: специалисты в трудовом праве открывают для себя, что сделка, совершённая под влиянием заблуждения, – это не столько акт свободного волеизъявления, а что-то порочное, и при определённых обстоятельствах это что-то не должно иметь юридических последствий! Браво, господа, браво!
При этом, разумеется, всё это в лучших традициях учения о недействительности делается ретроактивно. Смотрите (из определения Третьего КСОЮ выше):
Изменяя дату восстановления Тимофеевой О.С. на работе на дату, следующую за датой увольнения согласно статье 84.1 Трудового кодекса, суд апелляционной инстанции указал на изменение производных требований –
взыскании среднего заработка за время вынужденного прогула ввиду иного периода вынужденного прогула
.
То есть мало того, что ретроактивно уничтожается отказ от договора, ещё и взыскивается вся зарплата за время, пока женщина не работала. То, что работодатель не виноват в её прогуле, никого не волнует.
А теперь шутки в сторону. Это хорошо, очень хорошо, что суды понимают, что и в трудовом праве могут быть пороки воли, они даже прямо пишут про волеизъявления. Плохо то, что у них нет того инструментария, с помощью которого можно было бы справедливо разрешать споры об оспаривании. Им неоткуда всять понятие существенности заблуждения, распознаваемости и так далее. Не зная о синаллагме, они могут вот так присуждать к выплате заработной платы...
Всё это богатство можно получить двумя способами: либо вывести из чистого Разума (аналогии права), либо взять из ГК РФ. Ради доброго здравия и крепкого сна СОЮ и всего правопорядка, лучше будет воспользоваться вторым методом.
Переслав з:Искусство кино
21.04.202510:43
Так какой это папа — прогрессивный или консервативный? Он попеременно предстает и тем и другим — то предельно жестким руководителем, не желающим слышать иного мнения, то беззащитным ребенком. Он то святее папы римского, то признается, что утратил веру.
На 89-м году жизни умер Папа Римский Франциск. Кинематограф всегда проявлял пристальное внимание к фигурам, носящим статус римского понтифика, и к происходящему в стенах Ватикана (из актуальных примеров — прошлогодний «Конклав» Эдварда Бергера). Публикуем подробный текст Всеволода Коршунова об одном из самых громких и эффектных проектов на эту тему — сериальной дилогии Паоло Соррентино «Молодой папа» и «Новый папа». Впервые материал был опубликован в №5 за 2020 год.
Увійдіть, щоб розблокувати більше функціональності.