О республике
Досмотрел сейчас первый сезон сериала «Рим», который мне настоятельно рекомендовал отец. Сериал хороший, за героев ты при просмотре искренне переживаешь. Особенно за Луция Ворена – одного из командиров XIII легиона, который пытается в непростые для Рима времена следовать строгим моральным убеждениям, трудясь при этом на благо семьи и республики.
За последние две серии мою эмпатию заслужил и Брут, вокруг которого объединяются заговорщики. Последнии просят Брута предать Цезаря, нарушающего республиканские порядки, на которого сам Брут смотрит как на отца. В итоге Цезарь назначает в Сенат вождей галлов, что для старой римской аристократией это становится последней каплей – и Цезаря убивают. Спрашиваю себя, как бы я поступил на месте Брута? И, честно говоря, не знаю ответа.
Но этот канал всё-таки не о кино. Из юридических вопросов меня сериал натолкнул на следующий: если мы принимаем республиканскую форму правления и провозглашаем суверенитет нации, можно ли считать здесь и сейчас живущих граждан сувереном?
Когда-то на этот вопрос я отвечал утвердительно. Казалось бы, что может быть очевиднее? Именно здесь и сейчас живущие граждане и составляют нацию, именно они избирают своих представителей в парламент, именно от их лица и действует глава государства. Поэтому, например, меня всегда смущали т.н. «вечные оговорки» в Конституциях Италии, Германии, Франции о неизменности республиканской формы правления или федерализма – как может суверенная воля быть скована тем, что однажды написано в прошлом?
А сейчас я начинаю сомневаться. Даже отдавая свой голос на выборах, гражданин действует не от своего имени, а от имени суверена – ведь у него самого нет никакой власти над его согражданами и он не может принимать обязательные для них решения (par in parem non habet imperium). Но, быть может, стоит пойти ещё дальше и сказать, что большинство, даже подавляющее большинство граждан – это лишь представитель суверена, но никак не сам суверен?
В пользу этого можно сказать, что большинство граждан отличается от меньшинства лишь количеством, а потому par in parem продолжает действовать. Но есть в этом что-то схоластическое. Думается, такой аргумент сильнее: в республиках считается, что граждане не находятся в несправедливой зависимости от государства потому, что законы принимают их представители – а никто не может возражать против действий своего представителя, разве что тот действовал злоумышленно. Допустим, так и есть. Но разве не знаем мы законов, которые были приняты столетия назад? Разве можем мы сказать, что парламентарии прошлого были представителями людей настоящего? Если считать, что представителем не может быть тот, кого не выбирали, ответ должен быть отрицательным.
Вместе с тем из здравого смысла следует, что нет никакой несправедливости в том, что закон распространяется на граждан даже тогда, когда он не был принят в силу их голоса за одобрившего закон представителя. А вытекает этот вывод, кажется, из того, что суверен в государстве что сейчас, что сто, что двести лет назад – это одно и то же лицо, у которого лишь сменяются представители. Одно поколение сменяется другим, второе – третьим, а третье – четвёртым, а нация всё равно остаётся тождественной сама себе, подобно кораблю Тесея.
Получается, что даже абсолютное большинство граждан, даже все граждане до единого – это не суверен государства, а лишь его представитель. А раз большинство не является сувереном, оно не может даже в рамках положительного права (чего уж говорить о естественном) принимать решения, вредящие суверену – представители обязаны быть лояльны своему представляемому и не могут вредить ему. И потому даже если большинство выступает за закон или партию, которые грозят гибелью самому суверену, всей нации, волеизъявление большинства должно считаться недействительным.
