Bilal Kurbanow
О регуляторной политике, праве в целом и банкротном в особенности, книгах, которые я читаю и мире, в котором мы живем. Обратная связь: @k_bilal
TGlist rating
0
0
TypePublic
Verification
Not verifiedTrust
Not trustedLocationРосія
LanguageOther
Channel creation dateMar 13, 2022
Added to TGlist
Nov 12, 2024Linked chat
Records
22.04.202523:59
721Subscribers16.11.202423:59
100Citation index14.04.202518:35
1.4KAverage views per post22.04.202508:02
408Average views per ad post13.04.202510:42
15.15%ER14.04.202518:35
205.41%ERR
05.04.202518:49
K. Pistor «The Code of Capital».
Капитал создают ушлые юристы. Право собственности, залог, траст, патентное, корпоративное и банкротное право структурируются к выгоде держателей определенных активов, давая им приоритет перед остальными, что вредит обществу. Такой основной тезис этой книги.
Книга мотивирована растущим неравенством, которое чуть ли не пришло к уровню, который был до Французской революции. Благосостояние накапливается талантами, хардворку, семье. Но без юридического кодирования это благостояние быстро улетучилось бы. Накопление благосостояния и передача его на длинной дистанции возможно только при помощи юридического кодирования капитала и принудительной силы государства.
Именно благодаря государству активы получают такие качества как приоритет (одни требования стоят выше перед другими), долговременность (распространение приоритетных прав во времени), универсальность (требования действуют против всех остальных) конвертируемость (возможность перевести активы в деньги государства).
То есть, капитал — это, по сути, юридическое свойство, которое помогает создавать благосостояние. Поэтому любой актив может быть превращен в капитал: сначала к капиталу относились реальные активы, например земля. Однако после начала эпохи финансиализации таковыми стали юридические фикции: активы под корпоративной оболочкой или трасты, и нематериальные объекты.
Глобальный капитализм базируется преимущественно на праве Англии и штата Нью-Йорк, дополненными международными соглашениями и сетью двусторонних инвестиционных и торговых режимов, которые центрируются вокруг нескольких развитых экономик. Причем наибольшее влияние на кодирование капитала сосредотачивается в офисах частных юрфирм, а не в легислатурах и судах, которые «отключаются» арбитражными оговорками.
Но почему государство заинтересовано в поддержке капитала? Тут сработали доводы о том, что предоставление специальных условий некоторым лицам, а также создание для них исключений, увеличит общий пирог и принесет увеличение благосостояния для всех – все выигрывают от этого. Но позднее приходит осознание, что выгоды остальным просачиваются вниз тонкой струйкой. Большинство выгод получают владельцы капитала, которые их репатриируют или выводят в другие юрисдикции, в которых их можно скрыть от налоговых и других кредиторов.
Другое объяснение состоит в том, что правительства выигрывают от экономического роста. Это увеличивает налоги и позволяет привлекать долговое финансирование. Судьба правительств в демократиях зависит от их способности генерировать рост. Темпы роста, а не распределение благосостояния и индексы человеческого развития поставлены во главу угла.
Автор полагает, что если такие тенденции сохранятся, то это приведет к эрозии легитимности права как организующего социальный порядок средства. Причем такое уже происходит в странах с давними традициями демократии и верховенства права. В итоге голая власть может снова определять правовой порядок как это было большую часть человеческой истории.
Она предлагает некоторые решения (помимо ограничения привилегий держателей активов)
(1) Ограничения в выборе применимого права. Такое ограничение вытекает из основ демократического самоуправления. Демократические политии управляются правом: чем больше лазеек для некоторых избежать применения права, тем менее эффективно такое самоуправление.
(2) Арбитраж в вопросах, имеющих общ-ее значение, должен быть ограничен: одно дело, когда частные арбитры разрешают договорный спор, другое, когда они вмешиваются в вопросы политики (в сфере антимонопольного права и др.) как, например, в инвестиционных спорах с государством или когда стороны имеют неравные переговорные возможности как в потребительских спорах.
(3) Чисто спекулятивные контракты не должны быть исполнимы в суде. Часто в спекуляциях используются деривативные контракты. Им также не должны предоставляться привилегии при банкротстве.
(4) Для большей автономии юристов от капитала требуется переосмыслить способы финансирования юридического образования и структурирование оплаты в юрфирмах.
Капитал создают ушлые юристы. Право собственности, залог, траст, патентное, корпоративное и банкротное право структурируются к выгоде держателей определенных активов, давая им приоритет перед остальными, что вредит обществу. Такой основной тезис этой книги.
Книга мотивирована растущим неравенством, которое чуть ли не пришло к уровню, который был до Французской революции. Благосостояние накапливается талантами, хардворку, семье. Но без юридического кодирования это благостояние быстро улетучилось бы. Накопление благосостояния и передача его на длинной дистанции возможно только при помощи юридического кодирования капитала и принудительной силы государства.
Именно благодаря государству активы получают такие качества как приоритет (одни требования стоят выше перед другими), долговременность (распространение приоритетных прав во времени), универсальность (требования действуют против всех остальных) конвертируемость (возможность перевести активы в деньги государства).
То есть, капитал — это, по сути, юридическое свойство, которое помогает создавать благосостояние. Поэтому любой актив может быть превращен в капитал: сначала к капиталу относились реальные активы, например земля. Однако после начала эпохи финансиализации таковыми стали юридические фикции: активы под корпоративной оболочкой или трасты, и нематериальные объекты.
Глобальный капитализм базируется преимущественно на праве Англии и штата Нью-Йорк, дополненными международными соглашениями и сетью двусторонних инвестиционных и торговых режимов, которые центрируются вокруг нескольких развитых экономик. Причем наибольшее влияние на кодирование капитала сосредотачивается в офисах частных юрфирм, а не в легислатурах и судах, которые «отключаются» арбитражными оговорками.
Но почему государство заинтересовано в поддержке капитала? Тут сработали доводы о том, что предоставление специальных условий некоторым лицам, а также создание для них исключений, увеличит общий пирог и принесет увеличение благосостояния для всех – все выигрывают от этого. Но позднее приходит осознание, что выгоды остальным просачиваются вниз тонкой струйкой. Большинство выгод получают владельцы капитала, которые их репатриируют или выводят в другие юрисдикции, в которых их можно скрыть от налоговых и других кредиторов.
Другое объяснение состоит в том, что правительства выигрывают от экономического роста. Это увеличивает налоги и позволяет привлекать долговое финансирование. Судьба правительств в демократиях зависит от их способности генерировать рост. Темпы роста, а не распределение благосостояния и индексы человеческого развития поставлены во главу угла.
Автор полагает, что если такие тенденции сохранятся, то это приведет к эрозии легитимности права как организующего социальный порядок средства. Причем такое уже происходит в странах с давними традициями демократии и верховенства права. В итоге голая власть может снова определять правовой порядок как это было большую часть человеческой истории.
Она предлагает некоторые решения (помимо ограничения привилегий держателей активов)
(1) Ограничения в выборе применимого права. Такое ограничение вытекает из основ демократического самоуправления. Демократические политии управляются правом: чем больше лазеек для некоторых избежать применения права, тем менее эффективно такое самоуправление.
(2) Арбитраж в вопросах, имеющих общ-ее значение, должен быть ограничен: одно дело, когда частные арбитры разрешают договорный спор, другое, когда они вмешиваются в вопросы политики (в сфере антимонопольного права и др.) как, например, в инвестиционных спорах с государством или когда стороны имеют неравные переговорные возможности как в потребительских спорах.
(3) Чисто спекулятивные контракты не должны быть исполнимы в суде. Часто в спекуляциях используются деривативные контракты. Им также не должны предоставляться привилегии при банкротстве.
(4) Для большей автономии юристов от капитала требуется переосмыслить способы финансирования юридического образования и структурирование оплаты в юрфирмах.
22.04.202518:37
Конституционалист Бёкенфёрде об этосе юристов и сохраняющемся значении естественного права:
Естественное право не имеет характера действующего позитивного права, а скорее нормативной этики права (Rechtsethik) и раскрывает свою функцию именно в этом качестве, которая проявляется в трех отношениях:
(1) в смысле признания и легитимации позитивного права, поскольку оно в значительной мере соответствует принципам естественного, их соответствующим образом реализует;
(2) как компас для реформ и улучшения позитивного права, если последнее обнаруживает дефицит в отношении естественного права или требует ответа на новые вызовы;
(3) как пример для критического вопрошания и делигитимации позитивного права, поскольку оно противоречит требованиям естественного права. Это может дойти до отказа от лояльности или даже восстания.
Таким образом, позитивное право продолжает быть связанным с нравственным порядком (sittliche Ordnung).
Как сильно позитивное право сформировано естественным зависит от того, насколько естественное право в обществе является частью текущей нормативной этики права или становится ею. Это происходит, разумеется, не само по себе, а требует активности и "работы по убеждению" сторонниками естественного права как в публичном дискурсе, так и в политическом процессе. Шансы тем выше, чем лучше удается перевести естественноправовое содержание и требования на секулярный язык и понятия и требовать к ним внимания лишь постольку, поскольку они соответствуют требованию обобщаемости/универсализуемости (Verallgemeinbarkeit).
Если такая коммутация (посредничество) в итоге внедряется в позитивное право, то задача юристов, связанных с этим правом - учитывать это позитивно и конструктивно. Тем самым юрист не становится "стороной" или представителем отдельных интересов, а остается верен своему профессиональному этосу, а именно - признавать право в его особом качестве как (диалектическое) посредничество (коммутацию) текущей этики права и политики - и именно так его применять в своей повседневной деятельности, сохраняя его суть.
Естественное право не имеет характера действующего позитивного права, а скорее нормативной этики права (Rechtsethik) и раскрывает свою функцию именно в этом качестве, которая проявляется в трех отношениях:
(1) в смысле признания и легитимации позитивного права, поскольку оно в значительной мере соответствует принципам естественного, их соответствующим образом реализует;
(2) как компас для реформ и улучшения позитивного права, если последнее обнаруживает дефицит в отношении естественного права или требует ответа на новые вызовы;
(3) как пример для критического вопрошания и делигитимации позитивного права, поскольку оно противоречит требованиям естественного права. Это может дойти до отказа от лояльности или даже восстания.
Таким образом, позитивное право продолжает быть связанным с нравственным порядком (sittliche Ordnung).
Как сильно позитивное право сформировано естественным зависит от того, насколько естественное право в обществе является частью текущей нормативной этики права или становится ею. Это происходит, разумеется, не само по себе, а требует активности и "работы по убеждению" сторонниками естественного права как в публичном дискурсе, так и в политическом процессе. Шансы тем выше, чем лучше удается перевести естественноправовое содержание и требования на секулярный язык и понятия и требовать к ним внимания лишь постольку, поскольку они соответствуют требованию обобщаемости/универсализуемости (Verallgemeinbarkeit).
Если такая коммутация (посредничество) в итоге внедряется в позитивное право, то задача юристов, связанных с этим правом - учитывать это позитивно и конструктивно. Тем самым юрист не становится "стороной" или представителем отдельных интересов, а остается верен своему профессиональному этосу, а именно - признавать право в его особом качестве как (диалектическое) посредничество (коммутацию) текущей этики права и политики - и именно так его применять в своей повседневной деятельности, сохраняя его суть.
14.04.202516:29
В апрельском номере ВЭП вышла моя статья-комментарий к определению СКЭС по делу Кузбасстрансуголь, в котором СКЭС совершила ошибку (не без помощи законодателя) и придала неверное значение знанию ответчика (благ. организации) о цели должника причинить пожертвованием вред кредиторам.
При оспаривании безвозмездных предоставлений знание ответчика имеет значение для определения объема его ответственности: недобросовестный отвечает в полном объеме, а добросовестный только в пределах наличного обогащения.
Если обогащение полностью отпало, то и отвечать добросовестный ответчик не будет. Однако, в нашем праве, насколько мне известно, вопрос "отпадения обогащения" не сильно разработан. И по пути его дальнейшей разработки я думаю пойдет судебная практика, уйдя от позиции по делу Кузбасстрансуголь.
Где еще, как не в банкротстве, будут ставиться предельные вопросы в частном праве?)
При оспаривании безвозмездных предоставлений знание ответчика имеет значение для определения объема его ответственности: недобросовестный отвечает в полном объеме, а добросовестный только в пределах наличного обогащения.
Если обогащение полностью отпало, то и отвечать добросовестный ответчик не будет. Однако, в нашем праве, насколько мне известно, вопрос "отпадения обогащения" не сильно разработан. И по пути его дальнейшей разработки я думаю пойдет судебная практика, уйдя от позиции по делу Кузбасстрансуголь.
Где еще, как не в банкротстве, будут ставиться предельные вопросы в частном праве?)
Log in to unlock more functionality.
