Талые воды
16.02.202510:16
В притче о блудном сыне отец соглашается отдать ему наследство, разделив свое имущество.
В детстве меня это удивляло. Сейчас вижу, что так оно и происходит в жизни и в истории.
Бог не отнимает Своих даров даже у тех, кто ведёт себя так, будто Он умер. Другое дело, что такой неблагодарный наследник обязательно «расточит имение свое», и его требование к Отцу (по сути – заявление «Бог умер») – это первый шаг к неминуемому ведру с рожками для свиней.
Интересно, а мог бы сюжет притчи сложиться иначе? Ну, блудный сын берёт свою часть наследства, открывает прибыльное дело и создает свой дом, не уступающий отцовскому.
Полагаю, нет. Потому что требующий у живого отца наследство обречен. Он просто не обладает качествами, необходимыми для успешного строительства чего-либо долговечного.
И заканчивается всё хорошо, только если у неблагодарного расточителя остается хоть немного здравомыслия, чтобы предпочесть смирение у ног Отца свиной кормушке.
В детстве меня это удивляло. Сейчас вижу, что так оно и происходит в жизни и в истории.
Бог не отнимает Своих даров даже у тех, кто ведёт себя так, будто Он умер. Другое дело, что такой неблагодарный наследник обязательно «расточит имение свое», и его требование к Отцу (по сути – заявление «Бог умер») – это первый шаг к неминуемому ведру с рожками для свиней.
Интересно, а мог бы сюжет притчи сложиться иначе? Ну, блудный сын берёт свою часть наследства, открывает прибыльное дело и создает свой дом, не уступающий отцовскому.
Полагаю, нет. Потому что требующий у живого отца наследство обречен. Он просто не обладает качествами, необходимыми для успешного строительства чего-либо долговечного.
И заканчивается всё хорошо, только если у неблагодарного расточителя остается хоть немного здравомыслия, чтобы предпочесть смирение у ног Отца свиной кормушке.
09.01.202518:18
Разговор о национальном и этническом часто ведется так, будто эти явления должны в любую эпоху проявляться одинаково. Ну, то есть берутся национальные категории современности и сравниваются с прошлым, если что-то не совпадает, то это повод сказать «вот видите, все в 19 веке изобрели».
На том конструктивизм с инструментализмом и держатся. Ну ладно, не целиком, но значительная часть их аргументации.
В то время как этническая самоартикуляция и не может выглядеть однообразно во все эпохи. На это влияет масса факторов: уровень грамотности, социальная структура, экономический уклад и т.д. Радикальное изменение всего перечисленного с началом Нового времени породило нации модерна. Но появления этих общностей и национальных государств не отменяет извечной человеческой склонности превращать культурные, лингвистические, фенотипические и религиозные различия в этнические границы.
Просто в каждую эпоху меняется сила и проницаемость подобных границ.
На том конструктивизм с инструментализмом и держатся. Ну ладно, не целиком, но значительная часть их аргументации.
В то время как этническая самоартикуляция и не может выглядеть однообразно во все эпохи. На это влияет масса факторов: уровень грамотности, социальная структура, экономический уклад и т.д. Радикальное изменение всего перечисленного с началом Нового времени породило нации модерна. Но появления этих общностей и национальных государств не отменяет извечной человеческой склонности превращать культурные, лингвистические, фенотипические и религиозные различия в этнические границы.
Просто в каждую эпоху меняется сила и проницаемость подобных границ.
29.12.202420:58
У прозорливого Льюиса есть есть фраза, которая не прошла проверку временем. Причем даже удивительно, ведь он не самый большой оптимист по части человеческой природы.
Культ похоти куда хуже, чем культ материнской любви, но похоть реже становится культом.
Прекрасная, тонко сформулированная мысль. Что угодно, возведённое в культ, кроме Бога, начнет действовать на вас разрушительно. Вторая заповедь.
Эти строки написаны лет за 15-20 до триумфа сексуальной революции на западе. И как изменился мир меньше чем за столетие, ведь сегодня можно утверждать буквально противоположное сказанному. Культ похоти канонизирован и и стал общим местом в развлекательных программах и трендах социальных сетей, а материнской любови очень легко попасть под обвинения в «яжематеринстве», и в целом токсичности всех мастей.
Я будто бы занимаюсь морализаторством, хотя и в мыслях не было. Неоднократно писал прежде, что эротическое чувство это хорошо, и даже юмор на тему вполне может быть уместен, при должной дозировке и компании. Однако подобная перемена смысла, казалось бы, очевидных слов – плохой симптом для всех нас.
Культ похоти куда хуже, чем культ материнской любви, но похоть реже становится культом.
Прекрасная, тонко сформулированная мысль. Что угодно, возведённое в культ, кроме Бога, начнет действовать на вас разрушительно. Вторая заповедь.
Эти строки написаны лет за 15-20 до триумфа сексуальной революции на западе. И как изменился мир меньше чем за столетие, ведь сегодня можно утверждать буквально противоположное сказанному. Культ похоти канонизирован и и стал общим местом в развлекательных программах и трендах социальных сетей, а материнской любови очень легко попасть под обвинения в «яжематеринстве», и в целом токсичности всех мастей.
Я будто бы занимаюсь морализаторством, хотя и в мыслях не было. Неоднократно писал прежде, что эротическое чувство это хорошо, и даже юмор на тему вполне может быть уместен, при должной дозировке и компании. Однако подобная перемена смысла, казалось бы, очевидных слов – плохой симптом для всех нас.
17.12.202418:31
У Бердяева есть мысль об «оправдании творчеством», согласно которой творчество является формой аскезы, возвышающей человека перед Богом. Мысль привлекательная, особенно в контексте идеи творчества как реализации Образа Божиего в себе. Однако есть и узкие места.
В христианской традиции вопрос аскезы для мирян очень тонок – если она начинает искушать и соблазнять ближних, то ценность её стремится к нулю. По крайней мере, если речь идет не о простом соблюдении поста, а о серьезных духовных практиках. Если вы из-за личного подвижничества развалили семью, забросили родителей, не занимаетесь детьми – то что-то с вашим подвижничеством не так. Любой опытный священнослужитель осадит такого аскета.
А кто осадит творца? Разумеется, именно творца с маленькой буквы. Допустим, если личные страдания, претерпеваемые им в творческом процессе, и правда могут оправдать его перед Богом, то как быть с ближними творческих людей?
Даже в нашем бытовом восприятии человек искусства имеет некую индульгенцию на свинство. Не то что бы мы совсем не обращали на это внимания, но всегда готовы простить – «ему можно». И я не призываю не прощать, я не имею такого права, да и не хочу. Просто любопытно, существует ли какая-то зависимость, между масштабом творческого плода и масштабом скорби, которую творческий человек в праве причинить окружающим. Вернее даже, именно ближним, окружающие в широком смысле от подобного творца или выиграют, или ничего не потеряют.
Наверное, это вопрос, схожий с вопросом Раскольникова.
Как бы то ни было, Бердяев прав в том, что к творчеству нельзя подходить менее осознанно, чем к аскезе. И опасно оно тоже не менее.
В христианской традиции вопрос аскезы для мирян очень тонок – если она начинает искушать и соблазнять ближних, то ценность её стремится к нулю. По крайней мере, если речь идет не о простом соблюдении поста, а о серьезных духовных практиках. Если вы из-за личного подвижничества развалили семью, забросили родителей, не занимаетесь детьми – то что-то с вашим подвижничеством не так. Любой опытный священнослужитель осадит такого аскета.
А кто осадит творца? Разумеется, именно творца с маленькой буквы. Допустим, если личные страдания, претерпеваемые им в творческом процессе, и правда могут оправдать его перед Богом, то как быть с ближними творческих людей?
Даже в нашем бытовом восприятии человек искусства имеет некую индульгенцию на свинство. Не то что бы мы совсем не обращали на это внимания, но всегда готовы простить – «ему можно». И я не призываю не прощать, я не имею такого права, да и не хочу. Просто любопытно, существует ли какая-то зависимость, между масштабом творческого плода и масштабом скорби, которую творческий человек в праве причинить окружающим. Вернее даже, именно ближним, окружающие в широком смысле от подобного творца или выиграют, или ничего не потеряют.
Наверное, это вопрос, схожий с вопросом Раскольникова.
Как бы то ни было, Бердяев прав в том, что к творчеству нельзя подходить менее осознанно, чем к аскезе. И опасно оно тоже не менее.
06.12.202416:44
Читал сыну книгу про динозавров, а потом другую, про русских богатырей.
Он вынес вердикт:
Эх, жаль, что динозавры и богатыри вымерли.
Уверил его, что богатыри ещё остались точно.
Он вынес вердикт:
Эх, жаль, что динозавры и богатыри вымерли.
Уверил его, что богатыри ещё остались точно.
Reposted from:
Politisch verdächtig
29.11.202417:32
Вообще говоря, мне сразу вспомнились сразу два монумента, которые как бы опровергают утверждение Андерсона — но, если присмотреться, не совсем.
В качестве «могилы неизвестного марксиста» вспоминается «Памятник революции», который воздвигли по проекту Людвига Мис ван дер Роэ на кладбище Фридрихсфельде (главном некрополе немецких левых) в 1926 г. Его установили над могилами Карла Либкнехта, Розы Люксембург и других революционеров. В 1933-м его уничтожили нацисты, и с тех пор он так и не был восстановлен (хотя предложения выдвигались несколько раз).
Но, по правде сказать, это был не общенациональный, а партийный памятник. По сути — мемориал КПГ, который никому, кроме неё, оказался не нужен (даже её вроде как наследнице СЕПГ). Ну и всё-таки это был памятник в первую очередь двум конкретным деятелям (хоть и как бы воплощавшим в себе всё революционное движение).
«Памятником павшим либералам» можно назвать Монумент жирондистам, стоящий на площади Кенконс в Бордо. Мощный, помпезный комплекс, состоящий из скульптур, фонтанов и колонны в центре, поставлен в конце XIX в.
Однако не отпускает ощущение, что на самом деле это памятник не столько либералам, сколько землякам — жирондисты были депутатами французского парламента от департамента Жиронда, в котором находится Бордо. Людям, которые отстаивали интересы родного города и были убиты по приказу из далёкой столицы. Регионалистская всё же история.
#память #история #национализм
@verdachtig
В качестве «могилы неизвестного марксиста» вспоминается «Памятник революции», который воздвигли по проекту Людвига Мис ван дер Роэ на кладбище Фридрихсфельде (главном некрополе немецких левых) в 1926 г. Его установили над могилами Карла Либкнехта, Розы Люксембург и других революционеров. В 1933-м его уничтожили нацисты, и с тех пор он так и не был восстановлен (хотя предложения выдвигались несколько раз).
Но, по правде сказать, это был не общенациональный, а партийный памятник. По сути — мемориал КПГ, который никому, кроме неё, оказался не нужен (даже её вроде как наследнице СЕПГ). Ну и всё-таки это был памятник в первую очередь двум конкретным деятелям (хоть и как бы воплощавшим в себе всё революционное движение).
«Памятником павшим либералам» можно назвать Монумент жирондистам, стоящий на площади Кенконс в Бордо. Мощный, помпезный комплекс, состоящий из скульптур, фонтанов и колонны в центре, поставлен в конце XIX в.
Однако не отпускает ощущение, что на самом деле это памятник не столько либералам, сколько землякам — жирондисты были депутатами французского парламента от департамента Жиронда, в котором находится Бордо. Людям, которые отстаивали интересы родного города и были убиты по приказу из далёкой столицы. Регионалистская всё же история.
#память #история #национализм
@verdachtig
24.01.202518:30
Старик Хабермас полагал, что национальная идентичность призвана добавить эмоций в сухую и абстрактную идею государственно-гражданской солидарности.
Всё то же старое геллнеровское «не нация создаёт государство, а государство нацию». И это, конечно, верно в отношении народов, кои выходя из колониальной зависимости, слепо ухватились за миражи западных институтов и заполнили весь земной шар парламентами и президентами, за которыми проглядывают бусы и тряпки всё тех же племенных вождей.
Но если государство росло вместе народом, росло из его истории, то «одухотворять» его «нацией» нет нужды. По идее, институты в своих названиях, истории возникновения и сути должны воплощать народную судьбу, отражать бег народа сквозь время. Государства, пришедшие к модерну естественным путем (насколько это вообще может быть естественным), в известной мере этим обладают.
Те же, кто обезьянничал, нуждаются в подгонке собственной истории (часто изобретённой) под западный национальный трафарет.
Это, в общем, дело вкуса, но президенты в большей части мира – ужасно неэстетичная история.
Всё то же старое геллнеровское «не нация создаёт государство, а государство нацию». И это, конечно, верно в отношении народов, кои выходя из колониальной зависимости, слепо ухватились за миражи западных институтов и заполнили весь земной шар парламентами и президентами, за которыми проглядывают бусы и тряпки всё тех же племенных вождей.
Но если государство росло вместе народом, росло из его истории, то «одухотворять» его «нацией» нет нужды. По идее, институты в своих названиях, истории возникновения и сути должны воплощать народную судьбу, отражать бег народа сквозь время. Государства, пришедшие к модерну естественным путем (насколько это вообще может быть естественным), в известной мере этим обладают.
Те же, кто обезьянничал, нуждаются в подгонке собственной истории (часто изобретённой) под западный национальный трафарет.
Это, в общем, дело вкуса, но президенты в большей части мира – ужасно неэстетичная история.
05.01.202522:30
Я отношусь к свободе как к духовному понятию, и политический смысл его от меня ускользает. Нет, Исайя Берлин с его позитивной и негативной свободами мне знаком, однако обе этих свободы представляются мне муляжами.
Борьба за свободу – это всегда бег к какой-то новой форме угнетения. Меняются угнетаемые и их самощущение, меняются средства угнетения. А угнетение и несвобода всегда на месте.
Если же всё-таки признать право называться свободой за тем редким состоянием снижения внешнего контроля и ростом возможностей для инициативы – то оно в истории случается лишь фрагментарно, редкими вспышками. Мир первобытного охотника, или крестьянина до «феодальной революции», или пользователя интернета нулевых – результат краткого стечения обстоятельств.
Поэтому мне всегда представляется совершенно нелепым описание истории, как процесса возрастания свободы. Честно говоря, я даже не знаю как в эпоху социальных сетей, прогрессирующих систем распознавания лиц, смартфонов и госуслуг можно вообще верить, что ты стал свободнее, чем твой, скажем, прадедушка.
Чем раньше понимаешь, что свобода не обретается в политической борьбе, а Истина не побеждает на выборах – тем больше у тебя в жизни останется времени для по-настоящему важных вещей.
Борьба за свободу – это всегда бег к какой-то новой форме угнетения. Меняются угнетаемые и их самощущение, меняются средства угнетения. А угнетение и несвобода всегда на месте.
Если же всё-таки признать право называться свободой за тем редким состоянием снижения внешнего контроля и ростом возможностей для инициативы – то оно в истории случается лишь фрагментарно, редкими вспышками. Мир первобытного охотника, или крестьянина до «феодальной революции», или пользователя интернета нулевых – результат краткого стечения обстоятельств.
Поэтому мне всегда представляется совершенно нелепым описание истории, как процесса возрастания свободы. Честно говоря, я даже не знаю как в эпоху социальных сетей, прогрессирующих систем распознавания лиц, смартфонов и госуслуг можно вообще верить, что ты стал свободнее, чем твой, скажем, прадедушка.
Чем раньше понимаешь, что свобода не обретается в политической борьбе, а Истина не побеждает на выборах – тем больше у тебя в жизни останется времени для по-настоящему важных вещей.
27.12.202409:40
Иногда спрашиваю сам себя: почему мне кажется таким важным «оправдание Средневековья»? Почему так раздражает негативный средневековый миф. Ведь я не из тех, кто хотел бы жить в ту эпоху (каждому следует жить в своей), я не склонен идеализировать её (все эпохи имеют достоинства и недостатки), мне есть чем заняться в современности. И дело даже не в какой-то особенной нелюбви к историческим заблуждениям – они есть в обывательских представлениях о любом времени.
Наверное, дело в том, что весь антисредневековый дискурс строится вокруг негласного утверждения, что ради максимизации удобства можно пожертвовать всем. На фоне роста комфорта всё прочее должно поблекнуть. И тогда, вся человеческая история – это просто выстраивание «второй природы» – удобного мира вокруг себя. Каждый кирпичик в нём ценен сам по себе и за него можно заплатить любую цену.
И проблема не в желании комфорта – это само по себе нормально, проблема в возведении этого желания в абсолют. Превращение комфорта в мерило человечности. Из этого формируется обывательское представление, что человек, пренебрегающий комфортом, менее ценен как человек, и в меньшей степени способен к человеческому бытию.
Не даром сегодня любое самоограничение требует масштабных обоснований в духе «дофаминовых голоданий». Тот, кто ограничивает себя по иным причинам, мгновенно обретает репутацию «странненького».
Ситуация вынужденного дискомфорта становится состоянием ада из которого необходимо сбежать любой ценой. Представить, что в такой ситуации может быть что-то хорошее, что в ней возможна даже счастливая жизнь для нынешнего обывателя невероятно трудна.
Оттого и обидно за средневекового человека, который жил, творил и бывал счастлив не реже наших современников. И для того чтобы это понимать, вовсе не обязательно «возвращать 1007-й».
Наверное, дело в том, что весь антисредневековый дискурс строится вокруг негласного утверждения, что ради максимизации удобства можно пожертвовать всем. На фоне роста комфорта всё прочее должно поблекнуть. И тогда, вся человеческая история – это просто выстраивание «второй природы» – удобного мира вокруг себя. Каждый кирпичик в нём ценен сам по себе и за него можно заплатить любую цену.
И проблема не в желании комфорта – это само по себе нормально, проблема в возведении этого желания в абсолют. Превращение комфорта в мерило человечности. Из этого формируется обывательское представление, что человек, пренебрегающий комфортом, менее ценен как человек, и в меньшей степени способен к человеческому бытию.
Не даром сегодня любое самоограничение требует масштабных обоснований в духе «дофаминовых голоданий». Тот, кто ограничивает себя по иным причинам, мгновенно обретает репутацию «странненького».
Ситуация вынужденного дискомфорта становится состоянием ада из которого необходимо сбежать любой ценой. Представить, что в такой ситуации может быть что-то хорошее, что в ней возможна даже счастливая жизнь для нынешнего обывателя невероятно трудна.
Оттого и обидно за средневекового человека, который жил, творил и бывал счастлив не реже наших современников. И для того чтобы это понимать, вовсе не обязательно «возвращать 1007-й».
15.12.202415:52
Если вы давно хотели разобраться в истории Армении и не знали с чего начать, то вот вам отличный выпуск от Минутной Истории. Для старта самое то.
Если душнить и придираться: на монтаже вместо дорогой моему сердцу церкви св. Екатерины на Невском 42 воткнули католический собор св. Екатерины (пускай тоже очень красивый). Но между ними всего пара сотен метров, так что простим москвичам эту оплошность.
(Кстати, в этом католическом соборе покоится прах фельдмаршала Моро, того самого, который бился со Суворовым, а потом окольными путями оказался на русской службе и, как следствие, похоронен на одной с Александром Васильевичем улице. Сюжет сам по себе достойный выпуска.)
Ну и в конце сказали, что вопрос утверждения российским императором армянских католикосов носил формальный характер. Это не совсем так. Дело в том, что в тот период в ААЦ за влияние боролись несколько католикосатов, Эчмиадзинский лишь один из них, другие же находились на территории Османской Империи. Царская администрация была заинтересована в доминировании Эчмиадзина, и в российском подданстве католикоса, потому что это использовалось и для влияния на мировую армянскую диаспору, и как аргумент в актуальном тогда Восточном вопросе. Ввиду того, выборы армянского каталикоса со тщанием курировались и по линии Синода, и по линии Министерства иностранных дел. А вмешиваться в них начали ещё в конце XVIII века, то есть до вхождения Восточной Армении в состав России. У Пола Верта есть хорошая статья по теме.
В остальном выпуск отличный, всем рекомендую. И да, отдельный разговор по армянскому вопросу в ХХ веке нужен. А по Кавказской Албании тем более.
Если душнить и придираться: на монтаже вместо дорогой моему сердцу церкви св. Екатерины на Невском 42 воткнули католический собор св. Екатерины (пускай тоже очень красивый). Но между ними всего пара сотен метров, так что простим москвичам эту оплошность.
(Кстати, в этом католическом соборе покоится прах фельдмаршала Моро, того самого, который бился со Суворовым, а потом окольными путями оказался на русской службе и, как следствие, похоронен на одной с Александром Васильевичем улице. Сюжет сам по себе достойный выпуска.)
Ну и в конце сказали, что вопрос утверждения российским императором армянских католикосов носил формальный характер. Это не совсем так. Дело в том, что в тот период в ААЦ за влияние боролись несколько католикосатов, Эчмиадзинский лишь один из них, другие же находились на территории Османской Империи. Царская администрация была заинтересована в доминировании Эчмиадзина, и в российском подданстве католикоса, потому что это использовалось и для влияния на мировую армянскую диаспору, и как аргумент в актуальном тогда Восточном вопросе. Ввиду того, выборы армянского каталикоса со тщанием курировались и по линии Синода, и по линии Министерства иностранных дел. А вмешиваться в них начали ещё в конце XVIII века, то есть до вхождения Восточной Армении в состав России. У Пола Верта есть хорошая статья по теме.
В остальном выпуск отличный, всем рекомендую. И да, отдельный разговор по армянскому вопросу в ХХ веке нужен. А по Кавказской Албании тем более.
04.12.202418:52
Я, конечно, не умею работать с инфоповодами. В начале года вот «Прядь» номинировали на «Большую Книгу», а я об этом благополучно забыл. Впрочем, так как дальше номинации дело не пошло – и ладно.
Зато теперь роман можно заказать в Буквоеде. И в Читай-Городе, если удобно. Ну а если там дорого, то на Озоне сейчас в два раза дешевле.
Электронка также появилась на MTC-строках. А на Яндекс-Букмейте можно даже послушать в нейросетевой озвучке, которая безбожно путает ударения и плохо считывает интонации, но всё больше похожа на человека.
Такие дела.
P.S. Все прежние площадки тоже актуальны.
Зато теперь роман можно заказать в Буквоеде. И в Читай-Городе, если удобно. Ну а если там дорого, то на Озоне сейчас в два раза дешевле.
Электронка также появилась на MTC-строках. А на Яндекс-Букмейте можно даже послушать в нейросетевой озвучке, которая безбожно путает ударения и плохо считывает интонации, но всё больше похожа на человека.
Такие дела.
P.S. Все прежние площадки тоже актуальны.
29.11.202415:29
Кстати, боязнь крупных полевых сражений в Средние Века – это следствие не только ограниченности ресурсов.
Поражение в такой битве могли счесть признаком отсутствия Божественного благословения, что в теоцентричном средневековом обществе больно било по репутации проигравшего. Поэтому ограничиваться короткими рейдами и зарубами двадцать на двадцать было целесообразнее и с экономической, и с «духовной» точки зрения.
Поражение в такой битве могли счесть признаком отсутствия Божественного благословения, что в теоцентричном средневековом обществе больно било по репутации проигравшего. Поэтому ограничиваться короткими рейдами и зарубами двадцать на двадцать было целесообразнее и с экономической, и с «духовной» точки зрения.
20.01.202508:24
Читать про Русь и Орду в ленте становится утомительным.
Вообще, любое государство и любой народ в своей истории проходят через весьма разнообразные взаимодействия с другими государствами и народами. Воюют и торгуют, побеждают и проигрывают, завоёвывают и бывают завоёваны – и это, конечно же, накладывает на них отпечаток.
Орда в нашей истории – удобный ярлык (ха, почти каламбур). Либералы любят лепить его, чтоб обличать кровавый режим (царский, красный, нынешний – какой угодно). Евразийцы, чтобы как-то уравновесить слишком уж очевидную связь России с западной христианской (именно с христианской, а не западной вообще) цивилизацией. Удобно, короче. Есть яркий набор образов, который можно поставить на службу своим идеологическим целям.
Русским же вполне достаточно быть русскими. Наши праотцы что-то позаимствовали у степняков, да. Саблю, например. И этой саблей степняков же и покрошили. И ещё много кого. Но Ордой их это не сделало. Наоборот, Россия пришла туда, где кочевала Орда. Построила белокаменные церкви и кремли, классические и барочные дворцы, университеты и библиотеки. Орда проиграла, сжалась и нет её больше.
Испанцы не говорят «мы – мавры» (пока, по крайней мере). Персы не называют себя тюрками. Потому что история сложная штука. И редко кому приходит в голову заявлять «мы построили империю, благодаря тем азиатам, что сожгли десятки наших городов, подрезав крылья на взлете, а потом пару веков экономически эксплуатировали». А нет, у нас в стране не так уж и редко.
Вообще, любое государство и любой народ в своей истории проходят через весьма разнообразные взаимодействия с другими государствами и народами. Воюют и торгуют, побеждают и проигрывают, завоёвывают и бывают завоёваны – и это, конечно же, накладывает на них отпечаток.
Орда в нашей истории – удобный ярлык (ха, почти каламбур). Либералы любят лепить его, чтоб обличать кровавый режим (царский, красный, нынешний – какой угодно). Евразийцы, чтобы как-то уравновесить слишком уж очевидную связь России с западной христианской (именно с христианской, а не западной вообще) цивилизацией. Удобно, короче. Есть яркий набор образов, который можно поставить на службу своим идеологическим целям.
Русским же вполне достаточно быть русскими. Наши праотцы что-то позаимствовали у степняков, да. Саблю, например. И этой саблей степняков же и покрошили. И ещё много кого. Но Ордой их это не сделало. Наоборот, Россия пришла туда, где кочевала Орда. Построила белокаменные церкви и кремли, классические и барочные дворцы, университеты и библиотеки. Орда проиграла, сжалась и нет её больше.
Испанцы не говорят «мы – мавры» (пока, по крайней мере). Персы не называют себя тюрками. Потому что история сложная штука. И редко кому приходит в голову заявлять «мы построили империю, благодаря тем азиатам, что сожгли десятки наших городов, подрезав крылья на взлете, а потом пару веков экономически эксплуатировали». А нет, у нас в стране не так уж и редко.
02.01.202518:39
В секулярном мире красота – последний отблеск Божественного. Его силятся затенить утверждениями об отсутствии объективно прекрасного, о «красоте в глазах смотрящего», но все подобные заявления в итоге просто приходят к эстетизации уродства.
А в мире есть прекрасное и безобразное, также как есть и добро со злом. И между этими полюсами есть строгая черта. Ее очень трудно провести и указать с точностью «вот она», но только начни отрицать эту черту и мигом станешь прославлять мерзость. Потому что отрицание объективного блага и объективной красоты неминуемо требует прославления мерзости, иначе не сработает.
К счастью, люди обречены на красоту. Чувство прекрасного (пусть оно и разнится в нюансах) – это то, что связывает род людской через эпохи, этносы и языки.
Роман Донны Тартт «Щегол» заканчивается важным абзацем. Я приведу его и оставлю без пояснения, сами поймёте, но именно это я и имел в виду выше:
И в разгар нашего умирания, когда мы проклевываемся из почвы и в этой же почве бесславно исчезаем, какой же это почет, какой триумф — любить то, над чем Смерть не властна. Не только катастрофы и забвение следовали за этой картиной сквозь века — но и любовь. И пока она бессмертна (а она бессмертна), есть и во мне крохотная, яркая частица этого бессмертия. Она есть, она будет. И я прибавляю свою любовь к истории людей, которые тоже любили красивые вещи, выглядывали их везде, вытаскивали из огня, искали их, когда они пропадали, пытались сохранить их и спасти, передавая буквально из рук в руки, звучно выкликая промеж осколков времени следующее поколение тех, кто будет любить их, и тех, кто придет за ними.
А в мире есть прекрасное и безобразное, также как есть и добро со злом. И между этими полюсами есть строгая черта. Ее очень трудно провести и указать с точностью «вот она», но только начни отрицать эту черту и мигом станешь прославлять мерзость. Потому что отрицание объективного блага и объективной красоты неминуемо требует прославления мерзости, иначе не сработает.
К счастью, люди обречены на красоту. Чувство прекрасного (пусть оно и разнится в нюансах) – это то, что связывает род людской через эпохи, этносы и языки.
Роман Донны Тартт «Щегол» заканчивается важным абзацем. Я приведу его и оставлю без пояснения, сами поймёте, но именно это я и имел в виду выше:
И в разгар нашего умирания, когда мы проклевываемся из почвы и в этой же почве бесславно исчезаем, какой же это почет, какой триумф — любить то, над чем Смерть не властна. Не только катастрофы и забвение следовали за этой картиной сквозь века — но и любовь. И пока она бессмертна (а она бессмертна), есть и во мне крохотная, яркая частица этого бессмертия. Она есть, она будет. И я прибавляю свою любовь к истории людей, которые тоже любили красивые вещи, выглядывали их везде, вытаскивали из огня, искали их, когда они пропадали, пытались сохранить их и спасти, передавая буквально из рук в руки, звучно выкликая промеж осколков времени следующее поколение тех, кто будет любить их, и тех, кто придет за ними.
24.12.202421:03
Каждый год делюсь этим постом
11.12.202416:54
Отношения человечества с прогрессом слегка напоминают знаменитое фольклорное «право неожиданности».
Напомню, это когда герой в обмен на какое-либо благо для себя здесь и сейчас соглашается отдать то, «что имеет, и о чем не знает». В моменте кажется, что ничего ценного за этим скрываться не может – собственные богатства тебе известны, но ко времени платежа открывается нечто новое – например (чаще всего) неожиданная беременность супруги героя. И так платой оказывается ребенок.
Несколько отличный, но схожий сюжет есть и Ветхом Завете, когда судья Иеффай в обмен на победу над врагом обещает принести во всесожжение Богу, первое, что встретит у ворот дома. И его вышла встречать собственная дочь.
Ну а в современной массовой культуре о праве неожиданности знают благодаря пану Сапковскому и принцессе Цирилле из Цинтры.
Так вот, в пользу прогресса мы (и наши предшественники) постоянно жертвуем то, что имеем, но о чём ещё не знаем. Как будто никогда не придётся расплачиваться. Да, герои сказок часто спасают такой сделкой свою жизнь, другое дело, согласились ли бы они на это, знай сразу, чего придётся лишиться.
Напомню, это когда герой в обмен на какое-либо благо для себя здесь и сейчас соглашается отдать то, «что имеет, и о чем не знает». В моменте кажется, что ничего ценного за этим скрываться не может – собственные богатства тебе известны, но ко времени платежа открывается нечто новое – например (чаще всего) неожиданная беременность супруги героя. И так платой оказывается ребенок.
Несколько отличный, но схожий сюжет есть и Ветхом Завете, когда судья Иеффай в обмен на победу над врагом обещает принести во всесожжение Богу, первое, что встретит у ворот дома. И его вышла встречать собственная дочь.
Ну а в современной массовой культуре о праве неожиданности знают благодаря пану Сапковскому и принцессе Цирилле из Цинтры.
Так вот, в пользу прогресса мы (и наши предшественники) постоянно жертвуем то, что имеем, но о чём ещё не знаем. Как будто никогда не придётся расплачиваться. Да, герои сказок часто спасают такой сделкой свою жизнь, другое дело, согласились ли бы они на это, знай сразу, чего придётся лишиться.
02.12.202415:22
Вчера вечером я шёл по Андреевскому бульвару у Василеостровской, и дорогу мне преградила девушка-кришнаитка. Начала она с неприкрытой лести:
– У вас вдумчивое, одухотворенное лицо, кажется, вы готовы принять истину!
Дальше стала выпаривать мне их идеологические книжки. Я говорю:
– Поддерживать вас рублем не стану, но если отдадите бесплатно – возьму.
Начался торг.
Тут из темноты появились двое парней и сходу такие:
– Брат, она тебя агитирует?! Ты хоть знаешь за что она агитирует?!
Потом повернувшись к девушке:
– Вот ты говоришь, что Кришна это истина, а чем докажешь, что он истина?
На несколько минут я стал пассивным созерцателем видимой брани за мою душу. Из разговора понял, что парни православные. В конце концов говорю:
– Ребят, да спокойнее, я и сам православный, не переживайте.
Старший из двоих тоном инспектора ГИБДД:
– А в таинствах участвуешь?
– Стараюсь.
– А, ну тогда всего доброго, будь осторожен.
И миссионерский патруль растворился в темноте.
Мы с кришнаиткой ещё чуть-чуть побеседовали, я таки забрал бесплатно книгу и пошёл к метро. Впечатление осталось странное, но зато будто в позднеантичной Александрии побывал, где богословские споры велись даже на базаре. Все лучше, чем еще недавнее безраздельное властвование уличных миссий от свидетелей Иеговы.
– У вас вдумчивое, одухотворенное лицо, кажется, вы готовы принять истину!
Дальше стала выпаривать мне их идеологические книжки. Я говорю:
– Поддерживать вас рублем не стану, но если отдадите бесплатно – возьму.
Начался торг.
Тут из темноты появились двое парней и сходу такие:
– Брат, она тебя агитирует?! Ты хоть знаешь за что она агитирует?!
Потом повернувшись к девушке:
– Вот ты говоришь, что Кришна это истина, а чем докажешь, что он истина?
На несколько минут я стал пассивным созерцателем видимой брани за мою душу. Из разговора понял, что парни православные. В конце концов говорю:
– Ребят, да спокойнее, я и сам православный, не переживайте.
Старший из двоих тоном инспектора ГИБДД:
– А в таинствах участвуешь?
– Стараюсь.
– А, ну тогда всего доброго, будь осторожен.
И миссионерский патруль растворился в темноте.
Мы с кришнаиткой ещё чуть-чуть побеседовали, я таки забрал бесплатно книгу и пошёл к метро. Впечатление осталось странное, но зато будто в позднеантичной Александрии побывал, где богословские споры велись даже на базаре. Все лучше, чем еще недавнее безраздельное властвование уличных миссий от свидетелей Иеговы.
28.11.202419:34
У Бенедикта Андерсона есть любопытное замечание: несмотря на философскую нищету национализма в сравнении с другими идеологиями, он на голову превосходит их в мобилизационном потенциале. Нет «могилы неизвестного марксиста» или «памятника павшим либералам» – всё это вотчина национализма.
Когда прочитал это, подумал, – а мемориал на Марсовом поле у нас в Петербурге? Чем не памятник «павшим марксистам»? Особенно если не вчитываться в биографии захороненных.
А потом понял: народная память не воспринимает это как памятник «жертвам революции», не даром там появляются цветы после знаковых дат Великой Отечественной, и блокадные краюшки после после 8 сентября и 27 января. Народная память отторгла большевицкий могильник и наделила место понятным смыслом.
Национализм претендует на связь с кровью и с вечностью, которыми пренебрегли другие идеологии (кроме консерватизма, но тут другая история). А это самые мощные средства мобилизации.
Когда прочитал это, подумал, – а мемориал на Марсовом поле у нас в Петербурге? Чем не памятник «павшим марксистам»? Особенно если не вчитываться в биографии захороненных.
А потом понял: народная память не воспринимает это как памятник «жертвам революции», не даром там появляются цветы после знаковых дат Великой Отечественной, и блокадные краюшки после после 8 сентября и 27 января. Народная память отторгла большевицкий могильник и наделила место понятным смыслом.
Национализм претендует на связь с кровью и с вечностью, которыми пренебрегли другие идеологии (кроме консерватизма, но тут другая история). А это самые мощные средства мобилизации.
19.01.202517:55
Увидел новость, что коуч по снятию стресса покончила с собой из-за стресса.
И случаи такого рода давно не редкость. Разводятся те, кто учил семейным ценностям. Впадают в приступы ярости мастера по управлению эмоциями. И так далее. Обесценивает ли это их советы? В каком-то смысле да. Ведь тут всё тот же древний вопрос: «быть или казаться».
Но с другой стороны – вероятно такие люди просто взялись за свою душевную боль. Люди говорят и пишут о вещах, которые тревожат их самих. Да, советы в духе «как победить депрессию» от самоубийцы не внушают доверия. Но возможно именно в таких книгах есть нечто настоящее и искреннее о названном душевном состоянии. Человек писал о том, с чем знаком не по наслышке. Писал, вероятно, о главной битве своей жизни, в которой он проиграл.
Но именно поражения наиболее поучительны. За одного битого двух небитых дают. Такую книгу не будешь бездумно воспринимать, точно список непреложных указаний. По такой книге пойдешь как по маршруту пропавшей экспедиции, пытясь понять, где же совершена ошибка, и что привело к трагедии.
Подобные новости всегда вызывают много иронии, хотя по-моему это скорее повод приглядеться по-внимательнее. Если б я читал книжки от коучей – то только от таких. Сбитые летчики часто интереснее успешно долетевших.
И случаи такого рода давно не редкость. Разводятся те, кто учил семейным ценностям. Впадают в приступы ярости мастера по управлению эмоциями. И так далее. Обесценивает ли это их советы? В каком-то смысле да. Ведь тут всё тот же древний вопрос: «быть или казаться».
Но с другой стороны – вероятно такие люди просто взялись за свою душевную боль. Люди говорят и пишут о вещах, которые тревожат их самих. Да, советы в духе «как победить депрессию» от самоубийцы не внушают доверия. Но возможно именно в таких книгах есть нечто настоящее и искреннее о названном душевном состоянии. Человек писал о том, с чем знаком не по наслышке. Писал, вероятно, о главной битве своей жизни, в которой он проиграл.
Но именно поражения наиболее поучительны. За одного битого двух небитых дают. Такую книгу не будешь бездумно воспринимать, точно список непреложных указаний. По такой книге пойдешь как по маршруту пропавшей экспедиции, пытясь понять, где же совершена ошибка, и что привело к трагедии.
Подобные новости всегда вызывают много иронии, хотя по-моему это скорее повод приглядеться по-внимательнее. Если б я читал книжки от коучей – то только от таких. Сбитые летчики часто интереснее успешно долетевших.
30.12.202419:05
Пару месяцев назад язычник Илья Янсен в интервью Святу Павлову сказал, что русский политеист может брать за основу любой индоевропейский пантеон. И на его базе конструировать себе божеств для поклонения.
Не могу отделаться от мысли, что всем русским неоязычникам надо бы тогда стать индуистами. Потому что вот вам непрерывная индоевропейская традиция, сохранившая преемственность от блаженных ведических времен. А для традиции непрерывность – один из важнейших критериев.
Однако наши политеисты предпочитают довольствоваться крохами, что заботливо сохранили для них христианские писатели вроде Снорри. При помощи фантазии из этих крох можно вырастить солидные системы (так Нечкасов делает). Вероятно, потому что иначе пришлось бы отложить басни про «веру праотцов», викингский пафос, одноглазого Одина – а всё это 99.9% маркетингового успеха неоязычества.
И, в целом, всех рожденных чтобы «фэнтези сделать былью» можно понять. Я тоже люблю германскую героику, дремучую финно-угорскую хтонь, купаловские костры, но я понимаю, что теперь это здорово смотрится лишь на страницах книг, где автор – творец и вседержитель. Когда это вырывается в реальную жизнь – выходит либо комично, либо жутко. Хотя, как отмечал недавно, вырываться оно будет всё больше.
Не могу отделаться от мысли, что всем русским неоязычникам надо бы тогда стать индуистами. Потому что вот вам непрерывная индоевропейская традиция, сохранившая преемственность от блаженных ведических времен. А для традиции непрерывность – один из важнейших критериев.
Однако наши политеисты предпочитают довольствоваться крохами, что заботливо сохранили для них христианские писатели вроде Снорри. При помощи фантазии из этих крох можно вырастить солидные системы (так Нечкасов делает). Вероятно, потому что иначе пришлось бы отложить басни про «веру праотцов», викингский пафос, одноглазого Одина – а всё это 99.9% маркетингового успеха неоязычества.
И, в целом, всех рожденных чтобы «фэнтези сделать былью» можно понять. Я тоже люблю германскую героику, дремучую финно-угорскую хтонь, купаловские костры, но я понимаю, что теперь это здорово смотрится лишь на страницах книг, где автор – творец и вседержитель. Когда это вырывается в реальную жизнь – выходит либо комично, либо жутко. Хотя, как отмечал недавно, вырываться оно будет всё больше.
19.12.202419:42
В русском былинном эпосе есть история о богатыре Сухмане Одихмантьевиче (возможно, помните из детства). Если коротко, он встречает на днепровском берегу несметные татарские силы, идущие на Киев, вступает с ними в неравный бой и побеждает, получив тяжёлые ранения.
Заткнув раны маковыми листочками, он едет в город к князю. Тот ведь посылал его добыть на реке живую лебедь-белую. Увидев, что богатырь вернулся с пустыми руками, Владимир не верит истории о битве и сажает Сухмана в погреб.
Потом выясняется правда, богатыря выпускают, князь просит прощения и предлагает богатые дары. Сухман же отвечает:
– Не умел меня Солнышко, Владимир-князь, чествовать, миловать за мою великую услугу, не видать же ему никогда моих ясных очей.
Выдернул он листочки из горючих ран и промолвил:
– Потеки, моя горючая, неповинная кровь, пролейся Сухман-рекою по чистому полю!
Умер богатырь, и стала кровь его Сухман-рекою, и течёт эта река и поныне в чистом поле.
Воистину – вечный русский сюжет.
Заткнув раны маковыми листочками, он едет в город к князю. Тот ведь посылал его добыть на реке живую лебедь-белую. Увидев, что богатырь вернулся с пустыми руками, Владимир не верит истории о битве и сажает Сухмана в погреб.
Потом выясняется правда, богатыря выпускают, князь просит прощения и предлагает богатые дары. Сухман же отвечает:
– Не умел меня Солнышко, Владимир-князь, чествовать, миловать за мою великую услугу, не видать же ему никогда моих ясных очей.
Выдернул он листочки из горючих ран и промолвил:
– Потеки, моя горючая, неповинная кровь, пролейся Сухман-рекою по чистому полю!
Умер богатырь, и стала кровь его Сухман-рекою, и течёт эта река и поныне в чистом поле.
Воистину – вечный русский сюжет.
08.12.202420:20
Уникальное видео: Император Клавдий II призывает готов поступить на римскую службу.
30.11.202416:46
Есть какая-то высшая ирония в том, что идею противостояния злу, царству Антихриста связывают с идеей империи.
Буквально с хрупчайшим политическим образованием. Потому что по названию и крайним датам империя может быть и долгоиграющей, но из всей этой продолжительности реально соответствовать идее всемирности будут лишь несколько блестящих столетий расцвета. До этого – рост, борьба с кольцом врагов; после – угасание, опять таки, в кольце врагов.
Империи – хранительницы имперской идеи, прекрасной и невероятно привлекательной, – в ней всегда есть нечто надмирное. Однако при воплощении в жизнь имперская идея обречена на упрощение и искажение.
История любой империи – это история веры и мечты. Больше всего она походит на образ христианского духовного пути – восхождение к свету через бесконечные падения. Но именно ввиду этого сходства имперская идея никогда не умрёт.
Буквально с хрупчайшим политическим образованием. Потому что по названию и крайним датам империя может быть и долгоиграющей, но из всей этой продолжительности реально соответствовать идее всемирности будут лишь несколько блестящих столетий расцвета. До этого – рост, борьба с кольцом врагов; после – угасание, опять таки, в кольце врагов.
Империи – хранительницы имперской идеи, прекрасной и невероятно привлекательной, – в ней всегда есть нечто надмирное. Однако при воплощении в жизнь имперская идея обречена на упрощение и искажение.
История любой империи – это история веры и мечты. Больше всего она походит на образ христианского духовного пути – восхождение к свету через бесконечные падения. Но именно ввиду этого сходства имперская идея никогда не умрёт.
27.11.202418:46
Норин недавно написал, что при конспирологических упоминаниях англосаксов, ему представляются ребята словно из могильника Саттон-Ху – ну, в классных шлемах с наличниками, с кабанчиками на головах…
У меня ровно такая же история.
А ещё меня буквально с детства печалит исход битвы при Гастингсе. Может быть оттого, что чрезвычайно обидно побить у Стамфорд-Бридж аж самого Харальда Сурового, и меньше чем через месяц проиграть какому-то французскому бастарду.
А может быть оттого, что кажется будто без нормандского завоевания и нынешние англосаксы вышли бы куда приятнее.
У меня ровно такая же история.
А ещё меня буквально с детства печалит исход битвы при Гастингсе. Может быть оттого, что чрезвычайно обидно побить у Стамфорд-Бридж аж самого Харальда Сурового, и меньше чем через месяц проиграть какому-то французскому бастарду.
А может быть оттого, что кажется будто без нормандского завоевания и нынешние англосаксы вышли бы куда приятнее.
Shown 1 - 24 of 110
Log in to unlock more functionality.