Один мой товарищ в сегодняшнем разговоре посреди обсуждения разной производственной текучки внезапно задал вопрос — а ты в красно-белом дискурсе (там слово другое было, менее печатное) с чьей стороны?
Сказал ему, что меня булкохрусты стабильно считают совкодрочером, а совкодрочеры — булкохрустом. А я вообще не там и не там, у меня абсолютно своя модель отношения и к имперской, и к советской России. Которую я долго вырабатывал и всё ещё вырабатываю, но которая не имеет ничего общего ни с нынешними "красными" (многие из которых мои друзья), ни с нынешними белыми (многие из которых тоже мои друзья).
Первоисточником "своей кочки зрения" был приход на работу в АП в 2009 году, где я с некоторым удивлением для себя обнаружил, что мы всё ещё внутри сталинской в основе своей системы управления — пусть и сильно обветшавшей и частично руинированной, но базово это именно она; долго объяснять, что называется, "поверьте в долг". На неё сверху накатили немножечко рюшечек, часть из которых заимствована-таки из "белой" России (причём даже не из неё самой, а из тех причудливых представлений о ней, которые были в головах у постсоветских людей образца 90-х и нулевых), но, что называется, "архитектура", в фон-Неймановском смысле, осталась та самая. И никакая её критика не может быть корректной до тех пор, пока не появится возможность взглянуть на неё не изнутри, а извне.
С этого момента советских начальников я стал воспринимать как своего рода предшественников; но это не значит учителей или наставников, это именно те, кто "тогда" сидел на "этих" местах и даже частично создавал эти самые места, и решал на них задачи своего времени, имея в качестве базового ограничения свою картину мира и свой набор объясняющих его теорий. Достаточно продвинутых и разработанных, кстати, но всё равно в некоторых вопросах откровенно беспомощных (отсюда и множество неудач, на фоне отдельных успехов). Проблема наша в том, что мы не имеем даже и такой теории, даже и такой картины мира; строго говоря, мы не имеем вообще никакой, и пользуемся эрзацами и заплатками, которые позволяют нам худо-бедно дёргать за рычаги, но не дают никакого адекватного понимания, как это всё вообще устроено, не говоря уж возможности менять на что-то более годное.
Более того. К имперскому прошлому у меня отношение точно такое же. Причём с "имперскими" предшественниками нас роднит (и отличает от советских) как раз то, что у них тоже было всё очень плохо с теорией, она (там, где вообще была) драматически отставала от стремительно усложнявшегося (особенно в последних трёх царствованиях) объекта управления. Но трудность работы с имперским наследием, в отличие от советского, в том, что та модель как раз-таки была успешно похоронена и разобрана и от неё мало что осталось (да и времени прошло гораздо больше), а объект претерпел столь значительные изменения, что там приходится заниматься буквально археологической реконструкцией.
Я, например, искренне горжусь тем, что размотал всю эту историю с Фотием и Александром I позднего периода, разобрался во внутренней механике базового импульса русской революции ("декабристы разбудили Герцена"), нашёл и объяснил сам для себя прямую и непрерывную взаимосвязь-взаимозависимость между 1812 (а так даже 1807, "встреча на плоту") и 1917. Когда-нибудь сделаю про это отдельную лекцию или даже статью, это важный кусок пазла, где находит своё практическое объяснение пророческий тезис Максимилиана Волошина ("Великий Пётр был первый большевик"). Отсюда, кстати, и то, почему именно Пётр занял своё место даже в советском пантеоне, вопреки всей коммунистической идеологии, в которой даже было смешное словечко "царизм".
И, кстати, понял, что поляки оказались в итоге максимально точны: "коммунизм" есть лишь одна из личин "русского империализма" (и поэтому наши красные тоже правы, что по-настоящему последовательный антикоммунист в итоге всегда русофоб). Но, повторяю, сам по себе спор красных и белых как считал контрпродуктивной тратой времени, так и считаю. Просто потому, что из этого ракурса они буквально одно и то же.
