Язвы от гвоздей и воскресение мертвых
В воскресении Христа самое для меня поразительное — это то, что Спаситель сохранил при Себе «язвы гвоздиные» — с ними явился ученикам, с ними вознесся на небо и с ними пребывает Его человеческая плоть в том сверхсущностном «месте», где пребывает Пресвятая Троица. В вечность возносится не просто творение, не просто плоть, а плоть со всеми отметинами и следами ее исторической земной жизни.
«Когда они говорили о сем, Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам. Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа. Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги» (Лк. 24:36-40).
Свт. Амвросий Медиоланский об этом пишет:
«Без сомнения, это было тело! На нем оставались шрамы от язв и следы от увечий, и дал Господь осязать их не только ради укрепления веры, но и ради их особого почитания. Не постыдился Он принятые за нас раны вознести на небо, не захотел освободиться от них, но явил их Богу Отцу как цену нашей свободы. Таким сажает Его одесную Себя Отец, с любовью принимая трофеи нашего спасения; и в венце Его страданий ради нас они драгоценнейшие украшения» [1].
И шире, если идти от воскресения Христа к нашему воскресению (ведь Он для того и воскрес, чтобы быть Ему «первенцем из умерших» (1 Кор. 15:20), задать образец для всех последующих воскресений). Воскресение мертвых, победа над смертью, суд Божий — все это не предполагает устранения истории. Христос остается со Своими язвами от гвоздей, остается Сыном Марии, сводным братом Иакова, учителем Петра. Григорий остается сыном Григория и другом Василия, Марк остается учителем Геннадия. Господь «отрет всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откр. 21:4) — прошло, но не исчезло. Это в некотором смысле мета-Пушкин: «И я грущу, и слезы лью, // Но строк печальных не смываю» — хотя слез тоже уже больше не будет, а строки все-таки останутся такими, какими были, печальными или радостными.
Очень хорошо об этом пишет св. Августин, который указывает на то, что для Бога, поскольку Он есть Истина, изменить прошлое — значит отречься от истины:
«Итак, положим, кто-то скажет: “Если Бог всемогущ, пусть сделает, чтобы бывшее сделалось не-бывшим”. Такой человек не понимает, что тем самым он говорит: “Если Он всемогущ, пусть сделает, чтобы истинное было ложным в том же отношении, в каком оно истинно”»[2].
Сравните это с концепцией апокатастасиса Оригена, у которой основной нерв в том и состоит, что история мира станет не-бывшей, что она сотрется в ничто и «конец будет возвращен к началу»[3]. В начале же вовсе «не было мира, но было нечто подобное тому, как мы представляем будущий всеобщий конец и цель, когда царство будет предано Богу и Отцу»[4]. «Конец и совершение (consummatio) святых будет заключаться в невидимом и вечном состоянии их… Но если они имели такое же начало, какой предстоит им конец, то, без сомнения, от начала они находились в состоянии невидимом и вечном»[5]. Одна сплошная невидимая вечность, без мира, в которой конец неотличим от начала. Ни язв, ни имен, ни отцов, ни детей, ни любимых — ничего.
Собственно, поэтому так важна наша временная жизнь, что в вечность мы уходим именно такими, каким стали во времени. Бог так трепетно относится к реальности, что в воскресении увековечил ее, а не уничтожил. «Всю жестокую, милую жизнь, // Всю родную, странную землю» — всю, вплоть до креста.
___
[1] Амвросий Медиоланский, свт. Толкование на Евангелие от Луки, Х 170 // Собрание творений. Т. 8. Ч. 2. М., 2020. С. 473, 481
[2] Augustinus. Contra Faustum, XXVI 5 // PL. 42. Col. 481
[3] Origen. On First Principles, III 6.3. Oxf., 2017. Vol. 2. P. 444.
[4] Origen. On First Principles, II 3.1. Oxf., 2017. Vol. 1. P. 156.
[5] Origen. On First Principles, III 5.4. Oxf., 2017. Vol. 2. P. 430
