خبرفوری
آهنگیفای
TrueCaller
Notcoin Community
Whale Chanel
Proxy MTProto | پروکسی
iRo Proxy | پروکسی
Findo Lucky
My Proxy | مای پروکسی
خبرفوری
آهنگیفای
TrueCaller
Notcoin Community
Whale Chanel
Proxy MTProto | پروکسی
iRo Proxy | پروکسی
Findo Lucky
My Proxy | مای پروکسی
خبرفوری
آهنگیفای
TrueCaller
Vladimir Pastukhov
Vladimir Pastukhov’s Public Channel
Honorary Senior Research Fellow (UCL)
Honorary Senior Research Fellow (UCL)
TGlist рейтингі
0
0
ТүріҚоғамдық
Растау
РасталмағанСенімділік
СенімсізОрналасқан жеріРосія
ТілБасқа
Канал құрылған күніMar 01, 2022
TGlist-ке қосылған күні
Sep 20, 2023
13.02.202510:10
К вопросу о заявлениях Зеленского эпохи «трампеца». Если бы кто-то взялся выстроить сплошную ленту этих заявлений (любимое занятие хейтеров Арестовича), то мы увидели бы, как он последовательно непоследователен в своих высказываниях. Но любим мы его не за это, а за уникальный дар представить любую непоследовательность как последовательную эволюцию взглядов.
Надо ли честно и откровенно сразу публично признать всю сложность военно-политической ситуации и предложить нации принять реальность такой, какая она есть, или нужно продолжать с невиданным упорством дополнять эту реальность несбыточными надеждами в расчете, что момент принятия так никогда и не наступит?
Что в этой истории первично, а что - вторично? Нежелание лидера раскрывать глаза нации на реальность или желание нации жить с широко закрытыми глазами? Есть подозрение, что в этой истории нет ни обманщиков, ни обманутых. Нация не может переступить через боль, и у лидера нет другого выхода, как раздавать обезболивающие средства. Все и так все понимают без слов, но по умолчанию договорились, что не говорят о том, что понимают.
Вопрос, который неизбежно в связи с этим возникает, - не окажется ли в итоге Зеленский в ситуации заложника, которому уготована роль сакральной жертвы? Вряд ли общество признается в том, что оно в чем-то обманывалась. Более логично предположить, что оно кого-то назначит обманщиком и спишет на него всю свою боль. Вспомнит ли оно тогда, что благодаря Зеленскому ему в принципе есть что терять?
Предвидя все то, через что почти неизбежно придется пройти Владимиру Зеленскому, я хотел бы сейчас «на входе» обозначить, что в итоге он войдет в историю как герой. Проблема в том, что в наших широтах героев особенно сильно любят посмертно.
Надо ли честно и откровенно сразу публично признать всю сложность военно-политической ситуации и предложить нации принять реальность такой, какая она есть, или нужно продолжать с невиданным упорством дополнять эту реальность несбыточными надеждами в расчете, что момент принятия так никогда и не наступит?
Что в этой истории первично, а что - вторично? Нежелание лидера раскрывать глаза нации на реальность или желание нации жить с широко закрытыми глазами? Есть подозрение, что в этой истории нет ни обманщиков, ни обманутых. Нация не может переступить через боль, и у лидера нет другого выхода, как раздавать обезболивающие средства. Все и так все понимают без слов, но по умолчанию договорились, что не говорят о том, что понимают.
Вопрос, который неизбежно в связи с этим возникает, - не окажется ли в итоге Зеленский в ситуации заложника, которому уготована роль сакральной жертвы? Вряд ли общество признается в том, что оно в чем-то обманывалась. Более логично предположить, что оно кого-то назначит обманщиком и спишет на него всю свою боль. Вспомнит ли оно тогда, что благодаря Зеленскому ему в принципе есть что терять?
Предвидя все то, через что почти неизбежно придется пройти Владимиру Зеленскому, я хотел бы сейчас «на входе» обозначить, что в итоге он войдет в историю как герой. Проблема в том, что в наших широтах героев особенно сильно любят посмертно.
08.02.202522:44
Пост Александры Архиповой о ранней идеологической индоктринации в детских садах и начальных школах (впрочем, и в большинстве семей тоже, причем безо всякого внешнего насилия) подвиг меня на размышления о «других русских». Точнее, об эволюции, которую русское общество проделало за сорок лет посткоммунизма (опять эти мистические сорок лет!) – от «новых русских» к «другим русским».
Мы не успели осмыслить то обстоятельство, что война тех масштабов, которая случилась между Россией и Украиной, стала фактором «нациогенеза» не только для Украины (о чем много писалось с самого начала вторжения), но и для России. Я глубоко убежден в том, что из войны выйдет совершенно другое русское общество, чем то, которое в него входило.
Война с Украиной – это финал истории посткоммунизма с ее «новыми русскими» и начало принципиально иной эпохи, оценку которой я пока дать не готов, но главным героем которой будет «другой русский». «Другой» - значит другой, совсем другой, не имеющий прямой исторической и культурной связи со своими предшественниками (сохраняющий только опосредствованную связь, причина и следствие разорваны историческим переломом).
«Новый русский» как раз оставался «перелицованным» советским, а значит, и имперским человеком. Я вообще начинаю думать, что СССР был реально высшей и последней формой российской имперскости – той формой, в которой явление по-гегелевски исчерпывает и преодолевает себя. Просто советские серые пиджаки вывернули наизнанку - малиновой подкладкой наружу. И поэтому «либеральная империя» Чубайса была, в принципе, вполне органичной идеологией того времени.
«Другой русский» - это выхолощенный и дистилированный продукт новой эпохи, в котором уже на самом деле вымыты все советские, и в том числе – имперские шлаки. Он активно мимикрирует под «имперца», но фактически им не является. «Другой русский» имеет такое же отношение к российской и советской империям, как современный египтянин - к империи фараонов. Он просто живет на территории бывшей империи, усеянной символами и памятниками, не имеющими к нему прямого отношения. И в этом смысле «антилиберальная империя» Путина как раз является оксюмороном. Может, она и антилиберальная (что тоже сомнительно), но уж точно не империя.
В то же время, «другие русские» - это промежуточный продукт. Уже не империя, но еще не нация. Снова, как и в XVII-XVIII веках, Россию заполнили «населенцы», то есть люди, имеющие между собой мало общего, но связанные друг с другом необходимостью жить на одной территории. Это строительный песок, образовавшийся при выветривании старой культуры. Его судьба неопределенна. Если повезет, и на эту землю придет зодчий с парой хороших бригад гастарбайтеров, то этот песок вымесят в глину, из которой начнут обжигать кирпичики какой-то новой цивилизации, лишь очень отдаленно напоминающей свои ушедшие в небытие прототипы. Если не повезет, то в течение нескольких десятилетий этот населенческий песок выветрится, разнесется по всему свету, а на пустое место завезут какой-нибудь чужой чернозем.
В Кремле на самом деле неплохо понимают, с каким материалом имеют дело. Лучше, на мой взгляд, чем их оппоненты. Отсюда стремление как можно скорее вылепить из песка какого-нибудь глиняного идола. В их системе приоритетов детсады, может быть, самое главное. Они будут лепить из «населенцев» големов в надежде пересидеть «за зубцами» время, необходимое для того, чтобы големы заговорили.
Мы не успели осмыслить то обстоятельство, что война тех масштабов, которая случилась между Россией и Украиной, стала фактором «нациогенеза» не только для Украины (о чем много писалось с самого начала вторжения), но и для России. Я глубоко убежден в том, что из войны выйдет совершенно другое русское общество, чем то, которое в него входило.
Война с Украиной – это финал истории посткоммунизма с ее «новыми русскими» и начало принципиально иной эпохи, оценку которой я пока дать не готов, но главным героем которой будет «другой русский». «Другой» - значит другой, совсем другой, не имеющий прямой исторической и культурной связи со своими предшественниками (сохраняющий только опосредствованную связь, причина и следствие разорваны историческим переломом).
«Новый русский» как раз оставался «перелицованным» советским, а значит, и имперским человеком. Я вообще начинаю думать, что СССР был реально высшей и последней формой российской имперскости – той формой, в которой явление по-гегелевски исчерпывает и преодолевает себя. Просто советские серые пиджаки вывернули наизнанку - малиновой подкладкой наружу. И поэтому «либеральная империя» Чубайса была, в принципе, вполне органичной идеологией того времени.
«Другой русский» - это выхолощенный и дистилированный продукт новой эпохи, в котором уже на самом деле вымыты все советские, и в том числе – имперские шлаки. Он активно мимикрирует под «имперца», но фактически им не является. «Другой русский» имеет такое же отношение к российской и советской империям, как современный египтянин - к империи фараонов. Он просто живет на территории бывшей империи, усеянной символами и памятниками, не имеющими к нему прямого отношения. И в этом смысле «антилиберальная империя» Путина как раз является оксюмороном. Может, она и антилиберальная (что тоже сомнительно), но уж точно не империя.
В то же время, «другие русские» - это промежуточный продукт. Уже не империя, но еще не нация. Снова, как и в XVII-XVIII веках, Россию заполнили «населенцы», то есть люди, имеющие между собой мало общего, но связанные друг с другом необходимостью жить на одной территории. Это строительный песок, образовавшийся при выветривании старой культуры. Его судьба неопределенна. Если повезет, и на эту землю придет зодчий с парой хороших бригад гастарбайтеров, то этот песок вымесят в глину, из которой начнут обжигать кирпичики какой-то новой цивилизации, лишь очень отдаленно напоминающей свои ушедшие в небытие прототипы. Если не повезет, то в течение нескольких десятилетий этот населенческий песок выветрится, разнесется по всему свету, а на пустое место завезут какой-нибудь чужой чернозем.
В Кремле на самом деле неплохо понимают, с каким материалом имеют дело. Лучше, на мой взгляд, чем их оппоненты. Отсюда стремление как можно скорее вылепить из песка какого-нибудь глиняного идола. В их системе приоритетов детсады, может быть, самое главное. Они будут лепить из «населенцев» големов в надежде пересидеть «за зубцами» время, необходимое для того, чтобы големы заговорили.
25.02.202507:38
Сейчас сформировались два взгляда на перспективу завершения войны:
1) Путину по-прежнему нужна вся Украина. Путину по-прежнему нужна война. Путин тактически подыгрывает Трампу, но стратегически нацелен на срыв переговоров. Переговоры провалятся, война продолжится, по крайней мере в течение ближайшего года.
2) Путин готов если не к миру, то к перемирию. Путин осознает как риски продолжения войны, так и риски заключения мира, но первые в его глазах пока перевешивают вторые. В такой ситуации нельзя исключать, что события будут развиваться быстрее и война завершится в пределах текущего года.
Мое весьма осторожное предположение состоит в том, что Путин не играет, а реально аккуратно прощупывает стратегию выхода из войны (и одновременно задумывается о том, чем заместить войну в качестве стабилизирующего режим фактора внутренней политики), что дает основание далее предполагать возможность завершения этой (особо острой) фазы войны в пределах текущего года.
В пользу такого предположения говорит то, что ни для США, ни для России Украина никогда не была самостоятельной и тем более стратегической целью в этой войне. Скорее она была инструментом давления друг на друга.
В той степени, в которой Вашингтон проводил политику «давления на Россию» с целью ее «демократизации» и «деколонизации» (идеологический подход), он поддерживал самодеятельность Украины как важного элемента этой политики.
В той степени, в которой Россия проводила политику «стратегического сдерживания» США, ей нужна была Украина как площадка, на которой она может организовать с Америкой соревнование по политическому армрестлингу (дать генеральное сражение).
Вне этого «турнира» (стратегического соперничества) Украина не имеет для России того фундаментального значения, которое ей приписывали.
Революционные перемены в США привели к тому, что политика, имеющая целью экспорт демократии куда бы то ни было, включая Россию, оказалась одномоментно аннулированной (привет USAID). Соответственно, США теряют интерес к «украинскому ТВД».
Россия, которая «пересидела» трудные времена в окопе, почти в буквальном смысле этого слова, симметрично теряет интерес к Украине, поскольку сейчас напрямую получает от Трампа все того, чего добивалась (признания своей субъектности и «красных линий») с помощью войны в Украине.
В этой ситуации возникает возможность компромисса, внутри которого может найтись место для сохранения Украины как буферной зоны, находящейся под смешанным российско-американским протекторатом.
Абурдное и бессодержательное на первый взгляд соглашение о редкоземельных металлах, навязываемое Зеленскому, приобретает определенный смысл, если допустить, что Путин и Трамп существенно дальше продвинулись в своих переговорах, чем это предполагается, и договорились об определенном уровне политических преференций для России в отношении будущего Украины.
Тогда можно предположить, что Трамп таким образом обозначает свои интересы в этой стране в экономической области. Делят, так сказать, вершки и корешки.
1) Путину по-прежнему нужна вся Украина. Путину по-прежнему нужна война. Путин тактически подыгрывает Трампу, но стратегически нацелен на срыв переговоров. Переговоры провалятся, война продолжится, по крайней мере в течение ближайшего года.
2) Путин готов если не к миру, то к перемирию. Путин осознает как риски продолжения войны, так и риски заключения мира, но первые в его глазах пока перевешивают вторые. В такой ситуации нельзя исключать, что события будут развиваться быстрее и война завершится в пределах текущего года.
Мое весьма осторожное предположение состоит в том, что Путин не играет, а реально аккуратно прощупывает стратегию выхода из войны (и одновременно задумывается о том, чем заместить войну в качестве стабилизирующего режим фактора внутренней политики), что дает основание далее предполагать возможность завершения этой (особо острой) фазы войны в пределах текущего года.
В пользу такого предположения говорит то, что ни для США, ни для России Украина никогда не была самостоятельной и тем более стратегической целью в этой войне. Скорее она была инструментом давления друг на друга.
В той степени, в которой Вашингтон проводил политику «давления на Россию» с целью ее «демократизации» и «деколонизации» (идеологический подход), он поддерживал самодеятельность Украины как важного элемента этой политики.
В той степени, в которой Россия проводила политику «стратегического сдерживания» США, ей нужна была Украина как площадка, на которой она может организовать с Америкой соревнование по политическому армрестлингу (дать генеральное сражение).
Вне этого «турнира» (стратегического соперничества) Украина не имеет для России того фундаментального значения, которое ей приписывали.
Революционные перемены в США привели к тому, что политика, имеющая целью экспорт демократии куда бы то ни было, включая Россию, оказалась одномоментно аннулированной (привет USAID). Соответственно, США теряют интерес к «украинскому ТВД».
Россия, которая «пересидела» трудные времена в окопе, почти в буквальном смысле этого слова, симметрично теряет интерес к Украине, поскольку сейчас напрямую получает от Трампа все того, чего добивалась (признания своей субъектности и «красных линий») с помощью войны в Украине.
В этой ситуации возникает возможность компромисса, внутри которого может найтись место для сохранения Украины как буферной зоны, находящейся под смешанным российско-американским протекторатом.
Абурдное и бессодержательное на первый взгляд соглашение о редкоземельных металлах, навязываемое Зеленскому, приобретает определенный смысл, если допустить, что Путин и Трамп существенно дальше продвинулись в своих переговорах, чем это предполагается, и договорились об определенном уровне политических преференций для России в отношении будущего Украины.
Тогда можно предположить, что Трамп таким образом обозначает свои интересы в этой стране в экономической области. Делят, так сказать, вершки и корешки.
13.02.202515:29
Похоже, что офис президента Зеленского в своем стремлении хеджировать электоральные риски докопался до «порошенки». Или «прикопался» к Порошенко – если кому-то так больше нравится.
Мне непонятна сама концепция «санкций» в отношении собственных граждан. Она плохо вписывается в формат презумпции невиновности и вообще чего-либо правового. Здесь гораздо больше от альтернативно-одаренного путинского правосудия, чем от европейских правовых подходов.
Конечно, можно сказать, что земля круглая, и если очень долго идти в какую-то одну сторону, то неминуемо зайдешь в свой собственный тыл с другой стороны.
Но может быть, Порошенко просто интернируют, как интернировали японцев в Америке во время Второй мировой войны? Однако тоже непонятно - в качестве кого? Русского – не похож, еврея – не один такой, или все-таки действительно в качестве японца? Но в Америке все-таки интернировали всех японцев, а не только кондитерских королей.
Если Порошенко - изменник Украины, так и судите его по строгим законам военного времени, хоть «тройкой», но не устраивайте цирк с конями.
Кстати, о цирке. Когда я дошел до отказа Порошенко в допуске к чему-то высокочастотному, я потерял нить событий. В целом приходящие из Вашингтона и Киева новости заставляют поверить, что мы все стали гостями фестиваля черной клоунады, участники которой задались целью так уконтрапупить общественное мнение, чтобы Путин на этом фоне выглядел самым нормальным.
Есть, однако, и другой, более практичный взгляд на предмет. Пока я писал этот пост, моя жена распорядилась скупить остатки рошеновской «Коровки» в местном супермаркете (кстати, действительно хороша!). Интернируют – не интернируют, а «Коровки» точно скоро не станет 😂.
02.02.202511:17
Есть много разных признаков надвигающейся смены парадигмы. Не совсем понятно, о чем именно они свидетельствуют, но, безусловно, они «манифестируют» (как говорят врачи) о каких-то внутренних болезненных процессах внутри путинской системы. Одним из таких признаков является кризис «военного консенсуса» среди той альтернативно одаренной «идейной» части общества, которая подставила Путину свое плечо после начала войны. Эта «партия одержимых» изначально была неоднородна и состояла из двух фракций: национал-большевистской и черносотенной. В условиях военного времени разногласия между ними о том, какую именно Россию надо воссоздать из праха – царскую или советскую – отошли на второй план. Желание «воевать Украину» примирило непримиримые лагеря. Просто конечные цели не оглашались: одни воевали за «советскую Украину», а другие - за то, чтобы вообще никакой Украины не было. Но на очередном изломе эпохи разногласия «красных» и «белых» снова вылезли наружу, и Прилепин вдруг пошел войной на Малофеева, обрушившись на чокнутых монархистов, которые толкают Россию в пропасть (умалчивая о том, куда ее толкают чокнутые большевики). Независимо от того, сделал он это самостоятельно или по наводке из Кремля, где в преддверии возможной сделки с Трампом хотят «окоротить» дугинскую свору, которая требует войны непременно до «победного конца» (не уточняя, чей это конец), - это признак усиления идеологической энтропии внутри правящего клана, где по мере того, как военная авантюра Путина заходит в тупик, растет напряжение по всем идеологическим фронтам. Идеология путинизма, рожденная в сурковском синхрофазатроне, как и следовало ожидать, оказалась неустойчивым изотопом, который при первой возможности распадается на свои элементарные частицы. Можно предположить, что в случае, если сделка действительно состоится, подобного рода конфликты вспыхнут с утроенной силой и станут серьезным вызовом стабильности режима.
04.02.202510:51
Совершенно неожиданно (впрочем, можно сказать, и ожидаемо) судьба Зеленского стала одним из ключевых пунктов обсуждаемой сделки между Путиным и Трампом. И дело не в выдуманной Кремлем нелегитимности (это не более чем предлог), а во вполне себе понятийной непереносимости Путиным Зеленского. Если судить по утечкам о ходе диалога между Москвой и Вашингтоном, Путину легче подвинуться в территориальном вопросе, чем в вопросе о сохранении Зеленского в качестве договаривающейся стороны. Практически позиция сводится к следующему: мы готовы договариваться, если вы сами его уберете.
Насколько можно судить по тем же утечкам, рабочая схема выглядит так: прекращение огня в увязке с немедленными выборами (это уже озвучено в Вашингтоне), потом - перевыборы президента и более-менее устойчивое мирное соглашение с новым человеком. В этом плане есть одна неувязочка. В его основе лежит гипотеза, что Зеленский непереизбираем. Может быть, сейчас это так, но завтра может быть совсем иначе.
Как только всем станет очевидно, что смещение Зеленского является основным требованием Москвы, характер голосования изменится – оно будет от противного («если Евтушенко против колхозов, то я - за»): если Москва против Зеленского, то мы его изберем, даже если он никому не нравится. Ну и не надо недооценивать мощность «украинской машины правды» - сегодня в руках Зеленского сосредоточена огромная информационная власть, и у меня нет уверенности, что во время избирательной кампании он будет достаточно щепетилен при ее использовании. Таким образом, ситуация может зайти в цугцванг, когда Кремль получит по итогу первого этапа сделки нового старого Зеленского.
Это тревожная ситуация, потому что если администрация Трампа действительно готова пойти навстречу Путину в этом вопросе, то она будет добиваться не просто выборов после прекращения огня, а таких выборов, в которых Зеленский не принимает участие. То есть Трамп тогда должен сделать Зеленскому на встрече предложение, от которого тот не сможет отказаться. А чтобы это предложение выглядело солидным, его надо будет подкрепить каким-то эффективным аргументом. Например, кампанией по разоблачению коррупции в Украине. Начало такой кампании будет одним из возможных индикаторов того, что сделка между Путиным и Трампом продвигается в предполагаемом направлении.
Все это, однако, не помогает Украине сопротивляться агрессии, и в любом варианте играет на руку Путину вне зависимости от того, будет сделка или нет.
Об этом и многом другом смотрите новый выпуск «Пастуховской кухни»:
https://youtu.be/NPlz_jkldMo?si=Ebti8GC-ZDW6T_uV
Насколько можно судить по тем же утечкам, рабочая схема выглядит так: прекращение огня в увязке с немедленными выборами (это уже озвучено в Вашингтоне), потом - перевыборы президента и более-менее устойчивое мирное соглашение с новым человеком. В этом плане есть одна неувязочка. В его основе лежит гипотеза, что Зеленский непереизбираем. Может быть, сейчас это так, но завтра может быть совсем иначе.
Как только всем станет очевидно, что смещение Зеленского является основным требованием Москвы, характер голосования изменится – оно будет от противного («если Евтушенко против колхозов, то я - за»): если Москва против Зеленского, то мы его изберем, даже если он никому не нравится. Ну и не надо недооценивать мощность «украинской машины правды» - сегодня в руках Зеленского сосредоточена огромная информационная власть, и у меня нет уверенности, что во время избирательной кампании он будет достаточно щепетилен при ее использовании. Таким образом, ситуация может зайти в цугцванг, когда Кремль получит по итогу первого этапа сделки нового старого Зеленского.
Это тревожная ситуация, потому что если администрация Трампа действительно готова пойти навстречу Путину в этом вопросе, то она будет добиваться не просто выборов после прекращения огня, а таких выборов, в которых Зеленский не принимает участие. То есть Трамп тогда должен сделать Зеленскому на встрече предложение, от которого тот не сможет отказаться. А чтобы это предложение выглядело солидным, его надо будет подкрепить каким-то эффективным аргументом. Например, кампанией по разоблачению коррупции в Украине. Начало такой кампании будет одним из возможных индикаторов того, что сделка между Путиным и Трампом продвигается в предполагаемом направлении.
Все это, однако, не помогает Украине сопротивляться агрессии, и в любом варианте играет на руку Путину вне зависимости от того, будет сделка или нет.
Об этом и многом другом смотрите новый выпуск «Пастуховской кухни»:
https://youtu.be/NPlz_jkldMo?si=Ebti8GC-ZDW6T_uV
07.02.202509:45
Все не было повода это сказать, но хотелось. А тут и повод нашелся. Radio France и Елена Поляковская, - сама киевлянка, - организовала наш с Александром Роднянским стрим о родном городе. Не буду спойлерить его содержание, кто захочет – посмотрит, а кому не интересно смотреть – не интересно и знать, о чем там речь. Выскажусь о другом. О том, что наболело.
Поиск идентичности для людей моего поколения, родившихся на просторах необъятной империи, стыдливо избегавшей называть себя империей, дело непростое. Это как раз тот случай, когда мысль изреченная есть ложь. Что бы я не сказал, не будет правдой, в лучшем случае – будет полуправдой.
Я родился в Киеве, знаю прилично украинский язык (точно лучше, чем нынешний Главком ВСУ), 26 лет прожил там, где сегодня располагается государство Украина, впитал с молоком матери ее песни, ее фольклор, ее мягкую крестьянскую культуру, ее «многоголосость» во всех смыслых слова. Стал ли я от этого украинцем – нет однозначного ответа. Когда русские бомбы падают на города, которые я помню и люблю (не говоря уже о Киеве), я не могу от этого дистанцироваться, посмотреть со стороны, пусть и с сочувствием. Это мое, это боль внутри меня, это мое достоинство попрано, я не могу себя из этого вычленить. Ассоциирую ли я себя при этом с государством Украина, ощущаю ли себя его частью, являюсь ли его патриотом? – Вряд ли. Это все слишком новое и далекое, чтобы я успел его принять.
Я родился и вырос в русскоговорящей семье. Русский язык – единственный «протокол», по которому я способен мыслить и чувствовать свободно. Весь круг моих духовных ассоциаций создан в основном миром русской культуры, русской литературой и историей. Я не могу это из себя выплюнуть, потому что это и есть весь я. Если это убрать, от меня останутся какие-то человеческие обломки, мало кому интересные. Может, я и хотел бы, чтобы вышло иначе, чтобы «Шиллера читать без словаря» и чтоб Шекспир был таким же понятным в оригинале без переводов Пастернака, Лозинского и Маршака, но не сложилось. Означает ли это, что мне близко и дорого то убогое государственное образование, которое корчится вот уже сорок лет то в ли муках родов, то ли в агонии смерти? Чувствую ли свою связь с ЭТИМ государством-карликом, пытающимся изобразить из себя великана? – Боюсь, что нет. Оно для меня чужое, непонятное, карикатурное.
Увы, но я патриот Атлантиды. Моя Родина СССР. Она ушла на дно океана. Видимо, навсегда. А я матрос, спасшийся на плотике посреди ледяной Атлантики, плывущий от одного чужого берега к другому. Может быть, когда-то я, но скорее всего – мои дети и внуки, обретут новую землю обетованную. Но эти осколки Атлантиды, уничтожающие сегодня друг друга в смертельной схватке, – они не во мне. Я присягал тому, чего уж больше нет. Хотя оно тоже было сильно не похоже на сахар, но все-таки было настоящим. И поэтому, чем дальше, тем с большей радостью, на вопрос «Кто Вы?» – я с готовностью и радостью отвечаю: «Киевлянин».
https://youtu.be/eEJfmfMjuVo?si=2XjhHUvnK9J8llBI
Поиск идентичности для людей моего поколения, родившихся на просторах необъятной империи, стыдливо избегавшей называть себя империей, дело непростое. Это как раз тот случай, когда мысль изреченная есть ложь. Что бы я не сказал, не будет правдой, в лучшем случае – будет полуправдой.
Я родился в Киеве, знаю прилично украинский язык (точно лучше, чем нынешний Главком ВСУ), 26 лет прожил там, где сегодня располагается государство Украина, впитал с молоком матери ее песни, ее фольклор, ее мягкую крестьянскую культуру, ее «многоголосость» во всех смыслых слова. Стал ли я от этого украинцем – нет однозначного ответа. Когда русские бомбы падают на города, которые я помню и люблю (не говоря уже о Киеве), я не могу от этого дистанцироваться, посмотреть со стороны, пусть и с сочувствием. Это мое, это боль внутри меня, это мое достоинство попрано, я не могу себя из этого вычленить. Ассоциирую ли я себя при этом с государством Украина, ощущаю ли себя его частью, являюсь ли его патриотом? – Вряд ли. Это все слишком новое и далекое, чтобы я успел его принять.
Я родился и вырос в русскоговорящей семье. Русский язык – единственный «протокол», по которому я способен мыслить и чувствовать свободно. Весь круг моих духовных ассоциаций создан в основном миром русской культуры, русской литературой и историей. Я не могу это из себя выплюнуть, потому что это и есть весь я. Если это убрать, от меня останутся какие-то человеческие обломки, мало кому интересные. Может, я и хотел бы, чтобы вышло иначе, чтобы «Шиллера читать без словаря» и чтоб Шекспир был таким же понятным в оригинале без переводов Пастернака, Лозинского и Маршака, но не сложилось. Означает ли это, что мне близко и дорого то убогое государственное образование, которое корчится вот уже сорок лет то в ли муках родов, то ли в агонии смерти? Чувствую ли свою связь с ЭТИМ государством-карликом, пытающимся изобразить из себя великана? – Боюсь, что нет. Оно для меня чужое, непонятное, карикатурное.
Увы, но я патриот Атлантиды. Моя Родина СССР. Она ушла на дно океана. Видимо, навсегда. А я матрос, спасшийся на плотике посреди ледяной Атлантики, плывущий от одного чужого берега к другому. Может быть, когда-то я, но скорее всего – мои дети и внуки, обретут новую землю обетованную. Но эти осколки Атлантиды, уничтожающие сегодня друг друга в смертельной схватке, – они не во мне. Я присягал тому, чего уж больше нет. Хотя оно тоже было сильно не похоже на сахар, но все-таки было настоящим. И поэтому, чем дальше, тем с большей радостью, на вопрос «Кто Вы?» – я с готовностью и радостью отвечаю: «Киевлянин».
https://youtu.be/eEJfmfMjuVo?si=2XjhHUvnK9J8llBI
05.02.202520:24
На знамени либерализма с самого начала были написаны три общеизвестных слова. Дальше с ними произошла та же история, что с «А» и «Б», которые сидели на трубе в известной загадке. Они стали куда-то исчезать…
От братства отказались очень быстро, с ним как-то вообще сразу не задалось - его отрубила гильотина.
Свобода пожила чуть дольше, но в 20-м веке мы увидели, как народы один за другим легко и непринужденно отказываются и от нее, добровольно выбирая (!) себе в правители диктаторов и узурпаторов власти.
И лишь стремление к равенству пережило всех, превратившись уже в наши дни в основной драйвер политической эволюции современного общества. Похоже, что все последние годы либеральная идея подпитывалась чуть ли не исключительно одним равенством.
Началось с малого, но аппетит-то приходил «во время еды». Старт действительно был более чем скромным – с равноправия собственников. От него логично (и безупречно) перешли к равноправию граждан. Впрочем, это заняло около двухсот лет.
На этом, наверное, стоило бы остановиться, но либеральная мысль решила поднять планку повыше и замахнуться на Вильяма нашего Шекспира, то есть вмешаться в компетенцию природы (или Бога – кому так больше нравится) и реализовать на практике идею фактического равенства людей (подчеркиваю, не граждан, а именно людей), чтоб на земле стало как в царствии Божьем.
На мой взгляд, именно в этом переходе от обеспечения равноправия граждан в политическом государстве к конструированию фактического равенства людей в гражданском обществе спрятаны корни нынешнего кризиса либеральной идеи.
К сожалению, это не линейный переход. Это не простое механическое развитие либеральной мысли (от меньшего «равенства» к большему). Это, собственно, выход за пределы либеральной мысли и даже в некоторой степени ее отрицание. Стремление к фактическому равенству – это не столько про политическую идеологию, сколько про светскую религию, что по сути ставит новый либерализм в один ряд с коммунизмом.
Поскольку люди от природы не равны, то обеспечить их фактическое равенство невозможно, не вторгаясь глубоко в сами основы социального кода общества, а несанкционированное вторжение в этот код помимо ожидаемых позитивных результатов может породить и какой-нибудь социальный ковид.
Надо различать естественное гуманистическое стремление любого цивилизованного общества предоставлять особую защиту слабым и легко уязвимым своим членам и политику, целью которой является фактическое устранение естественных различий между людьми, а именно такая политика подспудно навязывалась обществу активными меньшинствами, сумевшими привлечь на свою сторону государство.
Современное общество забежало слишком далеко вперед в стремлении оторваться от своей естественной природы (переделать «замысел Божий» и улучшить человеческую породу). Как это часто бывает, такое забегание вперед не заканчивается добром. Так или иначе, но ему придется после стольких шагов вперед сделать один-два шага назад от равенства к равноправию как к той задаче, которую можно и нужно решать. Это вернет либерализм на почву реализма.
От братства отказались очень быстро, с ним как-то вообще сразу не задалось - его отрубила гильотина.
Свобода пожила чуть дольше, но в 20-м веке мы увидели, как народы один за другим легко и непринужденно отказываются и от нее, добровольно выбирая (!) себе в правители диктаторов и узурпаторов власти.
И лишь стремление к равенству пережило всех, превратившись уже в наши дни в основной драйвер политической эволюции современного общества. Похоже, что все последние годы либеральная идея подпитывалась чуть ли не исключительно одним равенством.
Началось с малого, но аппетит-то приходил «во время еды». Старт действительно был более чем скромным – с равноправия собственников. От него логично (и безупречно) перешли к равноправию граждан. Впрочем, это заняло около двухсот лет.
На этом, наверное, стоило бы остановиться, но либеральная мысль решила поднять планку повыше и замахнуться на Вильяма нашего Шекспира, то есть вмешаться в компетенцию природы (или Бога – кому так больше нравится) и реализовать на практике идею фактического равенства людей (подчеркиваю, не граждан, а именно людей), чтоб на земле стало как в царствии Божьем.
На мой взгляд, именно в этом переходе от обеспечения равноправия граждан в политическом государстве к конструированию фактического равенства людей в гражданском обществе спрятаны корни нынешнего кризиса либеральной идеи.
К сожалению, это не линейный переход. Это не простое механическое развитие либеральной мысли (от меньшего «равенства» к большему). Это, собственно, выход за пределы либеральной мысли и даже в некоторой степени ее отрицание. Стремление к фактическому равенству – это не столько про политическую идеологию, сколько про светскую религию, что по сути ставит новый либерализм в один ряд с коммунизмом.
Поскольку люди от природы не равны, то обеспечить их фактическое равенство невозможно, не вторгаясь глубоко в сами основы социального кода общества, а несанкционированное вторжение в этот код помимо ожидаемых позитивных результатов может породить и какой-нибудь социальный ковид.
Надо различать естественное гуманистическое стремление любого цивилизованного общества предоставлять особую защиту слабым и легко уязвимым своим членам и политику, целью которой является фактическое устранение естественных различий между людьми, а именно такая политика подспудно навязывалась обществу активными меньшинствами, сумевшими привлечь на свою сторону государство.
Современное общество забежало слишком далеко вперед в стремлении оторваться от своей естественной природы (переделать «замысел Божий» и улучшить человеческую породу). Как это часто бывает, такое забегание вперед не заканчивается добром. Так или иначе, но ему придется после стольких шагов вперед сделать один-два шага назад от равенства к равноправию как к той задаче, которую можно и нужно решать. Это вернет либерализм на почву реализма.
06.02.202518:22
Роман Анин, на мой взгляд, очень своевременно возобновил дискуссии о транзите, обновив версию, которая считалась практически основным, «рабочим» сценарием 5-7 лет тому назад. В самых общих чертах речь идет о еще одной разновидности «казахского сценария», который с тех пор, однако, несколько дискредитировал себя на практике не совсем корректным финалом. В таком сценарии Путин не ждет смерти на троне, а занимает позицию «протектора общака» (неважно, как она называется, – пусть хоть и «Председатель Госсовета»), а президентское кресло становится «полупрезидентским», и его занимает «полупреемник», который при удачно сложившихся обстоятельствах в случае таки смерти Путина может стать полным, наконец.
Роман, как и многие, считает наиболее вероятным кандидатом на место «полупреемника» бывшего охранника Путина Дюмина (спасибо, что не водитель, так сказать), с чем я, собственно, не спорю. Я в принципе сам поддерживал эту версию несколько лет тому назад в той ее части, которая касалась Госсовета, поэтому изначально рассматривал эту странную конституционную конструкцию как ружье, которое очередной эпигон Станиславского затащил на политическую сцену в надежде, что оно все-таки выстрелит в третьем акте. И хотя с тех пор, когда я «топил» за этот сценарий, прошло несколько лет (с учетом войны – целая эпоха), я рад возобновлению дискуссии, потому что считаю это важной историей: мы время от времени должны уточнять наши представления о транзите, как уточняют правила техники безопасности по мере накопления знаний об источнике повышенной опасности.
Еще в 2019 году в статье в «Новой газете» (по-моему, это были «Прасковеевские небеса», где я пытался понять, для чего Путину нужен этот плесневый ампир на сомнительной привлекательности геленжикском берегу) я обратил внимание на плохо устранимую уязвимость того сценария. Ни один преемник не дает 100% гарантий. Я не сомневаюсь в том, что Путин мечтает о конструкции власти, внутри которой он мог бы стать Ден Сяо Пином всея Руси. Тут много причин, как названных, так и не названных Аниным. Но по причинам, не зависящим от Путина, этой конструкции, скорее всего, суждено так и остаться его несбыточной мечтой, – думаю, он просто не сможет позволить себе риск такой степени, особенно теперь, после войны.
Я думаю, что есть тысяча и один сценарий «операции преемник», подготовленных кириенковскими «мозговыми центрами», которым предстоит остаться невостребованными. В реальной жизни Путин вынужден будет тянуть до последнего. В конце концов, когда ситуация станет близкой к критической, концепция поменяется, и «операция преемник» аккуратно трансформируется в «операцию наследник». Вроде бы хрен редьки не слаще, но есть весьма существенное отличие: в случае с преемником фактическая власть остается у Путина, а формальная переходит к преемнику. В случае с наследником формальная власть будет оставаться у Путина до самого его конца (физического или политического), а вот фактическая должна медленно дрейфовать к наследнику (просто по мере старения Путина он вынужден будет все больше делегировать полномочия).
И вот здесь появляется, наконец, место для интриги. Единственная позиция, с которой можно безболезненно стартовать наследнику в отсутствии монархической конституции, – это должность председателя правительства РФ, который по действующей конституции автоматически замещает президента, если с последним что-то случилось. Таким образом, мы узнаем о начале «операции наследник» в тот момент, когда Дюмин или кто-то другой заменит Мишустина на его посту. Вероятность того, что сам Мишустин станет наследником, конечно, существует, но она не очень велика – он из «другой банды».
Роман, как и многие, считает наиболее вероятным кандидатом на место «полупреемника» бывшего охранника Путина Дюмина (спасибо, что не водитель, так сказать), с чем я, собственно, не спорю. Я в принципе сам поддерживал эту версию несколько лет тому назад в той ее части, которая касалась Госсовета, поэтому изначально рассматривал эту странную конституционную конструкцию как ружье, которое очередной эпигон Станиславского затащил на политическую сцену в надежде, что оно все-таки выстрелит в третьем акте. И хотя с тех пор, когда я «топил» за этот сценарий, прошло несколько лет (с учетом войны – целая эпоха), я рад возобновлению дискуссии, потому что считаю это важной историей: мы время от времени должны уточнять наши представления о транзите, как уточняют правила техники безопасности по мере накопления знаний об источнике повышенной опасности.
Еще в 2019 году в статье в «Новой газете» (по-моему, это были «Прасковеевские небеса», где я пытался понять, для чего Путину нужен этот плесневый ампир на сомнительной привлекательности геленжикском берегу) я обратил внимание на плохо устранимую уязвимость того сценария. Ни один преемник не дает 100% гарантий. Я не сомневаюсь в том, что Путин мечтает о конструкции власти, внутри которой он мог бы стать Ден Сяо Пином всея Руси. Тут много причин, как названных, так и не названных Аниным. Но по причинам, не зависящим от Путина, этой конструкции, скорее всего, суждено так и остаться его несбыточной мечтой, – думаю, он просто не сможет позволить себе риск такой степени, особенно теперь, после войны.
Я думаю, что есть тысяча и один сценарий «операции преемник», подготовленных кириенковскими «мозговыми центрами», которым предстоит остаться невостребованными. В реальной жизни Путин вынужден будет тянуть до последнего. В конце концов, когда ситуация станет близкой к критической, концепция поменяется, и «операция преемник» аккуратно трансформируется в «операцию наследник». Вроде бы хрен редьки не слаще, но есть весьма существенное отличие: в случае с преемником фактическая власть остается у Путина, а формальная переходит к преемнику. В случае с наследником формальная власть будет оставаться у Путина до самого его конца (физического или политического), а вот фактическая должна медленно дрейфовать к наследнику (просто по мере старения Путина он вынужден будет все больше делегировать полномочия).
И вот здесь появляется, наконец, место для интриги. Единственная позиция, с которой можно безболезненно стартовать наследнику в отсутствии монархической конституции, – это должность председателя правительства РФ, который по действующей конституции автоматически замещает президента, если с последним что-то случилось. Таким образом, мы узнаем о начале «операции наследник» в тот момент, когда Дюмин или кто-то другой заменит Мишустина на его посту. Вероятность того, что сам Мишустин станет наследником, конечно, существует, но она не очень велика – он из «другой банды».
Көбірек мүмкіндіктерді ашу үшін кіріңіз.