25.02.202507:38
Сейчас сформировались два взгляда на перспективу завершения войны:
1) Путину по-прежнему нужна вся Украина. Путину по-прежнему нужна война. Путин тактически подыгрывает Трампу, но стратегически нацелен на срыв переговоров. Переговоры провалятся, война продолжится, по крайней мере в течение ближайшего года.
2) Путин готов если не к миру, то к перемирию. Путин осознает как риски продолжения войны, так и риски заключения мира, но первые в его глазах пока перевешивают вторые. В такой ситуации нельзя исключать, что события будут развиваться быстрее и война завершится в пределах текущего года.
Мое весьма осторожное предположение состоит в том, что Путин не играет, а реально аккуратно прощупывает стратегию выхода из войны (и одновременно задумывается о том, чем заместить войну в качестве стабилизирующего режим фактора внутренней политики), что дает основание далее предполагать возможность завершения этой (особо острой) фазы войны в пределах текущего года.
В пользу такого предположения говорит то, что ни для США, ни для России Украина никогда не была самостоятельной и тем более стратегической целью в этой войне. Скорее она была инструментом давления друг на друга.
В той степени, в которой Вашингтон проводил политику «давления на Россию» с целью ее «демократизации» и «деколонизации» (идеологический подход), он поддерживал самодеятельность Украины как важного элемента этой политики.
В той степени, в которой Россия проводила политику «стратегического сдерживания» США, ей нужна была Украина как площадка, на которой она может организовать с Америкой соревнование по политическому армрестлингу (дать генеральное сражение).
Вне этого «турнира» (стратегического соперничества) Украина не имеет для России того фундаментального значения, которое ей приписывали.
Революционные перемены в США привели к тому, что политика, имеющая целью экспорт демократии куда бы то ни было, включая Россию, оказалась одномоментно аннулированной (привет USAID). Соответственно, США теряют интерес к «украинскому ТВД».
Россия, которая «пересидела» трудные времена в окопе, почти в буквальном смысле этого слова, симметрично теряет интерес к Украине, поскольку сейчас напрямую получает от Трампа все того, чего добивалась (признания своей субъектности и «красных линий») с помощью войны в Украине.
В этой ситуации возникает возможность компромисса, внутри которого может найтись место для сохранения Украины как буферной зоны, находящейся под смешанным российско-американским протекторатом.
Абурдное и бессодержательное на первый взгляд соглашение о редкоземельных металлах, навязываемое Зеленскому, приобретает определенный смысл, если допустить, что Путин и Трамп существенно дальше продвинулись в своих переговорах, чем это предполагается, и договорились об определенном уровне политических преференций для России в отношении будущего Украины.
Тогда можно предположить, что Трамп таким образом обозначает свои интересы в этой стране в экономической области. Делят, так сказать, вершки и корешки.
1) Путину по-прежнему нужна вся Украина. Путину по-прежнему нужна война. Путин тактически подыгрывает Трампу, но стратегически нацелен на срыв переговоров. Переговоры провалятся, война продолжится, по крайней мере в течение ближайшего года.
2) Путин готов если не к миру, то к перемирию. Путин осознает как риски продолжения войны, так и риски заключения мира, но первые в его глазах пока перевешивают вторые. В такой ситуации нельзя исключать, что события будут развиваться быстрее и война завершится в пределах текущего года.
Мое весьма осторожное предположение состоит в том, что Путин не играет, а реально аккуратно прощупывает стратегию выхода из войны (и одновременно задумывается о том, чем заместить войну в качестве стабилизирующего режим фактора внутренней политики), что дает основание далее предполагать возможность завершения этой (особо острой) фазы войны в пределах текущего года.
В пользу такого предположения говорит то, что ни для США, ни для России Украина никогда не была самостоятельной и тем более стратегической целью в этой войне. Скорее она была инструментом давления друг на друга.
В той степени, в которой Вашингтон проводил политику «давления на Россию» с целью ее «демократизации» и «деколонизации» (идеологический подход), он поддерживал самодеятельность Украины как важного элемента этой политики.
В той степени, в которой Россия проводила политику «стратегического сдерживания» США, ей нужна была Украина как площадка, на которой она может организовать с Америкой соревнование по политическому армрестлингу (дать генеральное сражение).
Вне этого «турнира» (стратегического соперничества) Украина не имеет для России того фундаментального значения, которое ей приписывали.
Революционные перемены в США привели к тому, что политика, имеющая целью экспорт демократии куда бы то ни было, включая Россию, оказалась одномоментно аннулированной (привет USAID). Соответственно, США теряют интерес к «украинскому ТВД».
Россия, которая «пересидела» трудные времена в окопе, почти в буквальном смысле этого слова, симметрично теряет интерес к Украине, поскольку сейчас напрямую получает от Трампа все того, чего добивалась (признания своей субъектности и «красных линий») с помощью войны в Украине.
В этой ситуации возникает возможность компромисса, внутри которого может найтись место для сохранения Украины как буферной зоны, находящейся под смешанным российско-американским протекторатом.
Абурдное и бессодержательное на первый взгляд соглашение о редкоземельных металлах, навязываемое Зеленскому, приобретает определенный смысл, если допустить, что Путин и Трамп существенно дальше продвинулись в своих переговорах, чем это предполагается, и договорились об определенном уровне политических преференций для России в отношении будущего Украины.
Тогда можно предположить, что Трамп таким образом обозначает свои интересы в этой стране в экономической области. Делят, так сказать, вершки и корешки.
07.02.202509:45
Все не было повода это сказать, но хотелось. А тут и повод нашелся. Radio France и Елена Поляковская, - сама киевлянка, - организовала наш с Александром Роднянским стрим о родном городе. Не буду спойлерить его содержание, кто захочет – посмотрит, а кому не интересно смотреть – не интересно и знать, о чем там речь. Выскажусь о другом. О том, что наболело.
Поиск идентичности для людей моего поколения, родившихся на просторах необъятной империи, стыдливо избегавшей называть себя империей, дело непростое. Это как раз тот случай, когда мысль изреченная есть ложь. Что бы я не сказал, не будет правдой, в лучшем случае – будет полуправдой.
Я родился в Киеве, знаю прилично украинский язык (точно лучше, чем нынешний Главком ВСУ), 26 лет прожил там, где сегодня располагается государство Украина, впитал с молоком матери ее песни, ее фольклор, ее мягкую крестьянскую культуру, ее «многоголосость» во всех смыслых слова. Стал ли я от этого украинцем – нет однозначного ответа. Когда русские бомбы падают на города, которые я помню и люблю (не говоря уже о Киеве), я не могу от этого дистанцироваться, посмотреть со стороны, пусть и с сочувствием. Это мое, это боль внутри меня, это мое достоинство попрано, я не могу себя из этого вычленить. Ассоциирую ли я себя при этом с государством Украина, ощущаю ли себя его частью, являюсь ли его патриотом? – Вряд ли. Это все слишком новое и далекое, чтобы я успел его принять.
Я родился и вырос в русскоговорящей семье. Русский язык – единственный «протокол», по которому я способен мыслить и чувствовать свободно. Весь круг моих духовных ассоциаций создан в основном миром русской культуры, русской литературой и историей. Я не могу это из себя выплюнуть, потому что это и есть весь я. Если это убрать, от меня останутся какие-то человеческие обломки, мало кому интересные. Может, я и хотел бы, чтобы вышло иначе, чтобы «Шиллера читать без словаря» и чтоб Шекспир был таким же понятным в оригинале без переводов Пастернака, Лозинского и Маршака, но не сложилось. Означает ли это, что мне близко и дорого то убогое государственное образование, которое корчится вот уже сорок лет то в ли муках родов, то ли в агонии смерти? Чувствую ли свою связь с ЭТИМ государством-карликом, пытающимся изобразить из себя великана? – Боюсь, что нет. Оно для меня чужое, непонятное, карикатурное.
Увы, но я патриот Атлантиды. Моя Родина СССР. Она ушла на дно океана. Видимо, навсегда. А я матрос, спасшийся на плотике посреди ледяной Атлантики, плывущий от одного чужого берега к другому. Может быть, когда-то я, но скорее всего – мои дети и внуки, обретут новую землю обетованную. Но эти осколки Атлантиды, уничтожающие сегодня друг друга в смертельной схватке, – они не во мне. Я присягал тому, чего уж больше нет. Хотя оно тоже было сильно не похоже на сахар, но все-таки было настоящим. И поэтому, чем дальше, тем с большей радостью, на вопрос «Кто Вы?» – я с готовностью и радостью отвечаю: «Киевлянин».
https://youtu.be/eEJfmfMjuVo?si=2XjhHUvnK9J8llBI
Поиск идентичности для людей моего поколения, родившихся на просторах необъятной империи, стыдливо избегавшей называть себя империей, дело непростое. Это как раз тот случай, когда мысль изреченная есть ложь. Что бы я не сказал, не будет правдой, в лучшем случае – будет полуправдой.
Я родился в Киеве, знаю прилично украинский язык (точно лучше, чем нынешний Главком ВСУ), 26 лет прожил там, где сегодня располагается государство Украина, впитал с молоком матери ее песни, ее фольклор, ее мягкую крестьянскую культуру, ее «многоголосость» во всех смыслых слова. Стал ли я от этого украинцем – нет однозначного ответа. Когда русские бомбы падают на города, которые я помню и люблю (не говоря уже о Киеве), я не могу от этого дистанцироваться, посмотреть со стороны, пусть и с сочувствием. Это мое, это боль внутри меня, это мое достоинство попрано, я не могу себя из этого вычленить. Ассоциирую ли я себя при этом с государством Украина, ощущаю ли себя его частью, являюсь ли его патриотом? – Вряд ли. Это все слишком новое и далекое, чтобы я успел его принять.
Я родился и вырос в русскоговорящей семье. Русский язык – единственный «протокол», по которому я способен мыслить и чувствовать свободно. Весь круг моих духовных ассоциаций создан в основном миром русской культуры, русской литературой и историей. Я не могу это из себя выплюнуть, потому что это и есть весь я. Если это убрать, от меня останутся какие-то человеческие обломки, мало кому интересные. Может, я и хотел бы, чтобы вышло иначе, чтобы «Шиллера читать без словаря» и чтоб Шекспир был таким же понятным в оригинале без переводов Пастернака, Лозинского и Маршака, но не сложилось. Означает ли это, что мне близко и дорого то убогое государственное образование, которое корчится вот уже сорок лет то в ли муках родов, то ли в агонии смерти? Чувствую ли свою связь с ЭТИМ государством-карликом, пытающимся изобразить из себя великана? – Боюсь, что нет. Оно для меня чужое, непонятное, карикатурное.
Увы, но я патриот Атлантиды. Моя Родина СССР. Она ушла на дно океана. Видимо, навсегда. А я матрос, спасшийся на плотике посреди ледяной Атлантики, плывущий от одного чужого берега к другому. Может быть, когда-то я, но скорее всего – мои дети и внуки, обретут новую землю обетованную. Но эти осколки Атлантиды, уничтожающие сегодня друг друга в смертельной схватке, – они не во мне. Я присягал тому, чего уж больше нет. Хотя оно тоже было сильно не похоже на сахар, но все-таки было настоящим. И поэтому, чем дальше, тем с большей радостью, на вопрос «Кто Вы?» – я с готовностью и радостью отвечаю: «Киевлянин».
https://youtu.be/eEJfmfMjuVo?si=2XjhHUvnK9J8llBI
02.02.202511:17
Есть много разных признаков надвигающейся смены парадигмы. Не совсем понятно, о чем именно они свидетельствуют, но, безусловно, они «манифестируют» (как говорят врачи) о каких-то внутренних болезненных процессах внутри путинской системы. Одним из таких признаков является кризис «военного консенсуса» среди той альтернативно одаренной «идейной» части общества, которая подставила Путину свое плечо после начала войны. Эта «партия одержимых» изначально была неоднородна и состояла из двух фракций: национал-большевистской и черносотенной. В условиях военного времени разногласия между ними о том, какую именно Россию надо воссоздать из праха – царскую или советскую – отошли на второй план. Желание «воевать Украину» примирило непримиримые лагеря. Просто конечные цели не оглашались: одни воевали за «советскую Украину», а другие - за то, чтобы вообще никакой Украины не было. Но на очередном изломе эпохи разногласия «красных» и «белых» снова вылезли наружу, и Прилепин вдруг пошел войной на Малофеева, обрушившись на чокнутых монархистов, которые толкают Россию в пропасть (умалчивая о том, куда ее толкают чокнутые большевики). Независимо от того, сделал он это самостоятельно или по наводке из Кремля, где в преддверии возможной сделки с Трампом хотят «окоротить» дугинскую свору, которая требует войны непременно до «победного конца» (не уточняя, чей это конец), - это признак усиления идеологической энтропии внутри правящего клана, где по мере того, как военная авантюра Путина заходит в тупик, растет напряжение по всем идеологическим фронтам. Идеология путинизма, рожденная в сурковском синхрофазатроне, как и следовало ожидать, оказалась неустойчивым изотопом, который при первой возможности распадается на свои элементарные частицы. Можно предположить, что в случае, если сделка действительно состоится, подобного рода конфликты вспыхнут с утроенной силой и станут серьезным вызовом стабильности режима.
10.01.202516:37
В 2023-2024 годах обсуждение темы прекращения войны было неактуально, так как реальных предпосылок для этого не было вообще. К концу 2024 года такие предпосылки возникли. Они очень слабые и хрупкие, но шанс на перемирие в течение года стал ненулевым (хотя я не назвал бы это событие значимо вероятным).
К числу этих предпосылок можно отнести:
- исчерпание людских ресурсов для ведения войны как в России, так и в Украине, что требует внедрения других подходов к мобилизации;
- сдвиг общественного мнения на Западе в сторону восприятия этой войны как локального явления, касающегося только тех стран, которые в нее вовлечены, и еще примыкающих к ним непосредственно соседних государств;
- избрание Трампа президентом, что на поверхности кажется главным фактором, хотя таковым не является, – Трамп, как и Путин, ориентируется на общественное мнение и реалии на земле..
Парадоксальным образом возвращение в публичную повестку вопроса о перемирии привело к вторичному отчуждению между русскими и украинцами (хотя казалось бы, что дальше некуда). На этот раз отчуждение проходит не по линии «украинцы против русских, которые за Путина и войну», а по линии «украинцы против русских, которые против Путина и войны». Это связано с тем, что идею перемирия поддержала значительная часть анти-путинской и анти-военной российской оппозиции и, наоборот, отторгла активная часть украинского общества. Эта активная часть украинского общества формулирует сегодня два основных тезиса по поводу перемирия: хватит предлагать нам сдаться, и все русские вне зависимости от их политической позиции - пропутинские имперцы.
Это то, что на поверхности. Если копнуть глубже, то можно увидеть, что неприятие вызывает прежде всего идея, что Путин, Кремль и Россия могут быть стороной какого-либо соглашения, договора, сделки, вместо того, чтобы сидеть на скамье подсудимых. В этом смысле Зеленский совершенно аутентично выразил в своем интервью настроения этой части украинского общества. В целом я думаю, что, если бы решение вопроса о войне и мире целиком зависело только от этой части общества, то ни о какой перспективе мира ни в 2025, ни 2026 году говорить бы не пришлось.
Очевидно, что активное меньшинство украинцев не приемлет саму эту идею. Проблема в том, что, помимо говорящего активного меньшинства, в Украине есть еще и огромное молчаливое большинство, мнение которого доподлинно неизвестно пока никому, даже Зеленскому. Сегодня, когда пассионарная часть украинского обществв уже либо на фронте, либо вообще погибла в боях, продолжение войны зависит не от слов боли, а от готовности этого молчаливого большинства идти на фронт. Я думаю, именно эта готовность или неготовность, а не громкие слова патриотов и даже не позиция Трампа, изменчивая как сердце красавицы, решат в конечном счете судьбу перемирия в текущем году.
К числу этих предпосылок можно отнести:
- исчерпание людских ресурсов для ведения войны как в России, так и в Украине, что требует внедрения других подходов к мобилизации;
- сдвиг общественного мнения на Западе в сторону восприятия этой войны как локального явления, касающегося только тех стран, которые в нее вовлечены, и еще примыкающих к ним непосредственно соседних государств;
- избрание Трампа президентом, что на поверхности кажется главным фактором, хотя таковым не является, – Трамп, как и Путин, ориентируется на общественное мнение и реалии на земле..
Парадоксальным образом возвращение в публичную повестку вопроса о перемирии привело к вторичному отчуждению между русскими и украинцами (хотя казалось бы, что дальше некуда). На этот раз отчуждение проходит не по линии «украинцы против русских, которые за Путина и войну», а по линии «украинцы против русских, которые против Путина и войны». Это связано с тем, что идею перемирия поддержала значительная часть анти-путинской и анти-военной российской оппозиции и, наоборот, отторгла активная часть украинского общества. Эта активная часть украинского общества формулирует сегодня два основных тезиса по поводу перемирия: хватит предлагать нам сдаться, и все русские вне зависимости от их политической позиции - пропутинские имперцы.
Это то, что на поверхности. Если копнуть глубже, то можно увидеть, что неприятие вызывает прежде всего идея, что Путин, Кремль и Россия могут быть стороной какого-либо соглашения, договора, сделки, вместо того, чтобы сидеть на скамье подсудимых. В этом смысле Зеленский совершенно аутентично выразил в своем интервью настроения этой части украинского общества. В целом я думаю, что, если бы решение вопроса о войне и мире целиком зависело только от этой части общества, то ни о какой перспективе мира ни в 2025, ни 2026 году говорить бы не пришлось.
Очевидно, что активное меньшинство украинцев не приемлет саму эту идею. Проблема в том, что, помимо говорящего активного меньшинства, в Украине есть еще и огромное молчаливое большинство, мнение которого доподлинно неизвестно пока никому, даже Зеленскому. Сегодня, когда пассионарная часть украинского обществв уже либо на фронте, либо вообще погибла в боях, продолжение войны зависит не от слов боли, а от готовности этого молчаливого большинства идти на фронт. Я думаю, именно эта готовность или неготовность, а не громкие слова патриотов и даже не позиция Трампа, изменчивая как сердце красавицы, решат в конечном счете судьбу перемирия в текущем году.
08.12.202408:00
Конечно, если уж сравнивать, то Сирия для Путина скорее не Афганистан, а Вьетнам. По очень простой причине – никто такого не планировал и никто к такому не был готов. Похоже, даже Турция, которая воткнула дюжину ножей в спину «русской весны» (впрочем, совершенно ожидаемо – нечего было спину подставлять).
Если в Сирии все закончится тем, на что это сейчас больше всего похоже, - то есть полным фиаско, - то это будет еще и серьезным поводом для Путина подумать над предложениями Трампа. Война – штука тонкая, там часто многое идет не по плану.
Что, собственно, случилось в Сирии? Россия и Иран оказались одновременно втянуты в войну на два фронта, которую оба не потянули. Увязнув в Украине, Кремль обнаружил, что на Сирию силенок уже не хватает. Тегеран же оказался симметрично повязан Израилем в Ливане и в Газе. Возможно, слухи о смерти Америки и, соответственно, о том, что Россия (как и Иран) готовы воевать со всем западным миром, оказались сильно преувеличены.
Сирия преподнесла наглядный урок – силы надо все-таки взвешивать. Это в принципе работает на поиск компромиссного решения в диалоге с Трампом. Возможно, Путин сочтет за лучшее сейчас удовлетвориться не самым оптимальным для него вариантом «раздела Украины» (до этого он в основном повторял формулу Бендера – я бы взял частями, но мне нужно все).
Это может создать паузу в войне, которую Кремль, безусловно, будет рассматривать как временную, но которая, как и все временное в России, может оказаться достаточно долгой. Альтернатива – удивить всех и перебросить в Сирию несколько пехотных дивизий, сняв их откуда-то из-под Покровска (других-то нет). Но почему-то в это верится с трудом.
Другое дело, сохранил ли Путин способность извлекать из чего бы то ни было уроки.
Если в Сирии все закончится тем, на что это сейчас больше всего похоже, - то есть полным фиаско, - то это будет еще и серьезным поводом для Путина подумать над предложениями Трампа. Война – штука тонкая, там часто многое идет не по плану.
Что, собственно, случилось в Сирии? Россия и Иран оказались одновременно втянуты в войну на два фронта, которую оба не потянули. Увязнув в Украине, Кремль обнаружил, что на Сирию силенок уже не хватает. Тегеран же оказался симметрично повязан Израилем в Ливане и в Газе. Возможно, слухи о смерти Америки и, соответственно, о том, что Россия (как и Иран) готовы воевать со всем западным миром, оказались сильно преувеличены.
Сирия преподнесла наглядный урок – силы надо все-таки взвешивать. Это в принципе работает на поиск компромиссного решения в диалоге с Трампом. Возможно, Путин сочтет за лучшее сейчас удовлетвориться не самым оптимальным для него вариантом «раздела Украины» (до этого он в основном повторял формулу Бендера – я бы взял частями, но мне нужно все).
Это может создать паузу в войне, которую Кремль, безусловно, будет рассматривать как временную, но которая, как и все временное в России, может оказаться достаточно долгой. Альтернатива – удивить всех и перебросить в Сирию несколько пехотных дивизий, сняв их откуда-то из-под Покровска (других-то нет). Но почему-то в это верится с трудом.
Другое дело, сохранил ли Путин способность извлекать из чего бы то ни было уроки.
29.11.202419:48
Я долго думал, что написать, предваряя нашу «Благодарственную Кухню», которую Борис превратил в вечер вопросов и ответов, но так ничего толкового и не придумал. Повторю то, что сказал: я не искал этой судьбы, не рвался к публичности, и если бы не вынужденная эмиграция 16 лет назад, а потом еще и война, то я так и прожил бы до конца дней своих человеком «широко известным в узких кругах» (что меня по характеру моему вполне устраивало). И, тем не менее, я не буду лукавить: сто пятьдесят тысяч подписчиков Телеграм-канала, а теперь и сто тысяч подписчиков «Пастуховской кухни» являются серьезным стимулом продолжать делать то, что мы делаем. Всем и каждому - огромное спасибо. И пишите вопросы Борису – я думаю, мы закрепим этот формат и раз в месяц постараемся отвечать вам напрямую.
https://youtu.be/6hS4eBPRwYc?si=tdCQDGiAn7TyTGTP
https://youtu.be/6hS4eBPRwYc?si=tdCQDGiAn7TyTGTP
13.02.202515:29
Похоже, что офис президента Зеленского в своем стремлении хеджировать электоральные риски докопался до «порошенки». Или «прикопался» к Порошенко – если кому-то так больше нравится.
Мне непонятна сама концепция «санкций» в отношении собственных граждан. Она плохо вписывается в формат презумпции невиновности и вообще чего-либо правового. Здесь гораздо больше от альтернативно-одаренного путинского правосудия, чем от европейских правовых подходов.
Конечно, можно сказать, что земля круглая, и если очень долго идти в какую-то одну сторону, то неминуемо зайдешь в свой собственный тыл с другой стороны.
Но может быть, Порошенко просто интернируют, как интернировали японцев в Америке во время Второй мировой войны? Однако тоже непонятно - в качестве кого? Русского – не похож, еврея – не один такой, или все-таки действительно в качестве японца? Но в Америке все-таки интернировали всех японцев, а не только кондитерских королей.
Если Порошенко - изменник Украины, так и судите его по строгим законам военного времени, хоть «тройкой», но не устраивайте цирк с конями.
Кстати, о цирке. Когда я дошел до отказа Порошенко в допуске к чему-то высокочастотному, я потерял нить событий. В целом приходящие из Вашингтона и Киева новости заставляют поверить, что мы все стали гостями фестиваля черной клоунады, участники которой задались целью так уконтрапупить общественное мнение, чтобы Путин на этом фоне выглядел самым нормальным.
Есть, однако, и другой, более практичный взгляд на предмет. Пока я писал этот пост, моя жена распорядилась скупить остатки рошеновской «Коровки» в местном супермаркете (кстати, действительно хороша!). Интернируют – не интернируют, а «Коровки» точно скоро не станет 😂.
06.02.202518:22
Роман Анин, на мой взгляд, очень своевременно возобновил дискуссии о транзите, обновив версию, которая считалась практически основным, «рабочим» сценарием 5-7 лет тому назад. В самых общих чертах речь идет о еще одной разновидности «казахского сценария», который с тех пор, однако, несколько дискредитировал себя на практике не совсем корректным финалом. В таком сценарии Путин не ждет смерти на троне, а занимает позицию «протектора общака» (неважно, как она называется, – пусть хоть и «Председатель Госсовета»), а президентское кресло становится «полупрезидентским», и его занимает «полупреемник», который при удачно сложившихся обстоятельствах в случае таки смерти Путина может стать полным, наконец.
Роман, как и многие, считает наиболее вероятным кандидатом на место «полупреемника» бывшего охранника Путина Дюмина (спасибо, что не водитель, так сказать), с чем я, собственно, не спорю. Я в принципе сам поддерживал эту версию несколько лет тому назад в той ее части, которая касалась Госсовета, поэтому изначально рассматривал эту странную конституционную конструкцию как ружье, которое очередной эпигон Станиславского затащил на политическую сцену в надежде, что оно все-таки выстрелит в третьем акте. И хотя с тех пор, когда я «топил» за этот сценарий, прошло несколько лет (с учетом войны – целая эпоха), я рад возобновлению дискуссии, потому что считаю это важной историей: мы время от времени должны уточнять наши представления о транзите, как уточняют правила техники безопасности по мере накопления знаний об источнике повышенной опасности.
Еще в 2019 году в статье в «Новой газете» (по-моему, это были «Прасковеевские небеса», где я пытался понять, для чего Путину нужен этот плесневый ампир на сомнительной привлекательности геленжикском берегу) я обратил внимание на плохо устранимую уязвимость того сценария. Ни один преемник не дает 100% гарантий. Я не сомневаюсь в том, что Путин мечтает о конструкции власти, внутри которой он мог бы стать Ден Сяо Пином всея Руси. Тут много причин, как названных, так и не названных Аниным. Но по причинам, не зависящим от Путина, этой конструкции, скорее всего, суждено так и остаться его несбыточной мечтой, – думаю, он просто не сможет позволить себе риск такой степени, особенно теперь, после войны.
Я думаю, что есть тысяча и один сценарий «операции преемник», подготовленных кириенковскими «мозговыми центрами», которым предстоит остаться невостребованными. В реальной жизни Путин вынужден будет тянуть до последнего. В конце концов, когда ситуация станет близкой к критической, концепция поменяется, и «операция преемник» аккуратно трансформируется в «операцию наследник». Вроде бы хрен редьки не слаще, но есть весьма существенное отличие: в случае с преемником фактическая власть остается у Путина, а формальная переходит к преемнику. В случае с наследником формальная власть будет оставаться у Путина до самого его конца (физического или политического), а вот фактическая должна медленно дрейфовать к наследнику (просто по мере старения Путина он вынужден будет все больше делегировать полномочия).
И вот здесь появляется, наконец, место для интриги. Единственная позиция, с которой можно безболезненно стартовать наследнику в отсутствии монархической конституции, – это должность председателя правительства РФ, который по действующей конституции автоматически замещает президента, если с последним что-то случилось. Таким образом, мы узнаем о начале «операции наследник» в тот момент, когда Дюмин или кто-то другой заменит Мишустина на его посту. Вероятность того, что сам Мишустин станет наследником, конечно, существует, но она не очень велика – он из «другой банды».
Роман, как и многие, считает наиболее вероятным кандидатом на место «полупреемника» бывшего охранника Путина Дюмина (спасибо, что не водитель, так сказать), с чем я, собственно, не спорю. Я в принципе сам поддерживал эту версию несколько лет тому назад в той ее части, которая касалась Госсовета, поэтому изначально рассматривал эту странную конституционную конструкцию как ружье, которое очередной эпигон Станиславского затащил на политическую сцену в надежде, что оно все-таки выстрелит в третьем акте. И хотя с тех пор, когда я «топил» за этот сценарий, прошло несколько лет (с учетом войны – целая эпоха), я рад возобновлению дискуссии, потому что считаю это важной историей: мы время от времени должны уточнять наши представления о транзите, как уточняют правила техники безопасности по мере накопления знаний об источнике повышенной опасности.
Еще в 2019 году в статье в «Новой газете» (по-моему, это были «Прасковеевские небеса», где я пытался понять, для чего Путину нужен этот плесневый ампир на сомнительной привлекательности геленжикском берегу) я обратил внимание на плохо устранимую уязвимость того сценария. Ни один преемник не дает 100% гарантий. Я не сомневаюсь в том, что Путин мечтает о конструкции власти, внутри которой он мог бы стать Ден Сяо Пином всея Руси. Тут много причин, как названных, так и не названных Аниным. Но по причинам, не зависящим от Путина, этой конструкции, скорее всего, суждено так и остаться его несбыточной мечтой, – думаю, он просто не сможет позволить себе риск такой степени, особенно теперь, после войны.
Я думаю, что есть тысяча и один сценарий «операции преемник», подготовленных кириенковскими «мозговыми центрами», которым предстоит остаться невостребованными. В реальной жизни Путин вынужден будет тянуть до последнего. В конце концов, когда ситуация станет близкой к критической, концепция поменяется, и «операция преемник» аккуратно трансформируется в «операцию наследник». Вроде бы хрен редьки не слаще, но есть весьма существенное отличие: в случае с преемником фактическая власть остается у Путина, а формальная переходит к преемнику. В случае с наследником формальная власть будет оставаться у Путина до самого его конца (физического или политического), а вот фактическая должна медленно дрейфовать к наследнику (просто по мере старения Путина он вынужден будет все больше делегировать полномочия).
И вот здесь появляется, наконец, место для интриги. Единственная позиция, с которой можно безболезненно стартовать наследнику в отсутствии монархической конституции, – это должность председателя правительства РФ, который по действующей конституции автоматически замещает президента, если с последним что-то случилось. Таким образом, мы узнаем о начале «операции наследник» в тот момент, когда Дюмин или кто-то другой заменит Мишустина на его посту. Вероятность того, что сам Мишустин станет наследником, конечно, существует, но она не очень велика – он из «другой банды».
11.01.202519:40
Вторая часть. Начало в предыдущем посте.
Декларируемыми целями Запада в войне является помощь Украине в достижении ее собственных декларируемых целей (деоккупация территорий). Недекларируемыми, но легко обнаруживаемыми целями войны для Запада (по крайней мере, для прежней американской администрации) было нанесение России нестратегического поражения. Целью Запада никогда не было «свержение режима Путина», а только его максимальное ослабление с целью лишить его потенциала агрессии и субъектности в международной политике. Запад полагал, что после поражения СССР в «холодной войне» он может считать претензии России на какие-либо собственные «красные линии» несостоятельными, в особенности в тех случаях, когда эти «красные линии» пересекают «красные линии» Запада.
Запад в целом не стремился к данной войне. Было бы неправильным утверждать, что он ее провоцировал. Но он и не предпринимал никаких особых мер для того, чтобы ее предотвратить. Причем ни в одну, ни в другую сторону. В некотором смысле Зеленский прав в том, что на Россию не было оказано никакого эффективного воздействия до того, как на Киев посыпались бомбы. Но и Путин отчасти прав: Киеву не были разъяснены «правила игры», и по сути повторилась история с «будапештским договором». Запад готов был помогать оружием и деньгами, но не готов был воевать и не собирается это делать впредь. Вряд ли политика Зеленского была бы такой, какой она была, если бы он понимал, где находятся пределы реальной возможной вовлеченности Запада, который отказался брать на себя в полном объеме ответственность за тех, кого приручил.
Если оставить за скобками декларируемые цели войны и сосредоточиться только на недекларируемых, однако подразумеваемых целях, то можно заметить, что цели войны для России и для Украины являются антагонистическими, а для России и Запада – неантагонистическими. Соответственно, цели Украины и Запада в войне совпадают только поверхностно: Украина стремится к стратегическому поражению России в то время, как Запад ставит своей целью лишь ее нестратегическое поражение. Эти расхождения могут сыграть существенную роль при определении ее перспектив. Дело не только в субъективной позиции Трампа, Зеленского или Путина, а в объективном соотнесении между собой тех целей, к достижению которых стремятся представляемые ими администрации.
Дело не в том, что лично Зеленский не заинтересован в начале переговорного процесса, а в том, что любой переговорный процесс, в который Путин вставлен как субъект, а не как объект, вне зависимости от его содержания будет означать достижение Путиным его незадекларированных целей войны (возвращение России субъектности) и недостижение Украиной ее незадекларированных целей (десубъективация России). Однако существует серьезный риск того, что Запад, цели которого в этой войне амбивалентны, пойдет на сделку с Путиным, разногласия с которым у него не носят на самом деле антагонистического характера, за спиной Украины. Дело не в правоте или в неправоте Зеленского, а в том, насколько долго он может позволить себе этот риск игнорировать.
Декларируемыми целями Запада в войне является помощь Украине в достижении ее собственных декларируемых целей (деоккупация территорий). Недекларируемыми, но легко обнаруживаемыми целями войны для Запада (по крайней мере, для прежней американской администрации) было нанесение России нестратегического поражения. Целью Запада никогда не было «свержение режима Путина», а только его максимальное ослабление с целью лишить его потенциала агрессии и субъектности в международной политике. Запад полагал, что после поражения СССР в «холодной войне» он может считать претензии России на какие-либо собственные «красные линии» несостоятельными, в особенности в тех случаях, когда эти «красные линии» пересекают «красные линии» Запада.
Запад в целом не стремился к данной войне. Было бы неправильным утверждать, что он ее провоцировал. Но он и не предпринимал никаких особых мер для того, чтобы ее предотвратить. Причем ни в одну, ни в другую сторону. В некотором смысле Зеленский прав в том, что на Россию не было оказано никакого эффективного воздействия до того, как на Киев посыпались бомбы. Но и Путин отчасти прав: Киеву не были разъяснены «правила игры», и по сути повторилась история с «будапештским договором». Запад готов был помогать оружием и деньгами, но не готов был воевать и не собирается это делать впредь. Вряд ли политика Зеленского была бы такой, какой она была, если бы он понимал, где находятся пределы реальной возможной вовлеченности Запада, который отказался брать на себя в полном объеме ответственность за тех, кого приручил.
Если оставить за скобками декларируемые цели войны и сосредоточиться только на недекларируемых, однако подразумеваемых целях, то можно заметить, что цели войны для России и для Украины являются антагонистическими, а для России и Запада – неантагонистическими. Соответственно, цели Украины и Запада в войне совпадают только поверхностно: Украина стремится к стратегическому поражению России в то время, как Запад ставит своей целью лишь ее нестратегическое поражение. Эти расхождения могут сыграть существенную роль при определении ее перспектив. Дело не только в субъективной позиции Трампа, Зеленского или Путина, а в объективном соотнесении между собой тех целей, к достижению которых стремятся представляемые ими администрации.
Дело не в том, что лично Зеленский не заинтересован в начале переговорного процесса, а в том, что любой переговорный процесс, в который Путин вставлен как субъект, а не как объект, вне зависимости от его содержания будет означать достижение Путиным его незадекларированных целей войны (возвращение России субъектности) и недостижение Украиной ее незадекларированных целей (десубъективация России). Однако существует серьезный риск того, что Запад, цели которого в этой войне амбивалентны, пойдет на сделку с Путиным, разногласия с которым у него не носят на самом деле антагонистического характера, за спиной Украины. Дело не в правоте или в неправоте Зеленского, а в том, насколько долго он может позволить себе этот риск игнорировать.
09.01.202510:58
Не обсудить на «Пастуховской кухне» бурлеск Трампа было бы неспортивно. Никогда не думал, что двойника Путина можно изготовить столь некачественно. Совсем внешне на себя не похож. В целом же философия права силы живет и побеждает в мире XXI века. Так и слышится путинский знаменитый императив: я могу – значит, я должен. Трамп может, а значит, должен и, возможно, будет. Если никто не остановит, конечно.
Конечно, все можно списать на эксцентрику этой «сладкой парочки». Трамп и Маск в одном флаконе – это вам посильнее «Фауста» Гете будет. Дурное влияние «X» - троллинг как основной метод политики, как внутренней, так и внешней. Что плохого в троллинге? Наверное, то, что рано или поздно он переходит в буллинг…
Есть мнение, которым я и сам себя успокаиваю частенько, что Трамп дан за грехи наши, чтобы начать рубить Гордиевы узлы прошлых эпох и решать проблемы. Но не исключено, что он дан авансом под грехи будущие, и его правление будет не успокаивающим, а будоражащим. Мы вот все цитировали Высоцкого, что, мол, «настоящих буйных мало». Ну так получите и распишитесь. Посмотрим, как нам это зайдет. Ни разу не буду удивлен, если эпоха Трампа окажется с равными шансами как короче одного президентского срока, так и длиннее его.
https://youtu.be/H5YE4PBpVB8?si=DOFSopDMKGyxwgV7
Конечно, все можно списать на эксцентрику этой «сладкой парочки». Трамп и Маск в одном флаконе – это вам посильнее «Фауста» Гете будет. Дурное влияние «X» - троллинг как основной метод политики, как внутренней, так и внешней. Что плохого в троллинге? Наверное, то, что рано или поздно он переходит в буллинг…
Есть мнение, которым я и сам себя успокаиваю частенько, что Трамп дан за грехи наши, чтобы начать рубить Гордиевы узлы прошлых эпох и решать проблемы. Но не исключено, что он дан авансом под грехи будущие, и его правление будет не успокаивающим, а будоражащим. Мы вот все цитировали Высоцкого, что, мол, «настоящих буйных мало». Ну так получите и распишитесь. Посмотрим, как нам это зайдет. Ни разу не буду удивлен, если эпоха Трампа окажется с равными шансами как короче одного президентского срока, так и длиннее его.
https://youtu.be/H5YE4PBpVB8?si=DOFSopDMKGyxwgV7
07.12.202409:07
Если постараться вывести общий знаменатель для весьма разнообразных кадровых решений Трампа, то в сухом остатке получается глубокое недоверие к профессиональной бюрократической касте, представителям того, что у нас называют «аппаратом», а в англо-саксонском мире «civil service». Профессиональные управленцы (даже уже – профессиональные госуправленцы) до сих пор были опорой государства как институции. Вебер видел в их существовании закономерность: устройство «политического государства» есть лишь калька с капиталистического устройства общества, где рулит менеджмент. До сих пор наличие качественной бюрократии (которой, к слову, в России никогда не было) считалось краеугольным камнем бытия эффективного государства, а ее отсутствие - наипервейшим шагом к failed state. Похоже, Трамп хочет опровергнуть этот стереотип и доказать, что лучше всего государством могут управлять люди, не имеющие к государственному управлению отношения. Что-то вроде «каждая кухарка может…», но только вместо «кухарки» стоит «предприниматель» или «журналист» (особенно если они летали в космос с Маском или работали на Fox News). Интересно, что это? Какой-то личный бзик Трампа или нечто более глубокое – типа опосредоствованного отражения изменения (очередного) природы капитализма, где профессиональному менеджменту и корпоративной бюрократии отведена гораздо меньшая роль?
28.11.202412:30
Это прелестно: Путин включил в качестве одного из главных критериев оценки эффективности работы губернаторов повышение рождаемости в вверенном им регионе. Принимая во внимание, что все это происходит в разгар войны, уносящей жизни десятков тысяч мужиков, разгоняющейся инфляции и мутных ожиданий грядущей смуты, единственным способом, которым губернаторы могут поднять предписанный им показатель, на мой взгляд, является личное участие в выполнении демографической программы. А что, говорят же, что у Чингисхана, благодаря его исключительной личной производительности, сегодня насчитываются миллионы потомков по всему свету. Пора вспомнить, что мы – гордые наследники Орды. Ну, хотя бы в этом. Мой прадед был известным заводчиком племенных быков в Ярославской губернии сто с лишним лет тому назад, – я думаю, мог бы дать пару дельных советов управлению кадровой политики АП…
13.02.202510:10
К вопросу о заявлениях Зеленского эпохи «трампеца». Если бы кто-то взялся выстроить сплошную ленту этих заявлений (любимое занятие хейтеров Арестовича), то мы увидели бы, как он последовательно непоследователен в своих высказываниях. Но любим мы его не за это, а за уникальный дар представить любую непоследовательность как последовательную эволюцию взглядов.
Надо ли честно и откровенно сразу публично признать всю сложность военно-политической ситуации и предложить нации принять реальность такой, какая она есть, или нужно продолжать с невиданным упорством дополнять эту реальность несбыточными надеждами в расчете, что момент принятия так никогда и не наступит?
Что в этой истории первично, а что - вторично? Нежелание лидера раскрывать глаза нации на реальность или желание нации жить с широко закрытыми глазами? Есть подозрение, что в этой истории нет ни обманщиков, ни обманутых. Нация не может переступить через боль, и у лидера нет другого выхода, как раздавать обезболивающие средства. Все и так все понимают без слов, но по умолчанию договорились, что не говорят о том, что понимают.
Вопрос, который неизбежно в связи с этим возникает, - не окажется ли в итоге Зеленский в ситуации заложника, которому уготована роль сакральной жертвы? Вряд ли общество признается в том, что оно в чем-то обманывалась. Более логично предположить, что оно кого-то назначит обманщиком и спишет на него всю свою боль. Вспомнит ли оно тогда, что благодаря Зеленскому ему в принципе есть что терять?
Предвидя все то, через что почти неизбежно придется пройти Владимиру Зеленскому, я хотел бы сейчас «на входе» обозначить, что в итоге он войдет в историю как герой. Проблема в том, что в наших широтах героев особенно сильно любят посмертно.
Надо ли честно и откровенно сразу публично признать всю сложность военно-политической ситуации и предложить нации принять реальность такой, какая она есть, или нужно продолжать с невиданным упорством дополнять эту реальность несбыточными надеждами в расчете, что момент принятия так никогда и не наступит?
Что в этой истории первично, а что - вторично? Нежелание лидера раскрывать глаза нации на реальность или желание нации жить с широко закрытыми глазами? Есть подозрение, что в этой истории нет ни обманщиков, ни обманутых. Нация не может переступить через боль, и у лидера нет другого выхода, как раздавать обезболивающие средства. Все и так все понимают без слов, но по умолчанию договорились, что не говорят о том, что понимают.
Вопрос, который неизбежно в связи с этим возникает, - не окажется ли в итоге Зеленский в ситуации заложника, которому уготована роль сакральной жертвы? Вряд ли общество признается в том, что оно в чем-то обманывалась. Более логично предположить, что оно кого-то назначит обманщиком и спишет на него всю свою боль. Вспомнит ли оно тогда, что благодаря Зеленскому ему в принципе есть что терять?
Предвидя все то, через что почти неизбежно придется пройти Владимиру Зеленскому, я хотел бы сейчас «на входе» обозначить, что в итоге он войдет в историю как герой. Проблема в том, что в наших широтах героев особенно сильно любят посмертно.
05.02.202520:24
На знамени либерализма с самого начала были написаны три общеизвестных слова. Дальше с ними произошла та же история, что с «А» и «Б», которые сидели на трубе в известной загадке. Они стали куда-то исчезать…
От братства отказались очень быстро, с ним как-то вообще сразу не задалось - его отрубила гильотина.
Свобода пожила чуть дольше, но в 20-м веке мы увидели, как народы один за другим легко и непринужденно отказываются и от нее, добровольно выбирая (!) себе в правители диктаторов и узурпаторов власти.
И лишь стремление к равенству пережило всех, превратившись уже в наши дни в основной драйвер политической эволюции современного общества. Похоже, что все последние годы либеральная идея подпитывалась чуть ли не исключительно одним равенством.
Началось с малого, но аппетит-то приходил «во время еды». Старт действительно был более чем скромным – с равноправия собственников. От него логично (и безупречно) перешли к равноправию граждан. Впрочем, это заняло около двухсот лет.
На этом, наверное, стоило бы остановиться, но либеральная мысль решила поднять планку повыше и замахнуться на Вильяма нашего Шекспира, то есть вмешаться в компетенцию природы (или Бога – кому так больше нравится) и реализовать на практике идею фактического равенства людей (подчеркиваю, не граждан, а именно людей), чтоб на земле стало как в царствии Божьем.
На мой взгляд, именно в этом переходе от обеспечения равноправия граждан в политическом государстве к конструированию фактического равенства людей в гражданском обществе спрятаны корни нынешнего кризиса либеральной идеи.
К сожалению, это не линейный переход. Это не простое механическое развитие либеральной мысли (от меньшего «равенства» к большему). Это, собственно, выход за пределы либеральной мысли и даже в некоторой степени ее отрицание. Стремление к фактическому равенству – это не столько про политическую идеологию, сколько про светскую религию, что по сути ставит новый либерализм в один ряд с коммунизмом.
Поскольку люди от природы не равны, то обеспечить их фактическое равенство невозможно, не вторгаясь глубоко в сами основы социального кода общества, а несанкционированное вторжение в этот код помимо ожидаемых позитивных результатов может породить и какой-нибудь социальный ковид.
Надо различать естественное гуманистическое стремление любого цивилизованного общества предоставлять особую защиту слабым и легко уязвимым своим членам и политику, целью которой является фактическое устранение естественных различий между людьми, а именно такая политика подспудно навязывалась обществу активными меньшинствами, сумевшими привлечь на свою сторону государство.
Современное общество забежало слишком далеко вперед в стремлении оторваться от своей естественной природы (переделать «замысел Божий» и улучшить человеческую породу). Как это часто бывает, такое забегание вперед не заканчивается добром. Так или иначе, но ему придется после стольких шагов вперед сделать один-два шага назад от равенства к равноправию как к той задаче, которую можно и нужно решать. Это вернет либерализм на почву реализма.
От братства отказались очень быстро, с ним как-то вообще сразу не задалось - его отрубила гильотина.
Свобода пожила чуть дольше, но в 20-м веке мы увидели, как народы один за другим легко и непринужденно отказываются и от нее, добровольно выбирая (!) себе в правители диктаторов и узурпаторов власти.
И лишь стремление к равенству пережило всех, превратившись уже в наши дни в основной драйвер политической эволюции современного общества. Похоже, что все последние годы либеральная идея подпитывалась чуть ли не исключительно одним равенством.
Началось с малого, но аппетит-то приходил «во время еды». Старт действительно был более чем скромным – с равноправия собственников. От него логично (и безупречно) перешли к равноправию граждан. Впрочем, это заняло около двухсот лет.
На этом, наверное, стоило бы остановиться, но либеральная мысль решила поднять планку повыше и замахнуться на Вильяма нашего Шекспира, то есть вмешаться в компетенцию природы (или Бога – кому так больше нравится) и реализовать на практике идею фактического равенства людей (подчеркиваю, не граждан, а именно людей), чтоб на земле стало как в царствии Божьем.
На мой взгляд, именно в этом переходе от обеспечения равноправия граждан в политическом государстве к конструированию фактического равенства людей в гражданском обществе спрятаны корни нынешнего кризиса либеральной идеи.
К сожалению, это не линейный переход. Это не простое механическое развитие либеральной мысли (от меньшего «равенства» к большему). Это, собственно, выход за пределы либеральной мысли и даже в некоторой степени ее отрицание. Стремление к фактическому равенству – это не столько про политическую идеологию, сколько про светскую религию, что по сути ставит новый либерализм в один ряд с коммунизмом.
Поскольку люди от природы не равны, то обеспечить их фактическое равенство невозможно, не вторгаясь глубоко в сами основы социального кода общества, а несанкционированное вторжение в этот код помимо ожидаемых позитивных результатов может породить и какой-нибудь социальный ковид.
Надо различать естественное гуманистическое стремление любого цивилизованного общества предоставлять особую защиту слабым и легко уязвимым своим членам и политику, целью которой является фактическое устранение естественных различий между людьми, а именно такая политика подспудно навязывалась обществу активными меньшинствами, сумевшими привлечь на свою сторону государство.
Современное общество забежало слишком далеко вперед в стремлении оторваться от своей естественной природы (переделать «замысел Божий» и улучшить человеческую породу). Как это часто бывает, такое забегание вперед не заканчивается добром. Так или иначе, но ему придется после стольких шагов вперед сделать один-два шага назад от равенства к равноправию как к той задаче, которую можно и нужно решать. Это вернет либерализм на почву реализма.
10.01.202519:49
Наблюдая за взрывным вторжением нового IT-олигархата в политику (как внутреннюю, так и международную), начинаю думать, что главная ошибка Маска, Альтмана и прочих адептов ИИ состоит в том, что они начали не с того конца. Сначала на рынок надо было выводить «Искусственную совесть», и лишь потом - «Искусственный интеллект». Но никто не может качественно произвести то, с чем сам плохо знаком – все-таки нужны естественные образцы, с которых можно было бы срисовывать.
В целом я не очень переживаю по поводу того, что ИИ нас поработит. Как говорила Маргарита Павловна в известном фильме Михаила Козакова, «он – орудие». Меня волнует не ИИ, а ИИИ – инвесторы искусственного интеллекта, то есть те, кто готов воспользоваться этими технологиями для создания замкнутой системы манипулирования общественным мнением. Это такой вирус, в отношении которого у существующей демократической политической системы нет иммунитета, авторитарная политическая система сама первая вступит с этим вирусом в альянс, сначала подмяв под себя инвесторов, а затем и их доморощенный интеллект. И вот это действительно нелокальная угроза, ответа на которую пока нет ни Вашингтоне, ни в Москве, ни в Пекине.
Политическое государство, в своих общих чертах мало изменившееся с середины XIX века, когда оно окончательно сложилось в своем более-менее полном виде, последние десятилетия и так существовало во многом по инерции, лишь потому, что вызовы носили ограниченный характер. С появлением искусственного интелллекта в недобросовестных руках кучки сильных мира сего (где-то это будут богачи, где-то - опричники, не суть) она затрещит по всем швам и начнет быстро разваливаться. И это серьезная угроза, в устранении которой Маск нам, боюсь, не помощник. Как бы это мягче сказать - боюсь, что у нас всех тут с ним и его друзьями небольшой конфликт интересов: он владеет операционной системой, а мы все для нее - простые пользователи.
Вот что происходит с человеком, стоит ему провести вечер за ужином с ААВ…
В целом я не очень переживаю по поводу того, что ИИ нас поработит. Как говорила Маргарита Павловна в известном фильме Михаила Козакова, «он – орудие». Меня волнует не ИИ, а ИИИ – инвесторы искусственного интеллекта, то есть те, кто готов воспользоваться этими технологиями для создания замкнутой системы манипулирования общественным мнением. Это такой вирус, в отношении которого у существующей демократической политической системы нет иммунитета, авторитарная политическая система сама первая вступит с этим вирусом в альянс, сначала подмяв под себя инвесторов, а затем и их доморощенный интеллект. И вот это действительно нелокальная угроза, ответа на которую пока нет ни Вашингтоне, ни в Москве, ни в Пекине.
Политическое государство, в своих общих чертах мало изменившееся с середины XIX века, когда оно окончательно сложилось в своем более-менее полном виде, последние десятилетия и так существовало во многом по инерции, лишь потому, что вызовы носили ограниченный характер. С появлением искусственного интелллекта в недобросовестных руках кучки сильных мира сего (где-то это будут богачи, где-то - опричники, не суть) она затрещит по всем швам и начнет быстро разваливаться. И это серьезная угроза, в устранении которой Маск нам, боюсь, не помощник. Как бы это мягче сказать - боюсь, что у нас всех тут с ним и его друзьями небольшой конфликт интересов: он владеет операционной системой, а мы все для нее - простые пользователи.
Вот что происходит с человеком, стоит ему провести вечер за ужином с ААВ…
08.01.202511:18
Среди множества интерпретаций мистического отключения России от YouTube в преддверии Нового года доминируют политические версии. Но, строго говоря, все они хромают либо на одну, либо сразу на две ноги. С таким же успехом это можно было сделать и пару месяцев назад, и пару месяцев спустя. Ничего особенного здесь и сейчас в России не происходит и, похоже, не предвидится. По крайней мере, явно. Можно, конечно, натянуть сову на глобус и сказать, что так они готовятся к возможному перемирию, которого опасаются больше, чем войны, но как-то очень сложно (хотя ничего другого в голову просто не приходит). Все это подталкивает меня к мысли, что помимо и даже вместо политической версии право на существование имеет и чисто коммерческая версия. В России это как раз нормально. Кто-то элементарно крысятничает на этом деле. Кто бы это мог быть? Вряд ли я тот человек, который может разобраться в хитросплетениях российского IT-бизнеса, однако есть нечто, лежащее на поверхности. Количество детей и внуков представителей первого эшелона путинской элиты в этом секторе, похоже, зашкаливает. То есть возникает довольно простая комбинация. Отцы и деды принимают политические решения об ограничении YouTube по сугубо политическим мотивам, а вот трафик перераспределяется в компании, где в менеджменте сидят их дети и внуки. В целом это удобно. Не то чтобы я подозревал кого-то в прямом лоббировании, но в такой ситуации принимать решения о блокировке можно почти по-родственному.
02.12.202410:04
Разговор Путина с Эрдоганом, на мой взгляд, мог бы протекать так:
- И ты, Брат?!
- Володя, иди к Асаду…
Если серьезно, то для России поражение Асада болезненно, но не смертельно. Скорее пощечина, чем удар под дых. Унижение - да, сдувание геополитических амбиций – да, сущностное поражение, от которого режим пошатнется, – нет.
В принципе, свою изначальную миссию сирийская кампания Путина давно исчерпала. Дальше прибылей будет немного, а убытков - с лихвой. Самый большой убыток, конечно, - потеря в перспективе военной базы в Средиземном море: уж и непонятно, куда ее можно будет перенести. Так или иначе, но это не приоритетный для России сегодня ТВД.
А вот для Ирана это поражение имеет стратегический характер. Оно обрубает связь Тегерана со своим самым длинным щупальцем – Хезболлой. И для Ирана это как раз приоритетное направление. Интересно, если сирийско-российские усилия не увенчаются успехом, решится ли Иран на полномасштабное участие в сирийском конфликте, замещая своими подразделениями выпавший из обоймы «Вагнер»?
Иными словами, вынудит ли ослабление России Иран выйти из окопа и начать в Сирии что-то вроде СВО? Если да, то это сделало ситуацию во всем регионе даже еще более увлекательной, чем сейчас.
- И ты, Брат?!
- Володя, иди к Асаду…
Если серьезно, то для России поражение Асада болезненно, но не смертельно. Скорее пощечина, чем удар под дых. Унижение - да, сдувание геополитических амбиций – да, сущностное поражение, от которого режим пошатнется, – нет.
В принципе, свою изначальную миссию сирийская кампания Путина давно исчерпала. Дальше прибылей будет немного, а убытков - с лихвой. Самый большой убыток, конечно, - потеря в перспективе военной базы в Средиземном море: уж и непонятно, куда ее можно будет перенести. Так или иначе, но это не приоритетный для России сегодня ТВД.
А вот для Ирана это поражение имеет стратегический характер. Оно обрубает связь Тегерана со своим самым длинным щупальцем – Хезболлой. И для Ирана это как раз приоритетное направление. Интересно, если сирийско-российские усилия не увенчаются успехом, решится ли Иран на полномасштабное участие в сирийском конфликте, замещая своими подразделениями выпавший из обоймы «Вагнер»?
Иными словами, вынудит ли ослабление России Иран выйти из окопа и начать в Сирии что-то вроде СВО? Если да, то это сделало ситуацию во всем регионе даже еще более увлекательной, чем сейчас.
27.11.202414:06
Возобновившийся диалог с Ходорковским в рамках «Дорожной карты» как-то сам собою вывел на давно интересующую меня тему русской революции. В чем-то я понимаю нынешнее поколение. Я родился за полтора года до смещения Хрущева, и в эти полтора года политикой точно не интересовался. А вот вся моя дальнейшая сознательная жизнь прошла при Брежневе и его застойной стабильности (что, между прочим, включало две прямые интервенции и множество необъявленных войн по всему миру). Представить, что можно как-то жить без этого вечного шамкающего фона, мне в мои 19 лет было просто невозможно. Не говоря о том, что любой, кто предсказал бы тогда, что это советское имперское великолепие рухнет в считаные годы, рассыпавшись на десятки жалких осколков, показался бы мне городским сумасшедшим (хотя справедливости ради надо признать, что такие люди тогда были, просто я от них был страшно далек). Чуть позже я прочитал, что нечто подобное испытывал юный Арнольд Тойнби, когда мама рассказывала ему о незаходящем солнце Британской империи. Так что такая апология текущей стабильности и подсознательное отрицание самой возможности революции является скорее нормой, чем исключением из правил в любой поздней империи.
Размышляя о возможности революции в России, я бы разделил вопрос на две части: о возможности (и даже неизбежности) революции и о ее желательности (или нежелательности). Уже простой и беспристрастный взгляд в русское прошлое подсказывает, что революция в России возможна, несмотря на все псевдогегелевские утверждения новоявленных придворных теоретиков о том, что путинское правление – это и есть конец русской истории, после чего она будет пребывать в состоянии вечного имперского блаженства. Если Путину не удастся вытянуть свой лапоть из трясины войны, эта возможность обернется в конце концов неизбежностью после его ухода (физического или политического). Является ли этот вариант развития русской истории желательным, однозначно утверждать не берусь. Всякое революционное насилие двусмысленно: устраняя одни проблемы, оно неизбежно создает другие. Грядущая революция немыслима без послереволюционной диктатуры как своего побочного эффекта, а уверенности в том, что у России осталось историческое время для плавного выхода из еще одной диктатуры, у меня нет.
То есть России в будущем, отвлекаясь от конкретики, предстоит пройти между Сциллой революции и Харибдой послереволюционной диктатуры, что успешным бывает разве что в легендах и мифах Древней Греции. В реальности небольшой шанс на такой сценарий есть только в случае проведения «революции сверху», когда на каком-то этапе устанавливается взаимодействие созревшей для перемен части путинских элит и созревших для компромиссов части антипутинских контрэлит. Их сотрудничество даже на коротком отрезке истории могло бы сгладить углы постреволююционной диктатуры и сделать спуск с вершины посткоммунистического неототалитаризма более пологим. Он все равно будет прерываться прыжками с трамплинов истории и неизбежно связанными с ними падениями, но шансов свернуть себе окончательно шею при таком раскладе гораздо меньше. Я не утверждаю, что такой сценарий возможен (думаю, конечно, что маловероятен, учитывая весь накопленный исторический опыт российского революционного движения). Я лишь обращаю внимание, что этот сценарий, - по сути, второй заход на горбачевскую «перестройку», - был бы самым желательным и перспективным с точки зрения темпов преобразования российского общества во что-то хоть отдаленно напоминающее правовое государство.
Размышляя о возможности революции в России, я бы разделил вопрос на две части: о возможности (и даже неизбежности) революции и о ее желательности (или нежелательности). Уже простой и беспристрастный взгляд в русское прошлое подсказывает, что революция в России возможна, несмотря на все псевдогегелевские утверждения новоявленных придворных теоретиков о том, что путинское правление – это и есть конец русской истории, после чего она будет пребывать в состоянии вечного имперского блаженства. Если Путину не удастся вытянуть свой лапоть из трясины войны, эта возможность обернется в конце концов неизбежностью после его ухода (физического или политического). Является ли этот вариант развития русской истории желательным, однозначно утверждать не берусь. Всякое революционное насилие двусмысленно: устраняя одни проблемы, оно неизбежно создает другие. Грядущая революция немыслима без послереволюционной диктатуры как своего побочного эффекта, а уверенности в том, что у России осталось историческое время для плавного выхода из еще одной диктатуры, у меня нет.
То есть России в будущем, отвлекаясь от конкретики, предстоит пройти между Сциллой революции и Харибдой послереволюционной диктатуры, что успешным бывает разве что в легендах и мифах Древней Греции. В реальности небольшой шанс на такой сценарий есть только в случае проведения «революции сверху», когда на каком-то этапе устанавливается взаимодействие созревшей для перемен части путинских элит и созревших для компромиссов части антипутинских контрэлит. Их сотрудничество даже на коротком отрезке истории могло бы сгладить углы постреволююционной диктатуры и сделать спуск с вершины посткоммунистического неототалитаризма более пологим. Он все равно будет прерываться прыжками с трамплинов истории и неизбежно связанными с ними падениями, но шансов свернуть себе окончательно шею при таком раскладе гораздо меньше. Я не утверждаю, что такой сценарий возможен (думаю, конечно, что маловероятен, учитывая весь накопленный исторический опыт российского революционного движения). Я лишь обращаю внимание, что этот сценарий, - по сути, второй заход на горбачевскую «перестройку», - был бы самым желательным и перспективным с точки зрения темпов преобразования российского общества во что-то хоть отдаленно напоминающее правовое государство.
08.02.202522:44
Пост Александры Архиповой о ранней идеологической индоктринации в детских садах и начальных школах (впрочем, и в большинстве семей тоже, причем безо всякого внешнего насилия) подвиг меня на размышления о «других русских». Точнее, об эволюции, которую русское общество проделало за сорок лет посткоммунизма (опять эти мистические сорок лет!) – от «новых русских» к «другим русским».
Мы не успели осмыслить то обстоятельство, что война тех масштабов, которая случилась между Россией и Украиной, стала фактором «нациогенеза» не только для Украины (о чем много писалось с самого начала вторжения), но и для России. Я глубоко убежден в том, что из войны выйдет совершенно другое русское общество, чем то, которое в него входило.
Война с Украиной – это финал истории посткоммунизма с ее «новыми русскими» и начало принципиально иной эпохи, оценку которой я пока дать не готов, но главным героем которой будет «другой русский». «Другой» - значит другой, совсем другой, не имеющий прямой исторической и культурной связи со своими предшественниками (сохраняющий только опосредствованную связь, причина и следствие разорваны историческим переломом).
«Новый русский» как раз оставался «перелицованным» советским, а значит, и имперским человеком. Я вообще начинаю думать, что СССР был реально высшей и последней формой российской имперскости – той формой, в которой явление по-гегелевски исчерпывает и преодолевает себя. Просто советские серые пиджаки вывернули наизнанку - малиновой подкладкой наружу. И поэтому «либеральная империя» Чубайса была, в принципе, вполне органичной идеологией того времени.
«Другой русский» - это выхолощенный и дистилированный продукт новой эпохи, в котором уже на самом деле вымыты все советские, и в том числе – имперские шлаки. Он активно мимикрирует под «имперца», но фактически им не является. «Другой русский» имеет такое же отношение к российской и советской империям, как современный египтянин - к империи фараонов. Он просто живет на территории бывшей империи, усеянной символами и памятниками, не имеющими к нему прямого отношения. И в этом смысле «антилиберальная империя» Путина как раз является оксюмороном. Может, она и антилиберальная (что тоже сомнительно), но уж точно не империя.
В то же время, «другие русские» - это промежуточный продукт. Уже не империя, но еще не нация. Снова, как и в XVII-XVIII веках, Россию заполнили «населенцы», то есть люди, имеющие между собой мало общего, но связанные друг с другом необходимостью жить на одной территории. Это строительный песок, образовавшийся при выветривании старой культуры. Его судьба неопределенна. Если повезет, и на эту землю придет зодчий с парой хороших бригад гастарбайтеров, то этот песок вымесят в глину, из которой начнут обжигать кирпичики какой-то новой цивилизации, лишь очень отдаленно напоминающей свои ушедшие в небытие прототипы. Если не повезет, то в течение нескольких десятилетий этот населенческий песок выветрится, разнесется по всему свету, а на пустое место завезут какой-нибудь чужой чернозем.
В Кремле на самом деле неплохо понимают, с каким материалом имеют дело. Лучше, на мой взгляд, чем их оппоненты. Отсюда стремление как можно скорее вылепить из песка какого-нибудь глиняного идола. В их системе приоритетов детсады, может быть, самое главное. Они будут лепить из «населенцев» големов в надежде пересидеть «за зубцами» время, необходимое для того, чтобы големы заговорили.
Мы не успели осмыслить то обстоятельство, что война тех масштабов, которая случилась между Россией и Украиной, стала фактором «нациогенеза» не только для Украины (о чем много писалось с самого начала вторжения), но и для России. Я глубоко убежден в том, что из войны выйдет совершенно другое русское общество, чем то, которое в него входило.
Война с Украиной – это финал истории посткоммунизма с ее «новыми русскими» и начало принципиально иной эпохи, оценку которой я пока дать не готов, но главным героем которой будет «другой русский». «Другой» - значит другой, совсем другой, не имеющий прямой исторической и культурной связи со своими предшественниками (сохраняющий только опосредствованную связь, причина и следствие разорваны историческим переломом).
«Новый русский» как раз оставался «перелицованным» советским, а значит, и имперским человеком. Я вообще начинаю думать, что СССР был реально высшей и последней формой российской имперскости – той формой, в которой явление по-гегелевски исчерпывает и преодолевает себя. Просто советские серые пиджаки вывернули наизнанку - малиновой подкладкой наружу. И поэтому «либеральная империя» Чубайса была, в принципе, вполне органичной идеологией того времени.
«Другой русский» - это выхолощенный и дистилированный продукт новой эпохи, в котором уже на самом деле вымыты все советские, и в том числе – имперские шлаки. Он активно мимикрирует под «имперца», но фактически им не является. «Другой русский» имеет такое же отношение к российской и советской империям, как современный египтянин - к империи фараонов. Он просто живет на территории бывшей империи, усеянной символами и памятниками, не имеющими к нему прямого отношения. И в этом смысле «антилиберальная империя» Путина как раз является оксюмороном. Может, она и антилиберальная (что тоже сомнительно), но уж точно не империя.
В то же время, «другие русские» - это промежуточный продукт. Уже не империя, но еще не нация. Снова, как и в XVII-XVIII веках, Россию заполнили «населенцы», то есть люди, имеющие между собой мало общего, но связанные друг с другом необходимостью жить на одной территории. Это строительный песок, образовавшийся при выветривании старой культуры. Его судьба неопределенна. Если повезет, и на эту землю придет зодчий с парой хороших бригад гастарбайтеров, то этот песок вымесят в глину, из которой начнут обжигать кирпичики какой-то новой цивилизации, лишь очень отдаленно напоминающей свои ушедшие в небытие прототипы. Если не повезет, то в течение нескольких десятилетий этот населенческий песок выветрится, разнесется по всему свету, а на пустое место завезут какой-нибудь чужой чернозем.
В Кремле на самом деле неплохо понимают, с каким материалом имеют дело. Лучше, на мой взгляд, чем их оппоненты. Отсюда стремление как можно скорее вылепить из песка какого-нибудь глиняного идола. В их системе приоритетов детсады, может быть, самое главное. Они будут лепить из «населенцев» големов в надежде пересидеть «за зубцами» время, необходимое для того, чтобы големы заговорили.
04.02.202510:51
Совершенно неожиданно (впрочем, можно сказать, и ожидаемо) судьба Зеленского стала одним из ключевых пунктов обсуждаемой сделки между Путиным и Трампом. И дело не в выдуманной Кремлем нелегитимности (это не более чем предлог), а во вполне себе понятийной непереносимости Путиным Зеленского. Если судить по утечкам о ходе диалога между Москвой и Вашингтоном, Путину легче подвинуться в территориальном вопросе, чем в вопросе о сохранении Зеленского в качестве договаривающейся стороны. Практически позиция сводится к следующему: мы готовы договариваться, если вы сами его уберете.
Насколько можно судить по тем же утечкам, рабочая схема выглядит так: прекращение огня в увязке с немедленными выборами (это уже озвучено в Вашингтоне), потом - перевыборы президента и более-менее устойчивое мирное соглашение с новым человеком. В этом плане есть одна неувязочка. В его основе лежит гипотеза, что Зеленский непереизбираем. Может быть, сейчас это так, но завтра может быть совсем иначе.
Как только всем станет очевидно, что смещение Зеленского является основным требованием Москвы, характер голосования изменится – оно будет от противного («если Евтушенко против колхозов, то я - за»): если Москва против Зеленского, то мы его изберем, даже если он никому не нравится. Ну и не надо недооценивать мощность «украинской машины правды» - сегодня в руках Зеленского сосредоточена огромная информационная власть, и у меня нет уверенности, что во время избирательной кампании он будет достаточно щепетилен при ее использовании. Таким образом, ситуация может зайти в цугцванг, когда Кремль получит по итогу первого этапа сделки нового старого Зеленского.
Это тревожная ситуация, потому что если администрация Трампа действительно готова пойти навстречу Путину в этом вопросе, то она будет добиваться не просто выборов после прекращения огня, а таких выборов, в которых Зеленский не принимает участие. То есть Трамп тогда должен сделать Зеленскому на встрече предложение, от которого тот не сможет отказаться. А чтобы это предложение выглядело солидным, его надо будет подкрепить каким-то эффективным аргументом. Например, кампанией по разоблачению коррупции в Украине. Начало такой кампании будет одним из возможных индикаторов того, что сделка между Путиным и Трампом продвигается в предполагаемом направлении.
Все это, однако, не помогает Украине сопротивляться агрессии, и в любом варианте играет на руку Путину вне зависимости от того, будет сделка или нет.
Об этом и многом другом смотрите новый выпуск «Пастуховской кухни»:
https://youtu.be/NPlz_jkldMo?si=Ebti8GC-ZDW6T_uV
Насколько можно судить по тем же утечкам, рабочая схема выглядит так: прекращение огня в увязке с немедленными выборами (это уже озвучено в Вашингтоне), потом - перевыборы президента и более-менее устойчивое мирное соглашение с новым человеком. В этом плане есть одна неувязочка. В его основе лежит гипотеза, что Зеленский непереизбираем. Может быть, сейчас это так, но завтра может быть совсем иначе.
Как только всем станет очевидно, что смещение Зеленского является основным требованием Москвы, характер голосования изменится – оно будет от противного («если Евтушенко против колхозов, то я - за»): если Москва против Зеленского, то мы его изберем, даже если он никому не нравится. Ну и не надо недооценивать мощность «украинской машины правды» - сегодня в руках Зеленского сосредоточена огромная информационная власть, и у меня нет уверенности, что во время избирательной кампании он будет достаточно щепетилен при ее использовании. Таким образом, ситуация может зайти в цугцванг, когда Кремль получит по итогу первого этапа сделки нового старого Зеленского.
Это тревожная ситуация, потому что если администрация Трампа действительно готова пойти навстречу Путину в этом вопросе, то она будет добиваться не просто выборов после прекращения огня, а таких выборов, в которых Зеленский не принимает участие. То есть Трамп тогда должен сделать Зеленскому на встрече предложение, от которого тот не сможет отказаться. А чтобы это предложение выглядело солидным, его надо будет подкрепить каким-то эффективным аргументом. Например, кампанией по разоблачению коррупции в Украине. Начало такой кампании будет одним из возможных индикаторов того, что сделка между Путиным и Трампом продвигается в предполагаемом направлении.
Все это, однако, не помогает Украине сопротивляться агрессии, и в любом варианте играет на руку Путину вне зависимости от того, будет сделка или нет.
Об этом и многом другом смотрите новый выпуск «Пастуховской кухни»:
https://youtu.be/NPlz_jkldMo?si=Ebti8GC-ZDW6T_uV
10.01.202517:41
Похоже, Трамп – это специфический социальный антидепрессант. Америка закисла, погрязла в мелких политических интрижках, и ей понадобился «трампвилизатор»: немного бодрящей риторики, позволяющей забыть о том, что, собственно говоря, было изначальным источником стресса. Поперчил немного текущую политику специями из Гренландии и Панамы, и вкус протухшего китайского мяса под русской подливкой уже не ощущается так отвратительно остро. Тут главное, как и с любым антидепрессантом, чтобы передоза не было.
06.01.202522:04
Вынужденное продолжение темы.
После того, как я поделился своими первыми впечатлениями об интервью Зеленского Лексу Фридману, в чате Бориса началась острая, местами - занимательная дискуссия. Я вынужден был вмешаться и ответить на один из вопросов. Думаю, ответ может быть интересен не только непосредственным участникам чата.
Вопрос звучал так: «Неужели там нечего больше обсудить, кроме эмоциональности Зеленского?». Вот мой ответ.
Я таки посмотрел целиком в аутентичной версии. Обсудить есть что и помимо эмоциональности. Но Вам вряд ли понравится. Кое-что обсудил с Ходорковским - выйдет послезавтра. В целом, я готов закрыть глаза и на мат - понимаю. Не мое, но для меня это не главное. Главное - полный отрыв от реальности. У Путина, может быть, еще больший. Но он может себе позволить. Пока. А Зеленский - нет. Уже. Он попал на растяжку между «приемлемый для него выход невозможен» и «возможный для него выход неприемлем». На этой растяжке сейчас находится все украинское общество. Но президент у этого общества один, и то, что позволено обывателю, не позволено президенту.
После того, как я поделился своими первыми впечатлениями об интервью Зеленского Лексу Фридману, в чате Бориса началась острая, местами - занимательная дискуссия. Я вынужден был вмешаться и ответить на один из вопросов. Думаю, ответ может быть интересен не только непосредственным участникам чата.
Вопрос звучал так: «Неужели там нечего больше обсудить, кроме эмоциональности Зеленского?». Вот мой ответ.
Я таки посмотрел целиком в аутентичной версии. Обсудить есть что и помимо эмоциональности. Но Вам вряд ли понравится. Кое-что обсудил с Ходорковским - выйдет послезавтра. В целом, я готов закрыть глаза и на мат - понимаю. Не мое, но для меня это не главное. Главное - полный отрыв от реальности. У Путина, может быть, еще больший. Но он может себе позволить. Пока. А Зеленский - нет. Уже. Он попал на растяжку между «приемлемый для него выход невозможен» и «возможный для него выход неприемлем». На этой растяжке сейчас находится все украинское общество. Но президент у этого общества один, и то, что позволено обывателю, не позволено президенту.
29.11.202420:23
И чтоб, как говорит Шендерович, два раза не вставать…
Нелепая история про Алеппо, который оказался под контролем протурецких повстанцев буквально через считанные дни после объявленного перемирия между Израилем и Хезболлой. Я уже запутался, кто там кому друг и кто кому - враг. Эрдоган дружит с Путиным и не дружит с Нетаньяху, но свинью подкладывает именно Путину. Объективно Путин смещается все ближе к аятоллам, а у Эрдогана все меньше противоречий с американцами. Остается дождаться Трампа, который, отбросив присущую демократам брезгливость, приготовит из всех этих ближневосточных специй оплеуху для Москвы и Тегерана. В общем, есть ощущение, что разные театры военных действий сливаются. Во всех смыслах этого слова.
Подробности - в специальном выпуске «Пастуховской кухни».
https://youtu.be/dvn30tkNQds?si=_UzX84UuvaHbFgNA
25.11.202419:48
Я понимаю, как соблазнительно написать о трусливом «бункерном деде», который исчез на неделю из публичного пространства, чтобы пересидеть удар каких-то ракет (которые,как мы знаем, до Москвы, однако, не долетают, так что особо бояться пока нечего). Еще приятней думать о разморозке холодильника, но, боюсь, что этот пассажир еще простудится на многих похоронах. А вот пауза Путину на самом деле нужна, ему есть о чем подумать, как тогда на Валааме во время ковида, только в обратную сторону. И я думаю, что он не один раз еще в ближайшие месяцы возьмет такую паузу, чтобы поразмышлять в одиночестве и с самыми близкими и доверенными (при этом часто весьма непубличными) друзьями о том, куда дальше сворачивать – в войну или в мир.
Когда-то Троцкий писал, что в обычной обстановке национальный лидер не нуждается в глубоких теоретических познаниях и стратегическом мышлении, так как может опереться на гигантский аппарат советников и помощников. Однако в критические периоды истории этот аппарат раскалывается обычно в пропорции 50 на 50 и ничем не может помочь своему вождю . Одни тянут в одну сторону, другие - в другую, а он должен принять решения сам, опираясь либо на свое стратегическое видение ситуации (которого у Путина отродясь не было), либо на свою звериную интуицию (которая у Путина всегда была). Сейчас для путинского клана наступил именно такой момент: партия войны находится в динамичном равновесии с партией мира, а Путин завис на канатах между ними.
Дилемма на самом деле не шуточная. С одной стороны, буквально все держится на войне. Война – самый надежный консервант власти. Погруженная в войну власть сохраняется лучше, чем в холодильнике. Если бы войну можно было сделать вечной, чтобы горела ровно днем и ночью, как пламя Вечного огня у Кремлевской стены, то ни один диктаторский режим в мире никогда бы не пал, а сам мир тысячелетиями пребывал в состоянии непрекращающейся ни на миг войны. Но войны не горят ровно, как ритуальный огонь. Они имеют тенденцию разгораться и сжигать своих творцов (некоторые, кстати, уже сгорели, не дождавшись даже начала конца войны). Где та точка, за которой пламя войны из уютного и каминного костерка превращается в неуправляемый лесной пожар? Вот вопрос, который должен занимать сегодня Путина больше всего.
И да, над этим вопросом лучше подумать в тишине. Хорошо бы съездить еще с Шойгу к шаманам, да где там тот Шойгу, да и шаманы себя успели дискредитировать. Надо уединиться, надо прислушаться к самому себе. Потому что во всем огромном подлунном мире нет ни одного человека, который мог бы дать ему сейчас дельный, толковый совет. В России объявлен режим тишины. Чапай (Путин) думает. Он ищет свой внутренний голос. Тот должен ему подсказать: это уже конец или еще нет? Совсем скоро, не позднее, чем через пару-тройку месяцев, мы узнаем, чем закончился этот самый важный для истории первой четверти XXI века диалог. В зависимости от его исхода нас ждет либо разрядка, либо милитаристский бурлеск с ярким финалом и множеством световых эффектов.
Когда-то Троцкий писал, что в обычной обстановке национальный лидер не нуждается в глубоких теоретических познаниях и стратегическом мышлении, так как может опереться на гигантский аппарат советников и помощников. Однако в критические периоды истории этот аппарат раскалывается обычно в пропорции 50 на 50 и ничем не может помочь своему вождю . Одни тянут в одну сторону, другие - в другую, а он должен принять решения сам, опираясь либо на свое стратегическое видение ситуации (которого у Путина отродясь не было), либо на свою звериную интуицию (которая у Путина всегда была). Сейчас для путинского клана наступил именно такой момент: партия войны находится в динамичном равновесии с партией мира, а Путин завис на канатах между ними.
Дилемма на самом деле не шуточная. С одной стороны, буквально все держится на войне. Война – самый надежный консервант власти. Погруженная в войну власть сохраняется лучше, чем в холодильнике. Если бы войну можно было сделать вечной, чтобы горела ровно днем и ночью, как пламя Вечного огня у Кремлевской стены, то ни один диктаторский режим в мире никогда бы не пал, а сам мир тысячелетиями пребывал в состоянии непрекращающейся ни на миг войны. Но войны не горят ровно, как ритуальный огонь. Они имеют тенденцию разгораться и сжигать своих творцов (некоторые, кстати, уже сгорели, не дождавшись даже начала конца войны). Где та точка, за которой пламя войны из уютного и каминного костерка превращается в неуправляемый лесной пожар? Вот вопрос, который должен занимать сегодня Путина больше всего.
И да, над этим вопросом лучше подумать в тишине. Хорошо бы съездить еще с Шойгу к шаманам, да где там тот Шойгу, да и шаманы себя успели дискредитировать. Надо уединиться, надо прислушаться к самому себе. Потому что во всем огромном подлунном мире нет ни одного человека, который мог бы дать ему сейчас дельный, толковый совет. В России объявлен режим тишины. Чапай (Путин) думает. Он ищет свой внутренний голос. Тот должен ему подсказать: это уже конец или еще нет? Совсем скоро, не позднее, чем через пару-тройку месяцев, мы узнаем, чем закончился этот самый важный для истории первой четверти XXI века диалог. В зависимости от его исхода нас ждет либо разрядка, либо милитаристский бурлеск с ярким финалом и множеством световых эффектов.
Көрсетілген 1 - 24 арасынан 225
Көбірек мүмкіндіктерді ашу үшін кіріңіз.