Клинописи не горят

Царю, моему господину, твой слуга Урад-Гула.

[Да пребудет в здравии царь, мой господин!] Мардук и [Царпаниту, Набу и Ташмету, Иштар Ниневийская и Иштар] Арбельс[кая, Нинурта и Гула, Нергал и Лац] да ниспошлют великие милости [царю, моему господину, тому, кто справед]лив! Да даруют они [долгие дни и вечные годы] царю, моему господину!

[Великие боги небес и земли] да благословят твоё царствие, [да возлюбят они твои чистые] жертвы и [возда]дут за твоё почитание! Да направят они твои стопы [и устроят твой путь], сокрушат твоих врагов, низложат противников, обра[тят в бегство недругов] и овладеют их имуществом! Да сделают твоё правление благодатным для всех народов, как отборный елей! Да сделают основание твоего царского трона нерушимым вовек, как гора! Да рассудит тебя справедливо Шамаш, светоч небес и земли!

Да услышит царь, мой господин, просьбу своего слуги, да узрит царь всю правду!

Прежде, в дни (правления) отца царя, я был нищим, сыном нищего, мёртвым псом, человеком ничтожным и малым. Но он поднял меня из праха и удостоил своих даров, и моё имя поминалось среди достойных имён. Я состоял на щедром довольствии, при случае он дарил мне мула [или] вола, и я имел мину-другую серебра в год.

В дни, когда мой господин был наследником трона, я получал довольствие с его заклинателями, из окон (дворца) вёл наблюдения (светил). Все дни своей службы я соблюдал его установления, без его позволения не входил в дома евнухов и вельмож.

Ныне же, наследуя своему отцу, царь, мой господин, славу имени своего утвердил, но мне не воздали по заслугам. Я как никогда страдаю и испускаю дух.

Дурные поступки, сплетни и разглашение тайн – (вот) недостойные вещи! Я соблюдал установления царя, но не нашел благодетелей. Я терпел [...] слова, [сделал] службу (своим) ночным ложем, учил слуг, что евнухов, что прочих, послушанию, усердию и страху перед дворцом – и что же получил я за это?

Если первым из учёных и (их) помощникам принято давать мулов, то мне получить бы (хотя бы) осла! Если в месяце тебету (X) распределяют волов, то и мне [...] вол! Дважды или трижды в месяц [выдают]ся [...]. Даже подмастерье помощник[а] получает [... и] осчастливлен [ов]цой [...]. А [я], [что достаёт]ся мне? За что [я тру]жусь?

[Я отправил] письмо царю, моему господину, через евнуха Шарру-нури, но, обратившись к царю, моему господину, лишь умножил свою печаль.

В тот же вечер [...] царь прислал письмо (в ответ) своему слуге: [«Я не зн]ал о твоих невзгодах. Я [...] ведь посылал за тобой». Слово царя, моего господина, тяжело, как гора!

Я сохранил то письмо у основания трона Набу, я берёг его, как единственного сына. Если (тем) мои страдания хоть сколько-то утихли, да возрадуется царь, мой господин. (Но царь) мог бы вспомнить о своём слуге, сказав: «Пусть он получит ожерелье пред моим лицом». Как говорится, <strike>не так страшен нож в спину, как заткнутый рот</strike> «у поражённого в спину остаются уста для воззваний, но как воззвать тому, кто поражён в уста?».

(Вот) люди минуют мой дом: вельможи в паланкинах, помощники в повозках, (даже) мальчики на мулах – а я вынужден ходить пешком.

Клянусь Ану, Энлилем и Эа, чьи имена укоренены в сердце (букв. «в голове») царя, моего господина, – я не могу купить даже сандалий, мне нечем заплатить портному, я не имею запасной одежды, а долгов на мне – шесть мин серебра с лихвой.

[И вот] мне (уже) [50?] лет, и (люди) говорят: «Кто позаботится о тебе в старости?».

[У царя] нет мне милости, во дворце нет мне места. [Я обращался к] провидцу, но не нашёл [надеж]ды – он отвернулся от меня и не увидел (для меня) добра.

О царь, мой господин! Видеть тебя – счастье, иметь твоё расположение – богатство. Сер[дце царя] да смягчится, да вышлет он мне хотя бы двух (вьючных) животных [...] и сменный наряд.

Царю стран, моему господину, твой слуга Х.

Да будет здоров царь, мой господин! Ежедневно я возношу молитвы Белу, Мардуку, Набу, Никкаль, Сину, Иштар, Гуле, Муллиссу, Ашшуру, Нергалу, Шамашу, Ану и Энлилю за жизнь царя, моего господина. Ежедневно я возношу молитвы за благополучие моего царя. Я твой слуга. Я и мои домочадцы, мои коровы, и овцы, и ослы, все мы поём хвалу царю. Ежедневно я жертвую своего первенца в дар царю. Ежедневно я бью себя по лицу, пока не истеку кровью, мой господин. Ежедневно я голыми руками возвожу зиккурат моему господину, затем разбираю его и на следующий день слагаю вновь. В иные дни я возвожу по два. Каждый вторник последние десять лет я принимаю смерть в подменном ритуале ради жизни моего господина. По семнадцать дней в неделю я работаю денно и нощно для царя, моего господина. Знает ли царь, как усердно я тружусь для него?

К слову, есть тут плохой человек. Прошу, покончи с ним. Ещё произошло вот что и вот что, но я здесь совершенно ни при чём.

<продолжение славословий>

В правление твоего царственного отца (то есть Синаххериба) Калбу, сын Набу-этира, без ведома твоего царственного отца [с] писцами и прорицателями заключил уговор, сказав: «Если случится неблагоприятное знамение, мы с[кажем] царю, что случилось неясное знамение».

[Царю стран, моему господину], твой слуга Кудурру. [Ашшур, Шамаш, Бел и Набу да благословят] царя стран, моего господина.

[С того самого] дня, как царь, мой господин, [сос]лал меня, я сидел взаперти, ежедневно взывая к царю, моему господину, (пока) [Набу-кил]ланни, главный виночерпий, не послал [начальника стражи], чтобы освободить меня.

Когда я шёл [с ним], он сказал мне: «Ты сведущ в [писцовом] искусстве? [Такой-то] сказал мне, что ты сведущ в писцовом искусстве».

В месяце арахсамну (VIII) Набу-килланни послал за мной, и (так) я оказался в храме Сина в Харране. Начальник стражи вновь явился и привёл меня в верхнюю комнату, чтобы я предстал перед ним (Набу-килланни). Там не было никого, кроме начальника стражи, управителя царским хозяйством, старшего сановника дворца и главного виночерпия, а также надсмотрщика над городом, который то заходил, то удалялся.

Мне подали кресло, и я сел и пил вино, пока не зашло солнце. (Затем), придвинув моё кресло ближе, он (Набу-килланни) заговорил со мной о поручении от храма Нуску: «Ты сведущ в искусстве гадания?
[…]
Ступай и соверши гадание перед Шамашем: „Возьмёт ли главный евнух царство?“».

Я омылся водой в другой верхней комнате, облачился в чистые одежды, начальник стражи принёс мне два сосуда с маслом. Я совершил (гадание) и сказал ему: «Он возьмёт царство». Лишь по его настоянию я сказал: «Главный евнух возьмёт царство».

[На дру]гой день они возлили кувшин вина перед […] и Баниту и веселились до заката солнца. С тех пор [он (Набу-килланни) стал говорить мне]: «Он (главный евнух?) вернёт тебя в [дом] твоего отца, […] и даст тебе царство [над] всей Вавилонией».

[Клянусь богами царя], моего господина: [гадание], которое я совершил, было подлогом. [Я ду]мал: «Только бы он не убил меня!».

[Ныне] я пишу царю, чтобы [царь, мой господин], не убил меня, услышав об этом.

23 QA ZÍD.DA Manakka duša 23 kurtaš marrip Šušanmar Paršan lak ha dušta
halmi Bakabanana kutiša
bel 21-mena

23 ка муки Манакка¹ получил. 23 рабочих-курташ², ремесленников, направленных из Суз в Парсу, их получили.
Он (Манакка) имел при себе документ с печатью Бакабаны.
21-й год³.