"В эти минуты, когда массы трудятся и молчат, двое начинают спор. Множество их изображений можно встретить повсюду: в домах, клубах, на страницах газет, в витринах льстивых фотографов, оспаривающих друг у друга честь сделать оттиск, в приёмных государственных учреждений. Однажды, находясь в хорошем настроении после удачной национализации угольных шахт, два человека обменялись шутками по поводу подобной иконографии:

- Сколько портретов, послушайте! Вам не кажется, что это уже перебор?

- Оборотная сторона популярности, мой друг; такое может нравиться только карьеристам и дуракам.

Оба были саркастичны, но каждый по-своему: один, добродушный, с высоким открытым лбом, слегка выступающими скулами, круглым носом, рыжеватой бородкой - внешность, говорящая о здоровье, простоте и тонком уме. Когда он улыбался, вокруг его прищуренных глаз лучились морщинки и в зрачках плясали зелёные огоньки. В такие моменты лоб его казался огромным и шишковатым, рот растягивался, лицо молодело, открывая наблюдателю смесь азиатских и европейских черт.

Другой, еврей, с чем-то орлиным в решительной складке некрасивого рта, с глазами, сверкающими острым умом, властной посадкой головы, непоколебимой уверенностью в себе, которую близорукие могли принять за гордыню; в улыбке лицо его походило на маску Мефистофеля, довольно обманчивую, ибо этот человек сохранил способность радоваться жизни словно юноша, у которого всё ещё впереди. Они смеялись над собственными портретами.

- Лишь бы, - говорил один, - мы прожили достаточно долго, чтобы остановить их тиражирование!

- Надеюсь, - вторил другой, - мы проживём достаточно, чтобы нас не причислили к лику святых!

Они знали, что перевернуть мир можно было, лишь опираясь на старые твердыни.

Сейчас они решают участь города" (С. 156-158).

"Идея о сопротивлении побеждает. Вождь армии трясёт чёрной гривой. За насмешливым блеском стёкол пенсне скрывается встревоженный взгляд. Рот растягивается.

- Я пошлю башкиров!" (С. 158).

"По широким прямым проспектам двигались всадники в овчинных серых и чёрных башлыках на рыжих длинногривых лошадках, не умевших гарцевать. Впереди эскадронов ехали комиссары, поблёскивая пенсне. Некоторые вместо знаков отличия носили на груди значки с портретами Карла Маркса. Большей частью это были кочевники с жёлтыми, широкими, плоскими лицами, маленькими глазами и выступающими скулами. Казалось, им доставляло радость шествовать по городу, по мостовой которого никогда не ступало копыто степной лошади, где все дома были каменными, рычали машины, но, к сожалению, не было водопоя. И жить здесь, должно быть, невесело, ибо нет рядом ни пасек, ни стад, не виден горизонт, плоский или гористый... Их сабли украшали красные ленты. Свои гортанные песни они прерывали свистом, от которого по телам лошадей пробегала лёгкая дрожь" (С. 160).