Заквашен на книгах

Путешествие... это всегда опыт очень личный, в котором есть западающие в память моменты экзальтации, мгновения, которые трудно облечь в слова и которые остаются в голове, и затем ты рассказываешь о них как о чем-то очень особенном. Путешествие предполагает возмутительные обобщения, бесцеремонное наблюдение, неожиданные и при этом до странности предсказуемые происшествия

Почему люди оказываются на Галапагосах, какие мотивы ими движут?.. Переберите в уме, что у вас ассоциируется с Галапагосами, и вы поймете, что первая тройка выскочивших слов выглядит так: черепахи, Дарвин, эволюция, причем скорее в обратной последовательности. Здесь был Дарвин – и увидел нечто такое, что позволило ему сформулировать Величайшую Идею в Истории Человечества

.
Диалектика путешествия по Китаю состоит в том, что, с одной стороны, здесь столько всего интересного, что и в гостиницу-то возвращаться не хочется; с другой – вечером, в номере, испытываешь дикое счастье просто от того, что рядом с тобой – пусть всего лишь на одном квадратном метре – никого больше нет

Глава 71
НАБЛЮДЕНИЯ
Солнце отражалось в оконных стёклах.
Везде строились новые здания.
Старые дома сносили.
В порту стояли торговые суда.
Из машин выгружали ящики.
Ярко светились огни рекламы.
Тихо и незаметно трудились роботы.
В парках играли дети.
Их родители ели и пили за столиками кафе.
В городе кипела жизнь.
За ней внимательно наблюдала Роз.

Тот, кто в пятнадцать лет убежал из дома
Вряд ли поймёт того, кто учился в спецшколе
Тот, у кого есть хороший жизненный план
Вряд ли будет думать о чём-то другом

Они говорят, им нельзя рисковать
Потому что у них есть дом
В доме горит свет
И я не знаю точно, кто из нас прав
Меня ждёт на улице дождь
Их ждёт дома обед
Закрой за мной дверь, я ухожу
Закрой за мной дверь, я ухожу
И, если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет
Тебе найдётся место у нас
Дождя хватит на всех

Я знаю, мое дерево
не проживет и недели
Я знаю, мое дерево
в этом городе обречено
Но я все свое время
провожу рядом с ним
Мне все другие дела надоели
Мне кажется, что это мой дом
Мне кажется, что это мой друг

Дом стоит, свет горит
Из окна видна даль
Так откуда взялась печаль?
И, вроде, жив и здоров
И, вроде, жить не тужить
Так откуда взялась печаль?

Звук утонул в пелёнках
В нашем с тобой добре,
За ухом у ребёнка,
В мёде и серебре,
На языке качелей,
В трещинах потолка,
В шуме замочной щели,
В зеркале дурака,
В пыльном дрожаньи моли,
В капельке комара.
Бог захлебнулся в слове,
Значит, и нам пора.

И все же на последнем этапе нашего пути мы не могли не услышать обрывок песенки, доносившейся какого-то невидимого патефона. Песенка называлась «Амар Шонар Бангла» («Наша золотая Бенгалия»; автор: Р. Тагор), и там, в частности, были такие слова: «По весне аромат твоих манговых рощ наполняет сердце безумной усладой». Никто из нас, однако, не понимал по-бенгальски, так что мы были надежно защищены от коварного, подрывного воздействия поэзии, хотя ноги наши (следует в этом признаться) непроизвольно выстукивали ритм.

В наших именах заключаются наши судьбы; живя в стране, где имена, в отличие от Запада, еще не утратили смысл и представляют собой нечто большее, чем простой набор звуков, мы – жертвы собственных титлов. В имени «Синай» содержится Ибн Сина, великий маг, последователь суфиев; а еще Син, месяц, древний бог Хадрамаута, имевший собственный способ сцепления, собственные силы воздействия-на-расстоянии, собственную власть над приливами и отливами мира. Но Син – это и буква S со змеиным извивом; змеи лежат, свернувшись, в моем имени. А еще возникает случайная транслитерация – Синай латинским письмом, не насталиком, – это гора откровения...

Перечитывая написанное, я обнаружил ошибку в хронологии. Дата убийства Махатмы Ганди на этих страницах обозначена неверно. Но теперь я уже не могу сказать, как в действительности развивались события; в моей Индии Ганди так и будет умирать не в свой час.

Вслед за Черненко умер Моцарт, и Гриша заболел.

Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю.

Мама умерла во вторник, семнадцатого ноября.

Начать с того, что Марли был мертв.

Скоро, вопреки всему, я умру наконец совсем.

На следующий день никто не умер.