Аульный старшина, степенно важный по манерам, носил на себе отпечаток военной выправки, полученной им во время службы в туркменском дивизионе.
— Долго был на военной службе, старшина? — обратился генерал к старику.
Тотчас же встав с места и, в знак почтения приложив правую руку к сердцу, старшина довольно правильным русским языком ответил, что прослужив в дивизионе всего пять лет, причём последних два года состоял в звании урядника, с которым и уволен от службы.
— На каких, собственно, основаниях существует этот дивизион? — спросил один из собеседников.
— А видите ли, — быстро заговорил капитанъ Н., видимо, не любивший долго сидеть молча, — туркменский конно-иррегулярный дивизион, сформированный вначале как милиция в составе тридцати — сорока человек, переформирован был в сотню, а лет девять — десять тому назад в дивизион. Комплектуется он туркменами, желающими служить в нём добровольно. Каждый из них даёт обязательство прослужить всадником в дивизионе два года и по окончании этого срока может по желанию или далее продолжать службу, или же быть уволенным. Во время состояния в дивизионе все всадники должны иметь собственную верховую лошадь. От казны же им даётся винтовка и жалованье по двадцать пять рублей в месяц, на которое они должны также содержать и свою лошадь. Охотников служить в дивизионе всегда масса. Это хорошая воинская часть, сидящая на отличных конях. Служба всадников совершенно та же, что и наших казачьих частей. Офицеры же в дивизионе частью назначаются из кавалерийских полков, а частью производятся из тех же всадников без экзамена в офицеры милиции. Вообще туркмены представляют собою прекрасный материал для комплектования нашей кавалерии. По своему характеру и веками усвоенным понятиям это народность, особенно желательная в рядах нашей армии. Поэтому уже, в сущности, пора ввести среди них общую воинскую повинность, комплектуя ими этот же дивизион, который тогда лишь придётся развернуть в полк.
Что пройдёт, то будет мило.
В городе Бухаре было три караван-сарая, в каждом из которых проживало от ста до ста пятидесяти индусов-ростовщиков. Бухарские власти назначили над ними уполномоченного, называвшегося «есаулом индусов». Этот есаул, кроме того, что надзирал за ростовщиками, был также начальником над эмирскими шпионами. В первую очередь он осуществлял свои шпионские обязанности по отношению к индусам: выведывал, сколько заработал каждый из них, кому и сколько давал денег в долг.
Есаул и чиновники эмирского правительства помогали индусам взыскивать долги, потому что считали их имущество и доходы принадлежащими бухарскому государству. И действительно, если умирал какой-нибудь индус и у него не оставалось наследников, то все наличные и розданные в долг деньги немедленно захватывались правительством. Есаул постоянно проверял все достояние индусов, и они не могли даже перед смертью передать деньги своим соотечественникам.
The Maslinitz - это праздник, который каждый добропорядочный русский стремится отметить, притом он вгоняет себя в болезненное состояние поеданием блинов, которое предваряет долгое голодание в последующем. Мои товарищи [русские офицеры] были слишком набожны, чтобы пренебречь этим важным событием.
Посланный съ какимъ-нибудь порученіемъ отъ уѣзднаго начальника, джигитъ вездѣ почетный гость, разспросамъ нѣтъ конца, угощеніямъ тоже. Хорошо исполненное порученіе приноситъ халатъ, денежную награду, а тамъ, впереди, мерещатся: почетные халаты съ галунами, медаль въ петлицу, медаль на шею… вотъ и „почетный туземецъ“!
Стремительный натиск штыками, сомкнутый строй, непосредственная близость начальника к своему отряду, железная дисциплина и непременно — наступление, а не защита, — словом, все то, чего нет и не может быть у кочевника, что непривычно ему и что поражает его воображение, — вот основные правила русского боя с кочевниками, выработанные и завещанные своим товарищам по оружию Скобелевым и другими знатоками азиатской войны. Одна подробность, переданная, как очевидцем, лектором — очень тронула меня: после боя в Денгиль-Тепе, возвращаясь с преследования бежавшего врага, солдатики наши усадили все лафеты орудий, все седла кавалеристов подобранными по дороге текинскими детишками и брошенными матерями их… В этом отрадное отличие «христолюбивого воинства» нашего от варваров-азиатов, которые торжествуют свои победы прежде всего тем, что режут горла своим пленникам, не разбирая ни пола, ни возраста.Марков Е.Л. Россия в Средней Азии. 1901
Один поляк уверил кокандцев, что он знает, как вести оборону по всем правилам науки. Эта-то «наука» их и погубила. Когда наши насыпали батарею и открыли огонь, кокандцы тоже насыпали перед своими воротами один вал, потом другой, втащили пушки, стали отстреливаться и даже собирались на вылазку. Черняев хотел было уже переходить на другую сторону города, как получил известие от подполковника Лерхе, что на плечах кокандцев можно ворваться в крепостные ворота. Тогда Черняев отрядил к его четырем ротам маленькую помощь, а сам пошел на цитадель, стоявшую сбоку, над обрывом реки. Цитадель оказалась неприступна, но наши заметили род длинного ящика, перекинутого через ров и входившего в сводчатое отверстие стены, к счастью ничем не прикрытое: это был водопровод. Черняев первый пустился по нем бежать; один по одному, сильно пригнувшись, пробирались солдаты через отверстие в стене и, вдруг, как снег на голову, появились в цитадели. Гарнизон до того растерялся, что не сделал ни одного выстрела; многие бросились со скалы, причем разбивались на смерть. И колонна Лерхе имела удачу. При первом же «ура!» кокандцы бросились к воротам, солдаты за ними, и после короткой сечи часть гарнизона осталась на месте, другая разбежалась; сарты, побросав оружие, искали спасения на деревьях. Неприятель покинул в городе, кроме орудий, множество огнестрельного и холодного оружия, а также свои бунчуки, знамена, значки.
Через час после начатия приступа, город с цитаделью, построенной на неприступной возвышенности и с десятитысячным гарнизоном, составленным из лучших войск ханства, был в наших руках. Потеря наша во время этого штурма состояла из двух убитых, 17 раненых и 19 контуженных нижних чинов,, а за все время осады — из 6 убитых и 41 раненых и контуженных.
Зачем, за что эти и тысячи других бессмысленных, ужасных случайностей страданий, поражающих людей? … Верный провалился оттого, что существуют такие-то геологические законы. Но ведь вопрос в том, почему именно такие-то люди подверглись именно таким-то ужасным страданиям, и как мне избавиться от этих случайностей страдания
[Город выглядел] живописным, в зелени, с деревянными ввиду землетрясений домами, искусно подделанными, однако, под камень, с чудным видом на горы.
20 лет тому назад здесь кочевали лишь киргизы, номинальные подданные кокандского хана, и была голая степь; а теперь, благодаря неутомимой энергии первого русского пионера и администратора, возник цветущий город, и быстро разрастаются с каждым годом русские поселения, созданные его неусыпными трудами и заботами.
Начиная с границы Аулиатинского уезда, деревни Кара-Балты, мы проходили благодатным Семиреченским краем через цветущие русские поселения. Большинство переселенцев малороссы, целиком перенесшие свою далекую, покинутую родину; хаты, крытые камышом, плетневые заборы, колодцы с журавлем и колоды пчел в цветущих молодых садиках, – всё напоминает здесь Полтавскую и Черниговскую губернии. Некоторые из переселенцев, 10–15 лет тому назад, пришли сюда с парою волов, питаясь по дороге Христовым именем, а в настоящее время все живут хорошо; другие за это время достигли уже богатства и живут теперь в Верном, занимаясь торговлей.
По улицам то и цело скачут калмыки с длинными женскими косами, киргизы важно покачиваются на верблюдах, китайцы, в огромных соломенных шляпах и с веером в руках, возят двухколесные тележки с овощами. Прогремит пара офицерских лошадок, разубранных бляхами и бубенцами, или мягко прокатится большая коляска с франтовато одетыми дамами на сытых серых конях.
Азиатская окраска Верного везде бросается в глаза. На каждом шагу встречаются и обгоняют конные и пешие азиатцы: киргизы, сарты, дунгане. Крики развозчиков и разносчиков зелени и фруктов — на ломаном русском языке: «Яблоки, салят, грюши». Поливщики улиц туземцы. Половина хороших магазинов и лавок принадлежат туземцам. На базаре — там большинство торговцев азиаты.
Город большой и, по сравнению с Джаркентом, – «европейский», – столица Семиреченской области, резиденция губернатора и архиерея. Он мог бы по справедливости считаться и культурным центром, т.к., не говоря уже о многочисленных школах, как русских, так и татарских, в нем было две гимназии, епархиальное училище и учительская семинария. Много было действительно хороших магазинов. Торговля шла бойко, причем процветало и русское купечество, не только туземное. работали заводы – кожевенные, пивоваренный и маслобойный.
Прекрасный губернаторский дом, художественно построенный архитектором Гурде, гораздо лучше Кауфмановского, а здания гимназий и некоторых частных лиц могли бы украсить любой губернский город в Европейской России… Загородная дача генерал-губернатора, находящаяся в ущелье гор, в 10 верстах от города, замечательно красива по своему местоположению.