– Кажется, мы где-то встречались?
– Никогда! Я туда не хожу.
– Видимо, я видел вас в лесу верхом на лошади…
– Быть того не может! Я предпочитаю бег трусцой.
– Тогда я видел вас в коляске…
– Ну нет! Я обычно сам правлю.
– А! Черт возьми! Я уверен, мы играли на пару у госпожи…
– Держу пари, что нет!
– Вы еще все время вальсировали с ней…
– Да что вы! Я умею только брыкаться!
– И вы за ней не ухаживали?
– Никогда! Я ухаживаю только за собой.

– Исчадие ада, я призвал тебя…
– Во-первых, мой дорогой, – перебил его Дьявол, – не знаю, отчего вы мне тыкаете, но явно не от хорошего воспитания.

Терзаемая болью и муками разбитого сердца, Айрис вернулась домой с фронта. Но война еще далека от завершения.
Роман пропал на территории соперника. Он ничего не помнит о своей прошлой жизни и, надеясь возродить воспоминания, начинает писать. Но на этот раз – для помощи врагу.
Однажды в его шкафу появляется чужое письмо. Невидимая собеседница загадочна… и одновременно кажется знакомой. По мере того как они сближаются, становится понятно: обоим придется рискнуть своим сердцем и будущим, чтобы переменить ход войны.

«Одна жизнь — одна любовь» — вот идея христианства, и в эти узкие рамки оно неизменно пытается втиснуть весь мир. Язычеству были чужды такие представления. В древнем мире для развода не надо было искать каких-то особых причин. А в мире первобытном единение полов предусматривалось, видимо, лишь на срок, необходимый для выращивания потомства. Семья новейшего времени, без сомнения, одна из прекраснейших в мире институций, если она зиждется на взаимном влечении и близости. Но из этого еще не следует, что осуждению подлежит всякая другая любовь, не столь счастливая и благополучная в конечном итоге. Жизнь нельзя втиснуть ни в какие рамки, и людям следовало бы раз навсегда отказаться от подобных попыток. Те, кому повезло заключить счастливый союз на всю жизнь, пусть поздравят себя и постараются быть достойными своего счастья. Те же, кому судьба его не даровала, все-таки заслуживают снисхождения, хотя бы общество и объявило их париями. Кроме того, вне всякой зависимости от наших суждений и теорий, в силе остаются основные законы природы. Однородные частицы притягиваются друг к другу. Изменения в характере и темпераменте неизбежно влекут за собой и перемены во взаимоотношениях. Правда, одних сдерживает догма, других — страх. Но находятся люди, в которых мощно звучит голос природы, и для таких не существует ни догмы, ни страха. Общество в ужасе воздевает руки к небу. Но из века в век появляются такие женщины, как Елена, Мессалина, Дюбарри, Помпадур, Ментенон и Нелл Гвин, указывая путь к большей свободе во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, чем та, что ранее считалась дозволенной.

Он приписал женщине фантазию или, скорее, желание, что он – звездочка в сумрачном небе ее бытия, единственное светлое воспоминание, что останется с ней в холодных сумерках будущего.

Самомнение мужчин, как известно, обычно является искаженным отражением уступчивости женщин.

Легенда об ученом Иоганне Фаустусе, продавшем Мефистофелю душу в обмен на его обещание открыть секреты мироздания, показать бездны ада и рая, обогатить новым знанием, давно волновала людское воображение. Так доктор Фауст, которому щедро приписывались всевозможные чудеса, стал героем немецкого народа. Великий чернокнижник был персонажем театральных представлений, к его образу обращались многие авторы, но именно под пером Гёте эта история стала одной из подлинных вершин мировой литературы. «Фауст» Гёте задает загадки, и уже не одно поколение читателей пытается их разгадать.
В переводе Б. Пастернака.

Такой дом, несомненно, налагает отпечаток на своих обитателей. Мы почитаем себя индивидуумами, стоящими вне и даже выше влияния наших жилищ и вещей; но между ними и нами существует едва уловимая связь, в силу которой вещи в такой же степени отражают нас, в какой мы отражаем их. Люди и вещи взаимно сообщают друг другу свое достоинство, свою утонченность и силу: красота или ее противоположность, словно челнок на ткацком станке, снуют от одних к другим. Попробуйте перерезать нить, отделить человека от того, что по праву принадлежит ему, что уже стало для него характерным, и перед вами возникает нелепая фигура то ли счастливца, то ли неудачника — паук без паутины, который уже не станет самим собою до тех пор, покуда ему не будут возвращены его права и привилегии.