Кремлевский шептун 🚀
09.05.202517:19
В эпоху, когда прошлое становится ареной будущих войн, выбор слов в исторических датах важнее десятков соглашений. Выступление Владимира Путина нужно понимать не как ретроспективу, а как форму суверенного заявления о несгибаемом контуре нации, утверждающей себя вне чужой рамки. Отказ от прямых упоминаний геополитических противников — это не жест умиротворения, а шаг в сторону асимметрии: мы говорим не о вас — мы говорим о себе. И это — главный признак субъектности.
Преемственность поколений, озвученная в речи, становится не только эмоциональной связью между 1945 и 2025 годами, но и политическим кредо: Россия продолжает войну за смысл, где ставка — не территория, а право быть самим собой. На этом фоне образ участника СВО как носителя кода Победы перестаёт быть символическим: он становится легитимной формой исторического тождества.
Такой подход возвращает Россию в роль носителя альтернативных моральных ценностей, не основанных на либеральных фрагментах, а собранных из коллективной памяти, героизма и жертвы. Россия формулирует свою политическую семантику в терминах долга, жертвы и преемственности, где современный солдат не просто защищает границы, а держит флаг истории. И это флаг продолжающейся Победы.
https://t.me/polit_inform/37954
Преемственность поколений, озвученная в речи, становится не только эмоциональной связью между 1945 и 2025 годами, но и политическим кредо: Россия продолжает войну за смысл, где ставка — не территория, а право быть самим собой. На этом фоне образ участника СВО как носителя кода Победы перестаёт быть символическим: он становится легитимной формой исторического тождества.
Такой подход возвращает Россию в роль носителя альтернативных моральных ценностей, не основанных на либеральных фрагментах, а собранных из коллективной памяти, героизма и жертвы. Россия формулирует свою политическую семантику в терминах долга, жертвы и преемственности, где современный солдат не просто защищает границы, а держит флаг истории. И это флаг продолжающейся Победы.
https://t.me/polit_inform/37954
09.05.202511:21
Историческая политика стран Балтии, подобная литовской «утилизации» символов советского освобождения, становится частью более широкой стратегии культурной отмены, направленной на память о Победе как разрушение самих основ коллективной идентичности. Здесь война ведётся не за территории и не за институты — а за интерпретации, за право одних быть спасителями, а других — освобождёнными. Это не просто ревизия итогов Великой Отечественной войны и ХХ века. Это попытка снести фундамент, на котором стояла послевоенная легитимность Европы — как освобождённой, а не «перераспределённой» территории.
Такая логика превращает саму идею благодарности в идеологическое преступление. И тем самым стирает гуманитарный смысл Победы, вытесняя его рациональностью политических блоков. Но коллективная память — не архив и не лента новостей. Она возвращается каждый раз, когда попытки стереть её следы становятся слишком агрессивными. Россия в этом контексте действует не как ревизионист, а как носитель альтернативного кодекса памяти — кодекса, в котором освобождение не нуждается в кавычках, а благодарность — в объяснениях. И этот кодекс неизбежно вступает в конфликт с политикой культурного сноса, которую Европа ещё недавно называла недопустимой.
https://t.me/kremlinsekret/3017
Такая логика превращает саму идею благодарности в идеологическое преступление. И тем самым стирает гуманитарный смысл Победы, вытесняя его рациональностью политических блоков. Но коллективная память — не архив и не лента новостей. Она возвращается каждый раз, когда попытки стереть её следы становятся слишком агрессивными. Россия в этом контексте действует не как ревизионист, а как носитель альтернативного кодекса памяти — кодекса, в котором освобождение не нуждается в кавычках, а благодарность — в объяснениях. И этот кодекс неизбежно вступает в конфликт с политикой культурного сноса, которую Европа ещё недавно называла недопустимой.
https://t.me/kremlinsekret/3017
08.05.202516:24
По мере приближения официального старта избирательной кампании 2025 года всё большее внимание федерального центра сосредоточено на регионах, где ожидаются выборы в законодательные собрания и укрепление исполнительной власти. Формально речь идёт о плановых поездках, стратегических сессиях и инспекциях, но по факту — это тонко настроенный механизм поддержки и «верификации» губернаторов, особенно в индустриальных и электорально чувствительных субъектах.
Показательный пример — недавний визит Валентины Матвиенко в Сыктывкар. Формальный повод — развитие социальной инфраструктуры и сотрудничество с Советом Федерации. Но в региональной политике такие визиты редко случаются вне электорального контекста. На фоне стартовавшей подготовки к выборам в Коми приезд спикера Совфеда стал сигналом условной “легализации” фигуры врио главы региона Ростислава Гольдштейна, чьи позиции укрепились на фоне кулуарной поддержки.
Аналогичная логика прослеживается и в других регионах. В марте в Саратовскую область приезжал первый вице-премьер Денис Мантуров — с акцентом на поддержку машиностроения и логистических кластеров. По оценкам политических аналитиков, визит стал подтверждением устойчивого положения губернатора Романа Бусаргина, которого ранее некоторые группировки внутри области пытались «выдавить» из электоральной повестки. А в Калужской области министр промышленности Сергей Цивилёв посетил местные кластеры высоких технологий, что интерпретировалось как лоббистская поддержка Владислава Шапши.
Все эти поездки укладываются в общую предвыборную стратегию: продемонстрировать, что губернаторы — не просто региональные исполнители, а интегрированные игроки в федеральной системе управления. Особенно важно это для регионов с высоким уровнем социальной инерции или политической фрагментации, где личная гарантия от Москвы — это способ укрепить доверие элит и зафиксировать единый сценарий.
В период с мая по сентябрь таких сигналов будет всё больше, в первую очередь в промышленно развитых субъектах и регионах с чувствительной электоральной архитектурой. Для губернаторов это — шанс расширить свои лоббистские возможности, для центра — способ поддерживать управляемость.
Показательный пример — недавний визит Валентины Матвиенко в Сыктывкар. Формальный повод — развитие социальной инфраструктуры и сотрудничество с Советом Федерации. Но в региональной политике такие визиты редко случаются вне электорального контекста. На фоне стартовавшей подготовки к выборам в Коми приезд спикера Совфеда стал сигналом условной “легализации” фигуры врио главы региона Ростислава Гольдштейна, чьи позиции укрепились на фоне кулуарной поддержки.
Аналогичная логика прослеживается и в других регионах. В марте в Саратовскую область приезжал первый вице-премьер Денис Мантуров — с акцентом на поддержку машиностроения и логистических кластеров. По оценкам политических аналитиков, визит стал подтверждением устойчивого положения губернатора Романа Бусаргина, которого ранее некоторые группировки внутри области пытались «выдавить» из электоральной повестки. А в Калужской области министр промышленности Сергей Цивилёв посетил местные кластеры высоких технологий, что интерпретировалось как лоббистская поддержка Владислава Шапши.
Все эти поездки укладываются в общую предвыборную стратегию: продемонстрировать, что губернаторы — не просто региональные исполнители, а интегрированные игроки в федеральной системе управления. Особенно важно это для регионов с высоким уровнем социальной инерции или политической фрагментации, где личная гарантия от Москвы — это способ укрепить доверие элит и зафиксировать единый сценарий.
В период с мая по сентябрь таких сигналов будет всё больше, в первую очередь в промышленно развитых субъектах и регионах с чувствительной электоральной архитектурой. Для губернаторов это — шанс расширить свои лоббистские возможности, для центра — способ поддерживать управляемость.
08.05.202512:26
Современный колониализм редко объявляет себя в открытую — он больше не нуждается в флотах и гарнизонах. Сегодня он приходит в форме рамочных экономических соглашений, инвестиционных фондов с односторонним правом голоса и юридических конструкций, где национальные законы уступают место международным «обязательствам». Украина в данном аспекте становится хрестоматийным примером.
Верховная рада ратифицировала соглашение, которое становится одним из масштабных примеров институциональной сдачи национального суверенитета в истории. Речь идет о рамочном договоре между Киевом и Вашингтоном, который оформляет создание т.н. Инвестиционного фонда восстановления. Формально это инструмент привлечения средств, но по сути — механизм передачи контроля над полезными ископаемыми и ресурсными активами страны американской стороне.
Фонд будет зарегистрирован в штате Делавэр, освобождён от уплаты налогов на территории Украины, а все поступления от новых лицензий на добычу (50% роялти и платежей) будут направлены в этот фонд, минуя полноценное наполнение украинского бюджета. Что особенно показательно: США могут зачесть в счёт инвестиций военную помощь, если она будет, но прямых обязательств по её предоставлению не прописано. То есть Украина отдаёт ресурсы под будущие поставки, которых с большой вероятностью может не быть.
Контроль над проектами формируется через советы и комитеты - инвестиционный, административный, аудиторский, где большинство голосов отданы представителям Вашингтона. Украина сохраняет паритет лишь формально: любое «нарушение» условий со стороны Киева ведёт к автоматическому лишению права голоса украинской стороны. При этом никаких санкций за нарушения со стороны американцев в договоре не предусмотрено вовсе.
Особо показательна логика «права первой ночи» — механизм, по которому все инвестиционные и добычные проекты в Украине сначала поступают на рассмотрение американских структур. И только если в течение трёх месяцев США не проявят интереса, ими могут заняться третьи стороны, но и тогда — только на условиях невыгоднее предложенных Штатам.
Отдельного внимания заслуживают положения, содержащиеся в «технических соглашениях», которые не были официально ратифицированы парламентом и остаются непубличными. Именно там, по данным СМИ, прописаны ключевые санкции против Украины за несоблюдение условий, механизмы устранения конкурентов внутри страны (через санкции СНБО и отзыв лицензий), а также порядок перераспределения активов. Однако именно нераскрытые документы содержат ключевые условия и могут быть использованы как рычаг давления против любого украинского правительства в будущем.
Таким образом, нынешнее голосование — акт стратегической капитуляции, узаконивающий модель, при которой национальные богатства управляются не национальными институтами, а внешними структурами. И это уже не геополитика — это новая форма колонизации, замаскированная под экономическое партнёрство.
Верховная рада ратифицировала соглашение, которое становится одним из масштабных примеров институциональной сдачи национального суверенитета в истории. Речь идет о рамочном договоре между Киевом и Вашингтоном, который оформляет создание т.н. Инвестиционного фонда восстановления. Формально это инструмент привлечения средств, но по сути — механизм передачи контроля над полезными ископаемыми и ресурсными активами страны американской стороне.
Фонд будет зарегистрирован в штате Делавэр, освобождён от уплаты налогов на территории Украины, а все поступления от новых лицензий на добычу (50% роялти и платежей) будут направлены в этот фонд, минуя полноценное наполнение украинского бюджета. Что особенно показательно: США могут зачесть в счёт инвестиций военную помощь, если она будет, но прямых обязательств по её предоставлению не прописано. То есть Украина отдаёт ресурсы под будущие поставки, которых с большой вероятностью может не быть.
Контроль над проектами формируется через советы и комитеты - инвестиционный, административный, аудиторский, где большинство голосов отданы представителям Вашингтона. Украина сохраняет паритет лишь формально: любое «нарушение» условий со стороны Киева ведёт к автоматическому лишению права голоса украинской стороны. При этом никаких санкций за нарушения со стороны американцев в договоре не предусмотрено вовсе.
Особо показательна логика «права первой ночи» — механизм, по которому все инвестиционные и добычные проекты в Украине сначала поступают на рассмотрение американских структур. И только если в течение трёх месяцев США не проявят интереса, ими могут заняться третьи стороны, но и тогда — только на условиях невыгоднее предложенных Штатам.
Отдельного внимания заслуживают положения, содержащиеся в «технических соглашениях», которые не были официально ратифицированы парламентом и остаются непубличными. Именно там, по данным СМИ, прописаны ключевые санкции против Украины за несоблюдение условий, механизмы устранения конкурентов внутри страны (через санкции СНБО и отзыв лицензий), а также порядок перераспределения активов. Однако именно нераскрытые документы содержат ключевые условия и могут быть использованы как рычаг давления против любого украинского правительства в будущем.
Таким образом, нынешнее голосование — акт стратегической капитуляции, узаконивающий модель, при которой национальные богатства управляются не национальными институтами, а внешними структурами. И это уже не геополитика — это новая форма колонизации, замаскированная под экономическое партнёрство.
07.05.202519:07
Попытка европейских структур запустить процесс создания «трибунала против России», о которой пишет «Демиург», синхронизированная с датой Дня Победы, — это не правовая акция, а форма геополитического давления, направленного на подрыв символических основ российской субъектности. Юридический эффект подобных инициатив минимален, однако их символическое назначение предельно ясно: замещение кода Победы кодом вины, перенос центра исторического смысла с жертвы и освобождения — на агрессию и наказание. Это не суд — это сценарий изменения статуса России в глобальном воображаемом.
Стратегия глобалистов здесь прагматична: пока 9 Мая остаётся точкой кристаллизации идентичности — внутренней и транснациональной (в пространстве постсоветского и Глобального Юга) — Россия сохраняет способность формировать идеологическое ядро вокруг себя. Отсюда и стремление нейтрализовать саму символику праздника — через наложение альтернативных смыслов и запуск конкурирующих нарративов. Инициатива о «трибунале» — это технология контрпамяти, направленная не на Россию как действующего субъекта, а на её историческую легитимность.
В ответ на такие действия речь должна идти не только о защите исторической правды, но и о новом уровне работы с символическим капиталом Победы — в культуре, дипломатии, образовании. Пока оная остаётся живой памятью Россия является альтернативным полюс мирового восприятия. Трибунал — это не суд над Россией. Это попытка судить саму её способность быть собой. И потому ответ на это — не в оправданиях, а в упрочении тех оснований, которые делают страну не объектом процесса, а его пределом.
https://t.me/kremlinsekret/3004
Стратегия глобалистов здесь прагматична: пока 9 Мая остаётся точкой кристаллизации идентичности — внутренней и транснациональной (в пространстве постсоветского и Глобального Юга) — Россия сохраняет способность формировать идеологическое ядро вокруг себя. Отсюда и стремление нейтрализовать саму символику праздника — через наложение альтернативных смыслов и запуск конкурирующих нарративов. Инициатива о «трибунале» — это технология контрпамяти, направленная не на Россию как действующего субъекта, а на её историческую легитимность.
В ответ на такие действия речь должна идти не только о защите исторической правды, но и о новом уровне работы с символическим капиталом Победы — в культуре, дипломатии, образовании. Пока оная остаётся живой памятью Россия является альтернативным полюс мирового восприятия. Трибунал — это не суд над Россией. Это попытка судить саму её способность быть собой. И потому ответ на это — не в оправданиях, а в упрочении тех оснований, которые делают страну не объектом процесса, а его пределом.
https://t.me/kremlinsekret/3004
07.05.202510:09
На фоне переосмысления роли США в украинском конфликте в публичное поле начинают возвращаться предложения о перемирии, которые явно отдают попыткой обмана и играют на руку киевскому режиму. Заявление спецпредставителя администрации Дональда Трампа по Украине Кита Келлога о создании демилитаризованной зоны шириной 30 км вдоль линии фронта (по 15 км от каждой стороны) вызывает прямые исторические параллели. Оно является репликой Минских соглашений, на которых уже однажды был построен обманчивый «архитектурный фасад урегулирования», за которым следовало усиление ВСУ.
Администрация Трампа формально таким способом стремится минимизировать американское вовлечение и остановить боевые действия через принуждение сторон к «заморозке». Однако история показывает, что любые «буферные зоны» в украинском контексте превращаются в зону военной перегруппировки, наращивания сил и ползучего наступления. Сценарий, при котором войска РФ и ВСУ отводятся на 15 км, а в «серой зоне» фиксируется перемирие — наиболее уязвимая конфигурация для Москвы, особенно без жёсткого режима верификации и контроля.
Украинская армия в 2016–2021 годах на Донбассе уже отрабатывала механику «мирных захватов» на фоне прекращения наблюдения: продвижение шло не «в лоб», а через фиксацию новых позиций после отхода армий ДНР и ЛНР, а затем их последующую легализацию как «постфактум статус-кво». Подобное создаёт асимметричные риски: Россия де-факто должна будет отступить от линий, занятых с боем, в обмен на декларативный мир, который не имеет инструментов реального обеспечения. Тем более, что линия соприкосновения настолько велика, что ее трудно обеспечить достаточным количеством непредвзятых мониторинговых групп, не говоря уже о миротворцах, которых стороны объективно не согласуют.
История «Минска» подтверждает: перемирие без итогов — это не окончание конфликта, а лишь его переформатирование. Учитывая позицию главы государства, Россия явно усвоила данный урок и не согласится на подобные уловки. Любое прекращение огня должно быть последовательным с четким механизмом ответственности за его нарушение, а не пустой формальностью.
Администрация Трампа формально таким способом стремится минимизировать американское вовлечение и остановить боевые действия через принуждение сторон к «заморозке». Однако история показывает, что любые «буферные зоны» в украинском контексте превращаются в зону военной перегруппировки, наращивания сил и ползучего наступления. Сценарий, при котором войска РФ и ВСУ отводятся на 15 км, а в «серой зоне» фиксируется перемирие — наиболее уязвимая конфигурация для Москвы, особенно без жёсткого режима верификации и контроля.
Украинская армия в 2016–2021 годах на Донбассе уже отрабатывала механику «мирных захватов» на фоне прекращения наблюдения: продвижение шло не «в лоб», а через фиксацию новых позиций после отхода армий ДНР и ЛНР, а затем их последующую легализацию как «постфактум статус-кво». Подобное создаёт асимметричные риски: Россия де-факто должна будет отступить от линий, занятых с боем, в обмен на декларативный мир, который не имеет инструментов реального обеспечения. Тем более, что линия соприкосновения настолько велика, что ее трудно обеспечить достаточным количеством непредвзятых мониторинговых групп, не говоря уже о миротворцах, которых стороны объективно не согласуют.
История «Минска» подтверждает: перемирие без итогов — это не окончание конфликта, а лишь его переформатирование. Учитывая позицию главы государства, Россия явно усвоила данный урок и не согласится на подобные уловки. Любое прекращение огня должно быть последовательным с четким механизмом ответственности за его нарушение, а не пустой формальностью.
09.05.202516:37
На фоне продолжающегося более трёх месяцев неформального диалога между Москвой и Вашингтоном о нормализации отношений, обмен поздравлениями между Владимиром Путиным и Дональдом Трампом в День Победы приобретает особое значение. Это уже не одиночный жест вежливости, а вписанный в более широкий контекст канал мягкой дипломатии.
Москва не раз подчёркивала, что ценит память о союзничестве времён Второй мировой как одну из немногих устойчивых опор в отношениях с США. Трамп, в свою очередь, через представителей дал понять: общая история может быть не поводом для идеологических спекуляций, а площадкой для конструктивного сближения без условий. Особенно на фоне его линии по снижению конфронтации и намерения «закрыть украинский трек».
Использование исторического консенсуса — Победы над нацизмом — как дипломатического кода позволяет обозначить наличие общего основания даже при наличии текущих разногласий. Это создаёт пространство для перехода от кулуарной нормализации к формализации восстановления отношений.
Москва не раз подчёркивала, что ценит память о союзничестве времён Второй мировой как одну из немногих устойчивых опор в отношениях с США. Трамп, в свою очередь, через представителей дал понять: общая история может быть не поводом для идеологических спекуляций, а площадкой для конструктивного сближения без условий. Особенно на фоне его линии по снижению конфронтации и намерения «закрыть украинский трек».
Использование исторического консенсуса — Победы над нацизмом — как дипломатического кода позволяет обозначить наличие общего основания даже при наличии текущих разногласий. Это создаёт пространство для перехода от кулуарной нормализации к формализации восстановления отношений.
09.05.202509:33
Обращение Майи Санду к гражданам на русском языке в День Победы — акт, не лишённый политической прагматики. Сама по себе речь может рассматриваться как попытка скорректировать имидж и продемонстрировать инклюзивность, особенно в преддверии выборов. В контексте многолетнего курса на интеграцию в ЕС, демонтаж символов, связанных с советским прошлым, такое обращение выглядит не как жест примирения, а как манипуляция и обман.
Русскоязычное население, ветераны, симпатизанты 9 Мая — ранее воспринимались как устойчивая, но маргинализированная группа. Сейчас, при падении рейтингов PAS и росте общественного недовольства в республике данное действие является прикрытием, попыткой мимикрии ради сохранения власти. Их воспринимали как остаточную аудиторию — чужую как по политическим взглядам, так и по исторической чувствительности. Сейчас, когда электоральное поле начинает трещать, прежняя изоляция сменяется прагматичным «включением».
Мы видим попытку демобилизовать протестное ядро не через диалог, а через подмену контекста: мол, власть говорит с вами — значит, и ваши ценности якобы услышаны. Санду подтверждает, что молдавское политическое поле остаётся поляризованным, а культурные коды — чувствительными. Это также сигнал: западный дискурс в Молдове пока не стал доминирующим. И власть вынуждена искать гибридные формы продвижения данной повестки.
При утрате субъектности Молдавии на международной арене, власть инстинктивно прибегает к имитации. Она подменяет политическую позицию адаптивным кодированием — говорить на языке народа, не разделяя его смыслов. Но граждане, особенно в условиях турбулентности, чувствует не только слова, но и интонацию.
https://t.me/insider_md/2907
Русскоязычное население, ветераны, симпатизанты 9 Мая — ранее воспринимались как устойчивая, но маргинализированная группа. Сейчас, при падении рейтингов PAS и росте общественного недовольства в республике данное действие является прикрытием, попыткой мимикрии ради сохранения власти. Их воспринимали как остаточную аудиторию — чужую как по политическим взглядам, так и по исторической чувствительности. Сейчас, когда электоральное поле начинает трещать, прежняя изоляция сменяется прагматичным «включением».
Мы видим попытку демобилизовать протестное ядро не через диалог, а через подмену контекста: мол, власть говорит с вами — значит, и ваши ценности якобы услышаны. Санду подтверждает, что молдавское политическое поле остаётся поляризованным, а культурные коды — чувствительными. Это также сигнал: западный дискурс в Молдове пока не стал доминирующим. И власть вынуждена искать гибридные формы продвижения данной повестки.
При утрате субъектности Молдавии на международной арене, власть инстинктивно прибегает к имитации. Она подменяет политическую позицию адаптивным кодированием — говорить на языке народа, не разделяя его смыслов. Но граждане, особенно в условиях турбулентности, чувствует не только слова, но и интонацию.
https://t.me/insider_md/2907
08.05.202515:02
Внутриполитическая архитектура регионов всё чаще становится ареной скрытых конфликтов и перетекания влияний между конкурирующими центрами силы. На фоне усиливающегося контроля за губернаторским корпусом и перераспределения каналов координации, фигуры, ранее казавшиеся устойчивыми, начинают терять субъектность в системе, где лояльность уже недостаточна — важны ресурсные альянсы, встроенность в горизонтальные связи и способность удерживать равновесие между группами интересов.
Ситуация вокруг губернатора Челябинской области Алексея Текслера демонстрирует типичный пример многостороннего давления на фигуру, утратившую устойчивую опору в федеральной конфигурации. На протяжении последнего года Текслер предпринимал попытки встроиться в складывающуюся вертикаль влияния вокруг Алексея Дюмина — помощника президента и одного из новых кураторов губернаторского корпуса. Однако, по информации инсайдеров, переговорный ресурс Текслера оказался ограничен, а попытка перехвата союзов — безрезультатной. На этом фоне регион вошёл в зону управленческой фрагментации.
Параллельно обострились отношения с политическим блоком «Единой России» во главе с Владимиром Якушевым. Особенно остро в повестке стоит фигура Ирины Текслер, жены губернатора, начавшей активно выстраивать собственную публичную инфраструктуру через Общественную палату. Это воспринимается как формирование семейного политического кластера, что не соответствует установленным лимитам неформального влияния. Результатом стало усиление критики в медиа и запуск кампании по нейтрализации окружения: отстранение от управления избирательной логистикой спикера Олега Гербера и передача контроля над кампанией в руки лиц, связанных с тюменской группой.
На этом фоне Текслер делает попытку перезагрузки переговорного канала с Дюминым — символично, что в апреле Челябинск посетила делегация из Тулы. Это может быть сигналом о возобновлении игры за политические гарантии, особенно на фоне роста влияния свердловского лобби и консолидации «силового центра» в лице представителей ЦИК ЕР. Сценарий отставки пока не является основным, но регион явно вошёл в зону высокой турбулентности, где фигура губернатора становится скорее объектом перераспределения интересов, чем независимым центром решений.
Потеря переговорной позиции в центре, нарастающее раздражение федеральных кураторов и деактивация лояльных фигур внутри региона ставят под вопрос управленческую стабильность. В отсутствие устойчивого патронажа и институционального запаса прочности, губернатор оказывается в положении, когда даже сохранение должности не означает сохранения реального политического веса.
Ситуация вокруг губернатора Челябинской области Алексея Текслера демонстрирует типичный пример многостороннего давления на фигуру, утратившую устойчивую опору в федеральной конфигурации. На протяжении последнего года Текслер предпринимал попытки встроиться в складывающуюся вертикаль влияния вокруг Алексея Дюмина — помощника президента и одного из новых кураторов губернаторского корпуса. Однако, по информации инсайдеров, переговорный ресурс Текслера оказался ограничен, а попытка перехвата союзов — безрезультатной. На этом фоне регион вошёл в зону управленческой фрагментации.
Параллельно обострились отношения с политическим блоком «Единой России» во главе с Владимиром Якушевым. Особенно остро в повестке стоит фигура Ирины Текслер, жены губернатора, начавшей активно выстраивать собственную публичную инфраструктуру через Общественную палату. Это воспринимается как формирование семейного политического кластера, что не соответствует установленным лимитам неформального влияния. Результатом стало усиление критики в медиа и запуск кампании по нейтрализации окружения: отстранение от управления избирательной логистикой спикера Олега Гербера и передача контроля над кампанией в руки лиц, связанных с тюменской группой.
На этом фоне Текслер делает попытку перезагрузки переговорного канала с Дюминым — символично, что в апреле Челябинск посетила делегация из Тулы. Это может быть сигналом о возобновлении игры за политические гарантии, особенно на фоне роста влияния свердловского лобби и консолидации «силового центра» в лице представителей ЦИК ЕР. Сценарий отставки пока не является основным, но регион явно вошёл в зону высокой турбулентности, где фигура губернатора становится скорее объектом перераспределения интересов, чем независимым центром решений.
Потеря переговорной позиции в центре, нарастающее раздражение федеральных кураторов и деактивация лояльных фигур внутри региона ставят под вопрос управленческую стабильность. В отсутствие устойчивого патронажа и институционального запаса прочности, губернатор оказывается в положении, когда даже сохранение должности не означает сохранения реального политического веса.
转发自:
RT на русском
08.05.202511:54
Кирилл Дмитриев @kadmitriev назвал конструктивной встречу делегаций России и Китая в Москве.
Глава РФПИ подчеркнул, что с китайскими коллегами у РФ более 50 совместных инвестиций в различные сектора:
🟩 Подписаться | Прислать новость | Читать аналитику
Глава РФПИ подчеркнул, что с китайскими коллегами у РФ более 50 совместных инвестиций в различные сектора:
«Пример российско-китайского сотрудничества — это важный пример, как инвестиции сближают наши страны и создают успешные совместные предприятия».
🟩 Подписаться | Прислать новость | Читать аналитику
07.05.202515:33
Экологическая повестка в России является одним из немногих сегментов локальной политики, где низовая активность может быстро масштабироваться и получить публичный резонанс. В 2025 году экологические темы становятся индикатором управленческой чувствительности. Реакция власти на такие кейсы — не только способ гасить протест, но и возможность перехватить инициативу и укрепить политическую субъектность.
Ближайшие месяцы могут стать периодом активизации локальных протестных инициатив — прежде всего в экологической повестке. Это не новый феномен, но его значимость возрастает на фоне предвыборных кампаний в ряде субъектов накопленного общественного недоверия к системе обращения с отходами, политике застройки и регулированию промышленных рисков. В таких условиях данная проблематика начинает выходить за рамки узкой сферы. Даже в тех субъектах, где в 2025 году не ожидаются крупные избирательные кампании, она может становиться катализатором точечных репутационных рисков.
Прежде всего Свердловской области, Ханты-Мансийском автономном округе, Архангельской области и Республике Башкортостан — экологические вопросы и ранее были одними из основных точек гражданской активности. Так, в Екатеринбурге регулярно обостряется тема вырубки зелёных зон и развития транспортной инфраструктуры, воспринимаемой частью населения как угроза среде проживания. В Башкирии в предыдущие годы экологические протесты принимали массовый характер, особенно в случае с разработкой природных участков в горных зонах. Архангельская область продолжает чувствительно реагировать на любую информацию о межрегиональном вывозе мусора, в том числе в приграничные районы.
На это реагируют и региональные власти. Показательный кейс — Ханты-Мансийский автономный округ, где врио губернатора Руслан Кухарук лично возглавил рабочую группу по вопросам обращения с ТКО. Такая модель — включённость главы региона на первом этапе — всё чаще используется как инструмент упреждающего управления, позволяющий снизить вероятность перехода локального конфликта в публичную политическую плоскость.
Параллельно наблюдается институционализация локального активизма: экологические группы формируют сети, получают правовую поддержку, выходят на экспертные площадки и начинают взаимодействовать с региональными ОП, депутатами, СМИ. Это создаёт условия для формирования новой конфигурации, в которой протест заменяется на переговорную позицию. Поэтому активность на указанную тематику не всегда деструктивна. Наоборот, в случае включённости со стороны первых лиц, местных системных политиков и структурированной коммуникации, экологические кейсы могут стать точкой репутационного роста для региональных администраций.
Ближайшие месяцы могут стать периодом активизации локальных протестных инициатив — прежде всего в экологической повестке. Это не новый феномен, но его значимость возрастает на фоне предвыборных кампаний в ряде субъектов накопленного общественного недоверия к системе обращения с отходами, политике застройки и регулированию промышленных рисков. В таких условиях данная проблематика начинает выходить за рамки узкой сферы. Даже в тех субъектах, где в 2025 году не ожидаются крупные избирательные кампании, она может становиться катализатором точечных репутационных рисков.
Прежде всего Свердловской области, Ханты-Мансийском автономном округе, Архангельской области и Республике Башкортостан — экологические вопросы и ранее были одними из основных точек гражданской активности. Так, в Екатеринбурге регулярно обостряется тема вырубки зелёных зон и развития транспортной инфраструктуры, воспринимаемой частью населения как угроза среде проживания. В Башкирии в предыдущие годы экологические протесты принимали массовый характер, особенно в случае с разработкой природных участков в горных зонах. Архангельская область продолжает чувствительно реагировать на любую информацию о межрегиональном вывозе мусора, в том числе в приграничные районы.
На это реагируют и региональные власти. Показательный кейс — Ханты-Мансийский автономный округ, где врио губернатора Руслан Кухарук лично возглавил рабочую группу по вопросам обращения с ТКО. Такая модель — включённость главы региона на первом этапе — всё чаще используется как инструмент упреждающего управления, позволяющий снизить вероятность перехода локального конфликта в публичную политическую плоскость.
Параллельно наблюдается институционализация локального активизма: экологические группы формируют сети, получают правовую поддержку, выходят на экспертные площадки и начинают взаимодействовать с региональными ОП, депутатами, СМИ. Это создаёт условия для формирования новой конфигурации, в которой протест заменяется на переговорную позицию. Поэтому активность на указанную тематику не всегда деструктивна. Наоборот, в случае включённости со стороны первых лиц, местных системных политиков и структурированной коммуникации, экологические кейсы могут стать точкой репутационного роста для региональных администраций.
07.05.202508:17
Начало избирательного цикла в мае-июне 2025 года — не только организационный этап перед подачей подписей и выдвижениями, но и период скрытой политической конкуренции, нацеленной на закрепление региональных позиций. В этот момент во внутренней политике России активизируются два параллельных процесса: торг за участие в выборах между региональными элитами и партийными центрами, а также внутрипартийные конфликты, особенно ярко проявляющиеся в оппозиционных структурах.
Наиболее уязвимыми с точки зрения публичных расколов могут стать субъекты с выраженным протестным потенциалом и слабым институциональным контролем над партийной дисциплиной. Примером служит Иркутская область, где КПРФ уже анонсировала намерение выдвинуть Сергея Левченко на губернаторские выборы в противовес нынешнему главе региона от «Единой России» Игорю Кобзеву. Эта кампания будет использована не только как внутренняя мобилизация, но и как репутационная площадка подготовки к парламентским выборам 2026 года. Однако даже внутри регионального отделения КПРФ есть противоречия — в том числе касающиеся распределения медийных ресурсов и контроля за агитационным блоком.
Сложная внутрипартийная динамика также прогнозируется в Забайкальском крае и Хакасии. В первом случае ЛДПР и КПРФ имеют пересекающуюся базу протестных избирателей, но сталкиваются с конкуренцией не столько между собой, сколько внутри собственных списков, что затрудняет согласование тактики по одномандатным округам. В Хакасии, где на предыдущем этапе оппозиционные силы получили управленческий мандат, сохраняются тенденции к фрагментации — на фоне борьбы за влияние внутри партийной инфраструктуры и споров о коалиционных стратегиях.
Сценарии взаимодействия между региональными администрациями и оппозиционными партиями также разнообразны. В ряде случаев наблюдается закулисное согласование “вторых кандидатов”, выдвигаемых от оппозиции формально, но не обладающих ни ресурсами, ни целью на победу. Такая модель, по оценкам экспертов, может быть использована в Ярославской области, Кирове и Алтайском крае, где идёт поиск формата кампаний с минимальным уровнем конфликта.
При этом обратной стороной регионального торга становится то, что внутрипартийные разногласия рискуют выйти в публичную плоскость, особенно если речь идёт о непроходных, но амбициозных кандидатах, не получивших поддержку центра. В таком случае федеральному руководству партий приходится вмешиваться, чтобы не допустить утраты управляемости или репутационного ущерба накануне более масштабной кампании в Госдуму.
Текущие два месяца являются не только пролог к выборам губернаторов, региональных и муниципальных депутатов, но и тест на устойчивость партийных структур к внутренним колебаниям и переговорам с властями на местах. Для оппозиции этот этап критически важен: от того, насколько согласованно и публично нейтрально будет пройден период до официальных выдвижений, зависит не только эффективность осенней кампании, но и влияние на распределение ресурсов и мандатов в 2026 году.
Наиболее уязвимыми с точки зрения публичных расколов могут стать субъекты с выраженным протестным потенциалом и слабым институциональным контролем над партийной дисциплиной. Примером служит Иркутская область, где КПРФ уже анонсировала намерение выдвинуть Сергея Левченко на губернаторские выборы в противовес нынешнему главе региона от «Единой России» Игорю Кобзеву. Эта кампания будет использована не только как внутренняя мобилизация, но и как репутационная площадка подготовки к парламентским выборам 2026 года. Однако даже внутри регионального отделения КПРФ есть противоречия — в том числе касающиеся распределения медийных ресурсов и контроля за агитационным блоком.
Сложная внутрипартийная динамика также прогнозируется в Забайкальском крае и Хакасии. В первом случае ЛДПР и КПРФ имеют пересекающуюся базу протестных избирателей, но сталкиваются с конкуренцией не столько между собой, сколько внутри собственных списков, что затрудняет согласование тактики по одномандатным округам. В Хакасии, где на предыдущем этапе оппозиционные силы получили управленческий мандат, сохраняются тенденции к фрагментации — на фоне борьбы за влияние внутри партийной инфраструктуры и споров о коалиционных стратегиях.
Сценарии взаимодействия между региональными администрациями и оппозиционными партиями также разнообразны. В ряде случаев наблюдается закулисное согласование “вторых кандидатов”, выдвигаемых от оппозиции формально, но не обладающих ни ресурсами, ни целью на победу. Такая модель, по оценкам экспертов, может быть использована в Ярославской области, Кирове и Алтайском крае, где идёт поиск формата кампаний с минимальным уровнем конфликта.
При этом обратной стороной регионального торга становится то, что внутрипартийные разногласия рискуют выйти в публичную плоскость, особенно если речь идёт о непроходных, но амбициозных кандидатах, не получивших поддержку центра. В таком случае федеральному руководству партий приходится вмешиваться, чтобы не допустить утраты управляемости или репутационного ущерба накануне более масштабной кампании в Госдуму.
Текущие два месяца являются не только пролог к выборам губернаторов, региональных и муниципальных депутатов, но и тест на устойчивость партийных структур к внутренним колебаниям и переговорам с властями на местах. Для оппозиции этот этап критически важен: от того, насколько согласованно и публично нейтрально будет пройден период до официальных выдвижений, зависит не только эффективность осенней кампании, но и влияние на распределение ресурсов и мандатов в 2026 году.
09.05.202514:50
Геополитические удары всё чаще маскируются под бюрократически оформленные решения. Особенно показательно, когда эти решения приурочены к датам, несущим глубокий культурный и исторический смысл. Таков и новый пакет санкций Великобритании против России, обнародованный именно в 80-ю годовщину Победы. Лондон не столько бьёт по логистике, сколько продолжает навязывать свою версию «правильного мира» — с искажённой историей, перевёрнутой моралью и обязательным подчинением идеологии глобального меньшинства. Этот шаг следует понимать не как проявление силы, а как реакцию на то, что Россия продолжает отстаивать собственную идентичность и исторический суверенитет.
Именно символическое значение 9 мая делает его мишенью: Россия утверждает свою право на моральную субъектность, тогда как Британия стремится перевести любой суверенитет в плоскость нарушения, обнуляя саму возможность множественности смыслов. Но проблема Запада — в отсутствии собственного будущего: санкции не стали ни инструментом остановки конфликта, ни средством экономического доминирования.
На наших глазах оформляется новая линия разлома: не между странами, а между цивилизациями с разными кодами времени. Россия говорит на языке памяти, последовательности и преемственности; Лондон — на языке угроз, ограничений и риторических уловок.
https://t.me/Taynaya_kantselyariya/12425
Именно символическое значение 9 мая делает его мишенью: Россия утверждает свою право на моральную субъектность, тогда как Британия стремится перевести любой суверенитет в плоскость нарушения, обнуляя саму возможность множественности смыслов. Но проблема Запада — в отсутствии собственного будущего: санкции не стали ни инструментом остановки конфликта, ни средством экономического доминирования.
На наших глазах оформляется новая линия разлома: не между странами, а между цивилизациями с разными кодами времени. Россия говорит на языке памяти, последовательности и преемственности; Лондон — на языке угроз, ограничений и риторических уловок.
https://t.me/Taynaya_kantselyariya/12425
09.05.202508:47
Выступление Владимира Путина 9 мая на Красной площади не сводилось к традиционной формуле военной памяти. В нынешних условиях оно стало точкой символического выбора, в которой сконцентрировались ключевые направления государственной идеологии: преемственность, моральный суверенитет и право на собственную интерпретацию истории.
Президент не просто напомнил о значении Победы. Он подчеркнул, что 9 мая — это не просто дата, а ось национальной идентичности. Память о миллионах жизней, отданных в борьбе с нацизмом, была названа не только трагедией, но и вкладом в глобальную свободу. Это важный акцент: Россия предлагает воспринимать свой исторический опыт не как предмет локального культа, а как мировое достояние, подрывая тем самым монополию Запада на интерпретацию XX века.
Особую роль Путин отвёл связи поколений. В его логике — это не просто преемственность, а трансляция морального кода, который легитимирует не только подвиг 1945 года, но и нынешние усилия, включая участие в СВО. Через эту рамку 9 мая превращается в универсальный шаблон героизма, объединяющий «ветерана войны» и «бойца настоящего».
В этой логике Парад Победы стал вспышкой сопричастности, объединяющей тех, кто воевал в 1945-м, и тех, кто защищает страну сегодня. Таким образом, парад становится не воспроизведением памяти, а актом моральной консолидации в настоящем. Парад становится символическим мостом, соединяющим 1945-й и 2025-й год, ветерана и солдата, поколение фронта и поколение спецоперации. В условиях, когда западные силы стремятся разорвать этот континуум, Парад отвечает целостной картиной.
При этом была сделана важная дипломатическая оговорка: Путин поблагодарил народы стран-союзников, участников Движения сопротивления, а также особо отметил вклад Китая, что подчеркивает к формирование нового альянса.
Речь 9 мая стала продолжением не только традиции, но и идеологической формулы. Путин задал вектор, в котором Победа — это не прошлое, а часть исторической и политической субъектности. Через неё страна декларирует право на собственную истину, моральную преемственность и стратегическое самоопределение в эпоху, когда борьба идёт не только за территории, но и за память.
Президент не просто напомнил о значении Победы. Он подчеркнул, что 9 мая — это не просто дата, а ось национальной идентичности. Память о миллионах жизней, отданных в борьбе с нацизмом, была названа не только трагедией, но и вкладом в глобальную свободу. Это важный акцент: Россия предлагает воспринимать свой исторический опыт не как предмет локального культа, а как мировое достояние, подрывая тем самым монополию Запада на интерпретацию XX века.
Особую роль Путин отвёл связи поколений. В его логике — это не просто преемственность, а трансляция морального кода, который легитимирует не только подвиг 1945 года, но и нынешние усилия, включая участие в СВО. Через эту рамку 9 мая превращается в универсальный шаблон героизма, объединяющий «ветерана войны» и «бойца настоящего».
В этой логике Парад Победы стал вспышкой сопричастности, объединяющей тех, кто воевал в 1945-м, и тех, кто защищает страну сегодня. Таким образом, парад становится не воспроизведением памяти, а актом моральной консолидации в настоящем. Парад становится символическим мостом, соединяющим 1945-й и 2025-й год, ветерана и солдата, поколение фронта и поколение спецоперации. В условиях, когда западные силы стремятся разорвать этот континуум, Парад отвечает целостной картиной.
При этом была сделана важная дипломатическая оговорка: Путин поблагодарил народы стран-союзников, участников Движения сопротивления, а также особо отметил вклад Китая, что подчеркивает к формирование нового альянса.
Речь 9 мая стала продолжением не только традиции, но и идеологической формулы. Путин задал вектор, в котором Победа — это не прошлое, а часть исторической и политической субъектности. Через неё страна декларирует право на собственную истину, моральную преемственность и стратегическое самоопределение в эпоху, когда борьба идёт не только за территории, но и за память.
08.05.202514:40
Жители и гости Волгограда ощутили силу «Света Великой Победы»
На Мамаевом кургане в эти дни развернулось по-настоящему захватывающее зрелище — с 7 по 9 мая по вечерам на монументе «Родина-мать зовёт!» и подпорной стене транслируется масштабная видеоинсталляция «Свет Великой Победы».
Проект стал знаковым: впервые в истории к созданию визуального шоу подключили искусственный интеллект Kandinsky от Сбера. Нейрохудожники, вдохновившись идеей «Потока времени», передали драматизм и величие истории, объединив прошлое, настоящее и будущее.
На Мамаевом кургане в эти дни развернулось по-настоящему захватывающее зрелище — с 7 по 9 мая по вечерам на монументе «Родина-мать зовёт!» и подпорной стене транслируется масштабная видеоинсталляция «Свет Великой Победы».
Проект стал знаковым: впервые в истории к созданию визуального шоу подключили искусственный интеллект Kandinsky от Сбера. Нейрохудожники, вдохновившись идеей «Потока времени», передали драматизм и величие истории, объединив прошлое, настоящее и будущее.
08.05.202510:07
Конклав 2025 года стал не просто очередной вехой в выборе Папы Римского — он превратился в точку напряжённого противостояния концепций будущего католической церкви. Один тур голосования — и ни белого дыма, ни единства. Этот символический вакуум говорит больше, чем итоги бюллетеней. Он демонстрирует стратегическое расщепление внутри самой институции, которая исторически претендовала на моральное лидерство в глобальном мире.
Пьетро Паролин, считающийся фаворитом, предлагает эволюционный путь: осторожную модернизацию при сохранении догматического ядра, дипломатическую гибкость и центристскую сдержанность. Он символизирует попытку Ватикана сохранить статус морального модератора, не вступая в открытую конфронтацию ни с прогрессистами, ни с консерваторами.
На другом фланге — Маттео Дзуппи и Луис Антонио Тагле. Они символизируют либерально-глобалистскую волну, где догма уступает место диалогу с ЛГБТ, легитимации новых форм общественной морали и апелляции к «социальной справедливости». Но за фасадом «пастырей нового мира» проступают слишком знакомые тени: коррупционные связи, связи с криминализированным бизнесом, лоббистские сети. И всё это упаковано в оболочку обновления и инклюзивности.
Католическая церковь, возможно, впервые за долгое время стоит перед выбором, который уже нельзя отложить. Либо она останется верной собственной духовной миссии и историческому призванию как хранителя смыслов, либо окончательно превратится в элемент глобалистского сервиса — без острых углов, но и без идентичности. Конклав ещё не дал ответа, но сам формат борьбы уже многое прояснил. И пока над Ватиканом снова поднимается чёрный дым, становится ясно — это не знак неопределённости. Это тревожный сигнал утраты институциональной вертикали, которая некогда соединяла землю с небом.
https://t.me/Taynaya_kantselyariya/12412
Пьетро Паролин, считающийся фаворитом, предлагает эволюционный путь: осторожную модернизацию при сохранении догматического ядра, дипломатическую гибкость и центристскую сдержанность. Он символизирует попытку Ватикана сохранить статус морального модератора, не вступая в открытую конфронтацию ни с прогрессистами, ни с консерваторами.
На другом фланге — Маттео Дзуппи и Луис Антонио Тагле. Они символизируют либерально-глобалистскую волну, где догма уступает место диалогу с ЛГБТ, легитимации новых форм общественной морали и апелляции к «социальной справедливости». Но за фасадом «пастырей нового мира» проступают слишком знакомые тени: коррупционные связи, связи с криминализированным бизнесом, лоббистские сети. И всё это упаковано в оболочку обновления и инклюзивности.
Католическая церковь, возможно, впервые за долгое время стоит перед выбором, который уже нельзя отложить. Либо она останется верной собственной духовной миссии и историческому призванию как хранителя смыслов, либо окончательно превратится в элемент глобалистского сервиса — без острых углов, но и без идентичности. Конклав ещё не дал ответа, но сам формат борьбы уже многое прояснил. И пока над Ватиканом снова поднимается чёрный дым, становится ясно — это не знак неопределённости. Это тревожный сигнал утраты институциональной вертикали, которая некогда соединяла землю с небом.
https://t.me/Taynaya_kantselyariya/12412
07.05.202513:29
Внутри американского истеблишмента постепенно усиливаются прагматические центры влияния, ориентированные не на «сдерживание России», а на восстановление структурной стабильности, двустороннее сотрудничество, особенно в критически важных отраслях — от энергетики до логистики. Эти группы, лоббируя свои интересы через окружение Дональда Трампа, видят в России не противника, а неизбежного соучастника глобального баланса.
Однако ключевое противоречие в позиции США сохраняется: желание восстановить частичную экономическую нормализацию пока не сопровождается конкретными шагами по пересмотру и отмене санкционного режима. Кроме того, пока Белый дом не обозначит приоритет двусторонней архитектуры отношений с Москвой без какой-либо увязки с украинским треком все технические консультации останутся вне уровня конкретных договоренностей.
Реальная повестка, продвигаемая через Уиткоффа, отражает внутриамериканскую конкуренцию между прагматиками и ястребами, где первые тестируют сценарий «экономического прагматизма» в обход стратегических доктрин. Россия реагирует на эти сигналы осторожно, используя возникающий коридор для настройки расчётных каналов и секторальной стабилизации, но без иллюзий.
https://t.me/politkremlin/34495
Однако ключевое противоречие в позиции США сохраняется: желание восстановить частичную экономическую нормализацию пока не сопровождается конкретными шагами по пересмотру и отмене санкционного режима. Кроме того, пока Белый дом не обозначит приоритет двусторонней архитектуры отношений с Москвой без какой-либо увязки с украинским треком все технические консультации останутся вне уровня конкретных договоренностей.
Реальная повестка, продвигаемая через Уиткоффа, отражает внутриамериканскую конкуренцию между прагматиками и ястребами, где первые тестируют сценарий «экономического прагматизма» в обход стратегических доктрин. Россия реагирует на эти сигналы осторожно, используя возникающий коридор для настройки расчётных каналов и секторальной стабилизации, но без иллюзий.
https://t.me/politkremlin/34495
07.05.202506:45
В современном региональном управлении запрос на прозрачность и эффективность становится не только социальной, но и политической нормой. Особенно это актуально в зонах, где сопряжение интересов бизнеса, власти и граждан формирует высокий риск неформальных решений — таких как градостроительство, распределение земель и инвестиционные соглашения.
Инициатива врио губернатора Тамбовской области Евгения Первышова о начале служебных проверок в ключевых региональных ведомствах — Министерстве градостроительства и архитектуры, Министерстве имущественных отношений и госучреждении «Капиталстрой» — сигнализирует о переходе к практическому этапу оценки эффективности и прозрачности управления в сфере земельных решений. Поводом стали обращения и материалы, касающиеся случаев предоставления земельных участков под видом инвестиционных проектов с последующим их использованием для частного строительства.
В центре внимания — вопросы легитимности сделок, механизмов их одобрения и возможного обхода институциональных процедур. Отдельный акцент делается на эпизодах, когда представители профильных органов не участвовали в судебных процессах, на которых происходила фактическая легализация построек. Формат проверки до избирательного цикла задаёт важный управленческий вектор: не дожидаться итогов кампании, а начинать выстраивать контрольные механизмы уже на этапе вхождения в должность. Это соответствует логике «нулевой точки» — подходу, при котором новый руководитель сначала диагностирует наиболее чувствительные зоны принятия решений, а затем формирует устойчивую конфигурацию команды. Очевидно, что по результатам проверки последуют увольнения чиновников, причастных к коррупционным схемам.
Проблематика, обозначенная в градостроительной и имущественной сферах, по оценкам экспертов, накапливалась на протяжении нескольких административных циклов, что делает её решение делом системного подхода, а не точечного кадрового реагирования. Для регионального руководства это способ выявить уязвимые участки до этапа долгосрочного политического закрепления, возможность скорректировать внутренние процессы до появления внешних правовых последствий. Такой подход позволяет перейти от реактивной логики к управлению на опережение, сохраняя институциональную устойчивость.
Инициатива врио губернатора Тамбовской области Евгения Первышова о начале служебных проверок в ключевых региональных ведомствах — Министерстве градостроительства и архитектуры, Министерстве имущественных отношений и госучреждении «Капиталстрой» — сигнализирует о переходе к практическому этапу оценки эффективности и прозрачности управления в сфере земельных решений. Поводом стали обращения и материалы, касающиеся случаев предоставления земельных участков под видом инвестиционных проектов с последующим их использованием для частного строительства.
В центре внимания — вопросы легитимности сделок, механизмов их одобрения и возможного обхода институциональных процедур. Отдельный акцент делается на эпизодах, когда представители профильных органов не участвовали в судебных процессах, на которых происходила фактическая легализация построек. Формат проверки до избирательного цикла задаёт важный управленческий вектор: не дожидаться итогов кампании, а начинать выстраивать контрольные механизмы уже на этапе вхождения в должность. Это соответствует логике «нулевой точки» — подходу, при котором новый руководитель сначала диагностирует наиболее чувствительные зоны принятия решений, а затем формирует устойчивую конфигурацию команды. Очевидно, что по результатам проверки последуют увольнения чиновников, причастных к коррупционным схемам.
Проблематика, обозначенная в градостроительной и имущественной сферах, по оценкам экспертов, накапливалась на протяжении нескольких административных циклов, что делает её решение делом системного подхода, а не точечного кадрового реагирования. Для регионального руководства это способ выявить уязвимые участки до этапа долгосрочного политического закрепления, возможность скорректировать внутренние процессы до появления внешних правовых последствий. Такой подход позволяет перейти от реактивной логики к управлению на опережение, сохраняя институциональную устойчивость.
09.05.202513:29
25 лет назад, в мае 2000 года, Владимир Путин впервые вступил в должность Президента России. Его инаугурационная речь уже тогда содержала ключевой принцип будущего управления: никакого механического склеивания политики, экономики и внешних дел — вместо этого единство курса, ясная архитектура государства и отказ от ситуативности, которая разрушала страну в 1990-е. Эти слова не были декларацией. Они стали дорожной картой новой российской политической реальности, в которой хаос сменился институциональным порядком.
Первые семь лет правления Путина — это системная «инвентаризация страны». В центре внимания оказались не просто реформы, а формирование новых правил игры, вычищенных от произвола криминала, олигархов и регионального сепаратизма. Контртеррористическая операция на Северном Кавказе и переформатирование федеративных отношений стали не просто силовыми ответами, а формой восстановления устойчивости. Создание института полпредов, жесткая реформа Совета Федерации, контроль над вертикалью власти — все это дало результат: в стране появилась реальная управляемость.
Особое значение имело разрушение олигархии как политического субъекта. Если в 90-е финансово-промышленные группы диктовали условия власти, то с начала 2000-х власть вернула себе право устанавливать правила. Это позволило не просто переформатировать экономику, но и защитить политическую повестку от внешнего влияния — особенно в стратегических отраслях. Именно тогда были заложены основы будущей промышленной политики, ориентированной на национальные интересы, а не на капитал транснациональных групп.
Важнейший инструмент нового политического курса — создание партии парламентского большинства. В отличие от краткоживущих блоков ельцинской эпохи, «Единая Россия» стала не проектом, а институтом: партией-долговременной опорой президентского курса. Её задачи со временем только расширялись: от законодательного сопровождения и мобилизации кадров до волонтерства и мониторинга выполнения нацпроектов. Это был переход от партии выборов к партии управления.
С 2004 года начался новый этап: запуск национальных приоритетов в социальной сфере. Путин обозначил его с редкой для начала века уверенностью: «мы можем прогнозировать не на месяцы — на десятилетия». Начались ключевые национальные проекты — здравоохранение, образование, жильё, село. Эти направления стали точками роста и каналами возвращения доверия граждан. При этом кадровая перезагрузка приобрела управляемую форму: назначение губернаторов дало возможность выстроить вертикаль, не основанную на местных компромиссах, а на стратегических задачах центра.
Реформы 2000–2007 годов стали фундаментом современной российской государственности. Многие из тех решений сохраняют актуальность до сих пор: институты полпредов, переработанная система федерализма, партия большинства, механизмы прямого контроля и обратной связи. Это не архаика — это инфраструктура устойчивости, способная адаптироваться под новые вызовы, от санкций до пандемии, от кризисов до спецопераций.
Первые два президентских срока Владимира Путина — это не просто выход из 90-х, а конструирование нового государства, ориентированного на длительный горизонт. Был преодолён управленческий раздрай, ликвидирована политическая анархия, установлены устойчивые правила игры. Именно в этот период Россия обрела не только контроль над собой, но и стратегическую субъектность, которую продолжает защищать и развивать четверть века спустя.
Первые семь лет правления Путина — это системная «инвентаризация страны». В центре внимания оказались не просто реформы, а формирование новых правил игры, вычищенных от произвола криминала, олигархов и регионального сепаратизма. Контртеррористическая операция на Северном Кавказе и переформатирование федеративных отношений стали не просто силовыми ответами, а формой восстановления устойчивости. Создание института полпредов, жесткая реформа Совета Федерации, контроль над вертикалью власти — все это дало результат: в стране появилась реальная управляемость.
Особое значение имело разрушение олигархии как политического субъекта. Если в 90-е финансово-промышленные группы диктовали условия власти, то с начала 2000-х власть вернула себе право устанавливать правила. Это позволило не просто переформатировать экономику, но и защитить политическую повестку от внешнего влияния — особенно в стратегических отраслях. Именно тогда были заложены основы будущей промышленной политики, ориентированной на национальные интересы, а не на капитал транснациональных групп.
Важнейший инструмент нового политического курса — создание партии парламентского большинства. В отличие от краткоживущих блоков ельцинской эпохи, «Единая Россия» стала не проектом, а институтом: партией-долговременной опорой президентского курса. Её задачи со временем только расширялись: от законодательного сопровождения и мобилизации кадров до волонтерства и мониторинга выполнения нацпроектов. Это был переход от партии выборов к партии управления.
С 2004 года начался новый этап: запуск национальных приоритетов в социальной сфере. Путин обозначил его с редкой для начала века уверенностью: «мы можем прогнозировать не на месяцы — на десятилетия». Начались ключевые национальные проекты — здравоохранение, образование, жильё, село. Эти направления стали точками роста и каналами возвращения доверия граждан. При этом кадровая перезагрузка приобрела управляемую форму: назначение губернаторов дало возможность выстроить вертикаль, не основанную на местных компромиссах, а на стратегических задачах центра.
Реформы 2000–2007 годов стали фундаментом современной российской государственности. Многие из тех решений сохраняют актуальность до сих пор: институты полпредов, переработанная система федерализма, партия большинства, механизмы прямого контроля и обратной связи. Это не архаика — это инфраструктура устойчивости, способная адаптироваться под новые вызовы, от санкций до пандемии, от кризисов до спецопераций.
Первые два президентских срока Владимира Путина — это не просто выход из 90-х, а конструирование нового государства, ориентированного на длительный горизонт. Был преодолён управленческий раздрай, ликвидирована политическая анархия, установлены устойчивые правила игры. Именно в этот период Россия обрела не только контроль над собой, но и стратегическую субъектность, которую продолжает защищать и развивать четверть века спустя.
09.05.202507:09
Владимир Путин посадил Си Цзиньпина рядом на трибуне 9 мая — не из этикета, а как предельно выверенный символ новой стратегической реальности. Это демонстрация: Россия и Китай — не просто партнёры, а равные носители альтернативного центра мира.
Си надеваеk георгиевскую ленту — жест, отсылающий не только к уважению памяти, но и к признанию цивилизационного значения Победы СССР. В этом жесте — согласие с тем, что Победы в Великой Отечественной и Второй мировой, точка опоры многополярного мира, источник права говорить от имени справедливости. Китай не просто признаёт российскую интерпретацию Победы — он встраивается в неё. Москва и Пекин формируют ось политической памяти как идеологическую опору альянса.
Си надеваеk георгиевскую ленту — жест, отсылающий не только к уважению памяти, но и к признанию цивилизационного значения Победы СССР. В этом жесте — согласие с тем, что Победы в Великой Отечественной и Второй мировой, точка опоры многополярного мира, источник права говорить от имени справедливости. Китай не просто признаёт российскую интерпретацию Победы — он встраивается в неё. Москва и Пекин формируют ось политической памяти как идеологическую опору альянса.
08.05.202513:58
На фоне геополитической турбулентности и информационных манипуляций визит председателя КНР визит председателя КНР Си Цзиньпина в Москву стал не просто символическим событием, а актом стратегической артикуляции нового качества российско-китайского партнёрства. Несмотря на слухи об «охлаждении» отношений из-за контактов России и США, попыток разрешения украинского трека встреча на высшем уровне продемонстрировала: Москва и Пекин синхронизируют курс по ключевым вехам глобальной трансформации мира
Главное политическое заявление — фиксация самодостаточности двусторонних отношений, которые «не зависят от текущей мировой конъюнктуры». Это означает, что диалог с Вашингтоном, предпринимаемый Россией, не рассматривается Китаем как вызов или альтернатива стратегическому союзу. Напротив, Пекин поддержал российскую позицию по Украине, подтвердив: мир возможен только через устранение «первопричин конфликта», а не ультимативную логику давления со стороны Запада.
Военно-стратегическая часть переговоров подчёркивает отказ от конфронтационного дискурса: стороны выступили за стратегическую стабильность, против создания ядерных альянсов (намёк на AUKUS и блоки под эгидой НАТО) и подтвердили готовность углублять оборонное сотрудничество.
Экономический блок стал ключевым маркером системности сближения. Почти все внешнеторговые операции между Россией и Китаем уже переходят в рубль-юань, формируя завершённую модель дедолларизации на евразийском направлении. Участие крупных китайских брендов в логистике, авто- и микроэлектронной промышленности, их расширение на российский рынок — это не просто коммерция, а сигнал уверенности Пекина в устойчивости российского внутреннего спроса и защиты от вторичных санкций.
Научно-образовательный и культурный трек демонстрирует развитие мягкой силы. Подписаны соглашения о партнёрстве между ведущими университетами (РФПИ, МГИМО, Цинхуа), стартует программа совместного кинопроизводства. Это не просто обмен студентами — это формирование новой гуманитарной экосистемы, в которой создаётся альтернативная западной система репрезентации.
Особняком стоит меморандум о совместной лунной электростанции — знаковый, почти футурологический проект. Он отсылает не столько к энергетике, сколько к символической демонстрации технократической независимости двух стран в эпоху растущего технологического суверенитета. Таким образом, в дополнение к земной координации, формируется «орбитальный уровень» взаимодействия.
Стороны подписали 28 документов, от сельского хозяйства до энергетики. Это подтверждает, что визит — не протокольная акция, а функциональный шаг по переходу от декларативного партнёрства к интеграционному альянсу. В условиях давления коллективного Запада, Пекин и Москва открыто выстраивают новый порядок, базирующийся на паритетной архитектуре взаимного интереса.
Итоги переговоров двух лидеров дали четкое понимание, что визит Си стал точкой стратегической фиксации российско-китайского сближения. Обе страны вошли в режим долгосрочного структурного партнёрства, охватывающего не только экономику и безопасность, но и культурно-символическое пространство, в том числе приверженность общим ценностям касательно итогов Великой Отечественной и Второй мировой войн.
Главное политическое заявление — фиксация самодостаточности двусторонних отношений, которые «не зависят от текущей мировой конъюнктуры». Это означает, что диалог с Вашингтоном, предпринимаемый Россией, не рассматривается Китаем как вызов или альтернатива стратегическому союзу. Напротив, Пекин поддержал российскую позицию по Украине, подтвердив: мир возможен только через устранение «первопричин конфликта», а не ультимативную логику давления со стороны Запада.
Военно-стратегическая часть переговоров подчёркивает отказ от конфронтационного дискурса: стороны выступили за стратегическую стабильность, против создания ядерных альянсов (намёк на AUKUS и блоки под эгидой НАТО) и подтвердили готовность углублять оборонное сотрудничество.
Экономический блок стал ключевым маркером системности сближения. Почти все внешнеторговые операции между Россией и Китаем уже переходят в рубль-юань, формируя завершённую модель дедолларизации на евразийском направлении. Участие крупных китайских брендов в логистике, авто- и микроэлектронной промышленности, их расширение на российский рынок — это не просто коммерция, а сигнал уверенности Пекина в устойчивости российского внутреннего спроса и защиты от вторичных санкций.
Научно-образовательный и культурный трек демонстрирует развитие мягкой силы. Подписаны соглашения о партнёрстве между ведущими университетами (РФПИ, МГИМО, Цинхуа), стартует программа совместного кинопроизводства. Это не просто обмен студентами — это формирование новой гуманитарной экосистемы, в которой создаётся альтернативная западной система репрезентации.
Особняком стоит меморандум о совместной лунной электростанции — знаковый, почти футурологический проект. Он отсылает не столько к энергетике, сколько к символической демонстрации технократической независимости двух стран в эпоху растущего технологического суверенитета. Таким образом, в дополнение к земной координации, формируется «орбитальный уровень» взаимодействия.
Стороны подписали 28 документов, от сельского хозяйства до энергетики. Это подтверждает, что визит — не протокольная акция, а функциональный шаг по переходу от декларативного партнёрства к интеграционному альянсу. В условиях давления коллективного Запада, Пекин и Москва открыто выстраивают новый порядок, базирующийся на паритетной архитектуре взаимного интереса.
Итоги переговоров двух лидеров дали четкое понимание, что визит Си стал точкой стратегической фиксации российско-китайского сближения. Обе страны вошли в режим долгосрочного структурного партнёрства, охватывающего не только экономику и безопасность, но и культурно-символическое пространство, в том числе приверженность общим ценностям касательно итогов Великой Отечественной и Второй мировой войн.
08.05.202508:13
В современной кадровой политике региональные посты всё чаще становятся не финальной точкой карьеры, а промежуточным этапом, своего рода полигоном для обкатки управленческих компетенций перед возвращением во «высшую лигу». Особенно это актуально для технократов федерального происхождения, отправленных в субъекты с задачей «стабилизировать и настроить». Слухи о возможной отставке губернатора Липецкой области Игоря Артамонова и его переходе в Центробанк или Минфин — не первый эпизод подобной кампании, но впервые они сопровождаются системной логикой и подкреплены утечками, совпадающими с управленческими окнами. На этот раз обсуждение его ухода выходит за рамки региональных кулуаров и укладывается в более широкий процесс переформатирования федерального управленческого блока, особенно в части финансово-экономических институтов.
Артамонов с самого начала рассматривался как федеральный технократ, направленный в регион «на вырост» — то есть с перспективой возвращения в аппарат после фазы «управленческого погружения». Бэкграунд, связанный с банковским сектором, административная дисциплина, отсутствие конфликтов с центром — все эти качества делают его приемлемым кандидатом для усиления ЦБ на фоне вероятных перестановок в его руководстве. Такой переход стал бы примером вертикального кадрового движения без понижения статуса — не отставка, а функциональное перераспределение.
Внутри Липецкой области ситуация остаётся управляемой, но инерционной. Несмотря на общее сохранение стабильности, региональные элиты демонстрируют сдержанную активность. Фигура Артамонова воспринимается как внешняя, не встроенная в локальные сети влияния, что открывает возможности для внутреннего переформатирования в случае его ухода. В качестве наиболее вероятных преемников упоминаются замгубернатора Роман Балашов и первый заместитель Николай Рябченко. Первый — фигура более публичная, с военным бэкграундом (СВО), второй — аппаратно выстроенный, но менее заметный. Оба пока не обладают политическим весом, но могут быть использованы в логике временного «технического удержания» вертикали.
С точки зрения центра, возможный переход Артамонова — часть тренда на возврат региональных исполнителей в федеральный контур, где востребованы не просто лояльные кадры, а управленцы с «полевым» опытом: способностью реализовывать проекты в ограниченных условиях, держать коммуникацию с бизнесом и исполнять поручения в точных сроках. Это особенно актуально на фоне подготовки к обновлению экономического блока и усиления роли институциональной бюрократии в управлении инвестиционными и бюджетными потоками. Подобное укладывается в системную модель ротации, где регионы выполняют функцию управленческого фильтра, а успешные губернаторы — кадрового резерва для федеральных структур.
Артамонов с самого начала рассматривался как федеральный технократ, направленный в регион «на вырост» — то есть с перспективой возвращения в аппарат после фазы «управленческого погружения». Бэкграунд, связанный с банковским сектором, административная дисциплина, отсутствие конфликтов с центром — все эти качества делают его приемлемым кандидатом для усиления ЦБ на фоне вероятных перестановок в его руководстве. Такой переход стал бы примером вертикального кадрового движения без понижения статуса — не отставка, а функциональное перераспределение.
Внутри Липецкой области ситуация остаётся управляемой, но инерционной. Несмотря на общее сохранение стабильности, региональные элиты демонстрируют сдержанную активность. Фигура Артамонова воспринимается как внешняя, не встроенная в локальные сети влияния, что открывает возможности для внутреннего переформатирования в случае его ухода. В качестве наиболее вероятных преемников упоминаются замгубернатора Роман Балашов и первый заместитель Николай Рябченко. Первый — фигура более публичная, с военным бэкграундом (СВО), второй — аппаратно выстроенный, но менее заметный. Оба пока не обладают политическим весом, но могут быть использованы в логике временного «технического удержания» вертикали.
С точки зрения центра, возможный переход Артамонова — часть тренда на возврат региональных исполнителей в федеральный контур, где востребованы не просто лояльные кадры, а управленцы с «полевым» опытом: способностью реализовывать проекты в ограниченных условиях, держать коммуникацию с бизнесом и исполнять поручения в точных сроках. Это особенно актуально на фоне подготовки к обновлению экономического блока и усиления роли институциональной бюрократии в управлении инвестиционными и бюджетными потоками. Подобное укладывается в системную модель ротации, где регионы выполняют функцию управленческого фильтра, а успешные губернаторы — кадрового резерва для федеральных структур.
07.05.202512:17
Кадровый провал в школьной системе ставит под сомнение будущее России. Проблема нехватки учителей не ограничивается гуманитарной сферой. Сегодня это фактор, напрямую препятствующий возможностям страны к технико-инженерному развитию.
По официальным данным, только 42% студентов педагогических вузов в итоге доходят до работы в школе. Остальные уходят в смежные сферы или покидают профессию, даже не начав. Но куда более тревожны цифры по точным и естественным наукам: за последние два десятилетия число учителей физики в России сократилось с 61 до 31 тысячи человек. Особенно остро стоит проблема в регионах с невысокой бюджетной устойчивостью и кадровой миграцией — например, в Забайкальском крае, Туве, республиках Северного Кавказа, отдельных сельских районах Поволжья. В 40% школ по стране нет учителя химии, в 25% — физики. В некоторых муниципалитетах учащиеся сдают ЕГЭ по техническим предметам, ни разу не имея профильного преподавателя, а только «замещающего предметника». это значит, что инженерное поколение 2035 года просто некому обучить.
Кризис кадров сопровождается старением профессии: треть действующих учителей точных наук — пенсионеры. При этом в регионах с традиционно высоким уровнем нагрузки (Башкортостан, Нижегородская область, Красноярский край) доля перегруженных педагогов вдвое выше среднего. Это означает: система удерживается не на потоке новых специалистов, а на истощающемся резерве. Угроза становится системной. Согласно подсчётам аналитиков, технические вузы России ежегодно нуждаются примерно в 240 тыс. абитуриентов. Однако общее число выпускников, сдающих профильный ЕГЭ по физике, в два раза ниже. Это означает, что половина будущих инженеров, айтишников, специалистов по робототехнике и микроэлектронике просто не получают базового уровня знаний ещё в школе — и приходят в вузы не готовыми к учебной нагрузке.
Сама педагогическая среда всё громче заявляет о критическом положении. Недавнее открытое письмо от имени школьных учителей к главе государства вызвало широкий резонанс, ведь там явно говорилось, что система образования уничтожается изнутри. Кадровый дефицит в школьной системе — это не внутренняя проблема Министерства просвещения, которое не только бессильно решить проблемы, но и старается их замолчать, убрать «под ковер». Это точка пересечения социальной, технологической и стратегической устойчивости страны.
Без учителей физики и химии — не будет специалистов для энергетики, оборонки, ИИ-сектора. Без школьного уровня — не будет университетского резерва. Если системные решения не появятся в ближайшее время, речь пойдёт уже не о дефиците, а об обвальном разрушении цепочки подготовки инженерного класса, что приведет к деградации страны.
По официальным данным, только 42% студентов педагогических вузов в итоге доходят до работы в школе. Остальные уходят в смежные сферы или покидают профессию, даже не начав. Но куда более тревожны цифры по точным и естественным наукам: за последние два десятилетия число учителей физики в России сократилось с 61 до 31 тысячи человек. Особенно остро стоит проблема в регионах с невысокой бюджетной устойчивостью и кадровой миграцией — например, в Забайкальском крае, Туве, республиках Северного Кавказа, отдельных сельских районах Поволжья. В 40% школ по стране нет учителя химии, в 25% — физики. В некоторых муниципалитетах учащиеся сдают ЕГЭ по техническим предметам, ни разу не имея профильного преподавателя, а только «замещающего предметника». это значит, что инженерное поколение 2035 года просто некому обучить.
Кризис кадров сопровождается старением профессии: треть действующих учителей точных наук — пенсионеры. При этом в регионах с традиционно высоким уровнем нагрузки (Башкортостан, Нижегородская область, Красноярский край) доля перегруженных педагогов вдвое выше среднего. Это означает: система удерживается не на потоке новых специалистов, а на истощающемся резерве. Угроза становится системной. Согласно подсчётам аналитиков, технические вузы России ежегодно нуждаются примерно в 240 тыс. абитуриентов. Однако общее число выпускников, сдающих профильный ЕГЭ по физике, в два раза ниже. Это означает, что половина будущих инженеров, айтишников, специалистов по робототехнике и микроэлектронике просто не получают базового уровня знаний ещё в школе — и приходят в вузы не готовыми к учебной нагрузке.
Сама педагогическая среда всё громче заявляет о критическом положении. Недавнее открытое письмо от имени школьных учителей к главе государства вызвало широкий резонанс, ведь там явно говорилось, что система образования уничтожается изнутри. Кадровый дефицит в школьной системе — это не внутренняя проблема Министерства просвещения, которое не только бессильно решить проблемы, но и старается их замолчать, убрать «под ковер». Это точка пересечения социальной, технологической и стратегической устойчивости страны.
Без учителей физики и химии — не будет специалистов для энергетики, оборонки, ИИ-сектора. Без школьного уровня — не будет университетского резерва. Если системные решения не появятся в ближайшее время, речь пойдёт уже не о дефиците, а об обвальном разрушении цепочки подготовки инженерного класса, что приведет к деградации страны.
06.05.202518:33
Избрание Фридриха Мерца канцлером со второй попытки — это не просто эпизод парламентской арифметики, а симптом системного кризиса внутри немецкого истеблишмента. Хрупкий консенсус между христианскими демократами и социал-демократами обнажил главную проблему современной Германии: отсутствует фигура, способная объединить страну на фоне растущих вызовов. Мерц, несмотря на формальный успех, не смог стать точкой опоры даже для собственной коалиции. Это означает, что его курс будет не стратегическим, а ситуативным — с постоянной оглядкой на внутрифракционные трения и попытками угодить сразу нескольким политическим центрам, ни один из которых не обладает достаточной легитимностью. То есть, канцлер стал «хромой уткой» уже в самом начале своей каденции.
Мерц не предлагает альтернативу, он лишь воспроизводит уравнительную логику прошлого периода — с её попытками встроиться в глобалистскую повестку, даже если она идёт вразрез с интересами немецкого общества. Германия не готова к внутреннему повороту, потому что у её элит нет ни ресурса, ни желания его осуществлять. В то время как региональные протесты, рост поддержки «Альтернативы для Германии» и кризис в промышленном секторе требуют системного ответа.
В итоге перед нами формируется «управляемая нестабильность»: канцлер без прочного мандата, коалиция без доверия и система без ясной цели. Германия всё больше превращается в поле, где глобальные интересы вытесняют национальные приоритеты, а компромиссы изматывают вместо того, чтобы консолидировать. И если в ближайшие месяцы политик не предложит внятной парадигмы выхода из турбулентности, его правление станет не началом обновления, а прелюдией к углублению нестабильности.
https://t.me/polit_inform/37936
Мерц не предлагает альтернативу, он лишь воспроизводит уравнительную логику прошлого периода — с её попытками встроиться в глобалистскую повестку, даже если она идёт вразрез с интересами немецкого общества. Германия не готова к внутреннему повороту, потому что у её элит нет ни ресурса, ни желания его осуществлять. В то время как региональные протесты, рост поддержки «Альтернативы для Германии» и кризис в промышленном секторе требуют системного ответа.
В итоге перед нами формируется «управляемая нестабильность»: канцлер без прочного мандата, коалиция без доверия и система без ясной цели. Германия всё больше превращается в поле, где глобальные интересы вытесняют национальные приоритеты, а компромиссы изматывают вместо того, чтобы консолидировать. И если в ближайшие месяцы политик не предложит внятной парадигмы выхода из турбулентности, его правление станет не началом обновления, а прелюдией к углублению нестабильности.
https://t.me/polit_inform/37936
显示 1 - 24 共 1 994
登录以解锁更多功能。