L a n a x

Нет.

Она себе всё не так представляла.



Они живут не как муж и жена, да и точно не как счастливая семейная пара.
И наивно надеяться на то, что когда-нибудь что-то изменится в лучшую сторону — бред, Фася, бр-е-д.

Циклично. Дай бог хотя бы спустя пару дней отсутствия он минует порог дома. Хлопывает массивную дверь, бросает что-то в коридоре: возможно, свою дорогущую до одури куртку. Похуй, ведь на то есть горничные или же, дорогая Фася поспешит её поднять, оттереть и повесить как надо. да и заметит скорее всего на этот раз, что одежда пахнет не только мужским парфюмом.
Заметит и закроет глаза. Сама себя утешит тем, что ей, наверняка, кажется.
Но не забудет.

И она, может быть, позже поправит небрежно брошенные Дереком ботинки.


Когда он наконец заявится домой, Фася тихо выглянет в коридор: в первую очередь чтобы убедиться — это ли он.
А она знает, что это Дерек. Кто же ещё.

Но на этот раз она не спросит как дела, самочувствие и как прошёл день. от прошлой хлёсткой подщёчины усвоила всё. Теперь сама себя успокаивает: дело , наверное, не в ней, а просто Дерека ненадо тревожить после тяжёлых рабочих дней.
Было бы правда здорово, если б он все эти сутки занимался важными делами. Хотя, для кого-то, может, шляться по клубам — это занятие первой необходимости.

Очаровательно.

<< ... >>

Спасибо‌, отец.

<< ... >>

Наконец-то. Наконец-то прорезался голос.

Кто бы мог подумать, что Фася, наконец-то, выльет всё: выскажет — хоть постарается сделать это мягко — все-все обиды, которые раньше не могла из-за недостатка духа; ибо его даже по сей день совсем мало.
Пока град слёз будет смазывать её накрашенные ресницы и макияж, который предназначался для мероприятия, куда она явилась с мужем около четырёх часов назад. И точно никто не представлял, что уже спустя час после окончания встречи — эта миловидная (хоть и бывшая) модель будет так сильно содрогаться крупной дрожью всем телом и захлёбываться в слёзах практически у колен Гоффарда, с которым так хорошо удавалось играть примерных супругов перед публикой.

Попытки свободно дышать и не плакать кажутся заведомо провальными. Плачь перерастает в рыдания, а попытки выразиться внятно — во что-то похожее на мольбу. Все её слова сейчас очень тяжело разобрать; да и сама она уже не может понять, что говорит. В порыве нервного срыва ей просто нужно сказать хоть что-нибудь, донести хоть какую-то мысль — надеясь, что на этот раз её услышат.

Обидно вообще за всё, что касается этого брака — «отличной» идеи горячо любящего папаши.

Фася, ты жалкая. И самой от этого горько; хорошо, что себя со стороны не видит.


Скажи что она нужна.
Скажи, что она хотя бы немного нужна даже просто для того, чтобы покрасоваться как дорогая игрушка или экскортница перед такими же мерзкими и отвратительными богачами, бесчеловечная, ты, сволочь.
И Фася будет рада даже этому.

Однако за рыданиями девушки Дерек будет смотреть с , казалось бы, безразличием, чувствуя как раздражение царапает где-то под кожей и вот-вот вырвется наружу опять в действия. Но сам не заметит, как это всё перерастёт в чувство схожее на интерес: мало-помалу, с каждым содроганием хрупкой грудной клетки девушки, этот интерес будет нагло заходить на границы удовлетворения и, безусловно, мерзкого и непрошеного возбуждения.

Да, жалость, оказывается, ей к лицу.

Он испортит, осквернит эту невинную мордашку, которую заботливо хватает за красно-рыжие и уже без того взъерошенные волосы.

<< ... >>