Глас из внешнего мира

По вступлению писать @a_vienan

Этнофутуризм — «этногенез-из-будущего»; меря — народ, чьи корни уходят в будущее не меньше, чем в прошлое.

Ундор ӧразе! Мин кыямым, пучо кудай!
Bobr kurwa! Ja pierdole jakie bydle!

Изучая язык, мы не просто заучиваем слова и правила – мы создаем новую личность, своеобразное "я" в другом языковом и культурном контексте. Теория Language Alter Ego объясняет, как это "второе я" формируется и как оно влияет на наше восприятие, эмоции и поведение в процессе общения на иностранном языке.

«Дер. Миря на р. на Вохне…» «…крестьян 11 дв…».

«Дер. Грибанова, а Старая Мера тож, на рчк. на Вохонке <…> крестьян 5 дв., во дворе бобыль…».

«Сохранялась ли в указанной местности в XVI столетии собственно меря, ныне сказать уже невозможно. Скорее всего, судя по тому, что возникли селения именно под таковым именем, ее, пусть даже и уже явно сильно обрусевшие остатки, еще жили здесь. Не будем забывать, что край, в котором возникли обе деревни, именовался и позже «Вохна», также называется и река, которая течет и через оба населенных пункта. Название конечно же мерянско-финское и мерей ранее могли быть населены еще многие местные селения».

«Этимология топоосновы Вок неясна, но она сравнима с топоосновой Вох-, ср. р. Вохма – прав.пр.р. Ветлуги. Топооснова финно-угорская, на марийской почве произошел переход согласного х в к. Топооснова Вок-, возможно, одного происхождения с Вук-, Вух-, ср. рр. Вуктыл, Вухтым в Республике Коми, что означает «левый».

«Что тут за села! Даже на далеком, знакомом мне Беломорском Севере не сохранился так старинный русский быт. Тут самая маленькая лачужка украшена хитрейшей резьбой. У ворот под навесами сидят везде семьи ремесленников-ложечников, в кожаных фартуках, с инструментами в руках. Колют, строгают, чистят. Не очень даже глазеют на проезжего. Похоже, будто у них есть особое деловое семейное самолюбие: стоит немного попристальней глядеть на работу, сейчас же начинают строгать и чистить усерднее. Ложки так и летят в большие кучи перед избами. Горы ложек готовит Семеновский уезд. Пахнет стружками. Глядят далекие прошедшие века ремесленного быта. Здесь проповедует Дмитрий Иванович.

Зажиточный ложкарь Феофан Артемьевич, личный приятель Дмитрия Ивановича, но его религиозный противник, увидав нашу телегу, отложил работу. Встал с камня — головой достал до подоконника, украшенного резными хвостатыми чертиками.

— Заходите, — зовет, — побеседуем.

Половик уводит нас в избу. Благопристойнейшая тишина встречает нас на «чистой» половине старообрядца.

Дмитрий Иванович по пути рассказал мне: Феофан Артемьевич вроде староверского попа, придерживается Спасова согласия изо всей мочи, имеет свое кладбище.

Это, узнаю я, знакомый тип, один из вымирающих лесных стариков. Скоро они совершенно исчезнут с лица земли, большие дети, русские лесные рыцари. Вот тогда, если только суждено быть русской культуре, их воскресит какой-нибудь новый Вальтер Скотт. Замков, развалин, турниров не будет в романах, но зато лесные вертепы, могучие реки, полуразрушенные, заросшие мохом часовенки с кроткими, ручными, почти верующими медведями.

Я отношусь к Феофану Артемьевичу как к рыцарю. Он ко мне — как к знатному гостю. Показывает священные знаки на стенах, точно феодальный владелец гербы. Прежде всего птицы Сирин и Алконост за стеклом в черной рамке.»

Поле, усеянное костями,
Черепами с беззубой зевотой,
И над ними гремящий маховиками
Безымянный и безликий кто-то.

Соответственно, "малые" культуры не менее ценны, чем "большие", не только потому, что каждая культура по-своему уникальна, но и потому, что все "великие" культуры когда-то начинались с чего-то небольшого, локального.

И никто не знает, что принесёт будущее. Важно помнить об этом.