У фронтового леса две души, а лицо одно. Это, знаете, как изуродованное лицо со шрамами, но с красивыми ясными глазами. А душа одна столько не вмещает и будто разделилась на две части, связанные, конечно, но... одна про жизнь, другая про смерть, одна про тревогу и фатальную непредсказуемость и необходимость быть осторожным, трезво мыслящим, собранным и готовым ко всему, другая - про пробуждение и счастье, про лёгкую опьянённость весны и самую искреннюю - как у ребёнка - улыбку.
Каждую поездку мы за сутки здесь проживаем такую высокую концентрацию жизни со всей её мотающей по полюсам дуальностью, что всё труднее и труднее по возвращении отвечать на вопрос: "Ну как съездили?" - если кто-то ненароком спросит. А спрашивают реже, потому что со стороны кажется, что каждый раз это одно и тоже: дорога, коробки, концерт, солдаты, блиндажи,дорога. Нет. Каждый раз это глаза, глаза, глаза ... В которые падаешь, как в небо . И каждый раз провожаешь новых штурмовиков на боевое . и потом считаешь про себя недели: в эту субботу месяц уже прошел с ухода этого взвода, должны вернуться какие-то, ищешь их глазами на концерте среди новеньких, если находишь - радуешься как родному. Потом спрашиваешь: "А такой-то как? мы с ним ещё фотографировались, договаривались, как вернётесь, вместе на сцене станцевать...?" "200 он. " Молчим. И обрывается что-то внутри. И тут подбегает счастливый улыбающийся боец, который вернулся, живой, и очень рад, что снова здесь мы - со смешными песнями, немножко клоуны по местным понятиям, поём тут песню "Про зайцев" серьезным штурмовикам и пляшем как Никулин - лишь бы они улыбнулись. Да мы же только рады быть хоть кем, лишь бы ребятам веселее... Лишь бы хоть ненадолго - не война.
