"ВО ИМЯ АЛЛАХА": ОТ АНДИЙСКОГО КОЙСУ ДО ИЧКЕРИНСКОГО ЙАЬССИ.
"Раньше в селе было большое медресе, где преподавали известные арабисты: Байтуллагь-дибир, Амач-дибир, Гусейн-дибир, Нажмудин-дибир и другие."
Этот небольшой отрывок исторической справки с сайта андийского селения Кванхидатли, что расположено на суровых склонах р. Андийское Койсу Ботлихского района Дагестана. Единственное упоминание алима Нажмудина, сына Амач-дебира из тухума хьейхал, которое я нашёл в сети. Его единственная дочь Захра приходилась мачехой моему отцу и матерью моего дяди и тёти. Она была очень набожной женщиной, для меня святой, ибо всё свободное время посвящала чтению Корана, с её белоснежного лица никогда не сходил красный румянец, не разрешала нам, детям, оставлять крошки от хлеба. До сих пор помню молитвы и назмы, которые она читала вслух, чтобы мы слушали и запоминали. На чеченском языке разговаривала так хорошо, что такие малоупотребительные слова(почти забытые нынче) как зока, чара, чилик, четар (кружка, ванна, ведро, зонт) впервые услышал от неё. В детстве считал себя счастливым, так как у меня было две бабушки по отцу: Умидат из Беноя (родная бабушка), которую мы называли "дlанехьара баба" и андийка Захра, которую мы почтительно называли "лакхара баба" ("верховная бабушка"). Считая их всегда сёстрами, моему удивлению не было конца, когда узнал, что они с разницей в несколько лет стали жёнами моего дедушки, важное уточнение - не одновременно.🙄
Я как-то спросил у матери, почему мы не родную бабушку называем "лакхара баба". Ответ был прост:она живёт в горах, поэтому за ней закрепилось вот такое возвышенное название. С нетерпением ждали месяца уразы, когда отец привозил её к нам, чтобы они вместе держали пост и разговлялись. Однажды в такой приезд я спросил у неё, где она научилась читать Коран?
- Мой отец Нажмудин был большим алимом и учил детей в нашем сельском медресе, которую мы посещали с единственным братом. Брат очень любил купаться в горной реке Андийское Койсу, но однажды течение унесло его. Взрослые жители Кванхидатли долго искали тело мальчика в бурной реке и мой отец обнаружил бездыханного сына и за это земное испытание я верю, что он будет в раю.
В конце 1920-х гг. усилились репрессии в отношении духовенства со стороны советской власти. Неоднократно угрозы поступали и Нажмудину, были и недоброжелатели, которые в угоду тоталитарной системе писали доносы на своих соплеменников. Скрываясь от преследований, Нажмудин с дочерью совершил хиджру в горную Чечню, а точнее нашёл приют в небольшом ичкеринском селении Шуани, на левом берегу реки Йаьсси. У шоноевцев были очень тесные родственные и хозяйственно-культурные связи с андийцами со времён Кавказской войны XIX века. И эти связи, передаваемые из поколения в поколение, свято чтились вплоть до депортации 1944г.
Кунаком Нажмудина был мой дед Мусхаджи, который поселил его в отселке (Солтамурда кlотар) в целях его безопасности. Шоноевцы всячески помогали мухаджиру, покинувшему родное гнездо ради веры, несмотря на свои года ему нашли и невесту. Нажмудин, сохраняя меры предосторожности, продолжал учить кораническим знаниям юношей окрестных селений. Знаменитый Яхья-Хаджи из Ялхой-мохка, который умер в конце 1990-х гг., говорят называл Нажмудина одним из своих учителей. Когда тучи начали сгущаться над судьбой Нажмудина и репрессивный маховик становился всё ближе и коварнее, примерно в сер.1930х гг. он обратился к своему кунаку, к тому времени оказавшемуся без жены, взять в жёны единственную дочь, пока его не арестовали. Захре к тому времени было не полных 17 лет, на возражения Мусхаджи, что он всегда будет относиться к ней как дочери, алим привёл доводы из религии...
Не прошло и двух лет как арестовали Нажмудина и его следы затерялись в чекистских подвалах...
Последний из жизни рассказ очевидцев -старожилов, которые видели как пешком вооружённые винтовками чекисты вели арестованного Нажмудина говорит о его непоколебимой вере и безграничном мужестве: " Когда они достигли местечка Шоьна-дукъ по солнцу Нажмудин определил, что настало время полуденной молитвы, он резко
