«В январе 1995 года группа разведки нашего спецназа ВДВ, уходя от преследования, укрылась в полуразрушенном здании Госуниверситета в городе Грозном, что недалеко от знаменитой площади Минутка.
Здесь же, на одном из этажей, спецназовцы обнаружили бойцов нашей пехоты – это были пацаны-срочники с капитаном во главе. Через сутки стало понятно: подмоги не будет.
Патроны практически у всех закончились, и нас все сильнее стало охватывать чувство обреченности. И вот тогда я, наверное, впервые в жизни так явно, напрямую, взмолился к Богу: «Господи, сделай так, чтобы мы сумели вырваться живыми из этого ада!».
Тут же пришла мысль: надо решаться на прорыв, и как можно скорее. Мы, офицеры, хорошо понимали, что эта отчаянная попытка вырваться безнадежна. Максимум, на что мы надеялись, – так это на то, что, может, хоть кому-то удастся прорваться и остаться в живых…
Все приготовились к этому броску в вечность. Вокруг нас враг непрестанно голосил свои заклинания: «Аллах акбар!», давя на психику и пытаясь парализовать волю.
И тут мы как-то разом решили, что будем кричать наше русское: «Христос Воскресе!»
Это было странное, подсказанное извне решение. Не секрет, что во всех крайних, предельных ситуациях войны мы обычно орали диким, яростным матом.
А тут вдруг совсем противоположное – святое: «Христос Воскресе!»
И эти удивительные слова, едва мы их произнесли, неожиданно
лишили нас страха. Мы вдруг почувствовали такую внутреннюю силу, такую свободу, что все сомнения улетучились.
В результате мы все прорвались. ВСЕ ДО ЕДИНОГО! Да, мы все были ранены, многие серьезно, кое-кто и тяжело. Но все были живы.
И я точно знаю, что если бы пошли на прорыв с нашим традиционным матерным криком – не прорвались бы, все бы там полегли.
Я стал священником и сейчас строю храм, работаю там же, в войсках. И теперь хорошо понимаю, что от слова, наполненного силой Божией, больше противника поляжет, чем от пули снайперской. И еще, что самое главное: тем же словом Божиим я теперь больше людей спасти смогу...»
