Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Труха⚡️Україна
Труха⚡️Україна
Николаевский Ванёк
Николаевский Ванёк
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Труха⚡️Україна
Труха⚡️Україна
Николаевский Ванёк
Николаевский Ванёк
Расцветы Красоты avatar

Расцветы Красоты

Мирской успех – это ничто. А кто гонится за ним – ничего не понял.
https://vk.com/rastsvety
Рейтинг TGlist
0
0
ТипПубличный
Верификация
Не верифицированный
Доверенность
Не провернный
РасположениеРосія
ЯзыкДругой
Дата создания каналаJul 28, 2019
Добавлено на TGlist
Jun 03, 2024
Прикрепленная группа

Рекорды

24.04.202523:59
4KПодписчиков
02.06.202423:59
0Индекс цитирования
03.11.202423:59
1.7KОхват одного поста
28.02.202523:59
151Охват рекламного поста
30.06.202423:59
9.16%ER
14.09.202423:59
17.12%ERR

Популярные публикации Расцветы Красоты

24.04.202516:00
​​«ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ УМИРАТЬ, ЗНАЧИТ, ТЫ НИЧЕГО БОЛЬШЕ НЕ ЛЮБИШЬ»

Существуют люди, существует преданность. Преданностью я называю твою связь с людьми через твою мукомольню, храм или сад. Преданность саду придает тебе вес, ты — садовник.

Но вот приходит человек, который не понимает, что значимо на самом деле. Наука, что познает, разлагая на части, внушила ему ложные представления о сущем. (Разложить — значит утратить содержимое, забыть о главном: о тебе в деле. Перемешай в книге буквы — уничтожишь поэта. И если сад — это сорок яблонь, то нет и садовника.) Беспонятным все смешно, они не знают дела, они только насмехаются. Насмешники не читают книг, они перемешивают в них буквы. «Почему, — спрашивают они, — нужно жертвовать собой ради храма, ради упорядоченной кучи мертвых камней?» Тебе нечего им ответить. Они спрашивают: «Зачем умирать ради сада, ради всяких там былинок и травинок?» Тебе нечего им ответить. «Зачем умирать ради букв в алфавите?» Незачем. И тебе не хочется умирать.

Но на деле они обокрали тебя, сделали нищим. Ты не хочешь умирать, значит, ты ничего больше не любишь. Тебе кажется, ты поумнел, — нет, по глупости растратил силы и разрушил уже построенное; ты расточил свое сокровище — смысл вещей.

Насмешник тешит свое тщеславие, он — грабитель, кому он помог своей насмешкой? Помог тот, кто шлифовал каждое слово, оттачивал способ выражения, стиль, а значит, совершенствовал инструмент, который позволит ему работать дальше. Насмешник работает на эффекте неожиданности, он грохнул о землю статую и позабавил всех бессмыслицей обломков, взорвал храм, который был для тебя прибежищем тишины и молитвенного раздумья, теперь перед тобой куча мусора, и, конечно, ради нее не стоит умирать.

Тебе показали, как легко убивать богов, но тебе больше нечем дышать, жить. Любая вещь драгоценна ореолом света, пучком нажитых связей, эти связи мы именуем культурой, они — наш язык. Очаг для нас обозначает любовь, звезды — свет горнего мира, дело, которое я тебе доверил, — царскую почесть, я приобщил тебя к своему царскому клану. Но что тебе делать с камнями, делами, цифрами, если они только камни, дела, цифры?

Разрушили одно, разбили другое, что у тебя осталось? Только ты сам — единственный источник света, способный расцветить черепки, которым нечем больше тебя напитать. Вот ты и завяз в болоте тщеславия. Раз все вещи вокруг обессмыслились, ты сам наполняешь их смыслом. Ты остался в одиночестве и оделяешь все вокруг собственным скудным светом. Вот новое платье, оно твое. Вот стадо, оно твое. И вот эта земля, что богаче других, тоже твоя. Но все, что не твое — другое платье, земля, стадо, — враждебно тебе. Соседнее царство, созданное по тем же законам, соперничает с тобой. Ты обречен посреди своей пустыни настаивать на довольстве собой, потому что, кроме тебя самого, у тебя больше ничего нет. Ты обречен кричать в своей пустоте:

«Я! Я! Я!» — и не получать ответа.

Я ни разу не встретил тщеславного садовника, если он на самом деле любил свой сад.

(Antoine de Saint-Exupéry. Citadelle)
12.04.202516:00
​​«ЦИФРОВАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ УНИЧТОЖАЕТ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ»

«Глаз Циклопа не имеет века. Он никогда не гаснет. Он смотрит на нас днём и ночью, чтобы и мы смотрели на него днём и ночью. Он движется вперёд в своей электронной рубашке, покрытой пятнами. Его язык подобен языку муравьеда. Он поглощает миллионы душ каждый день. <...> Благодарности, поднимающиеся из алгоритмического подвала, альбинос, подмигивающий по ночам: язык, который больше не язык, а череда нервных импульсов, через которые люди прощаются с человеческим, каждый из которых ведет в ад, где возможно все, кроме любви» (Christian Bobin. Le muguet rouge).

Эта мысль может показаться банальной — и на самом деле так оно и есть: она лишь констатирует, что цифровая экономическая рациональность уничтожает человечность — ослабляет, размывает и разрушает хрупкое равновесие, составлявшее добродетель человечности: равновесие между терпимостью (которая защищает то, что не одобряет) и требовательностью (которая готова рискнуть провалом); равновесие между гостеприимством (доброжелательностью и щедростью) и дистанцией (уважением и вежливостью); равновесие между чувством принадлежности (убаюкивающей себя сказкой об идентичностях) и ясностью (знающей, что больше нельзя позволять себе поддаваться этому); равновесие между справедливостью (наказывающей беспристрастно за нарушение прав) и прощением (встающим на сторону раскаяния другого)... И хотя Бобен не называет ни одно из этих адских порождений — смартфон, онлайн-продажи, алгоритмизация «лайков», аватарность на платформах, ненависть, доступная в один клик... — очевидно, что все они вместе сводят с ума, искажают и разрушают наш тонкий внутренний баланс человечности. Ни одна из них не гарантирует, что наш вид сможет сохранить лучшее, что в нём было, или укажет путь тем, кому предстоит родиться в условиях человечности, которую эта система приготовила.

(Marc Wetzel. Le muguet rouge, Christian Bobin)
Быть нетерпеливым означает никогда не жить по-настоящему, а всегда пребывать в будущем, в том, что произойдет, но чего еще нет. Разве нетерпеливые люди не напоминают призраков, которые никогда не находятся здесь, в данном месте, и сейчас, в данном мгновении, но высовывают головы из жизни, как те странники, что якобы, оказавшись на краю света, выглянули за горизонт. Что они там увидели? Что может узреть нетерпеливый?

(Olga Tokarczuk. Księgi Jakubowe)
19.04.202509:00
​​Поднимаясь по лестнице
выкрикнул имя свое.
И вот теперь, когда одни двери
на любом этаже распахнулись,
а другие захлопнулись передо мной,
и могу лишь во сне в них войти,
со своими ключами войти
в апартаменты великолепные,
в обиталища дремлющих духов
или в комнаты плоти раздетой,
вот теперь скорбь вернулась ко мне, в меня.

Услыхала ль она, как я выкрикнул имя своё?
Угадала ль она, почему я взбираюсь по лестнице?
Крадучись словно волчица, неужто
в рубище ночи вышла она на площадь,
чтобы тем, кто захочет услышать, сказать
то, что я утаил ото всех.

Я взывал к Тебе, Господи!
Может быть, я взывал слишком громко
или взывал недостаточно, и не веря?
Ведь беда наступила, и я опознал её:
Это она
укрывалась во мне,
я носил её в сердце своем,
И вот, созрев,
отделилась она от меня,
порожденье сознанья, беда…

Посмотрел ли Ты на меня
хоть однажды, Господи?
Перед взором Твоим
простиралась дорога,
путь длинный,
и по этой дороге шел я.

1943-44?

(Benjamin Fondane)

Пер. Сергей Стратановский

Иллюстрация: Benjamin Fondane et Lina Wechsler, 1921

Бенжамен Фондан (настоящее имя Беньямин Векслер, нем. Benjamin Wechsler, 14 ноября 1898, Яссы — 3 октября 1944, Освенцим) был арестован 7 марта 1944 года Французской милицией (фр. Milice française) вместе со своей сестрой Линой. Они были доставлены в парижскую префектуру, затем интернированы в Дранси. Его друзьям (включая Эмиля Чорана) удалось добиться освобождения для него, но не для его сестры, из-за чего он решил не оставлять её, а вместе с ней отправиться 30 мая на поезде с вокзала Бобиньи в Освенцим, где оба они и погибли.
29.03.202516:00
​​«ОН ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЕСЛИ И ПЬЯН — ТО ЛИШЬ ОТ ГРЁЗ, А НЕ ОТ КРОВИ»

— То, что вы любите Юнгера, всё же удивляет. Возможно, из-за его поздних книг... Но «В стальных грозах», например...

— Когда я люблю кого-то, я не обращаю внимания на детали. Я обнимаю его и уношу с собой навсегда. Открываю ему маленькую комнату в красном доме сердца — со всеми его недостатками, юношескими порывами, неточностями, неловкостям, и со всем таким. «В стальных грозах» — это тоже то, что мне нравится. В совсем юном возрасте Юнгер обладал некой храбростью, словно был опьянён. Он написал странную книгу: «Война как внутреннее переживание». Вы должны внимательно услышать название. Это в некотором роде ницшеанская книга, книга, влюблённая в борьбу. С годами его дух смягчился. Я считаю его таким же великим писателем, как Монтень. Монтень XX века. Он обладает теми же достоинствами, что и Монтень. Когда я открываю одну из его книг — я имею в виду, в частности, парижские дневники, — когда он находится в оккупированном Париже, когда его мысли блуждают, как это всегда бывало, — он проявляет ту же глубокую, очень человеческую внимательность к материальному, к людям, к облакам, к книгам. Он — наименее милитаристский солдат из всех, кого я знаю. И он самый дружественный человек по отношению к хрупкой жизни. Когда он впервые увидел женщину с жёлтой звездой на парижской улице — отдал ей воинское приветствие (salut militaire). То приветствие, что отдаётся лишь победителям, он инстинктивно отдал мученикам. Его «На мраморных утёсах» — пожалуй, самый радикальный антигитлеровский, антитоталитарный роман. Он едва не стоил ему жизни. Он человек, который если и пьян — то лишь от грёз, а не от крови. Он замечательный человек, очень хорошая компания. Поверьте мне, потому что я чувствую себя спокойно (фр. en paix — букв. с миром). Разве только если подумаю, что ткань жизни — это война, но не та война, которая ведётся в Сирии. Ткань жизни — противостояние. Можно сказать, что это мирная война. Это непрекращающееся противо-стояние. Что-то или кто-то идет вам навстречу — и вы имеете дело с этой вещью, с этим лицом. Нужно выявить, если это возможно, что-то чистое, светлое. Хотя с цветком или деревом, идущими вам навстречу, — возможно, сделать это проще, но для этого нужны глаза, чтобы увидеть. Вечность — своего рода пленник этого мира. Её нужно освободить — для этого в душе должно быть что-то воинственное. Идеальным было бы иметь одновременно созерцательную и воинственную душу. Созерцательный воин, если угодно. Это то, кем я хотел бы быть.

(Christian Bobin. Entretien avec Didier Pobel et Bernard Revel, octobre 2014)
МОРСКОЙ БРИЗ

Печальна плоть, увы, и книги надоели.
Бежать, бежать! туда, где птицы опьянели
От пены и небес, от пены в небесах!
Ни старые сады в сверкающих зрачках
Уже не сдержат дух, взалкавший океана,
Ни милой лампы круг – о ночи! – свет, желанный
Рабочей белизне нетронутых листов,
Ни молодая мать с младенцем у сосцов.
Уеду! Пироскаф, гонец твоей свободы,
Отчаливает в даль неслыханной природы.
И, множеством надежд разбитая Тоска,
Ты веришь все еще в последний взмах платка!
А мачты, может быть, взыскующие бури, –
С тех самых кораблей, потерянных в лазури
Без мачт, без мачт, без всех блаженных островов...
Но сердце, вслушайся в напевы моряков!

(Stéphane Mallarmé)

Пер. Ольга Седакова
05.04.202509:05
Возрождение — это появление человека, который стоит один на один с миром и готов на своих плечах нести всю тяжесть риска и ответственности, — а платит он кусками своего мяса и души. Если вы помните, Петрарка когда-то отправился на поиски так называемого сказочного города или острова под названием Туле. Он его не нашел и, когда вернулся, сказал интересную вещь: Туле я не нашел, но всю оставшуюся мне жизнь и время я употреблю на то, чтобы познать самого себя.

(Мераб Мамардашвили. Психологическая топология пути)
29.03.202509:00
​​САДЫ СВЯТОГО ДУХА

Я переплавлю скорбь свою в металл –
Пускай кузнец куёт мне меч булатный,
Пока нас ветер с пылью не смешал,
Не прогремел над миром звон набатный.

Я здесь под небом из колючих звёзд,
Из чёрной пыли и ночного пепла
Вбиваю в гроб судьбы последний гвоздь,
Пока душа от боли не ослепла.

Пока ещё есть соль в моей горсти,
Пока стучат в висках скупые думы,
Я продолжаю к пропасти идти,
Улавливая песнь в грядущем шуме.

И век хрипит, как недобитый зверь,
Захлёбываясь истиной, как желчью.
Я вздрагиваю вновь от стука в дверь,
Скорбя над словом и родною речью;

Скорбя над мыслью, что не рождена,
Как мать над сына свежею могилой.
Из цепких лап судьбы в пространство сна
Я ускользаю чёрной кровью стылой.

А там покой. В заветном том саду
Я волк, что, наконец, вернулся в стаю;
Как дерево, я молча ввысь расту,
Корнями в землю всё сильней врастая.

Я пыль эпохи на ковре времён.
Я крик, что в пенье райских птиц исчезнет.
Не помня лиц, профессий и имён,
Гляжу в себя – в грохочущую бездну.

Я переплавлю боль свою в металл.
Пусть бытие свинец вливает в ухо.
Блажен, кто с хрустом крылья лжи ломал,
Кто нас привёл к Садам Святого Духа.

(Камиль Дадаев)

Иллюстрация: Arthur Hughes. Sir Galahad, the Quest for the Holy Grail, 1870
18.04.202509:05
Лауреат наград, документальный фильм «Kofia: Революция через музыку» рассказывает историю группы Kofia, основанной в Швеции уроженцем Назарета палестинским автором-песенником Джорджем Тотари. Вынужденный покинуть Палестину в результате событий 1967 года (день Наксы), Тотари собрал группу из радикальных шведских и палестинских музыкантов и активистов, заслужившую репутацию в Европе и по всему миру благодаря культуре сопротивления, которую они создали. Соединив в себе архивные материалы и интервью с участниками группы, взятые впервые, фильм «Kofia: Революция через музыку» стал саундтреком к истории палестинского изгнания, полным творческой борьбы и солидарности.
С момента выпуска летом 2021, фильм «Kofia: Революция через музыку» штурмовал фестивали Палестины, Европы и Северной Америки, а на Международном кинофестивале в Аль-Авде получил награду за лучший документальный фильм.

Режиссёр: Луи Брехони

Переведено специально для телеграм канала «Радикальный дискурс».
Ещё труднее, чем оказывать этой эпохе сопротивление, — вообще не заниматься ею. Там, где она в состоянии нас затронуть, там мы всё ещё связаны с ней. Это наказание за наш интеллект и знак того, что порочность засела и в нас. Целомудрие, к которому мы стремимся, является, быть может, лишь тоской по нездешнему (sehnsucht). Это знаменует, что нас вовлекли в погибель.

(Hugo Ball. Die Flucht aus der Zeit / 28.II.1919)
ТЕМ, КТО ХОЧЕТ СПОКОЙНО ЖИТЬ

Я тоже мог бы носить манжеты,
Давиться завтраком несъедобным,
Так одеваться, как все одеты,
И стать подобным себе подобным.

Я мог бы тащиться туда и обратно
В метро под шелест газетных событий
И чувствовать, как проступают пятна
На сердце — серые, словно Сити.

Я мог бы иметь фунтов десять в неделю!

(Richard Aldington)

Пер. Нора Галь
03.04.202516:00
​​Хождение по улице не казалось мне пустым занятием. Во время ходьбы удивительно хорошо мечталось и всё, всё было родное. Я знал вывески, камни домов, витрины магазинов. Я их знал особенно, только для себя и был уверен, что вижу в них главное, таинственное, то, что мы, взрослые, называем сущностью вещей. Все мне крепко ложилось на душу.

(Исаак Бабель. Детство. У бабушки)

Его страсть и призвание в том, чтобы слиться с толпой. Совершенный фланёр, ненасытный наблюдатель испытывает огромное наслаждение, смешиваясь и сживаясь с людской массой, ее суетой, движением, летучей изменчивостью и бесконечностью. Жить вне дома и при этом чувствовать себя дома повсюду, видеть мир, быть в самой его гуще и остаться от него скрытым — вот некоторые из радостей этих независимых, страстных и самобытных натур, которые наш язык бессилен исчерпывающе описать.

И вот так он ходит, спешит, ищет. Чего же он ищет? Человек, которого я описал, одаренный живым воображением, одиночка, без устали странствующий по великой человеческой пустыне, бесспорно преследует цель более высокую, нежели та, к которой влеком праздный гуляка, и более значительную, чем быстротечное удовольствие минутного впечатления. Он ищет нечто, что мы позволим себе назвать духом современности, ибо нет слова, которое лучше выразило бы нашу мысль. Он стремится выделить в изменчивой моде скрытую в ней поэзию, старается извлечь из преходящего элементы вечного.

(Charles Baudelaire. Le peintre de la vie moderne)
Снимок, не попавший в проявитель,
сделанный рассеянным прохожим;
мы не знаем, что там, мы не видим,
дальнюю границу не тревожим.

Кто же мы — летающие вздохи
или вздохов моментальный снимок?
Птицы, подбирающие крохи
между сквозняков необъяснимых?

Ящерица, та, что на припёке,
поднимает мизерное веко.
Видит восходящие потоки,
принимает их за человека.

(Михаил Айзенберг)

Иллюстрация: Giovanna Garzoni. Still Life with Apple and Lizard, 17th century
04.04.202509:00
​​ПОЭМА ДОЖДЯ

Еще остекленевшее дыханье, колючeе, как угольный рисунок, еще не отрешенный от холста, тебе напомнит привкус хлорофилла, прозрачного в безлиственном лесу, где мир двоит в присутствии дождя и бережною кровью отраженья, процеженного отсветами солнца, опутывает воздух и хранит.

Попробуй отказать ему в величье – в промозглой мордочке мышиная догадка: он душу может видеть в перспективе, сжимать ее, чтоб теснота звала к движению. И это ль не попытка у времени отнять неотнимаемое?

Неукротимое нельзя представить хрупким, но хрящ минуты тонок и бесследен – ее нельзя вдоль пальца провести. Ее лишь можно обрести как вечность, способную к земному воскресенью, назвать собой и выпустить из pук.

Тогда и приближается возможность немного задержать свое дыхание, явившееся в образе дождя.

Рулоны дня – как легкая повязка на капле дождевой. Вся эта прелесть собой напоминает заточенье, но это только видимая связь.

Как будто сопряженные движенья расторгнуты в безмолвном поединке: отбрасывают тени не предметы, а мысли, извлеченные на свет.

Так снег умеет пить наискосок свободу взгляда. Не передать огнем и воздухом не заучить его побег в уклончивую тьму.

Так в час рассвета белая стена меж окон беззаботна и прозрачна.

Нельзя лишь только правдою назвать свой грех пред временем и этим искупить вину пред ним.

(Иван Жданов)

Иллюстрация: polina washington
Человек не может не быть эгоистом, не думать, не помнить, не заботиться о себе. А между тем благо человека возможно только тогда, когда он направляет свою деятельность вне себя, на благо ближнего. Как быть? Одно средство: сделать заботу о себе такою, чтобы она направлялась вне себя, на благо ближнего. Сделать это можно тем, чтобы заботиться о себе, о своей душе и для этого исполнять волю Бога. Воля Бога же в том, чтобы любить ближнего, делать добро ему.

(Лев Толстой. Дневник / 20 февраля 1903)

Нам были даны четыре наставления: ты не станешь верующим (мумин) до тех пор, пока не возлюбишь Посланника, да благословит его Аллах и приветствует, больше своей семьи и всего человечества. Ты не станешь правоверным, пока не захочешь для своих братьев того же, что хочешь для себя. Если ты веришь в Аллаха и Судный день, ты будешь относиться к своему ближнему доброжелательно, и если ты веришь в Аллаха и Судный день, ты будешь оказывать гостеприимство своему гостю.

(Abdalqadir as-Sufi. The Book of ‘Amal / November, 2007)
Войдите, чтобы разблокировать больше функциональности.