🥚🥚🥚 Славой Жижек:
Петер Слотердайк был прав, заметив, что любой атеизм носит печать религии, из которой он вырос посредством негации: существует особый еврейский просвещенный атеизм, практикуемый великими еврейскими фигурами от Спинозы до Фрейда, протестантский атеизм аутентичной ответственности и принятие собственной судьбы за счет тревожного осознания, что внешней гарантии успеха не существует (от Фридриха Великого до Хайдеггера в «Бытии и времени»), католи ческий атеизм а-ля Моррас, мусульманский атеизм (мусульмане называют атеистов прекрасным словом, озна чающим «те, кто ни во что не верят») и так далее.
Поскольку религии остаются религиями, между ними нет экуменического мира — подобный мир может раз виться только с помощью их атеистических двойников.
Христианство, однако, выступает исключением: оно за пускает рефлексивный переворот атеистического со мнения в самого Бога. Восклицая «Отче, для чего Ты оставил Меня?», Христос сам совершает то, что для христианина является величайшим грехом: он колеблет ся в своей вере. Тогда как в других религиях существуют люди, которые не верят в Бога, только в христианстве Бог сам не верит в себя...
...нам следует помыслить понятие Бога, говорящего «можете ли пить чашу которую Я пью?», как образцовый пример воистину диалектического отношения между Всебщим и Частным: различие не на стороне единичного содержания (как традиционное differentia specified), но на стороне Всеобщего. Всеобщее — не сосуд, охватывающий частное содержание, не мирная фон-среда противостояния частностей, но «как таковой» локус невыносимого противостояния, само-противоречия, и (множество) его личных видов в конечном итоге — не что иное, как множество попыток скрыть/достигнуть примирения/обуздать это противо стояние. Другими словами, Всеобщее называет локус проблемы-дилеммы, жгучего вопроса, а Частности — лишь провалившиеся ответы к этой проблеме.
Например, понятие Государства называет некоторую пробле му: проблему сдерживания классовых противостояний в обществе. Все частные формы Государства являются попытками (провалившимися) реализовать идеал Государства: попытками актуализовать идеал (модель), ре шившую бы противостояние, вписанное в само понятие Государства.
Подчеркивая еще сильнее: Бог — не просто «единство противоположностей» в (языческом) смысле поддержания равновесия между противоположными вселенскими принципами, переносящее упор на противоположный смысл, когда один полюс слишком усиливается; он не просто «единство противоположностей» в том смысле, что один полюс (полюс Блага) охватывает свою противоположность, используя зло, противостояние, различие в целом как средство для усиления гармонии и богатства Всего.
Также недостаточно утверждать, что он — «единство противоположностей» в том смысле, что он сам «разрывается» между противоположными силами. Гегель говорит о чем-то куда более радикальном:
«единство противоположностей» означает, что посред
ством само-рефлексивного короткого замыкания, Бог впадает в свое собственное творение и, как пресловутая змея, он в некотором смысле проглатывает/съедает себя, начиная с хвоста. Короче говоря, «единство противоположностей» не означает, что Бог играет с самим собой в игру (само-)отчуждения, позволяя злое противостояние, чтобы преодолеть его и утвердить свою моральную силу и т. д.; оно означает, что «Бог» является маской (пародией) «Дьявола», что различие между Добром и Злом делается изнутри Зла.
