Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Труха⚡️Україна
Труха⚡️Україна
Николаевский Ванёк
Николаевский Ванёк
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Труха⚡️Україна
Труха⚡️Україна
Николаевский Ванёк
Николаевский Ванёк
Кенотаф avatar

Кенотаф

Издание
Донаты: https://boosty.to/thecenotaph
Обратная связь:
@thecenotaphbot

thecenotaph23@gmail.com
TGlist рейтинг
0
0
ТипАчык
Текшерүү
Текшерилбеген
Ишенимдүүлүк
Ишенимсиз
ОрдуРосія
ТилиБашка
Канал түзүлгөн датаOct 16, 2020
TGlistке кошулган дата
Jun 07, 2024

Telegram каналы Кенотаф статистикасы

Катталгандар

6 342

24 саат
1
0%Жума
16
-0.3%Ай
1
0%

Цитация индекси

0

Эскерүүлөр0Каналдарда бөлүштү0Каналдарда эскерүүлөр0

1 посттун орточо көрүүлөрү

541

12 саат5170%24 саат5410%48 саат18 2820%

Катышуу (ER)

5.55%

Кайра посттошту6Комментарийлер0Реакциялар24

Көрүүлөр боюнча катышуу (ERR)

0%

24 саат0%Жума
0.05%
Ай
87.72%

1 жарнама посттун орточо көрүүлөрү

1 071

1 саат32129.97%1 – 4 саат12811.95%4 - 24 саат00%
Биздин ботту каналыңызга кошуп, анын аудиториясынын жынысын билүү.
Акыркы 24 саатта бардык посттор
1
Динамика
1

"Кенотаф" тобундагы акыркы жазуулар

Участники издания «Кенотаф» не очень восприимчивы к новомодному жанру пересказа новостей годовой давности минута в минуту. Другое дело, когда речь идёт о событиях действительно отдалённых.

Великое издательство «Альпина нон-фикшн» выпускает на русском языке фундаментальный труд британского историка Колина Джонса «Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времён Великой Французской революции». Для многих историков 9 термидора (28 июля) — дата остановки Великой Французской революции, момент прекращения её в самом радикальном варианте. Фактически — антитеза взятию Бастилии. Падение парижской тюрьмы 14 июля 1789 года всегда было поводом поговорить о причинах революций. Термидорианский переворот позволяет проанализировать причины их затухания. Именно этому и посвящена фундаментальная работа Джонса.

Но она написана как бойкий роман о жизни летнего Парижа в конце XVIII века. Историк почти не погружается в пространные размышления и анализ, давая их исподволь, сосредоточившись на жизни города и конкретных действиях исторических персонажей — они сами по себе создают панораму конца революции. Ну, и конечно, такой подход к историческому исследованию кому-то может стать утешением — даже великую историю из учебников всегда творили не великие, а самые что ни на есть обычные, маленькие, даже мелкие люди.

С любезного разрешения издательства «Альпина нон-фикшн» издание «Кенотаф» публикует отрывок книги, посвящённый последним часам перед свержением якобинской диктатуры.

https://teletype.in/@thecenotaph/1794

#кенотаф_отрывок
Сегодня тот самый опросник «Кенотафа» попал в руки редактору от Бога и автору телеграм-каналов «Лингвошутки» и «Йӑл (Добрейшая Чувашия») Елене Лукьяновой, которая вспомнила электрички Москва — Сергиев Посад, поговорила о временах «добезцаря» и поругалась на Достоевского.

— Литературный персонаж, с которым вы себя наиболее идентифицируете на данном этапе жизни?

— Меня тронуло, как описывает свою маму главный герой «Щегла», хочется быть для подросшего ребенка такой, как она.

https://teletype.in/@thecenotaph/lukyanova

#опросник_кенотафа

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Кайра бөлүшүлгөн:
Stuff and Docs avatar
Stuff and Docs
Сегодня 35 лет «Твин Пиксу» — самое время прочитать (или перечитать) мои тексты-рекапы третьего сезона великого произведения Линча, публиковавшиеся в 2017 году на сайте журнала «Сеанс»

«Твин Пикс», 8 серия: Индивидуальное сознательное

Тут Линч ушел в отрыв, сделав, наверное, самый необычный эпизод телесериала в истории телевидения — «Gotta light?» («Огонька не найдется?»). Отказавшись что бы то ни было рассказывать, он предпочел показывать: в этом сюрреальном действе есть и смысл, и связь со всем остальным сериалом, но при этом оно может восприниматься как вполне самостоятельное произведение искусства, не требующее никакой предварительной подготовки.

«Твин Пикс», 9 серия: Реальность, данная в сновидениях

У нас в руках лишь фрагмент правды, и для того, чтобы найти тех, у кого есть дополнительная информация, придется приложить немало усилий. Это верно не только для «Твин Пикса», но и, вообще, для жизни.

«Твин Пикс», 10 серия: Этюд в бархатных тонах

«Я мечтаю о том, чтобы попасть в место где все началось, в ту звездную ночь, где все началось». Об этом мечтаем и мы — но что же будет, если не будет звезд и останется только тьма?

«Твин Пикс», 11 серия: Сны, пироги и воронки

Линч обладает невероятным талантом писать кадры словно в технике сфумато: не только совы не то, чем кажутся, но даже самые заурядные кадры леса, придорожного кафе или ночного светофора, словно светятся скрытым в дымке внутренним злом, угрозой и опасностью.

«Твин Пикс», 12 серия: Не разговаривайте с незнакомцами по телефону

Дайан вводит координаты, увиденные ею на трупе библиотекарши Рут. Конечно, они ведут в Твин Пикс.

В Америке Линча все пути ведут именно туда.


«Твин Пикс», 13 серия: Песня слышится и не слышится

Линч обожает эти игры. Ему нравится давать зрителям почувствовать, будто они держат все под контролем. Потому что на самом деле все под контролем у режиссера. В любой момент он может просто перевернуть стол и начать играть по совсем другим правилам.

«Твин Пикс», 14 серия: Снятся ли великанам парижские кофейни?

Беллуччи произносит сакраментальную заглавную фразу о снах: We are like the dreamer who dreams and then lives in the dream. But who is the dreamer?

«Твин Пикс», 15 серия: Бульвар Твин Пикс, или Лифт на второй этаж

Дэвид Боуи, конечно, не вернулся — но Джеффрис на месте: хоть он и принял форму пара, выходящего из некого сюрреалистического чайника.

«Твин Пикс», 16 серия: Без стука, без звука

И пока мы несемся к развязке по Внутренней Империи, проезжая мимо Малхолланд Драйва, в баре Roadhouse для нас поет Эдвард Луис Северсон III, более известный миру как Эдди Веддер, лидер Pearl Jam.

Твин Пикс, где я не буду никогда

Тайны, тайны, тайны, выхода из которых нет, а любая попытка их раскрыть оказывается смехотворной. Купер теряет себя — он даже не знает, где он и какой на дворе год. Исхода нет.
Лаванда — Лаванда (2003), 5/5*

Подлинная жемчужина отечественной музыки позапрошлого десятилетия. На калининградский янтарный берег вынесло двух модников Фила GOOD и Fred’а Колесникова, которые записали непревзойдённую постмодернистскую поделку на русском языке.

Тогда их музыку обозначили полузабытым ярлыком — электроклэш. На стыке 1990-х и 2000-х, в миллениум, так называли творчество разнообразных электронных музыкантов, которые экспериментировали со звучанием неоновых 1980-х. Тогда ещё были свежи воспоминания о тех временах, а бесконечное пережёвывание поп-культуры самой себя не успело набить оскомину — такие эксперименты воспринимались свежо. И ещё не выросло поколение, которое к музыке из тех времён будет относиться всерьёз, возведя её в культ. Электроклэш — это про стёб, про несерьёзность, но такие — очень эстетичные.

И первый альбом «Лаванды» — во всяком случае на русском языке, непревзойдённый образец указанного жанра. Но пластинка выламывается из его ограничений — очевидно же, перед нами один из лучших отечественных альбомов скудного на хорошую музыку позапрошлого десятилетия.

Кажется, у «Лаванды» даже не было физического носителя — альбом распространялся исключительно в сети. Возможно, он — первая русскоязычная запись, которая стала популярна только благодаря Интернету.

Да, и притворяясь ретро-альбомом, группа намного опередила своё время. И оценить это в моменте было нельзя. Во времена дебютного альбома Ланы Дель Рей в ходу был такой термин — инстаграм**-поп. Дескать музыка звучит как ретро, как будто она записана лет сорок назад, но никогда в реальности не существовала — аналог фильтра «1977», нанесённого на айфонную фотографию. Что-то такое было и на первом альбоме «Лаванды» — это песни позднесоветских мажоров, которых никогда не было в реальности.

У «Лаванды» ближе к концу десятилетия появилась мрачная сестра — воронежская «Несмеяна». Первые пели от лица мажоров, которые «в Финляндию поедут в январе» — вторые пели от лица ПТУшниц, которые ждут шубу из Афгана от Андрюши-прапора. При очевидных социальных различиях лирических героев вдохновение для музыки они черпали в перестроечной попсе. Только для «Несмеяны» образцом всегда были размагниченные кассеты с записями кооперативного попа, а для «Лаванды» — музыка победителей поп-фестиваля в Юрмале.

Но в итоге «Лаванду» ждало тоже самое, что часто ждёт творцов, обогнавших своё время. Когда мода на музыку и эстетику 1980-х стала тотальной, когда проекты из пабликов ВК стали главными звёздами нашей сцены, когда аудитория стала нуждаться в лёгкой умной музыке, «Лаванда» просто растворилась.

Что ещё слушать у «Лаванды»:
Lavandasport (2006) — 4/5

#простаков #альбомы_кенотафа

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

*записи группы отсутствуют на актуальных стриммингах
**запрещённая террористическая сеть на территории РФ
Счастье сложно описать, трудно уловить, невозможно однозначно определить. Оно может быть совсем неприглядным, неожиданным и странным для окружающих, а иногда над самыми счастливыми минутами мрачно нависают тени грядущих трагедий.

Пилот-камикадзе Киёси Огава, который атаковал американский авианосец «Банкер-Хилл».

#в_поисках_счастья

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
А мы возвращаемся из мартовской спячки.

Начнём с базы.

#цитаты_на_кенотафе
Расходящиеся тропы: ритуалы прощания

Это еще не конец. Но это уже кода — и цикла, и целой эпохи, которая развела людей, оказавшихся на разных тропах и ушедших по ним вроде так далеко друг от друга, но, на самом деле, все равно оставшихся рядом. Сегодня заглядываем в квартиры пожилых людей, у которых все было, но прошло.

Политик-пенсионер — почти всегда импотент. Он хочет, но уже не может. Все молодится, приосанивается, подкрашивает седеющие виски, намекает, что ему всякое подвластно. А на деле…

Только старые разношенные тапочки, только уютные и теплые брюки, только политические мемуары, только желтая заря, только звезды ледяные. Ничто из этого не заменяет наркотика власти: когда заходишь в зал, все встают, смотрят на тебя, ловят каждое слово. Воздух наэлектризован и ты начинаешь говорить. Крики. Аплодисменты. Политические интриги. Предательства. Роковые победы. Стихи, стихи, стихи…

Он поднял усталые веки,
Он речь говорит. Тишина.
О, голос! Запомнить навеки:
Россия. Свобода. Война.


Теперь все твои былые враги и союзники нигде, не влияют на твою жизнь. Кто умер, кто также пенсионерски доживает свой век. Политик на пенсии — мрачная картина; может лучше сразу застрелиться?

Александр Федорович Керенский живет бесконечно долгую жизнь, как будто в назидание: вот какие последствия бывают у политических ошибок. Смотри и не отворачивайся. Вся эта долгая жизнь теряется в тени ослепительной вспышки 1917 года. И спустя десятилетия каждый его шаг в те несколько месяце разбирается на молекулы: что он сказал тогда? Куда писал потом? Как он не увидел этого?

Пресса обращается к нему в дни больших событий: и вот он исправно комментирует то смерть Сталина, то отставку Хрущева. Он голос из прошлого, человек-тень. В 1965 году приходит на американскую выставку Павла Корина, ученика Нестерова, а затем звонит художнику, лауреату Сталинской и Ленинской премий: «С вами говорит Керенский, я два раза был на вашей выставке. Выражаю вам свое восхищение».

Спустя 2 года ему звонит дочь Сталина Светлана. Интересно, кто кому выражал восхищение?

А его былые противники, большевики-отставники, пережившие и чистки 1930-х, и войну, и смерть Сталина, тоже доживают свой век полузабытыми стариками. Об их жизни после свержения с политического Олимпа мы знаем обрывочно: никто не хочет заглядывать в эту бездну отчаяния, импотенции, былых воспоминаний, стариковского отчаяния, злобы и страха. Рой Медведев рассказывает о том, как Молотову кричали в лицо, что он палач, а он лишь вжимал голову в плечи и шел дальше. Поверить в это можно легко, но также легко представить как в толпе его замечали и те, кому повезло подняться в годы террора — и подходили с благодарностью к сталинскому наркому, жали руку и заглядывали в глаза.

Каганович на старости лет занялся тем, с чего когда-то начинал — и тачал себе сапоги. А также все писал и писал письма с требованием восстановить в партии. Ходил в Ленинку писать мемуары. Обзванивал партийные органы — голос из мертвой эпохи, — и требовал то бесплатную подписку на какой-то журнал, то лекарства, то денег. Бродил по ночам вокруг своего дома. С былыми соратниками не общался — наверное, встречи политических отставников дело еще более неприятное, чем злые слова от тех, кто пострадал от репрессий. Да и что им было друг другу говорить — этим поломанным людям, которые прошли огонь, воду и забвение?

Когда-то все они, участвовали в процессах великого раскола, разметавшего людей в самых неожиданных направлениях, заставившего пойти на невероятные компромиссы, а многих попросту погубившего. Теперь их нет — они смотрят телевизор, глядят в окно и вспоминают минуты, когда еще не было известно, что будет впереди. Когда о смерти можно было думать как об абстракции, а не о том, что уже стучится в двери. Когда восторженный рев и зубовный скрежет были их любимыми звуками.

Раскол заканчивается смертью всех его участников.

Вечерело. Город ник.
В темной сумеречной тени.


#сенников

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
У всех есть возможность сказать своё последнее слово — хотя не всегда тот, кто его произносит или пишет, знает, что именно оно окажется последним. В этой рубрике мы очищаем последние слова от налёта времени и даём вам возможность посмотреть на них отвлечённо.

Сегодня — последние слова сценария чёрной комедии Алексея Балабанова «Жмурки», посвящённой первоначальному накоплению капитала в России в конце XX века.

#последние_слова

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Счастье сложно описать, трудно уловить, невозможно однозначно определить. Оно может быть совсем неприглядным, неожиданным и странным для окружающих, а иногда над самыми счастливыми минутами мрачно нависают тени грядущих трагедий.

Рональд и Нэнси Рейган на отдыхе в Калифорнии в 1964 году.

#в_поисках_счастья
На опушке леса

Последний из «Серапионовых братьев». Последняя ученица Гумилева. Страх уходит, но что остается на его месте?

«Что осталось в ней русского?». «Я так рад, что она наконец вернулась на родину!». «Ехать туда — это тронуться с разумом» — это восклицает корреспондентка «Свободы».

Это лишь часть реакций на возвращение в Советский Союз Ирины Одоевцевой, поэтессы, писательница, ученицы Гумилева по «Цеху поэтов». В Ленинград она вернулась спустя 63 года после отъезда. В нью-йоркском эмигрантском «Новом русском слове» отпускают по адресу Одоевцевой едкие реплики: намекают на то, что ее охмурило КГБ, а также говорят, что и эмиграция ее была фиктивная, липовая — дескать, не по идейным соображениям они с Ивановым уехали из Ленинграда, а так — «в свадебное путешествие». Ну понятно, заключает Борис Филиппов (который в США оказался транзитом через работу на Нацистскую Германию во время войны) — перед нами провокация КГБ и советское пускание пыли в глаза, как и вся их фальшивая Перестройка.

В «Литературной газете» панорама мнений — есть недовольные шумихой вокруг Одоевцевой («одна из тех, кто бросил Родину в трудное время, а нам ее преподносят как большого патриота), есть те, кто считают, что распавшаяся связь времен может восстановиться из-за переезда пожилой писательницы. А кто-то верит, что это еще один шаг на пути к победе Перестройки, политический символ обновления Советского Союза. В общем, пока одни Одоевцеву в Ленинграде встречают цветами, другие, как в Советском Союзе, так и вне его, скрежещут зубами.

Одоевцевой 92 года, жизнь прожита — но хочется совершить еще один трюк, чтобы все ее слушали и любили. Когда-то, еще до эмиграции, она с той же целью приходила на все поэтические сборища с огромным бантом на голове — чтобы нельзя было не заметить. Теперь можно и без этого: достаточно предстать мудрым осколком прошлого. Она дает много интервью, где все разговоры только о прошлом: а был ли в вас влюблен Гумилев? А что Ахматова? А как оно было в Париже? Имена, ранее запрещенные даже к упоминанию в печати, рассыпаны по ее ответам — и все это в советской прессе. А она говорит, говорит, говорит…

«Так хочется говорить. Так мы намолчались и набоялись».

Так в одном из последних интервью говорил Вениамин Каверин, последний из «Серапионовых братьев» — литературного объединения, которое еще в 1920-е заявило о том, что качество литературного произведения ставят выше любой политики. «С кем же мы, Серапионовы Братья? Мы с пустынником Серапионом. Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как сама жизнь». Так они говорили 60 лет назад.

Теперь в живых из братства остался только Каверин, писатель, который в первую очередь всем известен как автор приключенческо-романтичных «Двух капитанов», а уже во вторую своими сказками 1960–1970-х и романами 1920-х. А еще — и может быть прежде всего — своей порядочностью, о которой говорили все люди его знавшие: хоть по Петрограду 1920-х, хоть по Москве 1980-х.

Его поздние статьи и интервью выдержаны вполне в «перестроечном духе». Нет, не про «возвращение к ленинским нормам социализма» — а про поиск мира без страха. Слово «страх» вообще регулярно появляется в его текстах этого более свободного времени. В начале мемуарного «Эпилога» Каверин уточняет, что начал его писать в 1970-х, во времена застоя «когда господствующим ощущением, ставившим непреодолимые преграды развитию и экономики, и культуры, был страх». Он оговаривается, что это не страх как в 1930-х, но все же душащий постоянно. В статье о Зощенко он говорит о странности смеха в мире страха. А рассуждая о том, что такое «достойная жизнь» он говорит, что без открытого разговора о прошлом ее не будет.

Кто-то его, наверное, слышит. Но все же голос звучит так глухо, так далеко — как рассказы Одоевцевой о расстрелянном Гумилеве, как мысли Каверина о том, как на смену социальной революции пришел триумф криминальной «хазы». Как любой, словом, разговор, ведущийся из такого далекого прошлого, что воспринимается исключительно как исторический артефакт.

#сенников

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Вероятно вы заметили, что издание «Кенотаф» по случаю марта немного затихло, дабы не мешать пению птиц и жужжанию пчёл над подснежниками. Скоро вернёмся.

А пока считаем правильным напомнить вам небольшую цитату из Глеба Олеговича Павловского. В ней он вспоминает, какое впечатление на него произвёл текст Вадима Цымбурского «Остров Россия». Об этом трактате мы писали эссе полтора года назад — не лишним будет напомнить о нём сейчас. Что же касается Павловского, то есть в его словах нечто, что вполне применимо и к этой весне.

#цитаты_на_кенотафе
Счастье сложно описать, трудно уловить, невозможно однозначно определить. Оно может быть совсем неприглядным, неожиданным и странным для окружающих, а иногда над самыми счастливыми минутами мрачно нависают тени грядущих трагедий.

Начало 1990-х годов. Лидер «Центровых» Олег Вагин и лидер «Уралмашевских» Григорий Цыганов на одной из воровских сходок в Свердловске (Екатеринбург) в канун начала большой войны между двумя группировками. В ходе неё Вагин и Цыганов погибнут.

#в_поисках_счастья
У всех есть возможность сказать своё последнее слово — хотя не всегда тот, кто его произносит или пишет, знает, что именно оно окажется последним. В этой рубрике мы очищаем последние слова от налёта времени и даём вам возможность посмотреть на них отвлеченно.

Сегодня — финал «Камо грядеши?» романа первого польского нобелевского лауреата Генриха Сенкевича о первых христианах.

#последние_слова

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Сергей Простаков написал текст о «Бруталисте» ради последнего абзаца. Наболело.

Пока тема совсем не ушла, внесу свои пять копеек в обсуждение не получившего главного Оскара в этом году фильма «Бруталист» Брэди Корбита.

Есть версия, что фильмы в последнее время стали такими длинными, потому что посадили Харви Ванштейна, который известен тем, что жёстко заставлял режиссёров работать в формате двух часов. Когда его посадили, то режиссёры стали посмелее, начав настаивать на своём специфическом режиссёрском взгляде. «Бруталист» со своими тремя с половиной часами может показаться частью тренда. Но нет, это фильм намного умнее — скорее всего, вообще первый за несколько лет, где длина ленты — равноправный инструмент киновысказывания, а не мастурбатор для режиссёрского эго.

Монументальную архитектуру передаёт монументальность режиссёрского решения.

Про Холокост снято много и неизбежно недостаточно. Но «Бруталисту» впервые за долгое время получается про это сказать и убедительно, и оригинально. «Настоящая боль» Джесси Айзенберга на туже тему выглядит на фоне фильма Корбита тщедушно.

«Бруталист» будет приятно пересматривать. Нарратив фильма выстроен великолепно — образы и судьбы героев плетутся из реплик, действий, игры актёров и работы оператора. Все персонажи остаются загадкой, мы о них не знаем ничего на протяжении всего фильма, но никакого ощущения недосказанности не происходит — нам рассказано всё. Чего стоят сцены пробуждения в ночлежке, встреча с будущим благодетелем, стоя на угольной горе, и бесконечные обмолвки о довоенной жизни, которую строят сильную биографию героям.

Ландшафт — отдельный персонаж, что неизбежно для фильма про архитектуру. Уже упомянутая угольная гора; гора, на которой строится здание; гранитные копи в итальянских Альпах. И финал фильма в Венеции, в водах времени которой тонет всё, кроме величия духа Ласло Тота в блестящем исполнении Эдриана Броуди.

Ну, да, фильм про Холокост. А ещё про отношения мецената и художника — того, кто даёт деньги, а потом наказывает и унижает. Про невыносимость прошлого, от которого нельзя отказаться, а только перерабатывать как сырьё. Вообще, рабство перед прошлым тут раскрыто с безжалостной отчётливостью. Ответ ему только один — постоянно передпридумывать себя, запускать жизненный цикл заново. «Бруталист» очень пытается быть мрачным, но вопреки этому получается рассказ про то, что не всех можно сломить. От того, что человек оказывается сильным, жизнь лучше не становится — но наконец-то хаосу и распаду противопоставлены лучшие человеческие качества и действия: любовь, творчество, самоуважение, жажда жизни и воля к ней.

А вот собравшая лукошко наград плебейская «Анора» — лучшее доказательство того, что и худшее в нас, к сожалению, обладает такой же волей к существованию.

#простаков #рецензии_на_кенотафе
Счастье сложно описать, трудно уловить, невозможно однозначно определить. Оно может быть совсем неприглядным, неожиданным и странным для окружающих, а иногда над самыми счастливыми минутами мрачно нависают тени грядущих трагедий.

Игроки сборной России обнимают вратаря Игоря Акинфеева, который только что отбил ногой мяч в серии пенальти в матче с испанцами и впервые в истории вывел команду в 1/4 чемпионата мира по футболу. 1 июля 2018 года, Москва, стадион Лужники.

#в_поисках_счастья

Рекорддор

02.12.202423:59
6.5KКатталгандар
01.11.202423:59
200Цитация индекси
31.10.202423:59
35.6K1 посттун көрүүлөрү
31.10.202423:59
35.6K1 жарнама посттун көрүүлөрү
11.09.202423:59
8.50%ER
31.10.202423:59
560.57%ERR
Катталуучулар
Citation индекси
Бир посттун көрүүсү
Жарнамалык посттун көрүүсү
ER
ERR
JUL '24OCT '24JAN '25APR '25

Кенотаф популярдуу жазуулары

Кайра бөлүшүлгөн:
Stuff and Docs avatar
Stuff and Docs
08.04.202511:45
Сегодня 35 лет «Твин Пиксу» — самое время прочитать (или перечитать) мои тексты-рекапы третьего сезона великого произведения Линча, публиковавшиеся в 2017 году на сайте журнала «Сеанс»

«Твин Пикс», 8 серия: Индивидуальное сознательное

Тут Линч ушел в отрыв, сделав, наверное, самый необычный эпизод телесериала в истории телевидения — «Gotta light?» («Огонька не найдется?»). Отказавшись что бы то ни было рассказывать, он предпочел показывать: в этом сюрреальном действе есть и смысл, и связь со всем остальным сериалом, но при этом оно может восприниматься как вполне самостоятельное произведение искусства, не требующее никакой предварительной подготовки.

«Твин Пикс», 9 серия: Реальность, данная в сновидениях

У нас в руках лишь фрагмент правды, и для того, чтобы найти тех, у кого есть дополнительная информация, придется приложить немало усилий. Это верно не только для «Твин Пикса», но и, вообще, для жизни.

«Твин Пикс», 10 серия: Этюд в бархатных тонах

«Я мечтаю о том, чтобы попасть в место где все началось, в ту звездную ночь, где все началось». Об этом мечтаем и мы — но что же будет, если не будет звезд и останется только тьма?

«Твин Пикс», 11 серия: Сны, пироги и воронки

Линч обладает невероятным талантом писать кадры словно в технике сфумато: не только совы не то, чем кажутся, но даже самые заурядные кадры леса, придорожного кафе или ночного светофора, словно светятся скрытым в дымке внутренним злом, угрозой и опасностью.

«Твин Пикс», 12 серия: Не разговаривайте с незнакомцами по телефону

Дайан вводит координаты, увиденные ею на трупе библиотекарши Рут. Конечно, они ведут в Твин Пикс.

В Америке Линча все пути ведут именно туда.


«Твин Пикс», 13 серия: Песня слышится и не слышится

Линч обожает эти игры. Ему нравится давать зрителям почувствовать, будто они держат все под контролем. Потому что на самом деле все под контролем у режиссера. В любой момент он может просто перевернуть стол и начать играть по совсем другим правилам.

«Твин Пикс», 14 серия: Снятся ли великанам парижские кофейни?

Беллуччи произносит сакраментальную заглавную фразу о снах: We are like the dreamer who dreams and then lives in the dream. But who is the dreamer?

«Твин Пикс», 15 серия: Бульвар Твин Пикс, или Лифт на второй этаж

Дэвид Боуи, конечно, не вернулся — но Джеффрис на месте: хоть он и принял форму пара, выходящего из некого сюрреалистического чайника.

«Твин Пикс», 16 серия: Без стука, без звука

И пока мы несемся к развязке по Внутренней Империи, проезжая мимо Малхолланд Драйва, в баре Roadhouse для нас поет Эдвард Луис Северсон III, более известный миру как Эдди Веддер, лидер Pearl Jam.

Твин Пикс, где я не буду никогда

Тайны, тайны, тайны, выхода из которых нет, а любая попытка их раскрыть оказывается смехотворной. Купер теряет себя — он даже не знает, где он и какой на дворе год. Исхода нет.
15.04.202516:06
Участники издания «Кенотаф» не очень восприимчивы к новомодному жанру пересказа новостей годовой давности минута в минуту. Другое дело, когда речь идёт о событиях действительно отдалённых.

Великое издательство «Альпина нон-фикшн» выпускает на русском языке фундаментальный труд британского историка Колина Джонса «Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времён Великой Французской революции». Для многих историков 9 термидора (28 июля) — дата остановки Великой Французской революции, момент прекращения её в самом радикальном варианте. Фактически — антитеза взятию Бастилии. Падение парижской тюрьмы 14 июля 1789 года всегда было поводом поговорить о причинах революций. Термидорианский переворот позволяет проанализировать причины их затухания. Именно этому и посвящена фундаментальная работа Джонса.

Но она написана как бойкий роман о жизни летнего Парижа в конце XVIII века. Историк почти не погружается в пространные размышления и анализ, давая их исподволь, сосредоточившись на жизни города и конкретных действиях исторических персонажей — они сами по себе создают панораму конца революции. Ну, и конечно, такой подход к историческому исследованию кому-то может стать утешением — даже великую историю из учебников всегда творили не великие, а самые что ни на есть обычные, маленькие, даже мелкие люди.

С любезного разрешения издательства «Альпина нон-фикшн» издание «Кенотаф» публикует отрывок книги, посвящённый последним часам перед свержением якобинской диктатуры.

https://teletype.in/@thecenotaph/1794

#кенотаф_отрывок
07.04.202507:33
А мы возвращаемся из мартовской спячки.

Начнём с базы.

#цитаты_на_кенотафе
Лаванда — Лаванда (2003), 5/5*

Подлинная жемчужина отечественной музыки позапрошлого десятилетия. На калининградский янтарный берег вынесло двух модников Фила GOOD и Fred’а Колесникова, которые записали непревзойдённую постмодернистскую поделку на русском языке.

Тогда их музыку обозначили полузабытым ярлыком — электроклэш. На стыке 1990-х и 2000-х, в миллениум, так называли творчество разнообразных электронных музыкантов, которые экспериментировали со звучанием неоновых 1980-х. Тогда ещё были свежи воспоминания о тех временах, а бесконечное пережёвывание поп-культуры самой себя не успело набить оскомину — такие эксперименты воспринимались свежо. И ещё не выросло поколение, которое к музыке из тех времён будет относиться всерьёз, возведя её в культ. Электроклэш — это про стёб, про несерьёзность, но такие — очень эстетичные.

И первый альбом «Лаванды» — во всяком случае на русском языке, непревзойдённый образец указанного жанра. Но пластинка выламывается из его ограничений — очевидно же, перед нами один из лучших отечественных альбомов скудного на хорошую музыку позапрошлого десятилетия.

Кажется, у «Лаванды» даже не было физического носителя — альбом распространялся исключительно в сети. Возможно, он — первая русскоязычная запись, которая стала популярна только благодаря Интернету.

Да, и притворяясь ретро-альбомом, группа намного опередила своё время. И оценить это в моменте было нельзя. Во времена дебютного альбома Ланы Дель Рей в ходу был такой термин — инстаграм**-поп. Дескать музыка звучит как ретро, как будто она записана лет сорок назад, но никогда в реальности не существовала — аналог фильтра «1977», нанесённого на айфонную фотографию. Что-то такое было и на первом альбоме «Лаванды» — это песни позднесоветских мажоров, которых никогда не было в реальности.

У «Лаванды» ближе к концу десятилетия появилась мрачная сестра — воронежская «Несмеяна». Первые пели от лица мажоров, которые «в Финляндию поедут в январе» — вторые пели от лица ПТУшниц, которые ждут шубу из Афгана от Андрюши-прапора. При очевидных социальных различиях лирических героев вдохновение для музыки они черпали в перестроечной попсе. Только для «Несмеяны» образцом всегда были размагниченные кассеты с записями кооперативного попа, а для «Лаванды» — музыка победителей поп-фестиваля в Юрмале.

Но в итоге «Лаванду» ждало тоже самое, что часто ждёт творцов, обогнавших своё время. Когда мода на музыку и эстетику 1980-х стала тотальной, когда проекты из пабликов ВК стали главными звёздами нашей сцены, когда аудитория стала нуждаться в лёгкой умной музыке, «Лаванда» просто растворилась.

Что ещё слушать у «Лаванды»:
Lavandasport (2006) — 4/5

#простаков #альбомы_кенотафа

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

*записи группы отсутствуют на актуальных стриммингах
**запрещённая террористическая сеть на территории РФ
Счастье сложно описать, трудно уловить, невозможно однозначно определить. Оно может быть совсем неприглядным, неожиданным и странным для окружающих, а иногда над самыми счастливыми минутами мрачно нависают тени грядущих трагедий.

Пилот-камикадзе Киёси Огава, который атаковал американский авианосец «Банкер-Хилл».

#в_поисках_счастья

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
У всех есть возможность сказать своё последнее слово — хотя не всегда тот, кто его произносит или пишет, знает, что именно оно окажется последним. В этой рубрике мы очищаем последние слова от налёта времени и даём вам возможность посмотреть на них отвлечённо.

Сегодня — последние слова сценария чёрной комедии Алексея Балабанова «Жмурки», посвящённой первоначальному накоплению капитала в России в конце XX века.

#последние_слова

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Счастье сложно описать, трудно уловить, невозможно однозначно определить. Оно может быть совсем неприглядным, неожиданным и странным для окружающих, а иногда над самыми счастливыми минутами мрачно нависают тени грядущих трагедий.

Рональд и Нэнси Рейган на отдыхе в Калифорнии в 1964 году.

#в_поисках_счастья
04.04.202510:36
Расходящиеся тропы: ритуалы прощания

Это еще не конец. Но это уже кода — и цикла, и целой эпохи, которая развела людей, оказавшихся на разных тропах и ушедших по ним вроде так далеко друг от друга, но, на самом деле, все равно оставшихся рядом. Сегодня заглядываем в квартиры пожилых людей, у которых все было, но прошло.

Политик-пенсионер — почти всегда импотент. Он хочет, но уже не может. Все молодится, приосанивается, подкрашивает седеющие виски, намекает, что ему всякое подвластно. А на деле…

Только старые разношенные тапочки, только уютные и теплые брюки, только политические мемуары, только желтая заря, только звезды ледяные. Ничто из этого не заменяет наркотика власти: когда заходишь в зал, все встают, смотрят на тебя, ловят каждое слово. Воздух наэлектризован и ты начинаешь говорить. Крики. Аплодисменты. Политические интриги. Предательства. Роковые победы. Стихи, стихи, стихи…

Он поднял усталые веки,
Он речь говорит. Тишина.
О, голос! Запомнить навеки:
Россия. Свобода. Война.


Теперь все твои былые враги и союзники нигде, не влияют на твою жизнь. Кто умер, кто также пенсионерски доживает свой век. Политик на пенсии — мрачная картина; может лучше сразу застрелиться?

Александр Федорович Керенский живет бесконечно долгую жизнь, как будто в назидание: вот какие последствия бывают у политических ошибок. Смотри и не отворачивайся. Вся эта долгая жизнь теряется в тени ослепительной вспышки 1917 года. И спустя десятилетия каждый его шаг в те несколько месяце разбирается на молекулы: что он сказал тогда? Куда писал потом? Как он не увидел этого?

Пресса обращается к нему в дни больших событий: и вот он исправно комментирует то смерть Сталина, то отставку Хрущева. Он голос из прошлого, человек-тень. В 1965 году приходит на американскую выставку Павла Корина, ученика Нестерова, а затем звонит художнику, лауреату Сталинской и Ленинской премий: «С вами говорит Керенский, я два раза был на вашей выставке. Выражаю вам свое восхищение».

Спустя 2 года ему звонит дочь Сталина Светлана. Интересно, кто кому выражал восхищение?

А его былые противники, большевики-отставники, пережившие и чистки 1930-х, и войну, и смерть Сталина, тоже доживают свой век полузабытыми стариками. Об их жизни после свержения с политического Олимпа мы знаем обрывочно: никто не хочет заглядывать в эту бездну отчаяния, импотенции, былых воспоминаний, стариковского отчаяния, злобы и страха. Рой Медведев рассказывает о том, как Молотову кричали в лицо, что он палач, а он лишь вжимал голову в плечи и шел дальше. Поверить в это можно легко, но также легко представить как в толпе его замечали и те, кому повезло подняться в годы террора — и подходили с благодарностью к сталинскому наркому, жали руку и заглядывали в глаза.

Каганович на старости лет занялся тем, с чего когда-то начинал — и тачал себе сапоги. А также все писал и писал письма с требованием восстановить в партии. Ходил в Ленинку писать мемуары. Обзванивал партийные органы — голос из мертвой эпохи, — и требовал то бесплатную подписку на какой-то журнал, то лекарства, то денег. Бродил по ночам вокруг своего дома. С былыми соратниками не общался — наверное, встречи политических отставников дело еще более неприятное, чем злые слова от тех, кто пострадал от репрессий. Да и что им было друг другу говорить — этим поломанным людям, которые прошли огонь, воду и забвение?

Когда-то все они, участвовали в процессах великого раскола, разметавшего людей в самых неожиданных направлениях, заставившего пойти на невероятные компромиссы, а многих попросту погубившего. Теперь их нет — они смотрят телевизор, глядят в окно и вспоминают минуты, когда еще не было известно, что будет впереди. Когда о смерти можно было думать как об абстракции, а не о том, что уже стучится в двери. Когда восторженный рев и зубовный скрежет были их любимыми звуками.

Раскол заканчивается смертью всех его участников.

Вечерело. Город ник.
В темной сумеречной тени.


#сенников

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
21.03.202512:47
На опушке леса

Последний из «Серапионовых братьев». Последняя ученица Гумилева. Страх уходит, но что остается на его месте?

«Что осталось в ней русского?». «Я так рад, что она наконец вернулась на родину!». «Ехать туда — это тронуться с разумом» — это восклицает корреспондентка «Свободы».

Это лишь часть реакций на возвращение в Советский Союз Ирины Одоевцевой, поэтессы, писательница, ученицы Гумилева по «Цеху поэтов». В Ленинград она вернулась спустя 63 года после отъезда. В нью-йоркском эмигрантском «Новом русском слове» отпускают по адресу Одоевцевой едкие реплики: намекают на то, что ее охмурило КГБ, а также говорят, что и эмиграция ее была фиктивная, липовая — дескать, не по идейным соображениям они с Ивановым уехали из Ленинграда, а так — «в свадебное путешествие». Ну понятно, заключает Борис Филиппов (который в США оказался транзитом через работу на Нацистскую Германию во время войны) — перед нами провокация КГБ и советское пускание пыли в глаза, как и вся их фальшивая Перестройка.

В «Литературной газете» панорама мнений — есть недовольные шумихой вокруг Одоевцевой («одна из тех, кто бросил Родину в трудное время, а нам ее преподносят как большого патриота), есть те, кто считают, что распавшаяся связь времен может восстановиться из-за переезда пожилой писательницы. А кто-то верит, что это еще один шаг на пути к победе Перестройки, политический символ обновления Советского Союза. В общем, пока одни Одоевцеву в Ленинграде встречают цветами, другие, как в Советском Союзе, так и вне его, скрежещут зубами.

Одоевцевой 92 года, жизнь прожита — но хочется совершить еще один трюк, чтобы все ее слушали и любили. Когда-то, еще до эмиграции, она с той же целью приходила на все поэтические сборища с огромным бантом на голове — чтобы нельзя было не заметить. Теперь можно и без этого: достаточно предстать мудрым осколком прошлого. Она дает много интервью, где все разговоры только о прошлом: а был ли в вас влюблен Гумилев? А что Ахматова? А как оно было в Париже? Имена, ранее запрещенные даже к упоминанию в печати, рассыпаны по ее ответам — и все это в советской прессе. А она говорит, говорит, говорит…

«Так хочется говорить. Так мы намолчались и набоялись».

Так в одном из последних интервью говорил Вениамин Каверин, последний из «Серапионовых братьев» — литературного объединения, которое еще в 1920-е заявило о том, что качество литературного произведения ставят выше любой политики. «С кем же мы, Серапионовы Братья? Мы с пустынником Серапионом. Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как сама жизнь». Так они говорили 60 лет назад.

Теперь в живых из братства остался только Каверин, писатель, который в первую очередь всем известен как автор приключенческо-романтичных «Двух капитанов», а уже во вторую своими сказками 1960–1970-х и романами 1920-х. А еще — и может быть прежде всего — своей порядочностью, о которой говорили все люди его знавшие: хоть по Петрограду 1920-х, хоть по Москве 1980-х.

Его поздние статьи и интервью выдержаны вполне в «перестроечном духе». Нет, не про «возвращение к ленинским нормам социализма» — а про поиск мира без страха. Слово «страх» вообще регулярно появляется в его текстах этого более свободного времени. В начале мемуарного «Эпилога» Каверин уточняет, что начал его писать в 1970-х, во времена застоя «когда господствующим ощущением, ставившим непреодолимые преграды развитию и экономики, и культуры, был страх». Он оговаривается, что это не страх как в 1930-х, но все же душащий постоянно. В статье о Зощенко он говорит о странности смеха в мире страха. А рассуждая о том, что такое «достойная жизнь» он говорит, что без открытого разговора о прошлом ее не будет.

Кто-то его, наверное, слышит. Но все же голос звучит так глухо, так далеко — как рассказы Одоевцевой о расстрелянном Гумилеве, как мысли Каверина о том, как на смену социальной революции пришел триумф криминальной «хазы». Как любой, словом, разговор, ведущийся из такого далекого прошлого, что воспринимается исключительно как исторический артефакт.

#сенников

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
14.04.202508:43
Сегодня тот самый опросник «Кенотафа» попал в руки редактору от Бога и автору телеграм-каналов «Лингвошутки» и «Йӑл (Добрейшая Чувашия») Елене Лукьяновой, которая вспомнила электрички Москва — Сергиев Посад, поговорила о временах «добезцаря» и поругалась на Достоевского.

— Литературный персонаж, с которым вы себя наиболее идентифицируете на данном этапе жизни?

— Меня тронуло, как описывает свою маму главный герой «Щегла», хочется быть для подросшего ребенка такой, как она.

https://teletype.in/@thecenotaph/lukyanova

#опросник_кенотафа

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
Көбүрөөк функцияларды ачуу үчүн кириңиз.