Вот тут Александр Барбух часто рассказывает о том, как учит своих учеников писать прозу. Меня эти посты иногда тоже заставляют задумываться о технической и художественной стороне вопроса. Я помню, что на первом моем семинаре в Лите у Руслана Киреева Антон Тихолоз сказал: ну, сейчас я еще раз убедился, что на журфаке писать не учат.
Сейчас я думаю, что я до сих пор писать крупную прозу не умею, точнее, я в этой теме вечный ученик. Не буду скрывать, мне трудно. Рассказы в стиле магического реализма, эссе или очерки, публицистику я пишу легко. Там главное первую фразу найти и заголовок, и потом начинается "фреска неврастеника". Я рассказы никогда не дописываю, не переписываю.
Для меня в такого вида прозе главное нерв, ритм, образы и люфт для читателя, который сам должен обживать пространство моего рассказа.
Другое дело, классический русский рассказ - но я их не пишу. Там нужно спокойствие, сосредоточенность, линейное развитие сюжета, диалоги.
Сейчас я пишу повесть или небольшой роман, не знаю, как его определить. Стараюсь придерживаться принципов русской литературы. Объем произведения не такой большой, как в романе, но заложила 4 пласта: метафизический Дальневосточный,
Великая Отечественная война,
война на Украине,
Тихоокеанская путина. Поэтому много сюжетных линий.
При этом, я смею надеяться, сохраняю концентрацию энергии - именно это является связкой для всех пластов.
На протяжении повествования идет переброска от одной судьбы к другой, герои из разных концов России вдруг совпадают на путине, потом кто-то из них окажется рядом на войне.
Писать крупную прозу- всегда менять оптику: то герой укрупняется, то уходит на второй план, то он среди других героев, наверное, я думаю о некоторой кинематографичности.
Самое трудное то, что нужно выработать дистанцию по отношению к тексту и глубину своего погружения. Ты то очень близко, то отходишь, как художник, на определенное расстояние, потому что когда слишком близко - глаз замыливается. И в то же время, бросать нельзя. Желательно постоянно текст видеть, даже если сюжет не двигается, все равно читаешь свой текст, иногда вслух.
Я не могла работать на путине, потому что в Находке у меня не было компьютера. Я ловила себя на мысли, что я думаю о тексте, но как-то видела его целиком, как организм, и мне все время хотелось его на удалении встряхнуть, сделать поля, удалить пробелы, отформатировать. Как будто это должно его вдали от меня упорядочить. Так я делала много раз, сама того не понимая, зачем, но это была единственная возможность общения с текстом.
В моем тексте есть один парадокс. И он держит напряжение. Честно говоря, я не знаю, как разрешу этот доминантсептаккорд. Пока он внутри меня и разрешения нет, и меня это изводит.
Я однажды уже ездила в Дагестан за своим персонажем, потому что решительно не знала, что с ним делать. После поездки в Дербент я смогла увидеть дальнейшее развитие. Тут вопрос не сколько сбора этнографических деталей, а вписанности героя в свой мир, визуализация его в своем контексте, обретение тобой нужной энергии, чтобы текст не писался умозрением.
Вот сейчас я пришла к такому же решению, что мне нужно заехать в Бурятию, потому что один из героев бурят. Чем все это закончится, я не знаю, может, и вовсе не справлюсь с собственным замыслом, но уже 85 страниц. Хорошо бы еще 30.