Иными словами, на рубеже 1960–1970-х (и тем более в 1970-е годы) революционно-социалистической героики, связанной с ней романтики, уже не хватало, и номенклатурные идеологи сделали ставку на героику Великой Отечественной. Это был не только правильный ход, но и восстановление исторической справедливости по поводу роли и значения Великой Отечественной войны не только в советской, но вообще в русской истории. Проблема, однако, заключалась в том, что из советского общества 1960-х уходила не только революционно-социалистическая героика, но героика вообще, и это чётко отразилось в киноискусстве. «Галерея мужественных образов героев революции, войны и первых пятилеток, – пишет В. Белов, – сменилась в конце 60-х годов обыденными персонажами, изображавшими портреты наших современников – обычных рабочих и служащих. Что же это были за портреты? Безвольный и бесхарактерный Аркадий из фильма “Начало”, бестолково мечущийся между двумя властными женщинами; ни рыба ни мясо, да вдобавок ещё и пассивный пьяница Женя из культовой комедии “Ирония судьбы”, “мужественно” покинувший в одну ночь сразу двух своих “ненаглядных”; тяжело пришибленный жизнью, с вечно заискивающей улыбкой и бегающими глазками убогий Толик из “Служебного романа”, безуспешно пытающийся сделать карьеру альфонса; недотёпа Вася со своим соседом дядей Митей из фильма “Любовь и голуби”, вынужденные затравленно прятаться от своих собственных законных жён, чтобы пропустить по кружечке пива в выходной день, и многие другие, представляющие собой жалкую пародию на сильную половину рода человеческого».
