– У тебя нездоровая ненависть ко мне.

– Знаю, – подходит ближе. – Я знаю. Настолько ненавижу и презираю, что готов придушить, – шипит. – Убить собственными руками.

– Не делаешь этого, потому что сегодня я Ариана? – играю с огнём.

– Не смей произносить её имени, Медея! – хватает меня за руку.

– Почему? Что святого в этом имени, что такой падшей женщине, как мне, нельзя произносить его вслух? Откуда ты знаешь, кем она выросла? Может, она сейчас ведёт себя хуже, чем я?

– Как вижу, подаренный мною комплект остался тобой нетронутым, – отмечает и поднимает свои цепкие глаза на меня.

– Красное бельё под белое платье – моветон. Поэтому я решила остаться без него, – бросаю невзначай, стараясь скрыть волнение.

Янис никак не комментирует мои слова. Вместо этого молча начинает стягивать с себя футболку. Мои глаза заворожённо следят за каждым его движением. Ткань поднимается, обнажая чёткие линии его мышц. Прохладный ветер, заставляющий меня ёжиться секундой ранее, теперь обжигает, пробегая по коже пламенем. Становится слишком жарко.

Янис делает шаг ко мне, нависает над моим ухом, и я ощущаю покалывание во всём теле.

– Обнажённая грудь в общественном месте тоже моветон, – шепчет и протягивает мне свою футболку. – Надевай.

Первая мысль – подчиниться и надеть её. Но вторая молнией проносится в голове, напоминая о последствиях такой уступчивости.

– Я бы надела, но что тогда делать с твоей обнажённой грудью? – с дерзкой ухмылкой бросаю я.

Внутри всё дрожит от желания прикоснуться к нему, провести пальцем по мужским рельефным мышцам, ощутить тепло кожи.

Задыхаюсь. А потом начинаю жадно впитывать его в себя, как последний источник кислорода. Он сводит меня с ума. До скрипа ненавижу свою слабость перед ним. Ненавижу, что так сильно хочу его. Его всего. В любое время дня и ночи. Это настолько безрассудно, что аж хочется выть от бессилия перед своими желаниями.

Но не успеваю я насладиться им, как он разрывает меня на части, оглушив новостью:

– Я нашёл Ариану, – остановившись, тихо шепчет в губы.

Я мгновенно отлетаю от него, будто меня ударили током. Смотрю на него в полном недоумении и пытаюсь понять, что только что произошло!

– Что ты сказал? – переспрашиваю сквозь дрожь в голосе.

– Ты услышала.

Если мы не способны уберечь и спасти то, что так дорого нам, то на что мы вообще способны?

И теперь, когда внутри всё разбилось на мелкие атомы, расщепив сердце и разум до полного исчезновения, сквозь тьму в душу пробрался свет, озаривший жизнь смыслом. И я готова на всё, лишь бы не потерять его.

Именно там, в горах, в объятиях Симона, я почувствовала, будто заново родилась. Мы стояли на холме, наблюдали за солнцем, что скрывалось между гор, и я плакала. Плакала тихо, но много. Очень много. А Симон молчал. Он знал причину моих слез и совсем не злился на меня. Наоборот, обнимал так крепко, что казалось, будто хочет забрать мою боль себе. И, возможно, так и было, потому что в тот вечер на закате, как по щелчку пальцев, мне вдруг стало хорошо и спокойно.

И не пишу, бл*ть... Звоню.