Литреформа
07.04.202516:11
О жизни как о череде мелких катастроф пишет Варя Шпиленко. Не громких и эпичных, а тех, что оставляют крошечные царапины столового ножика. Они не могут нас убить, но всегда будут пощипывать, напоминая о себе. Получается дневник маленьких злоключений из разбитых чашек и обидных падений, спотыканий о собственные слабости, хрупкость всего и вся и постоянное осознание неуютности быть собой.
Скупой и резкий синтаксис автора здесь наивен и беззащитен, вызывает невольную улыбку там, где обиднее всего:
Я попросила родственников подарить мне что-то вкусненькое, и они подарили мне чернослив.
Я разбила свою самую-самую любимую чашку.
Это не жалобы, потому что адресата этому нет. Но строчки ищут помощи у себя самих, как если бы могли в следующем абзаце стать сильней перед страшными снами.
Страшнее в этом не будничность падений, а бесконечные минуты перед ними. Не весть о смерти, а предвкушение её своим телом.
И в этом мире, привычно звучащем на фоне как разлитое какао и невкусные сладости, настоящая катастрофа тоже приходит только фоном к погожему ноябрю.
Автор предисловия: Анна Бартновская
Скупой и резкий синтаксис автора здесь наивен и беззащитен, вызывает невольную улыбку там, где обиднее всего:
Я попросила родственников подарить мне что-то вкусненькое, и они подарили мне чернослив.
Я разбила свою самую-самую любимую чашку.
Это не жалобы, потому что адресата этому нет. Но строчки ищут помощи у себя самих, как если бы могли в следующем абзаце стать сильней перед страшными снами.
Страшнее в этом не будничность падений, а бесконечные минуты перед ними. Не весть о смерти, а предвкушение её своим телом.
И в этом мире, привычно звучащем на фоне как разлитое какао и невкусные сладости, настоящая катастрофа тоже приходит только фоном к погожему ноябрю.
Автор предисловия: Анна Бартновская
28.03.202513:58
Напоминаем, что сегодня ждём вас на Барболина 6!
Это тоже метро Сокольники и тоже библиотека поэзии
Ждём!
Начало в 19:00
Это тоже метро Сокольники и тоже библиотека поэзии
Ждём!
Начало в 19:00
23.03.202511:44
Стихотворения Саши Разина — словно кожа, которая выращивается над болящими костями. «Жизнь, покрывая кромешное» – сама жизнь (или чувство жизни) здесь априори защищает от мрака, — через эту линзу можно смотреть и на эти тексты.
«Босые камни», «свет на коленях дня», «руки сада» и «киста крапивы» – в этих стихотворениях редко появляется человек, но в возникающих образах виднеется крадущаяся, как бы просвечивающая, но не присутствующая до конца, фигура, которая как наваждение проводит едва заметную экскурсию по миру, словно человек пытается коснуться природы с обратной стороны.
В стихах Саши мир находится в застывшем осмыслении. Имена святых оказываются законченными самодостаточными предложениями, содержащими в себе и скрытое действие. Несмотря на то, что эти тексты серьёзны, лёгкость, стремящаяся стать беззаботностью, проникает в них через редкие восклицания – «ах» или «нарисуй мне тонкими чернилами: метель, дорогу, три, четыре, пять», где метель и дорога хочет обратиться в счёт; либо же три, четыре, пять ждут своего превращения в пейзаж.
Автор предисловия: Настя Елизарьева
«Босые камни», «свет на коленях дня», «руки сада» и «киста крапивы» – в этих стихотворениях редко появляется человек, но в возникающих образах виднеется крадущаяся, как бы просвечивающая, но не присутствующая до конца, фигура, которая как наваждение проводит едва заметную экскурсию по миру, словно человек пытается коснуться природы с обратной стороны.
В стихах Саши мир находится в застывшем осмыслении. Имена святых оказываются законченными самодостаточными предложениями, содержащими в себе и скрытое действие. Несмотря на то, что эти тексты серьёзны, лёгкость, стремящаяся стать беззаботностью, проникает в них через редкие восклицания – «ах» или «нарисуй мне тонкими чернилами: метель, дорогу, три, четыре, пять», где метель и дорога хочет обратиться в счёт; либо же три, четыре, пять ждут своего превращения в пейзаж.
Автор предисловия: Настя Елизарьева
05.04.202511:33
При всей вариативности дверей в строгую и скорбную честность = в свободу, вмонтированных в каждое из стихотворений Евгении Ульянкиной, невозможно не заметить, что монтажная бригада у неё одна. Наделяемые речью вороны, камни и грибы не то чтобы делятся с нами своей мудростью, но говорят, не заражённые человеческим бессилием: кто скажет: снег / тот сам и станет снег /так говорил один почётный камень /двум уголькам и маленькой сосне <...> / какое слово мне сказать / чтоб жили все опять
Вещи, невозможные для произношения человеком, выловившим свою речь сетью необходимостей и желаний, могут сказать беспристрастные птицы, которым Ульянкина за этим и скармливает нашу возможность говорить: говорит ворона другой вороне / одинаково небо и снег огромны / одинаково все существа съедобны / это закон природы.
В конце-концов беспомощность и обманчивость человеческого слова приводит Ульянкину, или там её героев, к желанию как-нибудь всё развернуть назад, стать всё равно чем, только бы сделать полшага к дочеловеческому состоянию: буду разумной глиной / брошу себя в огонь / праздничный и невинный
или
обратная последовательность действий
1) войти ногами в море поглубже
2) лечь на песок — руки за голову — поза «рыба мордой вниз»
3) ждать пока две неуклюжие колоды превратятся обратно в хорошенький хвостик
от голоса всё равно никакого толку
Но всё-таки о том, что говорить невозможно, сказать выйдет только словами; и все чудеса, происходящие в сказочных лесах Ульянкиной, случаются ими и о них. Всё живое в её текстах говорит, а то, что над миром, что больше живого, обучает говорить всё остальное:
— Куда идёшь?
— Ищу мёртвого друга.
— А какой он, твой друг?
— Разговорит даже дерево,
а его «О!» стоит всех остальных
букв алфавита.
Стражник молчит.
Оборачиваюсь и вижу:
с клёна одно за другим
кружат к земле
жолтые стихотворения.
Получается, как бы ни хотелось избавиться от речи, она остаётся и останется единственным нашим чудом; ну и на том скажем спасибо.
Автор предисловия: Тамара Жукова
Вещи, невозможные для произношения человеком, выловившим свою речь сетью необходимостей и желаний, могут сказать беспристрастные птицы, которым Ульянкина за этим и скармливает нашу возможность говорить: говорит ворона другой вороне / одинаково небо и снег огромны / одинаково все существа съедобны / это закон природы.
В конце-концов беспомощность и обманчивость человеческого слова приводит Ульянкину, или там её героев, к желанию как-нибудь всё развернуть назад, стать всё равно чем, только бы сделать полшага к дочеловеческому состоянию: буду разумной глиной / брошу себя в огонь / праздничный и невинный
или
обратная последовательность действий
1) войти ногами в море поглубже
2) лечь на песок — руки за голову — поза «рыба мордой вниз»
3) ждать пока две неуклюжие колоды превратятся обратно в хорошенький хвостик
от голоса всё равно никакого толку
Но всё-таки о том, что говорить невозможно, сказать выйдет только словами; и все чудеса, происходящие в сказочных лесах Ульянкиной, случаются ими и о них. Всё живое в её текстах говорит, а то, что над миром, что больше живого, обучает говорить всё остальное:
— Куда идёшь?
— Ищу мёртвого друга.
— А какой он, твой друг?
— Разговорит даже дерево,
а его «О!» стоит всех остальных
букв алфавита.
Стражник молчит.
Оборачиваюсь и вижу:
с клёна одно за другим
кружат к земле
жолтые стихотворения.
Получается, как бы ни хотелось избавиться от речи, она остаётся и останется единственным нашим чудом; ну и на том скажем спасибо.
Автор предисловия: Тамара Жукова
27.03.202515:47
(более лёгкое видео в комментариях)
В своём выступлении Кирилл Лопатин презентует программный проект, в котором он творчески рефлексирует над (не)возможностями перевода (неспроста называя эту практику иначе - конвертацией) иероглифа на русский язык - а в перспективе и на большинство европейских языков.
Вообще, если сравнивать фонетическую и логографическую языковые системы, то именно иероглифы китайского письма в большей степени напоминают простейшие живые организмы - вероятно за счёт того, что словообразование осуществляется различными комбинациями вполне определённого набора ключей, которые в свою очередь состоят из более простых черт, а они в свою очередь пишутся по определённым правилам. То есть каждый иероглиф условно имеет четыре уровня организации подобно высокомолекулярным белковым структурам, а значит устроен холархически. При таком устройстве интонационные заряды каждой из черт (графически) перекрываются, подобно электронным орбиталям атомов, образующих молекулы, а смысловые ореолы каждого из ключей (семантически) уточняют их, подобно тому, как полярные мономеры ориентируются в макромолекулу. Так в иероглифе будто бы постепенно аккумулированы эмерджентные свойства сначала определённых черт, а затем и ключей - итоговая слитность кажется непоколебимой защитой его от перевода.
В своём поэтическом исследовании Кирилл предлагает переводить не иероглиф, а сами принципы организации смыслов внутри него с параллельной адаптацией к русскому языку. Начиная с конвертации отдельных графем в текст, он переходит к попытке сохранения графики и ритмики чтения - располагая текст перевода на своих законных местах начертания и дублируя интонационные виражи изломами в написании перевода, а затем пробует сочинить текст-иероглиф с нуля. Каждая из стадий, так они названы самим автором, представляется вполне самостоятельной практикой создания авангардного текста, а в довесок и яркой чертой авторского почерка - при этом в них отчётливы аналогии с организацией ионной, ковалентной и металлической связей, соответственно. И тут закономерно возникает ряд вопросов - возможны ли их комбинации? не является ли второй способ уайт-аутом? а может быть есть четвёртый способ?
Автор предисловия: Ростислав Русаков
В своём выступлении Кирилл Лопатин презентует программный проект, в котором он творчески рефлексирует над (не)возможностями перевода (неспроста называя эту практику иначе - конвертацией) иероглифа на русский язык - а в перспективе и на большинство европейских языков.
Вообще, если сравнивать фонетическую и логографическую языковые системы, то именно иероглифы китайского письма в большей степени напоминают простейшие живые организмы - вероятно за счёт того, что словообразование осуществляется различными комбинациями вполне определённого набора ключей, которые в свою очередь состоят из более простых черт, а они в свою очередь пишутся по определённым правилам. То есть каждый иероглиф условно имеет четыре уровня организации подобно высокомолекулярным белковым структурам, а значит устроен холархически. При таком устройстве интонационные заряды каждой из черт (графически) перекрываются, подобно электронным орбиталям атомов, образующих молекулы, а смысловые ореолы каждого из ключей (семантически) уточняют их, подобно тому, как полярные мономеры ориентируются в макромолекулу. Так в иероглифе будто бы постепенно аккумулированы эмерджентные свойства сначала определённых черт, а затем и ключей - итоговая слитность кажется непоколебимой защитой его от перевода.
В своём поэтическом исследовании Кирилл предлагает переводить не иероглиф, а сами принципы организации смыслов внутри него с параллельной адаптацией к русскому языку. Начиная с конвертации отдельных графем в текст, он переходит к попытке сохранения графики и ритмики чтения - располагая текст перевода на своих законных местах начертания и дублируя интонационные виражи изломами в написании перевода, а затем пробует сочинить текст-иероглиф с нуля. Каждая из стадий, так они названы самим автором, представляется вполне самостоятельной практикой создания авангардного текста, а в довесок и яркой чертой авторского почерка - при этом в них отчётливы аналогии с организацией ионной, ковалентной и металлической связей, соответственно. И тут закономерно возникает ряд вопросов - возможны ли их комбинации? не является ли второй способ уайт-аутом? а может быть есть четвёртый способ?
Автор предисловия: Ростислав Русаков
18.03.202511:06
Сегодня свой день рождения празднует Владимир Коркунов - поэт, редактор, основатель журнала POETICA и книжной серии Neomenia, литературный критик и просто замечательный и отзывчивый человек. Наш проект поздравляет его и призывает вас присоединиться к поздравлениям! А вот выступление Владимира с ноябрьской Литреформы 24-го года.
Субъект поэтического высказывания Владимира Коркунова позволяет себя распинать, что вовсе не говорит об упоении собственной мукой. Пока ещё нигде не опубликованный цикл стихотворений посвящён несо-впадениям – неокончательным и в то же время наиболее полным проникновениям в мысли и душу другого человека. И если образ библейский – то воспалён, горит и мечется, как дитя в жару, если нервы – то не канат, не сталь, а лира, струны которой перерезаются ножницами до сокрушения столько лет незыблемо стоявшего «режима». А если ангел, то ему нельзя родиться никак иначе, кроме как из надрывного скрежета и хруста ломающихся от невысказанного позвонков. Но есть в этом искалеченном теле-дереве единственно живой зеленеющий побег – воспоминание о милосердии, проявленном когда-то к лиросубъекту его возлюбленной, и милосердие это было тогда всепроникающим, раскалывающим границы государств и языковые барьеры. Однако вместе с тем эта память заставляет его бесцельно выискивать знаки из прошлого в случайностях, встречах, могилах, птицах – не они ли клевали её руку, не они ли слетались над мертвецами? Так соединяются энергия умирания и отзвук жизни, а нагота перестаёт быть позорной и отталкивающей, она становится предметом сакрализации и гордости.
Автор предисловия: Евгения Либерман
Субъект поэтического высказывания Владимира Коркунова позволяет себя распинать, что вовсе не говорит об упоении собственной мукой. Пока ещё нигде не опубликованный цикл стихотворений посвящён несо-впадениям – неокончательным и в то же время наиболее полным проникновениям в мысли и душу другого человека. И если образ библейский – то воспалён, горит и мечется, как дитя в жару, если нервы – то не канат, не сталь, а лира, струны которой перерезаются ножницами до сокрушения столько лет незыблемо стоявшего «режима». А если ангел, то ему нельзя родиться никак иначе, кроме как из надрывного скрежета и хруста ломающихся от невысказанного позвонков. Но есть в этом искалеченном теле-дереве единственно живой зеленеющий побег – воспоминание о милосердии, проявленном когда-то к лиросубъекту его возлюбленной, и милосердие это было тогда всепроникающим, раскалывающим границы государств и языковые барьеры. Однако вместе с тем эта память заставляет его бесцельно выискивать знаки из прошлого в случайностях, встречах, могилах, птицах – не они ли клевали её руку, не они ли слетались над мертвецами? Так соединяются энергия умирания и отзвук жизни, а нагота перестаёт быть позорной и отталкивающей, она становится предметом сакрализации и гордости.
Автор предисловия: Евгения Либерман
03.04.202516:13
Стихотворения Дарии Солдо словно переносят читателя в несуществующую реальность, отправляя его за пределы освоенной человеком Земли («ойкумены»). Подборка ассоциируется с «Марсианскими хрониками» Рэя Бредбери: перед нами предстает очень красивый мир, но несущий отголосок чего-то разрушенного или недостроенного, а возможно даже вымершего. Кто виноват в этой пустоте? Откуда она появилась? В следствие чего возникла?
Мы ставим ветку в стакан и вмешиваемся в ход вещей и устройства мира Дарии, пытаемся освоить его и перекроить под себя, но стихия не дает вмешиваться, и идет снег, «крутится солнца неугомонная мельница».
Иногда в текстах подборки появляются привычные образы и предметы, которые сохраняют ощущение притяжения к нашей реальности, но, кажется, уже к абсолютно новой и другой, обновившейся вместе с весной, но оставшейся парадоксально холодной, даже несмотря на заметное присутствие солнца.
Автор предисловия: Юля Ермакова
Мы ставим ветку в стакан и вмешиваемся в ход вещей и устройства мира Дарии, пытаемся освоить его и перекроить под себя, но стихия не дает вмешиваться, и идет снег, «крутится солнца неугомонная мельница».
Иногда в текстах подборки появляются привычные образы и предметы, которые сохраняют ощущение притяжения к нашей реальности, но, кажется, уже к абсолютно новой и другой, обновившейся вместе с весной, но оставшейся парадоксально холодной, даже несмотря на заметное присутствие солнца.
Автор предисловия: Юля Ермакова
25.03.202516:05
Что это там вдали такое белое? Снег? Ангелы? Лошади? Что это за свет? Что за цвет? Мария Кривова представила белыми нитками шитую подборку, в которой настоящими действующими единицами становятся цвета, подчёркиваемые, высвеченные белым. На белом сначала видны все цвета «куба из радуги света», потом появляется тень — «чернеет земля», «серых птичек», — и причина тени — солнечное «золото» и «жёлтая река», — (будто ребёнок рисует пейзаж) пустое белое небо обретает синеву в присутствии солнца и отражается в прозрачной воде — «синяя река».
Можно проследить, как от белого листа, от бесконечного света вместе с «посланниками ангелов» (что уже тавтологично, послание передано посланниками посланников, передано во сне, зыбкое, неточное) через прикосновение происходит отказ от слова звучащего в пользу мысли, происходит контакт, контакт с другим миром (сна) и он же — контакт с другим человеком (тело). В яркости первых цветовых всплесков, в солнечном мифе происходит следующий отказ, новый выбор: прежние боги отступают, «возле рек только причастие».
И вот перед нами зрелый мир каждого сегодняшнего дня, многоцветный, оттеночный, живой (в нём и мыши, и собаки, и жуки), мир, говорящий на разных языках, открытый, но в прорехах шитья, в просветах между лоскутами, видна его прежняя довербальная белая основа: «белый лабрадор / подошёл и уткнулся бежевым носом / в раскрытую ладонь».
Автор предисловия: Маша Ежова
Можно проследить, как от белого листа, от бесконечного света вместе с «посланниками ангелов» (что уже тавтологично, послание передано посланниками посланников, передано во сне, зыбкое, неточное) через прикосновение происходит отказ от слова звучащего в пользу мысли, происходит контакт, контакт с другим миром (сна) и он же — контакт с другим человеком (тело). В яркости первых цветовых всплесков, в солнечном мифе происходит следующий отказ, новый выбор: прежние боги отступают, «возле рек только причастие».
И вот перед нами зрелый мир каждого сегодняшнего дня, многоцветный, оттеночный, живой (в нём и мыши, и собаки, и жуки), мир, говорящий на разных языках, открытый, но в прорехах шитья, в просветах между лоскутами, видна его прежняя довербальная белая основа: «белый лабрадор / подошёл и уткнулся бежевым носом / в раскрытую ладонь».
Автор предисловия: Маша Ежова
01.04.202515:10
Забавно!
24.03.202513:56
В эту пятницу у нас выступит Саша Николаенко - прозаик, лауреат «Русского Букера» (2017), автор книг «Убить Бобрыкина. История одного убийства», «Небесный почтальон Федя Булкин», «Муравьиный бог: реквием» и других.
Манера письма Саши выстроена ритмически и способна унести ваше сознание в водоворот образов, так что услышать это вживую - редкая и стоящая возможность!
28 МАРТА 19:00
ул. БАРБОЛИНА 6
Манера письма Саши выстроена ритмически и способна унести ваше сознание в водоворот образов, так что услышать это вживую - редкая и стоящая возможность!
28 МАРТА 19:00
ул. БАРБОЛИНА 6
दिखाया गया 1 - 10 का 10
अधिक कार्यक्षमता अनलॉक करने के लिए लॉगिन करें।