Anxious Autter
16.04.202516:07
«Жену серийного убийцы» глянула три-четыре месяца назад, а написать складно не получается. Как у создателей сериала – есть «что» сказать, но правильные формулировки не идут. Перескакивала с мысли на мысль, с одной дырки в сюжете – на другую: если заявлялось, что муж-доктор обеспечивает семью, то зачем сажать в тюрьму, и как героиня будет обеспечивать двоих детей продажей капкейков, неужели не вызывает подозрений, что двое мужей одной женщины столь странно закончили, почему полицейские не проверили сразу время записи-улики на телефоне? Измучившись, приняла истину: когда само такое невнятное, то не стоит ждать от интерпретации основательности.
Самая же жирная претензия – отсутствие авторской позиции. Да, Трюффо говорил: «Как человек я имею право судить, как художник – нет» – однако не имел в виду полную свободу от точки зрения. Не оправдание и жанр, в котором через утрированность зачастую показывают больше правды, чем в драмах, сфокусированных на психологизме. Привет, Хичкоку и Финчеру. Авторская позиция выражена в главном герое и его окружении. Здесь как раз перспективная история о не невинном чужаке, который обнаруживает вновь свою чужеродность. Казалось, что прижился, что пустил корни, что обеспечил безопасность, и тут одно событие рушит иллюзию и поливает кислотой красивую буржуазную картинку. Критическая ситуация, согласно законам природы, должна была высветить настоящую натуру персонажей и откопать скелеты псевдоприличного общества, но вместо – четыре серии чем-то занимаются в промежутках между сюжетными звеньями.
Возможно, отсутствие позиции вытекает из отсутствия смелости. На съёмку героини снизу вверх в кульминации, в позиции силы и с огромными ноздрями победителя, храбрости хватило, а обозначить антигероичность и траекторию падения – нет. Всё с попытками усидеть на двух стульях: быть и беспристрастными художниками в намёках, и осуждающим обычным человеком. То ли есть большое и малое зло на свете, то ли нет этого разделения. То ли со страхом восхищаемся матерью, избавившейся от абузеров, то ли констатируем – яблоко от яблони не далеком падает, и травмы не излечиваются. Одних аморальных лупим законом по лбу, других отпускаем, хотя лжесвидетельства, если не изменяет память, преступление. В итоге непонятно – зрителю рукоплескать человеку неоренессанса или бояться самозванца? Раньше пустое место на месте философии у героя было формой философии, а теперь просто пустота, вставь по желанию мотивы, только не бей сценаристов ногами, они – создания нежные.
Самая же жирная претензия – отсутствие авторской позиции. Да, Трюффо говорил: «Как человек я имею право судить, как художник – нет» – однако не имел в виду полную свободу от точки зрения. Не оправдание и жанр, в котором через утрированность зачастую показывают больше правды, чем в драмах, сфокусированных на психологизме. Привет, Хичкоку и Финчеру. Авторская позиция выражена в главном герое и его окружении. Здесь как раз перспективная история о не невинном чужаке, который обнаруживает вновь свою чужеродность. Казалось, что прижился, что пустил корни, что обеспечил безопасность, и тут одно событие рушит иллюзию и поливает кислотой красивую буржуазную картинку. Критическая ситуация, согласно законам природы, должна была высветить настоящую натуру персонажей и откопать скелеты псевдоприличного общества, но вместо – четыре серии чем-то занимаются в промежутках между сюжетными звеньями.
Возможно, отсутствие позиции вытекает из отсутствия смелости. На съёмку героини снизу вверх в кульминации, в позиции силы и с огромными ноздрями победителя, храбрости хватило, а обозначить антигероичность и траекторию падения – нет. Всё с попытками усидеть на двух стульях: быть и беспристрастными художниками в намёках, и осуждающим обычным человеком. То ли есть большое и малое зло на свете, то ли нет этого разделения. То ли со страхом восхищаемся матерью, избавившейся от абузеров, то ли констатируем – яблоко от яблони не далеком падает, и травмы не излечиваются. Одних аморальных лупим законом по лбу, других отпускаем, хотя лжесвидетельства, если не изменяет память, преступление. В итоге непонятно – зрителю рукоплескать человеку неоренессанса или бояться самозванца? Раньше пустое место на месте философии у героя было формой философии, а теперь просто пустота, вставь по желанию мотивы, только не бей сценаристов ногами, они – создания нежные.
07.04.202505:47
Вглядываюсь в серо-синюю мглу в окне и хочется:
Читать — детективы в жанре «tartan noir»;
Смотреть — сериал «Тугая струна»;
Слушать — «Merry Christmas, Please don't call» Bleachers;
Носить — Empire T;
Не выходить из дома (мечты-мечты, сладкие мечты).
Читать — детективы в жанре «tartan noir»;
Смотреть — сериал «Тугая струна»;
Слушать — «Merry Christmas, Please don't call» Bleachers;
Носить — Empire T;
Не выходить из дома (мечты-мечты, сладкие мечты).
28.02.202519:22
Без Джулии Гарнер у «Вульфмена» было бы мало шансов на просмотр в нынешнем году, так как обычно отстаю от фильмов про оборотней. Однако снялась на данный момент любимая актриса нервического профиля, умеющая передавать на экране шизоидный тремор, поэтому судьба оказалась завидней, чем у остальных членов стаи. На этом же, к сожалению, плюсы почти и заканчиваются. Назову ещё весьма отталкивающий грим зверя, пару пугающих сцен и потенциал истории, глубоко закопанный под странной скоростью повествования, которое то еле-еле тащится, то несётся галопом.
В фильме Ли Уоннелла чувствуется, что подход к сторителлингу позаимствован из «Мухи» – классики маскулинного боди-хоррора: меньше поэзии художественной ликантропии, больше психологизма и попыток пересчитать блох сказки. Есть семья в кризисный момент. Есть отец-писатель с заведённым часовым механизмом трагического перевоплощения. Есть дом на опушке леса – пространство, подвергающееся испытанию сверхъестественным, и поле для противостояния родительских начал. Есть тема про благие намерения и их неблагополучный результат. Есть кольцевая структура, намекающая, в общем, на круг в качестве основы фольклорного действия и, в частности, на умозрительное колесо «Пути героя» товарища Джозефа Кэмпбэлла. Да так далее да тому подобное, как не говорится в народных легендах. При нескольких интересных визуальных решениях и робкой игре с жанровыми клише, с «Вульфменом» не отпускает ощущение, что на протяжении полутора часов тревожно оглядывается назад и сверяется со списком картин, где фундамент конфликта – насилие внутри нуклеарной ячейки общества и мужская депрессия, выраженная яростью. Так, если сбрить шерсть сюжета и описывать голую драматургию, то в слепом затесте легко спутать его синопсис с синопсисом «Сияния». Только у папы вместо острого топора большие зубы, а у мамы вместо биты – ружьё. И пусть «Человек-невидимка» Уоннелла тоже страдает синдромом прямолинейности и пафосность финала оправдана слабо, но там и саспенс лучше настроен, и авторская позиция сформулирована чётче.
P.S. Хотя, возможно, привкус незавершённости «Вульфмена» – режиссёрский ход конём. И где-то там, за следующим полнолунием, ждёт финал трилогии… с «Человеком-амфибией».
В фильме Ли Уоннелла чувствуется, что подход к сторителлингу позаимствован из «Мухи» – классики маскулинного боди-хоррора: меньше поэзии художественной ликантропии, больше психологизма и попыток пересчитать блох сказки. Есть семья в кризисный момент. Есть отец-писатель с заведённым часовым механизмом трагического перевоплощения. Есть дом на опушке леса – пространство, подвергающееся испытанию сверхъестественным, и поле для противостояния родительских начал. Есть тема про благие намерения и их неблагополучный результат. Есть кольцевая структура, намекающая, в общем, на круг в качестве основы фольклорного действия и, в частности, на умозрительное колесо «Пути героя» товарища Джозефа Кэмпбэлла. Да так далее да тому подобное, как не говорится в народных легендах. При нескольких интересных визуальных решениях и робкой игре с жанровыми клише, с «Вульфменом» не отпускает ощущение, что на протяжении полутора часов тревожно оглядывается назад и сверяется со списком картин, где фундамент конфликта – насилие внутри нуклеарной ячейки общества и мужская депрессия, выраженная яростью. Так, если сбрить шерсть сюжета и описывать голую драматургию, то в слепом затесте легко спутать его синопсис с синопсисом «Сияния». Только у папы вместо острого топора большие зубы, а у мамы вместо биты – ружьё. И пусть «Человек-невидимка» Уоннелла тоже страдает синдромом прямолинейности и пафосность финала оправдана слабо, но там и саспенс лучше настроен, и авторская позиция сформулирована чётче.
P.S. Хотя, возможно, привкус незавершённости «Вульфмена» – режиссёрский ход конём. И где-то там, за следующим полнолунием, ждёт финал трилогии… с «Человеком-амфибией».
24.02.202505:21
Между работой, болячками и хандрой по-прежнему посещаю мастер-классы по написанию детективных историй. На одном одногруппница зачитывала синопсис своего детектива и там есть ароматная зацепка – преступник оставляет предмет, который пахнет Баккарой. И хотя очень стыдно, могла промолчать, отсиживаясь в средних рядах, однако всё равно логически подобное не укладывается при самых фантастических обстоятельствах. А) Духи в редчайших случаях имеют право именно считаться уликой. И ею точно не будут те, что встречаются на каждом шагу в разных формах: оригинал, копия, по мотивам, реплика. Б) Кто пойдёт совершать преступление в духах? Только киллер в «Шерлоке» (ещё сразу вспоминается сцена из третьего сезона «Короны», где Маргарет Тэтчер заявляется на охоту в духах). В) Даже в качестве заигрывания не прокатывает. Да, Баккару не отследишь, как какую-нибудь нишу, выпускающуюся в количестве трёх флаконов, которые можно приобрести в единственном бутике на вершине Эльбруса, но тогда и какой смысл оставлять намеренно подобное? Оно же от тиражируемости композиции воспринимается глупой ошибкой, а не шахматным ходом.
Короче, не попросили больше не приходить, но порекомендовали посетить «Клуб анонимных обижателей ближнего».
Короче, не попросили больше не приходить, но порекомендовали посетить «Клуб анонимных обижателей ближнего».
19.02.202511:16
Обычно к парфюмерным пресс-релизам холодна. Да и пишут так, словно совершают насильственные действия с ИИ, заставляя максимально исключать даже крупицу человеческого из текстов. Поэтому имеем локальные шедевры в стиле «потери потерь»: «чувственная чувственность», «сексуальная сексуальность» и околофилософское «осознанная осознанность». Но прилагающийся к одному из троицы новинок Beaufort зацепил. Который к Pyroclasm, где натягивается канатом почти литературная связь между базальтовыми скальными образованиями (Мостовой Гигантов) и кораблями, природой и верфью, породами и металлами. Конечно, судя по пирамиде, не нужно, да и с брендом на разных волнах: склонна превращаться в мебель и стараться не получать за духи в зубы, Beaufort же даёт в зубы без объяснения причины и отягощающих действие чувств. Однако тяга к морской романтике, скорее всего, заставит хотя бы попробовать и помечтать о духах, в которых соединяют Фингалову пещеру и готический собор.
С названием же по традиционной схеме: попытаюсь запомнить, делая зарубку «пиро-огонь», но, в итоге, буду называть «Филоктет» или «Птеродактиль». С уточнением: «Ищите в списке ароматов бренда что-то похожее, но на самом деле совершенно другое, поймёте, что он, когда увидите». Если не получилось с изучением древнегреческого, то и здесь не стоит ждать успехов.
С названием же по традиционной схеме: попытаюсь запомнить, делая зарубку «пиро-огонь», но, в итоге, буду называть «Филоктет» или «Птеродактиль». С уточнением: «Ищите в списке ароматов бренда что-то похожее, но на самом деле совершенно другое, поймёте, что он, когда увидите». Если не получилось с изучением древнегреческого, то и здесь не стоит ждать успехов.
14.02.202514:53
Мама взяла на работу два куска торта и папе утром говорит: «Сегодня День Святого Валентина. Все празднуют, в этом году хочу тоже. Подарков не надо. Попьём чаю с десертом вдвоём». Папа вроде осознанно покивал на предложение, а потом был трудовой завал и мама выбралась из-под него только к вечеру. Когда посмотрела в контейнер со сладким, там было уже пусто. На вопросительный взгляд ястреба-бухгалтера папа ответил: «А я подумал, что оба мне». В общем, какой праздник… такой и фуршет.
Утихомирив истерику от истории, нанесла Kiss Me Intense, всё равно давно собиралась. Он, в свою очередь, толкает рассказать о всех романтических ужинах, которые запорола своим кулинарным антиталантом, но не буду.
Утихомирив истерику от истории, нанесла Kiss Me Intense, всё равно давно собиралась. Он, в свою очередь, толкает рассказать о всех романтических ужинах, которые запорола своим кулинарным антиталантом, но не буду.
16.04.202505:57
Три мысли по утру.
▪️Первая. Певица Эния живёт моей жизнью в поместье, которое переименовала в «Мандерли».
▪️Вторая. Чётко поняла, совершая переход со станций, что звук моей души — чуваки, играющие на пиле в метро. Не терменвокс. Не безумные саксофонисты без слуха. Именно сладко заунывная пила.
▪️Третья. Невозможно работать в аромате, напоминающем об архитектурном стиле «шотландские бароны» (речь сегодня об Habit Rouge).
▪️Первая. Певица Эния живёт моей жизнью в поместье, которое переименовала в «Мандерли».
▪️Вторая. Чётко поняла, совершая переход со станций, что звук моей души — чуваки, играющие на пиле в метро. Не терменвокс. Не безумные саксофонисты без слуха. Именно сладко заунывная пила.
▪️Третья. Невозможно работать в аромате, напоминающем об архитектурном стиле «шотландские бароны» (речь сегодня об Habit Rouge).
04.03.202515:57
Коллективом драматургов готовим товарища по перу к конференции. Материал – монстры и хорроры с точки зрения сценаристов: что приносят в повествование разные виды чудовищ, как работает жанровое пространство, греческая мифология в качестве аналога «тёмной вселенной Юнивёрсал» + размышления о рациональных римлянах перед лицом иррационального. Начать исследование решили с мумии.
Мумия (в значении «монстр») изучается сейчас с меньшим энтузиазмом, нежели коллеги по постмортальности: вампиры, зомби, призраки или творение Франкенштейна – хотя природа причудливая. Роман «Жук» (или «Скарабей» со спойлером) Ричарда Марша, вдохновлённый египтоманией с мероприятиями по разворачиванию мумий и оформлением кладбищ обелисками, вышел в тот же год, что и «Дракула» Брэма Стокера, а затем и отец литературного кровопийца написал «Проклятие мумии, или Камень семи звёзд» в традициях египетской готики. Также стоит вспомнить остальную классику: «Мумию! или историю двадцать второго века» Джейн Уэбб Лудон, «Кольцо Тота» и «Лот номер 249» Артура Конан Дойла, «Затерянных в пирамиде» Луизы Мэй Олкотт, «Фароса-египтянина» Гая Бутби и «Историю поместья Бэлброй», где привидение английского поместья вселяется в мумию и получается любопытный «симбиот». В популярной культуре, несмотря на реалии (существуют не только в Египте) и факты естественной мумификации (ледники, торфяные болота), мумия – фараоны и жрецы. Что сближает с вампирами-аристократами. Однако мор и несчастья разносят как заразу, как зомби, действующие по указке невидимых сил. С другой стороны, её рукотворность похожа на рукотворность создания Мэри Шелли, и у уже упомянутой Лудон мумию в будущем «воскрешают» при помощи гальванизации. Таким образом, египетское мироощущение рисуют гибридом мистицизма и технологичности, поэтому рассказы о мумиях в репертуаре фантастов не выглядят инородно.
Сюжеты о мумиях можно поделить на два вида: кара за осквернение святого места и возвращение любимой. Во втором случае вновь сверкает зубами Дракула, и бросается в глаза – в «Мумии» 1936 года копируются сцены из «Дракулы» 1931-го той же Юнивёрсал. Распространённая же тема – открывание ящика Пандоры. В народно-комиксовом сознании древние египтяне постоянно жили в пирамидах, окружённые просмоленными кошками в бинтах и магическими артефактами, обеспечивающими благодать по ту сторону жизни земной. Следовательно, Египет чётко ассоциируется с погребальными ритуалами, которые нужно уважать, и тех, кто покой тревожит (бессовестные колонизаторы, допустим), ожидает наказание.
Мумия (в значении «монстр») изучается сейчас с меньшим энтузиазмом, нежели коллеги по постмортальности: вампиры, зомби, призраки или творение Франкенштейна – хотя природа причудливая. Роман «Жук» (или «Скарабей» со спойлером) Ричарда Марша, вдохновлённый египтоманией с мероприятиями по разворачиванию мумий и оформлением кладбищ обелисками, вышел в тот же год, что и «Дракула» Брэма Стокера, а затем и отец литературного кровопийца написал «Проклятие мумии, или Камень семи звёзд» в традициях египетской готики. Также стоит вспомнить остальную классику: «Мумию! или историю двадцать второго века» Джейн Уэбб Лудон, «Кольцо Тота» и «Лот номер 249» Артура Конан Дойла, «Затерянных в пирамиде» Луизы Мэй Олкотт, «Фароса-египтянина» Гая Бутби и «Историю поместья Бэлброй», где привидение английского поместья вселяется в мумию и получается любопытный «симбиот». В популярной культуре, несмотря на реалии (существуют не только в Египте) и факты естественной мумификации (ледники, торфяные болота), мумия – фараоны и жрецы. Что сближает с вампирами-аристократами. Однако мор и несчастья разносят как заразу, как зомби, действующие по указке невидимых сил. С другой стороны, её рукотворность похожа на рукотворность создания Мэри Шелли, и у уже упомянутой Лудон мумию в будущем «воскрешают» при помощи гальванизации. Таким образом, египетское мироощущение рисуют гибридом мистицизма и технологичности, поэтому рассказы о мумиях в репертуаре фантастов не выглядят инородно.
Сюжеты о мумиях можно поделить на два вида: кара за осквернение святого места и возвращение любимой. Во втором случае вновь сверкает зубами Дракула, и бросается в глаза – в «Мумии» 1936 года копируются сцены из «Дракулы» 1931-го той же Юнивёрсал. Распространённая же тема – открывание ящика Пандоры. В народно-комиксовом сознании древние египтяне постоянно жили в пирамидах, окружённые просмоленными кошками в бинтах и магическими артефактами, обеспечивающими благодать по ту сторону жизни земной. Следовательно, Египет чётко ассоциируется с погребальными ритуалами, которые нужно уважать, и тех, кто покой тревожит (бессовестные колонизаторы, допустим), ожидает наказание.
28.02.202505:26
Не удивилась, увидев на странице аромата Slowdive от Hiram Green последним отзывом: «Субъективно, очень мерзкий запах, в слепую не брать». Если не выносите сочетание мёда, белых цветов, фруктов и смол (или хотя бы дуэт из прямолинейного мёда и тубероз/табака), то точно не заблагоухает, а беспощадно завоняет. Slowdive – это дикое лето, какое показывают в кино или описывают в пышущих гормонами романах. Телесно-выпуклый. Жарко-жужжащий пасекой. С описаниями в стиле «по коже пот стекал, как горячий воск», «вместе они утонули в сиропе полудня» и «конец августа можно было выжимать и затем наблюдать за круговертью мякоти в стакане». Вспомнила, почему так и не решилась взять – слишком хладнокровная для подобного.
В другой работе бренда, Philtre, гвоздика то поворачивается специевой стороной, задевая будто нечаянно лилово-сернистым винтажным плечом, то распускается голограммой лилии со слегка заржавевшими по краям лепестками и зеленоватой водой, которая ещё не болото, но уже терпенит в запертой комнате.
В другой работе бренда, Philtre, гвоздика то поворачивается специевой стороной, задевая будто нечаянно лилово-сернистым винтажным плечом, то распускается голограммой лилии со слегка заржавевшими по краям лепестками и зеленоватой водой, которая ещё не болото, но уже терпенит в запертой комнате.
21.02.202518:28
В честь прошедшего дня рождения Роберта Олтмена и при зашкаливающей температуре пересмотрела «Высокую моду», когда-то принятую неблагосклонно и критиками, и тусовкой, да и сегодня гордо держащуюся за низкую оценку, которую не планируют повышать, боясь, видимо, гнева призрака оперы Лагерфельда. При том, что фильм постоянно попадает в списки рекомендованных по теме «fashion».
Интересно же, что у моды в кинематографе множество вариантов воплощения. Например, сказочный троп: «Маленькое красное платье» и «Призрачная нить» – когда вещи либо будто волшебные, либо буквально магические. Или коктейль из абсурдизма и сатиры (та самая одиозная «Высокая мода»). Однако самая любопытная негативная интерпретация – мода в качестве инфернального пространства. Сразу, конечно, приходит на ум и «Дьявол носит Прада», и «Неоновый демон», и отчасти «Фотоувеличение». Потому что в модной индустрии до сих пор распространена традиция языковыми и визуальными средствами заявлять себя формой религии. Вульгарное сравнение Vogue или иных изданий со священными книгами. Акцентирование на символике, или мифология Шанель с короткими стрижками, чёрными платьями и напоминаниями о монастырском прошлом, которые должны наводить на ассоциации с орденом, от чего получается смехотворная игра в угадайку: «Францисканцы, доминиканцы, шанелианцы. Найдите лишнее». Фокусы кроя подаются почти как явление чуда народу, а дизайнеры не умирают, как писатели, художники, скульпторы или музыканты – их коллекции продолжают дефилировать по подиумам, вопреки факту конечности бытия. Худоба (в идеале предельная) – спущенное свыше прекрасное, и те, кто носит на костях мясо вместо шифона, должен в жёлтой прессе быть наказан испанской инквизицией из Монти Пайтона. Нормальный вес – предательство веры, нежелание быть в тренде – ересь, движения на манер великого мужского отказа или жаркие споры о спортивных костюмах в первых рядах показов – расколы.
Кинематограф это видит и переваривает, совершая акт инверсии и приближая картины о моде к повестям о нечисти, вампирах и остальной нежити. Модели питаются собственными соками или друг другом. Некромантия одежды, сконструированной тем, кого уже нет. Секты брендов и фанатизм. Современные Фаусты в Баленсиаге, готовые на всё ради карьеры в индустрии. Если же речь о документалистике, то миру быстрой моды предрекают муки Ада по Данте, где потребителям и создателям уготовано сращивание синтетических тканей с плотью и терзания в вихрях климатических аномалий. Мораль? Дьявол по-прежнему в «details», поэтому следите бдительно за ними и за «fabric» души.
Интересно же, что у моды в кинематографе множество вариантов воплощения. Например, сказочный троп: «Маленькое красное платье» и «Призрачная нить» – когда вещи либо будто волшебные, либо буквально магические. Или коктейль из абсурдизма и сатиры (та самая одиозная «Высокая мода»). Однако самая любопытная негативная интерпретация – мода в качестве инфернального пространства. Сразу, конечно, приходит на ум и «Дьявол носит Прада», и «Неоновый демон», и отчасти «Фотоувеличение». Потому что в модной индустрии до сих пор распространена традиция языковыми и визуальными средствами заявлять себя формой религии. Вульгарное сравнение Vogue или иных изданий со священными книгами. Акцентирование на символике, или мифология Шанель с короткими стрижками, чёрными платьями и напоминаниями о монастырском прошлом, которые должны наводить на ассоциации с орденом, от чего получается смехотворная игра в угадайку: «Францисканцы, доминиканцы, шанелианцы. Найдите лишнее». Фокусы кроя подаются почти как явление чуда народу, а дизайнеры не умирают, как писатели, художники, скульпторы или музыканты – их коллекции продолжают дефилировать по подиумам, вопреки факту конечности бытия. Худоба (в идеале предельная) – спущенное свыше прекрасное, и те, кто носит на костях мясо вместо шифона, должен в жёлтой прессе быть наказан испанской инквизицией из Монти Пайтона. Нормальный вес – предательство веры, нежелание быть в тренде – ересь, движения на манер великого мужского отказа или жаркие споры о спортивных костюмах в первых рядах показов – расколы.
Кинематограф это видит и переваривает, совершая акт инверсии и приближая картины о моде к повестям о нечисти, вампирах и остальной нежити. Модели питаются собственными соками или друг другом. Некромантия одежды, сконструированной тем, кого уже нет. Секты брендов и фанатизм. Современные Фаусты в Баленсиаге, готовые на всё ради карьеры в индустрии. Если же речь о документалистике, то миру быстрой моды предрекают муки Ада по Данте, где потребителям и создателям уготовано сращивание синтетических тканей с плотью и терзания в вихрях климатических аномалий. Мораль? Дьявол по-прежнему в «details», поэтому следите бдительно за ними и за «fabric» души.
18.02.202516:38
Критики периодически отмечают, что драматургического разнообразия в жанре исторического кино (и байопиков, соотвественно) нет. Есть два алгоритма: о возвышении и о падении, героический и трагический (иногда «антигероический») — где, отвечая на вопросы «Да» и «Нет», строишь повествование. Характер прорабатывается по минималке, а фабула — перечисление значимых событий, что помогает сценаристу не волноваться о хронологии и логике мотивов. Поэтому исторические личности на экране друг на друга похожи, и складывается даже иногда впечатление, что Наполеон, какой-нибудь известный теннисист и самодур-режиссёр — одно лицо. Просто гораздо приятней видеть важных фигур приближенных к героям эпоса или Шекспира, нежели низведённых до реальных людей с гастритами. В крайнем случае пусть будет странность (согласно учебникам, есть у каждого великого). Да и словосочетание «историческое кино» такое же противоречивое , как «научная фантастика» и «мистический детектив», попытка поженить разум с сердцем, рациональное — с иррациональным. История — приятная закуска, аттракцион, декор. Основное блюдо — проблемы, тревоги и мечты современности, от чего сенаторы в простынях в римской «забегаловке» со свитками на манер газет подозрительно похожи на членов парламента в пабе.
Маленький бунт против системы «исторического кино» совершила София Коппола в «Марии-Антуанетте». Вместо того, чтобы пытаться сказать побольше «сурьёзного» за два часа фильма, выводит действие из знакомой ситуации «подростки дома без родителей» и подтягивает историческое кино к жанру «coming of age». У её Марии-Антуанетты подростковое мышление и мироощущение, её Версаль – остался без взрослых. Кеды. Блёстки. Пирожные. Вечеринки. Это недостоверно и о Марии-Антуанетте узнаёшь ровно ноль, но аутентично в контексте восприятия Копполы, по подходу к снаряду ближе к Дюма, нежели к энциклопедии Дидро.
Маленький бунт против системы «исторического кино» совершила София Коппола в «Марии-Антуанетте». Вместо того, чтобы пытаться сказать побольше «сурьёзного» за два часа фильма, выводит действие из знакомой ситуации «подростки дома без родителей» и подтягивает историческое кино к жанру «coming of age». У её Марии-Антуанетты подростковое мышление и мироощущение, её Версаль – остался без взрослых. Кеды. Блёстки. Пирожные. Вечеринки. Это недостоверно и о Марии-Антуанетте узнаёшь ровно ноль, но аутентично в контексте восприятия Копполы, по подходу к снаряду ближе к Дюма, нежели к энциклопедии Дидро.
13.02.202516:38
«Убийства в Оре» не единожды назвали «заменой “Моста”». Во-первых, нет. И, во-вторых, аналогично нет.
Оставляя пока в стороне нордическую архитектонику, скажу, что Сага Норен – рок-звезда жанра. Она cool в прямом и переносном смысле слова, хорошо прописана и хороша сыграна, идеальный протагонист, выражающий тревогу, спрятанную под ледяной невозмутимостью, которой пропитаны скандинавские триллеры и детективы. Ни один из персонажей «Убийств в Оре» не дотягивает, не удерживает внимание достаточно долго, чтобы возник зрительский интерес, любопытство, жажда по следующему действию. У них нет привычек, нет уникальных манер объясняться, нет стиля. Героиня вписывается сразу в среду Оре, пусть сценаристы и пытаются натужно убедить в обратном. Норен похожа на человека, который мог бы оказать в совершенно другом месте, однако то ли судьба, то ли Боги с изощрённым видением мира привели именно в полицию.
После каждого сезона «Моста» хочется выпить водки, даже если не переносишь, даже если от неё мутит и тянет превратиться в жалкое пятно на засаленном ковре. Организм требует хлестнуть себя чем-нибудь. Под «Убийства в Оре» же просится глинтвейн в милой чашке и вязаные носочки. В нём скопированы все фирменные атрибуты направления: тьма, свет фар, растушевывающий тьму, ламповые свитерки, насквозь видимые дома, не возбуждающий секс-холодец, женщина-детектив с маниакальностью и слабыми навыками социального взаимодействия. Пейзажи? Снежный простор, румянец мороза и северное сияние. Главная тема? Знакомая по всем предыдущим сериалам шведов и датчан: эта утопия стеклянно-деревянных изб – лютый обман зрения. Улики и подозреваемые находятся быстро, нет вытягивающего жилы ожидания, нетерпения, саспенса, запашка, сигнализирующего о гниении в королевстве. Преступления приемлемые, но, как и секс, не вставляют. Поэтому при качественной работе оператора и нескольких приятных сценах ощущается уютной подделкой, такая, биркин от Walmart.
Оставляя пока в стороне нордическую архитектонику, скажу, что Сага Норен – рок-звезда жанра. Она cool в прямом и переносном смысле слова, хорошо прописана и хороша сыграна, идеальный протагонист, выражающий тревогу, спрятанную под ледяной невозмутимостью, которой пропитаны скандинавские триллеры и детективы. Ни один из персонажей «Убийств в Оре» не дотягивает, не удерживает внимание достаточно долго, чтобы возник зрительский интерес, любопытство, жажда по следующему действию. У них нет привычек, нет уникальных манер объясняться, нет стиля. Героиня вписывается сразу в среду Оре, пусть сценаристы и пытаются натужно убедить в обратном. Норен похожа на человека, который мог бы оказать в совершенно другом месте, однако то ли судьба, то ли Боги с изощрённым видением мира привели именно в полицию.
После каждого сезона «Моста» хочется выпить водки, даже если не переносишь, даже если от неё мутит и тянет превратиться в жалкое пятно на засаленном ковре. Организм требует хлестнуть себя чем-нибудь. Под «Убийства в Оре» же просится глинтвейн в милой чашке и вязаные носочки. В нём скопированы все фирменные атрибуты направления: тьма, свет фар, растушевывающий тьму, ламповые свитерки, насквозь видимые дома, не возбуждающий секс-холодец, женщина-детектив с маниакальностью и слабыми навыками социального взаимодействия. Пейзажи? Снежный простор, румянец мороза и северное сияние. Главная тема? Знакомая по всем предыдущим сериалам шведов и датчан: эта утопия стеклянно-деревянных изб – лютый обман зрения. Улики и подозреваемые находятся быстро, нет вытягивающего жилы ожидания, нетерпения, саспенса, запашка, сигнализирующего о гниении в королевстве. Преступления приемлемые, но, как и секс, не вставляют. Поэтому при качественной работе оператора и нескольких приятных сценах ощущается уютной подделкой, такая, биркин от Walmart.
13.04.202517:57
#пыльныйчервь
Новость об очередной экранизации «Гордости и предубеждения» с Эммой Коррин и Джеком Лауденом вернула к серии эссе о Джейн Остин.
[Осторожно, дальше зона схода многобукв]
Признаюсь, роман далеко не самый любимый. Классно написанный и… местами нафталиновый. И, хотя Элизабет Беннет называют «modern heroine», дала бы драматургическую характеристику «оптимальная». Даже с точки зрения структуры текста старшие сёстры находятся между младшими: сухой, как натруженные руки прачки, Мэри и бесноватыми Лидией с Китти. Элизабет легко сопереживать, так как всего в меру: озорства, рациональности, импульсивности. История же менее универсальная, и тёплое отношение к перенесению классики в нашу эпоху, заставляет видеть неповоротливость. Понятно: а) почему в «Невесте и предрассудках» в центре повествования индийская семья; б) почему в фильмах «Дневник Бриджит Джонс» и «Вам письмо» выброшены целые смысловые куски. Во вселенной Остин выйти замуж важно принципиально не в рамках концепции «личного счастья», от замужества зависело благополучие, ведь, по закону мог лишиться крыши над головой и стать кочующей по дальним родственника тёткой. Пять незамужних дочерей без права наследовать землю – критическое условие, и на его фоне отказ от предложения должен восприниматься бунтом. Однако, в журналах и проповедях того периода призывали молодых «тщательно выбирать правильного спутника», так как брак – Рай. А какой Рай с придурковатым мистером Коллинзом? Действие соответствовало не правде жизни, где процветали договорные браки и практичность, а настроениям в обществе и желаниям. То есть среди всего творчества Остин, ассоциирующегося со свадебными колоколами и рюшами, но на самом деле на них не зацикленного, «Гордость и предубеждение» – роман, у которого парадоксальная репутация прогрессивного при консервативном интерьере. Ему подошло бы инструктивное название: «Как, когда и за кого надо выходить замуж, исходя из классовой принадлежности и темперамента?».
«Эмма», «Нортенгерское аббатство» и «Доводы рассудка» устроены с большим потенциалом на будущее. Эмма Вудхаус – те дочки-тепличные-растения, которых отцы обожают с мыслями: «Зачем ей муж? Не обеспечит ни достаточными средствами, ни, главное, любовью. Зачахнет! Пусть сидит в родном гнезде и играет». Чем Эмма и занимается – не ведает настоящих бед (кроме грустного расставания с гувернанткой, заменившей мать) и строит кукольный домик, получая через раз по лбу. Кэтрин Морланд – мы на волне увлечения «Сумерками»: голова полна вампирской чепухи и мечтаний о байронических кавалерах. Энн Эллиот – героиня книги о болезненном ощущении упущенного момента, когда кажется, что дальше лишь зима. Две озорные истории о взрослении, одна с осенней печалью – о почти потерянных надеждах. Тема замужества в романах не исчезла с радара, но и не выведена на передний план, как в «Гордости и предубеждении» с зачином: «It is truth universally acknowledged, that a single man in possession of a good fortune, must be in want of a wife». Поэтому переносятся «в сейчас» с малыми модификациями сюжета («Бестолковые» доказали блистательно), в отличие, например, от «Мэнсфилд-парка» и «Разума и чувств» (кстати, тоже с индийской адаптацией из 2000-го).
«Барышни любят время от времени разбивать себе сердце – почти так же, как выходить замуж. Это даёт пищу для размышлений и чем-то выделяет среди подруг»
«Гордость и предубеждение»
Новость об очередной экранизации «Гордости и предубеждения» с Эммой Коррин и Джеком Лауденом вернула к серии эссе о Джейн Остин.
[Осторожно, дальше зона схода многобукв]
Признаюсь, роман далеко не самый любимый. Классно написанный и… местами нафталиновый. И, хотя Элизабет Беннет называют «modern heroine», дала бы драматургическую характеристику «оптимальная». Даже с точки зрения структуры текста старшие сёстры находятся между младшими: сухой, как натруженные руки прачки, Мэри и бесноватыми Лидией с Китти. Элизабет легко сопереживать, так как всего в меру: озорства, рациональности, импульсивности. История же менее универсальная, и тёплое отношение к перенесению классики в нашу эпоху, заставляет видеть неповоротливость. Понятно: а) почему в «Невесте и предрассудках» в центре повествования индийская семья; б) почему в фильмах «Дневник Бриджит Джонс» и «Вам письмо» выброшены целые смысловые куски. Во вселенной Остин выйти замуж важно принципиально не в рамках концепции «личного счастья», от замужества зависело благополучие, ведь, по закону мог лишиться крыши над головой и стать кочующей по дальним родственника тёткой. Пять незамужних дочерей без права наследовать землю – критическое условие, и на его фоне отказ от предложения должен восприниматься бунтом. Однако, в журналах и проповедях того периода призывали молодых «тщательно выбирать правильного спутника», так как брак – Рай. А какой Рай с придурковатым мистером Коллинзом? Действие соответствовало не правде жизни, где процветали договорные браки и практичность, а настроениям в обществе и желаниям. То есть среди всего творчества Остин, ассоциирующегося со свадебными колоколами и рюшами, но на самом деле на них не зацикленного, «Гордость и предубеждение» – роман, у которого парадоксальная репутация прогрессивного при консервативном интерьере. Ему подошло бы инструктивное название: «Как, когда и за кого надо выходить замуж, исходя из классовой принадлежности и темперамента?».
«Эмма», «Нортенгерское аббатство» и «Доводы рассудка» устроены с большим потенциалом на будущее. Эмма Вудхаус – те дочки-тепличные-растения, которых отцы обожают с мыслями: «Зачем ей муж? Не обеспечит ни достаточными средствами, ни, главное, любовью. Зачахнет! Пусть сидит в родном гнезде и играет». Чем Эмма и занимается – не ведает настоящих бед (кроме грустного расставания с гувернанткой, заменившей мать) и строит кукольный домик, получая через раз по лбу. Кэтрин Морланд – мы на волне увлечения «Сумерками»: голова полна вампирской чепухи и мечтаний о байронических кавалерах. Энн Эллиот – героиня книги о болезненном ощущении упущенного момента, когда кажется, что дальше лишь зима. Две озорные истории о взрослении, одна с осенней печалью – о почти потерянных надеждах. Тема замужества в романах не исчезла с радара, но и не выведена на передний план, как в «Гордости и предубеждении» с зачином: «It is truth universally acknowledged, that a single man in possession of a good fortune, must be in want of a wife». Поэтому переносятся «в сейчас» с малыми модификациями сюжета («Бестолковые» доказали блистательно), в отличие, например, от «Мэнсфилд-парка» и «Разума и чувств» (кстати, тоже с индийской адаптацией из 2000-го).
02.03.202519:02
В парфюмерном услышала запрос: «Мне бы чего-нибудь спокойного и универсального в стиле Портрета Леди». Аж температура вновь подпрыгнула и пробила потолок.
Всегда казалось, что Portrait of a Lady — рояль из анекдота, который падает внезапно на голову, локомотивы, что таскают мускулистые мужики на силовых соревнованиях, многочасовые театральные представления с десятком антрактов и толстенные диссертации про символическое значение формы носов в романах Виктора Гюго. То есть, да, аромат люблю, но извращённостью увлечённого, как музейный экспонат, как идею в скорлупе домыслов. «Спокойно» и «универсально» в его случае — спокойствие и универсальность рассказов По про погребённых заживо и дьявольских котов. И если почти каждая композиция Маля смотрит надменно, сверху вниз с бесстрастностью менгира, то Леди особенно ачеловечна, что иронично в контексте имени и литературной отсылки...
Хотя, возможно, говорит природное малодушие, так-то предпочитаю сейчас штуки, покидающие через часа четыре без прощальных объятий.
Всегда казалось, что Portrait of a Lady — рояль из анекдота, который падает внезапно на голову, локомотивы, что таскают мускулистые мужики на силовых соревнованиях, многочасовые театральные представления с десятком антрактов и толстенные диссертации про символическое значение формы носов в романах Виктора Гюго. То есть, да, аромат люблю, но извращённостью увлечённого, как музейный экспонат, как идею в скорлупе домыслов. «Спокойно» и «универсально» в его случае — спокойствие и универсальность рассказов По про погребённых заживо и дьявольских котов. И если почти каждая композиция Маля смотрит надменно, сверху вниз с бесстрастностью менгира, то Леди особенно ачеловечна, что иронично в контексте имени и литературной отсылки...
Хотя, возможно, говорит природное малодушие, так-то предпочитаю сейчас штуки, покидающие через часа четыре без прощальных объятий.
26.02.202515:23
Пересмотрела «Льва зимой» и «Бекета» один за другим. Насколько блистателен первый фильм, настолько блёкл второй
Питер О’Тул, конечно, обладал дьявольским умением удерживать внимание на себе до конца. Без шума шутовских бубенцов. Без маньеризмов девочек-чирлидеров. Просто взглядом исподлобья, обманчиво расслабленной позой, усмешками, пробегающими, словно луч света по пасмурному небу. Иногда даже в кадре нет, а ощущаешь присутствие в сцене. Именно благодаря ему понимаешь, какой промах кастинга Ричард Бёртов в роли Томаса Бекета. Играет Бекета с пафосом Марка Антония, будто не осознал (или не смирился) до конца, что роль Генриха II не дали. Поэтому впечатление, что «на сцене» два варианта короля. С другой стороны, прекрасная Кэтрин Хёпберн – боец той же весовой категории, что и О’Тул. Ни разу не дала перетянуть одеяло там, где её момент наносить удар, при этом не забывая, что антагонист истории.
Питер О’Тул, конечно, обладал дьявольским умением удерживать внимание на себе до конца. Без шума шутовских бубенцов. Без маньеризмов девочек-чирлидеров. Просто взглядом исподлобья, обманчиво расслабленной позой, усмешками, пробегающими, словно луч света по пасмурному небу. Иногда даже в кадре нет, а ощущаешь присутствие в сцене. Именно благодаря ему понимаешь, какой промах кастинга Ричард Бёртов в роли Томаса Бекета. Играет Бекета с пафосом Марка Антония, будто не осознал (или не смирился) до конца, что роль Генриха II не дали. Поэтому впечатление, что «на сцене» два варианта короля. С другой стороны, прекрасная Кэтрин Хёпберн – боец той же весовой категории, что и О’Тул. Ни разу не дала перетянуть одеяло там, где её момент наносить удар, при этом не забывая, что антагонист истории.
20.02.202516:06
В моменты болезни (не опять, а снова) возникает настроение для продукции двухтысячных с её дурацким роком на саундтреке, китчем, телефонами-раскладушками, танкетками и остальным жирным бульончиком. Поэтому взялась за «Остров Харпера», брошенный однажды за две серии до финала. И сейчас кажется ещё страннее, чем тогда.
Во-первых, заявляясь в синопсисе триллером, стилистически отсылающим к «Я знаю, что вы сделали прошлым летом» и похожему, больше напоминает сериалы «Одинокие сердца» и «Бухта Доусона». Мелодрама, которую нашпиговали элементами ужасов, хотя все опорные функции на том, кто и с кем спит/спал/спать будет (и кого за это накажут). Да, в обоих жанрах юношеская чувствительность – катализатор вовлечённости зрителя, но в «Острове Харпера» никогда не понимаешь точных ощущений от происходящего: то ли желаешь всех благ и женихов/невест хороших, то ли топора каждому в спину поскорее. Не упрощают дело заигрывания с «Криком», дышащим жарко в спину хоррорам того периода, словно авторы пытаются совершить инверсию инверсии слешера, а в процессе теряют интерес к мудрёности и останавливаются на классике – Агате Кристи. Во-вторых, сценарий в частности – те два выходных, когда пьёшь переслащенный кофе с молоком, безвылазно сидишь в игре Симс 2 и мучаешь персонажей, изобретая для них дурацкие сюжеты и способы смерти, избегая банальности с удалением лестницы у бассейна. Ну, знаете, телевизионные интриги и измены на фоне марсианского города, готы, которых устраиваешь на дневную работу, семья фриков в концептуальном доме-лабиринте, построенном при помощи кодов.
Во-первых, заявляясь в синопсисе триллером, стилистически отсылающим к «Я знаю, что вы сделали прошлым летом» и похожему, больше напоминает сериалы «Одинокие сердца» и «Бухта Доусона». Мелодрама, которую нашпиговали элементами ужасов, хотя все опорные функции на том, кто и с кем спит/спал/спать будет (и кого за это накажут). Да, в обоих жанрах юношеская чувствительность – катализатор вовлечённости зрителя, но в «Острове Харпера» никогда не понимаешь точных ощущений от происходящего: то ли желаешь всех благ и женихов/невест хороших, то ли топора каждому в спину поскорее. Не упрощают дело заигрывания с «Криком», дышащим жарко в спину хоррорам того периода, словно авторы пытаются совершить инверсию инверсии слешера, а в процессе теряют интерес к мудрёности и останавливаются на классике – Агате Кристи. Во-вторых, сценарий в частности – те два выходных, когда пьёшь переслащенный кофе с молоком, безвылазно сидишь в игре Симс 2 и мучаешь персонажей, изобретая для них дурацкие сюжеты и способы смерти, избегая банальности с удалением лестницы у бассейна. Ну, знаете, телевизионные интриги и измены на фоне марсианского города, готы, которых устраиваешь на дневную работу, семья фриков в концептуальном доме-лабиринте, построенном при помощи кодов.
16.02.202520:09
Период аниме наблюдается. Пересматриваю перед сном Миядзаки, Синкая, Кондо и Кона. Посмотрела «Мирай из будущего» и «Дети моря». Последний зацепил в первую очередь тем, что композитором является Дзё Хисаиси, который известен музыкой как раз к работам Миядзаки. И те, у кого в плейлисте грустная, словно щиплющая сердечко, композиция «Шестая станция» заслушана до дыр, поймут порыв.
Фильм Ватанабэ – красивая смесь из истории взросления и своеобразной вариации истории о русалочке с вкраплениями лавкрафтовского ужаса. В нём есть японская барочность, прикрытая импрессионизмом, эффект искажённой жемчужины, заставляющий не отрываться от экрана: ставить на паузу, изучать детали, удивляться мультипликационной неохватной глубине. В один момент океан гомеровский, винноцветный, от чего будто густой, будто настоящая кровь Юпитера, плещущаяся в обрамлении берегов, в другой – светящаяся, жидкая машина времени, прячущая на дне доисторических созданий, или опрокинутый космос, ждущим нового рождения. Всё вместе хорошо иллюстрирует «Воды и грёзы» Башляра: пейзажи «Детей моря» онирические («не кадр, заполняющийся впечатлениями, это “разбухающая” материя»), суть субстанции пограничная, психика, создавшая картину, гидрирующая. Только «Дети моря» далеки от эстетики Миядзаки, хотя и рекомендуют в «пакете» с аниме мастера. Да, тоже сказка, тоже с духовно-экологическим посылом, в центре повествования дети, не утратившие связь с природой, а поэтому не ставящие под сомнение значимость происходящего. Однако по настроению ближе к «Песне моря» Томма Мура. Надрыва больше, болезненной чувствительности переходного периода, когда начинаешь осознавать себя и одинокой частицей в луже вселенной, и важной крупицей великого плана. У Ватанабэ чётче (даже при психоделике третьего акта) показан момент распада и синтеза, метаморфоза из ребёнка во взрослого со всеми плюсами и минусами естественного процесса.
P.S. На мой вкус при сочности изображения многовато проговаривается и получается драматургический плеоназм, но художественное решение – вопрос открытый.
Фильм Ватанабэ – красивая смесь из истории взросления и своеобразной вариации истории о русалочке с вкраплениями лавкрафтовского ужаса. В нём есть японская барочность, прикрытая импрессионизмом, эффект искажённой жемчужины, заставляющий не отрываться от экрана: ставить на паузу, изучать детали, удивляться мультипликационной неохватной глубине. В один момент океан гомеровский, винноцветный, от чего будто густой, будто настоящая кровь Юпитера, плещущаяся в обрамлении берегов, в другой – светящаяся, жидкая машина времени, прячущая на дне доисторических созданий, или опрокинутый космос, ждущим нового рождения. Всё вместе хорошо иллюстрирует «Воды и грёзы» Башляра: пейзажи «Детей моря» онирические («не кадр, заполняющийся впечатлениями, это “разбухающая” материя»), суть субстанции пограничная, психика, создавшая картину, гидрирующая. Только «Дети моря» далеки от эстетики Миядзаки, хотя и рекомендуют в «пакете» с аниме мастера. Да, тоже сказка, тоже с духовно-экологическим посылом, в центре повествования дети, не утратившие связь с природой, а поэтому не ставящие под сомнение значимость происходящего. Однако по настроению ближе к «Песне моря» Томма Мура. Надрыва больше, болезненной чувствительности переходного периода, когда начинаешь осознавать себя и одинокой частицей в луже вселенной, и важной крупицей великого плана. У Ватанабэ чётче (даже при психоделике третьего акта) показан момент распада и синтеза, метаморфоза из ребёнка во взрослого со всеми плюсами и минусами естественного процесса.
P.S. На мой вкус при сочности изображения многовато проговаривается и получается драматургический плеоназм, но художественное решение – вопрос открытый.
12.02.202513:37
Когда щедро облилась зелёными духами и кайфуешь.
12.04.202517:59
Слежу одним сонным глазом за двумя парфюмерными бестиариями: Zoologist и Penhaligon’s. В случае второго в ожидании того, когда закончатся трофейные животные со стен поместий и спустимся downstairs, чтобы приняться за «набивание» нетипичных для британских аборигенов особей.
Например, The Opportunistic Mr Torton с головой тигровой акулы – капиталист-нувориш, которого нельзя не приглашать на обеды, так как владелец заводов и пароходов на севере славной Англии, и кобра The Reflections of Ms Grey – гувернантка-двуликий-Янус (в чём состоит тёмная сторона – интерпретация каждого носа по вкусу и степени испорченности, но без хозяйского хереса в пирамидке не обойтись). Или The Garrulous Master Brontů – обманчиво оптимистичный студент Оксфорда, чьи меланхоличные ирландские корни прячутся за чудной фамилией, да The Emancipation of Lady Alex – благородная spinster-суфражистка, пишущая juicy любовные романы в ночи и опаздывающая постоянно на чаи из-за собраний женского клуба (в идеале с крышкой флакона в виде золотистоголовой львиной игрунки и нотками синих шерстяных чулок).
А то крайний кентавр Fortuitous Finley, будто созданный в качестве сувенира для фанатов сериала «Соперники», так скучен (и как аромат, и как рекламная история), что почти забыла о нём оставить зарубку в блоге.
Например, The Opportunistic Mr Torton с головой тигровой акулы – капиталист-нувориш, которого нельзя не приглашать на обеды, так как владелец заводов и пароходов на севере славной Англии, и кобра The Reflections of Ms Grey – гувернантка-двуликий-Янус (в чём состоит тёмная сторона – интерпретация каждого носа по вкусу и степени испорченности, но без хозяйского хереса в пирамидке не обойтись). Или The Garrulous Master Brontů – обманчиво оптимистичный студент Оксфорда, чьи меланхоличные ирландские корни прячутся за чудной фамилией, да The Emancipation of Lady Alex – благородная spinster-суфражистка, пишущая juicy любовные романы в ночи и опаздывающая постоянно на чаи из-за собраний женского клуба (в идеале с крышкой флакона в виде золотистоголовой львиной игрунки и нотками синих шерстяных чулок).
А то крайний кентавр Fortuitous Finley, будто созданный в качестве сувенира для фанатов сериала «Соперники», так скучен (и как аромат, и как рекламная история), что почти забыла о нём оставить зарубку в блоге.
01.03.202520:33
Наверное, покажусь отчаянно сентиментальной особой, но люблю проводить субботние вечера с мамой. Бывает смурной, в нервозах, заботах, но бывает и в хорошем настроении, когда отпускают призраки работы и в позвоночнике расходятся по швам зажимы. Тогда с ней весело пьётся полусладкий испанский маркиз, ухваченный на дневной прогулке, и съедается коробка с конфетами в форме сердечек, что ждала момента с праздников. Говорите о детстве, о том, как ворошили муравьиные дворцы и теперь стыдно, ведь какая инженерная красота, о мальчиках и дурацких романах, запечатлённых в наивных записках, о неудобных (но желанных) туфлях и самодельных помадах, что варили подруги после школы, о фильмах и сериалах о пиратах, которые не дают нужного заряда эскапизма.
В воздухе ещё пахнет Apocalypstick: персиковым джемом румян, клубничным закатным светом, поцелуем перед сном — и тепло струится по венам к дельтам и обратно, словно тело сплошная фруктовая мякоть.
В воздухе ещё пахнет Apocalypstick: персиковым джемом румян, клубничным закатным светом, поцелуем перед сном — и тепло струится по венам к дельтам и обратно, словно тело сплошная фруктовая мякоть.
25.02.202508:05
Внезапный акватический период, словно между тектоническими плитами из жасминов и шипров прорезался огромный спинной плавник и ведёт куда-то в край талых туманов. Продегустировала, наконец, воды Serge Lutens из коллекции Matin. И все воспринимаются иллюстрациями к гидро-эссе Башляра: нуар-кола Dans Le Bleu Qui Pétile (воды глубокие, спящие и мёртвые), глоток холодной родниковой L’Eau (чистота и очищение), Parole d’Eau (воды прозрачные, вешние и текучие), чабрецовый одеколон Point Du Jour (когда стихия мужского рода). С композициями возникает то ощущение, когда весной лёд трескается и тающими геометрическими фигурами проплывает мимо, а у тебя такая радость на душе, с какой не сравнится ликование моряков, чей корабль расковался из плена снегов в далёкой экспедиции.
Также перепробовала классическую Womanity, в отзывах на которую упоминают телесные выделения, кровь и цинковые вёдра. Я же как запомнила чудаковато русалочьим ароматом, так ничего не изменилось. И эта русалочья природа не бьёт мокрым хвостом по лицу с размаху, а смотрит непроницаемыми, инопланетными, миндалевидными глазами и пахнет погранично: то ли солью кожи, то ли моря, то ли пеной фруктовой газировки, то ли фигурками из металлических банок, звенящими на пальцах бриза.
P.S. Хотя, если честно, душа просит лимитированную коллекцию Lush, посвящённую барашку Шону. Спрей для тела Mossy Bottom, этим всё сказано.
Также перепробовала классическую Womanity, в отзывах на которую упоминают телесные выделения, кровь и цинковые вёдра. Я же как запомнила чудаковато русалочьим ароматом, так ничего не изменилось. И эта русалочья природа не бьёт мокрым хвостом по лицу с размаху, а смотрит непроницаемыми, инопланетными, миндалевидными глазами и пахнет погранично: то ли солью кожи, то ли моря, то ли пеной фруктовой газировки, то ли фигурками из металлических банок, звенящими на пальцах бриза.
P.S. Хотя, если честно, душа просит лимитированную коллекцию Lush, посвящённую барашку Шону. Спрей для тела Mossy Bottom, этим всё сказано.
19.02.202518:40
▪️Sebastian от Carine Roitfeld назвала бы иначе, выбрала гавайское имя, чтобы побольше пузырчатых гласных, плавных перекатов и волнистости островных танцев. Каимана или Камеалоха. Сначала аромат рассолит, намекая на слегка вспотевшего красавца на пляже, затем на скорости перебирания струн укулеле в гамаке, подвешенном на двух пальмах, переходит в воск, которым натирают доски для сёрфинга. В финале столь же медленно вечереет, распускаясь флюоресцентной туберозой, покрытой морской солью. При этом никакой буквальной тропичности: ни солярности, ни масел, ни даже белоцветочных венков между строк – картина пишется красками совершенно других ассоциаций.
▪️Lawrence же тоже странный. Минут через пять на моей коже, делая резкий поворот, отбрасывает жасмин и специи первого акта и туго оборачивает в кусок холодной кожи. Без предупреждения. Без прелюдий. Без мифологии. Перчаткой по лицу, как герои готических романов, склонные к припадкам в грозы.
▪️А вот с Kar-Wai эффект Сейлор Мун. В детстве в выходные смотрела каждую серию и… не помню н-и-ч-е-г-о: ни сюжетов, ни деталей, ни имён, кроме основных. Kar-Wai носила основательней остальных в коллекции, надеясь на османтусовый экстаз, и не могу ничего сформулировать. Лишь отмечу, что ощутила белопростынный отельный мускус, парфюмерную чаистость и розу, от которой остался не шлейф в номере, но полупрозрачный рентгеновский снимок. Кожи или пряностей не положили. Наверное, тот любовник для походов в магазины фарфоровой посуды и протирания пыли в квартире.
▪️Lawrence же тоже странный. Минут через пять на моей коже, делая резкий поворот, отбрасывает жасмин и специи первого акта и туго оборачивает в кусок холодной кожи. Без предупреждения. Без прелюдий. Без мифологии. Перчаткой по лицу, как герои готических романов, склонные к припадкам в грозы.
▪️А вот с Kar-Wai эффект Сейлор Мун. В детстве в выходные смотрела каждую серию и… не помню н-и-ч-е-г-о: ни сюжетов, ни деталей, ни имён, кроме основных. Kar-Wai носила основательней остальных в коллекции, надеясь на османтусовый экстаз, и не могу ничего сформулировать. Лишь отмечу, что ощутила белопростынный отельный мускус, парфюмерную чаистость и розу, от которой остался не шлейф в номере, но полупрозрачный рентгеновский снимок. Кожи или пряностей не положили. Наверное, тот любовник для походов в магазины фарфоровой посуды и протирания пыли в квартире.
15.02.202520:29
У меня есть страх перед ночной водой. Однажды увидев маленькой ночное море, очень испугалась: было спокойным, вальяжно перекатывало на языке камушки, однако ощущалось густой массой, патокой с плевками пены, трансформирующейся в мутно-сером свете Луны в твердь. Представляла детским воображением, воспалённым ароматом остывшего песка и привыкшим лепить монстров, что прыгни сейчас в эту воду и не станешь пружинить на волнах, а разобьёшься. И до сих пор ноктюрны воды, любой: и озёрной, и речной, и океанской – тревожат желудок. Вестибулярный аппарат перестаёт правильно работать. Ноги становятся губчатыми. Перед глазами холодный мрамор, по которому разбросаны осколки плоти. Поэтому те, кто плавает или ныряет ночами – сказочные герои, проламывающие недра ради сокровищ.
Так вот, кажется, минеральные ноты вызывают те же пугающие фантазмы. В теории должны пахнуть серебряными ложками океана, доставшимися по наследству от вселенной, или планетой Нептун, натёртой во флакон, но вместо – немая чёрная поверхность, из которой вырубили тот самый монолит из «Космической одиссеи» и сделаны экраны различной техники в японских ужасах.
Так вот, кажется, минеральные ноты вызывают те же пугающие фантазмы. В теории должны пахнуть серебряными ложками океана, доставшимися по наследству от вселенной, или планетой Нептун, натёртой во флакон, но вместо – немая чёрная поверхность, из которой вырубили тот самый монолит из «Космической одиссеи» и сделаны экраны различной техники в японских ужасах.
11.02.202514:52
Просмотр сериала «Тупик» был мотивирован: а) режиссёром – Эриком Шёлдбьергом, который снял триллер «Бессонница»; б) надписью «Швеция», а «Убийство» и «Мост» сделали фанаткой скандинавских детективов; в) постером, заманивающим вайбами «Сияния». Именно огромных ожиданий не было, но предвкушала тягучее зрелище в минусовых температурах. На деле оказался странный гибрид: нордическая следовательница + социальщина/политика + британская декоративность. И если первое со вторым – обычная история в форматах из тех краёв (экоактивизм, уводящий следы от бытового преступления, и наоборот – норма в их сюжетах), то избушка-отель и персонажи-маски будто из другой вселенной. Представьте, что Восточный экспресс перевернулся и пассажиры стали гостями в подобии поместья из «Десяти негритят», только вместо зловещей атмосферы – толпа народу, пытающаяся убить время, а не друг друга: питьё пива и айсвайна, поедание вафель, разговоры с призраками, таскания в морозилку за трупами, которые не вызывают сильной тревожности у обитателей. Все расслабленные (некоторые даже радостные) для предложенных обстоятельств, поэтому задаёшься четыре серии вопросом: «Они… социопаты или сильно привыкшие к подобного рода вещам?». Расследования нет, вместо него шарканья по дому, словно это симулятор ходьбы по деревянным сооружения северной Европы с тыканьем в предметы и инди-музыкой. Улика одна, и то сомнительная. Разгадка взята с неба.
Другое расстройство – «Клуб убийств Марлоу». Предсказывала, что сюжет будет крутиться вокруг скучающих тёть, совершающих преступления в живописном английском захолустье. Казалось, название, подходящее для «твиста», однако, нет, работа по старой схеме – скучающие колобки охотятся за вяло изощрёнными убийцами, а Скотленд-ярд не может даже в телефоне список звонков жертвы открыть (видимо, для подобного необходима дедукция продвинутого уровня). Фишка, как часто у островитян, сеттинг. В доме героини-бывшего-археолога хочется жить, будто редактор House & Garden разрешил у себя поснимать.
P.S. Кстати, о колобках. Встретила человека, который… не слышал про «Следствие ведут колобки». То есть… в смысле? «Убийство в Восточном экспрессе» и «Этюд в багровых тонах» читали, а остальную классику не нюхали? Шеф и Коллега. Карбофос. Полосатый слон Балдахин. Револьвер с присоской. Какой культурных пробел! Не стала узнавать, лицезрел ли нашу экранизацию «Острова сокровищ» или «Будет ласковый дождь» по Бредбери, чтобы не получить инфаркт между двумя приёмами гостевого кипятка.
Другое расстройство – «Клуб убийств Марлоу». Предсказывала, что сюжет будет крутиться вокруг скучающих тёть, совершающих преступления в живописном английском захолустье. Казалось, название, подходящее для «твиста», однако, нет, работа по старой схеме – скучающие колобки охотятся за вяло изощрёнными убийцами, а Скотленд-ярд не может даже в телефоне список звонков жертвы открыть (видимо, для подобного необходима дедукция продвинутого уровня). Фишка, как часто у островитян, сеттинг. В доме героини-бывшего-археолога хочется жить, будто редактор House & Garden разрешил у себя поснимать.
P.S. Кстати, о колобках. Встретила человека, который… не слышал про «Следствие ведут колобки». То есть… в смысле? «Убийство в Восточном экспрессе» и «Этюд в багровых тонах» читали, а остальную классику не нюхали? Шеф и Коллега. Карбофос. Полосатый слон Балдахин. Револьвер с присоской. Какой культурных пробел! Не стала узнавать, лицезрел ли нашу экранизацию «Острова сокровищ» или «Будет ласковый дождь» по Бредбери, чтобы не получить инфаркт между двумя приёмами гостевого кипятка.
दिखाया गया 1 - 24 का 36
अधिक कार्यक्षमता अनलॉक करने के लिए लॉगिन करें।