Ethnically Clean Ponds
Канал об этничности: социология, антропология, далее везде. Автору канала можно написать сюда: @EAV747
TGlist रेटिंग
0
0
प्रकारसार्वजनिक
सत्यापन
असत्यापितविश्वसनीयता
अविश्वसनीयस्थान
भाषाअन्य
चैनल निर्माण की तिथिSep 08, 2023
TGlist में जोड़ा गया
Nov 14, 2024संलग्न समूह
समूह "Ethnically Clean Ponds" में नवीनतम पोस्ट
02.05.202510:48
О чем может быть этнологический/этнографический/антропологический музей сегодня? (Рецензия на Этнологический музей Берлина)
Берлинский этнологический музей поражает своими одновременно богатством и, как бы это сказать, нарративной растерянностью. Нигде при входе не сообщается, что вам предстоит увидеть. А дальше начинают разворачиваться параллельно несколько историй.
Первая – классическая, про то, что в Полинезии так, а в Камеруне так (тематика залов соответствует прежде всего немецкому колониализму, но порядок их – загадка), и в первую очередь речь идет о материальных объектах, а нематериальная культура в привычном ключе описывается как «они верили в то, что». (Кстати, пишу этот пост из примузейного кафе, которое называется Lebenswelten, так что в самом музее более серьезная экспликация этих жизненных миров как бы напрашивается).
Вторая история – это порицание колониализма, гивинг войс ту, современные комментарии «из культуры», критические арт-объекты а также дискуссии об а- и экспроприации и, соответственно, о репатриации объектов. Рефлексии над самим этим нарративом – не представлено, равно как возникает он в довольно неожиданных местах, как бы параллельно истории про культуры.
Третья история, вообще-то связанная со второй, но существующая тоже параллельно – это история сбора этих коллекций, «архива человечества» Гумбольдта и проч. В «музейном тексте» истории между собой не сшиваются. Да и в целом складывается ощущение, что музей дезориентирован и не понимает, что нужно показывать, как и о чем говорить. В одном месте, впрочем, примерно прямым текстом об этом и говорится – мол все такие музеи сейчас под критикой и у них транзишн пириод.
Чего, однако, в музее нет практически совсем – это научного нарратива о разнообразии и его причинах. Хотя, казалось бы, в том и фокус нормальной (при этом, кажется, совершенно немодной) неопозитивистской антропологии. И этот же фокус вполне конвертируется в полезную идеологему о «единстве и гении человечества». В целом – за такой вот расфокусированностью – находиться в музее довольно тяжело и это мне. А что из этого музея могут вынести дети кроме каши в голове – мне сказать сложно. Но сам по себе музей красивый и богатый.
***
Меж тем, все это постепенно (я об этом обещаюсь написать уже больше года) подводит нас к обсуждению того, как соотносятся этничность и культура, но об этом в один из следующих разов.
Берлинский этнологический музей поражает своими одновременно богатством и, как бы это сказать, нарративной растерянностью. Нигде при входе не сообщается, что вам предстоит увидеть. А дальше начинают разворачиваться параллельно несколько историй.
Первая – классическая, про то, что в Полинезии так, а в Камеруне так (тематика залов соответствует прежде всего немецкому колониализму, но порядок их – загадка), и в первую очередь речь идет о материальных объектах, а нематериальная культура в привычном ключе описывается как «они верили в то, что». (Кстати, пишу этот пост из примузейного кафе, которое называется Lebenswelten, так что в самом музее более серьезная экспликация этих жизненных миров как бы напрашивается).
Вторая история – это порицание колониализма, гивинг войс ту, современные комментарии «из культуры», критические арт-объекты а также дискуссии об а- и экспроприации и, соответственно, о репатриации объектов. Рефлексии над самим этим нарративом – не представлено, равно как возникает он в довольно неожиданных местах, как бы параллельно истории про культуры.
Третья история, вообще-то связанная со второй, но существующая тоже параллельно – это история сбора этих коллекций, «архива человечества» Гумбольдта и проч. В «музейном тексте» истории между собой не сшиваются. Да и в целом складывается ощущение, что музей дезориентирован и не понимает, что нужно показывать, как и о чем говорить. В одном месте, впрочем, примерно прямым текстом об этом и говорится – мол все такие музеи сейчас под критикой и у них транзишн пириод.
Чего, однако, в музее нет практически совсем – это научного нарратива о разнообразии и его причинах. Хотя, казалось бы, в том и фокус нормальной (при этом, кажется, совершенно немодной) неопозитивистской антропологии. И этот же фокус вполне конвертируется в полезную идеологему о «единстве и гении человечества». В целом – за такой вот расфокусированностью – находиться в музее довольно тяжело и это мне. А что из этого музея могут вынести дети кроме каши в голове – мне сказать сложно. Но сам по себе музей красивый и богатый.
***
Меж тем, все это постепенно (я об этом обещаюсь написать уже больше года) подводит нас к обсуждению того, как соотносятся этничность и культура, но об этом в один из следующих разов.
02.05.202508:11
Академический пограничный контроль
Ну и последний пост по мотивам ASEN. На такого рода конференциях есть вполне обычный жанр – встреча с главредами основных журналов области. Для этой конфы (да и для области в целом) – это Studies in Ethnicity and Nationalism и Nations and Nationalism.
А «цветовое разнообразие» на конфе в целом присутствовало, но в глаза ни в каком смысле не бросалось. И вот, прихожу на встречу с главредами, и понимаю, что попадаю… буквально на паспортный контроль при въезде в европейскую страну. Два пожилых доброжелательных белых мужчины рассказывают очень разнообразной и почти исключительно не-белой аудитории, как публиковаться в журналах. А надо ли говорить, что публикация в журналах – это не только (и частно не столько) содержательная коммуникация, но, в первую очередь, доступ к карьерам, деньгам, хорошей жизни. Но на входе в эту жизнь стоят они – главреды и принимают судьбоносные решения.
Впрочем, хотя сама по себе ситуация структурно оказалась довольно-таки карикатурной, нужно все же отметить, что само по себе мероприятие (и конфа в целом) – скорее призвано купировать неравенство, нежели его воспроизвести. В конечном счете, главреды транслировали свой взгляд, которым они смотрят на получаемые статьи, на публикационную активность в принципе, и это действительно подспорье для публикации. Так что это скорее не пограничный контроль, а консультация при подаче на визы. Но, но, но.
Из важных тем, которые поднимались на этой встрече:
1. Нет, нельзя по-английски подавать тот же текст, который уже был подан в журнал на «национальном» языке. Даже несмотря на то, что после всех ревью и редактуры тексты окажутся де-факто разными. И ничего, что с работой по результату познакомится гораздо меньше людей. Налицо конфликт между «национальной» и «глобальной» научными карьерами, а страдает – распространение знания.
2. Нон-нейтив-инглиш-спикерс публиковаться как было, так и остается сложнее. То есть, уровень языка продолжает считаться вторичным по отношению к содержанию статьи, но признается существование целой серии «фильтров», на которых даже не ошибки, но нон-нейтив стиль может сыграть роль, а с учетом того, что в этом деле все на тоненького – структурное неравенство воспроизводится.
3. Инструменты ИИ пока никак не регламентируются, но скоро будут. При этом главреды или не поняли вопроса или не захотели его понимать. Нон-нейтив аудитория, добравшаяся до ASEN, разумеется, уже активно использует ИИ для редактирования и стилизации текстов. Но поскольку нет позиции, аппрувнуть это редактора не могут и отмораживаются.
Основная проблема глобального академического неравенства – во всяком случае по идее – это недостаточная циркуляция идей и зависимость их успешности от мир-системной позиции их высказывающего. Но с другой стороны – в ситуации невероятного перепроизводства текстов, большинство из которых ни разу не цитируется, это понятные правила игры. Хочешь, чтобы твои идеи «сыграли» -- будь любезен учи английский и выстраивай свою траекторию так, чтобы она как минимум прошла через мир-системные центры, на которых сфокусировано внимание. В общем, есть над чем подумать и что обсудить.
Ну и последний пост по мотивам ASEN. На такого рода конференциях есть вполне обычный жанр – встреча с главредами основных журналов области. Для этой конфы (да и для области в целом) – это Studies in Ethnicity and Nationalism и Nations and Nationalism.
А «цветовое разнообразие» на конфе в целом присутствовало, но в глаза ни в каком смысле не бросалось. И вот, прихожу на встречу с главредами, и понимаю, что попадаю… буквально на паспортный контроль при въезде в европейскую страну. Два пожилых доброжелательных белых мужчины рассказывают очень разнообразной и почти исключительно не-белой аудитории, как публиковаться в журналах. А надо ли говорить, что публикация в журналах – это не только (и частно не столько) содержательная коммуникация, но, в первую очередь, доступ к карьерам, деньгам, хорошей жизни. Но на входе в эту жизнь стоят они – главреды и принимают судьбоносные решения.
Впрочем, хотя сама по себе ситуация структурно оказалась довольно-таки карикатурной, нужно все же отметить, что само по себе мероприятие (и конфа в целом) – скорее призвано купировать неравенство, нежели его воспроизвести. В конечном счете, главреды транслировали свой взгляд, которым они смотрят на получаемые статьи, на публикационную активность в принципе, и это действительно подспорье для публикации. Так что это скорее не пограничный контроль, а консультация при подаче на визы. Но, но, но.
Из важных тем, которые поднимались на этой встрече:
1. Нет, нельзя по-английски подавать тот же текст, который уже был подан в журнал на «национальном» языке. Даже несмотря на то, что после всех ревью и редактуры тексты окажутся де-факто разными. И ничего, что с работой по результату познакомится гораздо меньше людей. Налицо конфликт между «национальной» и «глобальной» научными карьерами, а страдает – распространение знания.
2. Нон-нейтив-инглиш-спикерс публиковаться как было, так и остается сложнее. То есть, уровень языка продолжает считаться вторичным по отношению к содержанию статьи, но признается существование целой серии «фильтров», на которых даже не ошибки, но нон-нейтив стиль может сыграть роль, а с учетом того, что в этом деле все на тоненького – структурное неравенство воспроизводится.
3. Инструменты ИИ пока никак не регламентируются, но скоро будут. При этом главреды или не поняли вопроса или не захотели его понимать. Нон-нейтив аудитория, добравшаяся до ASEN, разумеется, уже активно использует ИИ для редактирования и стилизации текстов. Но поскольку нет позиции, аппрувнуть это редактора не могут и отмораживаются.
Основная проблема глобального академического неравенства – во всяком случае по идее – это недостаточная циркуляция идей и зависимость их успешности от мир-системной позиции их высказывающего. Но с другой стороны – в ситуации невероятного перепроизводства текстов, большинство из которых ни разу не цитируется, это понятные правила игры. Хочешь, чтобы твои идеи «сыграли» -- будь любезен учи английский и выстраивай свою траекторию так, чтобы она как минимум прошла через мир-системные центры, на которых сфокусировано внимание. В общем, есть над чем подумать и что обсудить.
10.04.202506:05
Национальность как повод поговорить
Классическая дагестанская история. Центр Москвы. Вызвал такси. Ко мне приедет Магомедсалам. В голове сразу: ну, дагестанец, но кто по нации. А в Дагестане – помимо борьбы и последнее время ММА – есть еще один национальный вид спорта. Он называется «угадай национальность собеседника». Начинаю рассуждать. Хм, Магомедсалам – так звали главу Дагестана. Глава был даргинец. Теперь посмотрим на фотографию. Если в ней не будет ничего резко не-даргинского (что это может быть – отдельный интересный вопрос), приму за рабочую версию, что он даргинец, а в конце поездки (чтоб не сразу спрашивать и вежливо было) – проверю.
Сажусь. Едем. Почти приехали. Я: «Извиняюсь за вопрос, а по нации Вы не даргинец?». Он (поворачивается, смотрит удивленно): «Даргинец. А мы знакомы?». Я: «Нет, я просто бываю в Дагестане часто». Он: «А как понял, что я даргинец?» Я: «Ну, главу республики так звали, может Вас в честь него назвали» (Тут я перепутал Магомедсалама Магомедова и Магомедали, его папу, который тоже был главной республики). Он: «Так это дядька мой». И бросился мне рассказывать про то, как Магомедсалама засекли в Дубае с проститутками, после чего с поста главы его сняли. И дальше бы мы много всего обсудили, если бы мне не надо было выходить.
Примерно так и работают смолтоки в Дагестане, в рамках которых национальности оказываются поводом поговорить. И это еще одна важная функция дагестанских национальностей: они работают как социальный, коммуникативный клей, и оттого продолжают быть нужными.
Классическая дагестанская история. Центр Москвы. Вызвал такси. Ко мне приедет Магомедсалам. В голове сразу: ну, дагестанец, но кто по нации. А в Дагестане – помимо борьбы и последнее время ММА – есть еще один национальный вид спорта. Он называется «угадай национальность собеседника». Начинаю рассуждать. Хм, Магомедсалам – так звали главу Дагестана. Глава был даргинец. Теперь посмотрим на фотографию. Если в ней не будет ничего резко не-даргинского (что это может быть – отдельный интересный вопрос), приму за рабочую версию, что он даргинец, а в конце поездки (чтоб не сразу спрашивать и вежливо было) – проверю.
Сажусь. Едем. Почти приехали. Я: «Извиняюсь за вопрос, а по нации Вы не даргинец?». Он (поворачивается, смотрит удивленно): «Даргинец. А мы знакомы?». Я: «Нет, я просто бываю в Дагестане часто». Он: «А как понял, что я даргинец?» Я: «Ну, главу республики так звали, может Вас в честь него назвали» (Тут я перепутал Магомедсалама Магомедова и Магомедали, его папу, который тоже был главной республики). Он: «Так это дядька мой». И бросился мне рассказывать про то, как Магомедсалама засекли в Дубае с проститутками, после чего с поста главы его сняли. И дальше бы мы много всего обсудили, если бы мне не надо было выходить.
Примерно так и работают смолтоки в Дагестане, в рамках которых национальности оказываются поводом поговорить. И это еще одна важная функция дагестанских национальностей: они работают как социальный, коммуникативный клей, и оттого продолжают быть нужными.
04.04.202513:34
Национальность как электростанция или механизмы этнической политики
Этническая, в наших широтах именуемая национальной, политика – всегда комбинирует институциональное и символическое. Институциональное – это, например, квоты на прием в вуз по национальностям, а также вся обширная административная машинерия, на которой квотирование и распределение строится – например, графа «национальность» в паспорте. Символическое – это смыслы, которые национальной политикой стягиваются и канализируются в нужном направлении. Вот, юноша, на фоне юрты, гуляет по горам, пьет чистую горную воду. Вот тот же юноша, но уже выросший, женился, у него родился сын, он дает сыну курай и говорит, что этот музыкальный инструмент свят для башкир. А вот – наступает война, и папа главного героя говорит, что башкиры всегда были патриотами, отправляет его на войну и говорит, что тот обязательно вернется с победой. Итого, мы имеем «стяжку» между свежим воздухом, башкирскостью, юртой, кураем и войной. Но успешной или неуспешной национальная политика в своем символическом ключе становится в зависимости от того, могут ли люди к этому символическому ряду (или сети) «подключиться». Если говорить в общем, это подключение происходит за счет обращения к безусловно позитивным непосредственно испытанным когда-то эмоциям – ну кто же не любит гулять по горам и пить кристально чистую воду, более того, скорее всего, если ЦА национально политики селяне, скорее всего они это делали в детстве, и эти воспоминания для них важны. Постоянно, впрочем, показывать воду и горы – накладно, поэтому надо создать «шорткат» в эти эмоции, которым и становится национальная категория. И получается такой треугольник: я – башкир – разные хорошие воспоминания. А дальше это энергетически наполненное ментальное (а иногда и социальное) пространство можно направить на разные надобности. «Башкиры не мусорят», и вот ты, бросив бычок на тротуар в Уфе, уже как бы предаешь своего сельского дедушку, который – пока ты гулял по горам – ругался на тебя по-башкирски. «Башкиры всегда были патриотами», и вот ты идешь воевать. Национальная категория здесь работает как своего рода электростанция, которая аккумулирует индивидуальные позитивные переживания, преобразуя их в коллективное действие. И с этим механизмом, чтобы понять, как работает (и почему не работает) национальная политика, разобраться необходимо.
Этническая, в наших широтах именуемая национальной, политика – всегда комбинирует институциональное и символическое. Институциональное – это, например, квоты на прием в вуз по национальностям, а также вся обширная административная машинерия, на которой квотирование и распределение строится – например, графа «национальность» в паспорте. Символическое – это смыслы, которые национальной политикой стягиваются и канализируются в нужном направлении. Вот, юноша, на фоне юрты, гуляет по горам, пьет чистую горную воду. Вот тот же юноша, но уже выросший, женился, у него родился сын, он дает сыну курай и говорит, что этот музыкальный инструмент свят для башкир. А вот – наступает война, и папа главного героя говорит, что башкиры всегда были патриотами, отправляет его на войну и говорит, что тот обязательно вернется с победой. Итого, мы имеем «стяжку» между свежим воздухом, башкирскостью, юртой, кураем и войной. Но успешной или неуспешной национальная политика в своем символическом ключе становится в зависимости от того, могут ли люди к этому символическому ряду (или сети) «подключиться». Если говорить в общем, это подключение происходит за счет обращения к безусловно позитивным непосредственно испытанным когда-то эмоциям – ну кто же не любит гулять по горам и пить кристально чистую воду, более того, скорее всего, если ЦА национально политики селяне, скорее всего они это делали в детстве, и эти воспоминания для них важны. Постоянно, впрочем, показывать воду и горы – накладно, поэтому надо создать «шорткат» в эти эмоции, которым и становится национальная категория. И получается такой треугольник: я – башкир – разные хорошие воспоминания. А дальше это энергетически наполненное ментальное (а иногда и социальное) пространство можно направить на разные надобности. «Башкиры не мусорят», и вот ты, бросив бычок на тротуар в Уфе, уже как бы предаешь своего сельского дедушку, который – пока ты гулял по горам – ругался на тебя по-башкирски. «Башкиры всегда были патриотами», и вот ты идешь воевать. Национальная категория здесь работает как своего рода электростанция, которая аккумулирует индивидуальные позитивные переживания, преобразуя их в коллективное действие. И с этим механизмом, чтобы понять, как работает (и почему не работает) национальная политика, разобраться необходимо.
27.03.202505:29
Виноградный палпи и научный неоэволюционизм
Как обещал, иногда этот канал будет иногда разбавляться кулинарными рецептами. Два условия для рецептов «на входе» – во-первых, они неочевидны, во-вторых, они приводят меня в восторг. Итак, встречайте: домашний виноградный палпи без сахара. Делается он оооочень просто. В 5-литровую кастрюлю нужно положить полкило винограда (в данном случае зеленого), до краев влить простую воду, засыпать 30 таблеток сахарозаменителя, довести до кипения, затем варить на медленном огне еще минут 20, в процессе раздавив чем-нибудь виноград (можно не весь). Как будет готово – жидкость нужно остудить (например, поставив кастрюлю на балкон), виноград вынуть и выкинуть, и разлить этот, по сути, компот по бутылкам или чему-нибудь. Калорийность здесь сложно посчитать, но можно закладывать не больше 15 ккал на бутылку 0,5. Как говорится, с этой прикормки я балдею последний месяц, планирую балдеть дальше, и из всей линейки нетривиальных компотов, которые я произвожу, этот самый любимый.
Ну, и пытливый ум мог заметить на фото нативную рекламу неоэволюционизма здорового человека. Читайте Джонсона и Эрла полчаса по вечерам, это хорошая книга про природу человека и, одновременно, прививка (ну или лекарство — зависит от стадии) от вируса тематически сходной, но методологически никуда не годной греберщины) И пейте домашний виноградный палпи.
Как обещал, иногда этот канал будет иногда разбавляться кулинарными рецептами. Два условия для рецептов «на входе» – во-первых, они неочевидны, во-вторых, они приводят меня в восторг. Итак, встречайте: домашний виноградный палпи без сахара. Делается он оооочень просто. В 5-литровую кастрюлю нужно положить полкило винограда (в данном случае зеленого), до краев влить простую воду, засыпать 30 таблеток сахарозаменителя, довести до кипения, затем варить на медленном огне еще минут 20, в процессе раздавив чем-нибудь виноград (можно не весь). Как будет готово – жидкость нужно остудить (например, поставив кастрюлю на балкон), виноград вынуть и выкинуть, и разлить этот, по сути, компот по бутылкам или чему-нибудь. Калорийность здесь сложно посчитать, но можно закладывать не больше 15 ккал на бутылку 0,5. Как говорится, с этой прикормки я балдею последний месяц, планирую балдеть дальше, и из всей линейки нетривиальных компотов, которые я произвожу, этот самый любимый.
Ну, и пытливый ум мог заметить на фото нативную рекламу неоэволюционизма здорового человека. Читайте Джонсона и Эрла полчаса по вечерам, это хорошая книга про природу человека и, одновременно, прививка (ну или лекарство — зависит от стадии) от вируса тематически сходной, но методологически никуда не годной греберщины) И пейте домашний виноградный палпи.
25.03.202505:14
Как происходит этническое изменение? Взгляд через призму неофункционалистской теории этничности
Еще один небольшой набросок для неофункционалистской теории этничности. Если говорить просто, эта теория отвечает на вопрос – зачем национальности. Нам кажется, что они не зачем, что они просто есть, но это не так. Этническая реальность существует – возникает и воспроизводится – потому что людям оказывается полезно – в самом широком смысле – дифференцировать людей (других, себя) определенным образом. Когда польза уходит – прекращается дифференцирование и – в идеальном случае – вся классификация, на основании которой дифференцировали, как туман рассеивается и исчезает. В реальности же такое происходит редко, а скорее меняются и этнические категории, и их смыслы, и совокупности людей, которых они очерчивают, и проч. Исследование же этничности в описываемом – неофункционалистском – ключе состоит в выявлении прагматик дифференцирования для отдельных людей и социальных групп, этими прагматиками объединяемыми. Скажем, вернакулярная категория «мигрант» в Москве (а скорее весь спектр смыслово накладывающихся друг на друга и описывающих примерно один концептуальный набор людей – «узбеки», «южане», ***) оказывается полезна доблестной полиции, чтобы получать свои «палки», другим «мигрантам» – чтобы искать жилье определенного класса и типа, базово русскоязычным жителям Москвы («славянам») – чтобы отделять социально компетентных людей, от которых понятно что ждать и у которых есть смысл спрашивать дорогу, от всех остальных. Категория же «мигрант» -- отдельно, так и рядоположенная категории «славянин», будет существовать до тех пор, пока сохраняется польза от категоризаций с ее помощью у конкретных людей. Как эти прагматики можно выявлять? На пересечении методов и, в некотором смысле, на их полях. Интервью, эксперименты – умно использованные в совокупности – они могут дать много. Об этом напишу потом. Пока же два дисклеймера. Во-первых, категории здесь – скорее не более, чем методологическая «точка сборки» этничности «от социологии». Воспринимает человек не только и не столько через категории, коммуницирует, да, через них, но скорее они для него – отсылка к воспринимаемой и наблюдаемой реальности, а не единственный «гвоздь», на котором эта реальность «висит». В общем, категории важны, но не ими едиными. Во-вторых, значительная часть этнической реальности существует в символическом, административном и институциональном виде, и, при том, что «живые» категоризационные прагматики могут уйти, этническая категоризация будет существовать «по инерции», а точнее прагматики будут завязаны прежде всего на символы, администрирование и институты. В реальности это связанный процесс – категории возникают как прагматически осмысленные, в таком виде институционализируются, постепенно, однако, теряют описательную мощь, оставаясь на институциональном «постаменте», их, однако, уже «подсиживают снизу» новые, «живые» категории и категоризации, они постепенно кодифицируются и занимают место отживших категоризаций, в том числе и «на постаменте». И примерно так, в общем случае, и устроена этническая динамика. Здесь впору покритиковать эту модель с «колониальных» позиций, сказав, что иногда большие акторы (прежде всего, государства), по сути, создают этническую реальность, «в одно лицо» задавая категориальные правила игры. Это так, и отличным примером этого является Дагестан, но в целом, это вариант той же модели.
Еще один небольшой набросок для неофункционалистской теории этничности. Если говорить просто, эта теория отвечает на вопрос – зачем национальности. Нам кажется, что они не зачем, что они просто есть, но это не так. Этническая реальность существует – возникает и воспроизводится – потому что людям оказывается полезно – в самом широком смысле – дифференцировать людей (других, себя) определенным образом. Когда польза уходит – прекращается дифференцирование и – в идеальном случае – вся классификация, на основании которой дифференцировали, как туман рассеивается и исчезает. В реальности же такое происходит редко, а скорее меняются и этнические категории, и их смыслы, и совокупности людей, которых они очерчивают, и проч. Исследование же этничности в описываемом – неофункционалистском – ключе состоит в выявлении прагматик дифференцирования для отдельных людей и социальных групп, этими прагматиками объединяемыми. Скажем, вернакулярная категория «мигрант» в Москве (а скорее весь спектр смыслово накладывающихся друг на друга и описывающих примерно один концептуальный набор людей – «узбеки», «южане», ***) оказывается полезна доблестной полиции, чтобы получать свои «палки», другим «мигрантам» – чтобы искать жилье определенного класса и типа, базово русскоязычным жителям Москвы («славянам») – чтобы отделять социально компетентных людей, от которых понятно что ждать и у которых есть смысл спрашивать дорогу, от всех остальных. Категория же «мигрант» -- отдельно, так и рядоположенная категории «славянин», будет существовать до тех пор, пока сохраняется польза от категоризаций с ее помощью у конкретных людей. Как эти прагматики можно выявлять? На пересечении методов и, в некотором смысле, на их полях. Интервью, эксперименты – умно использованные в совокупности – они могут дать много. Об этом напишу потом. Пока же два дисклеймера. Во-первых, категории здесь – скорее не более, чем методологическая «точка сборки» этничности «от социологии». Воспринимает человек не только и не столько через категории, коммуницирует, да, через них, но скорее они для него – отсылка к воспринимаемой и наблюдаемой реальности, а не единственный «гвоздь», на котором эта реальность «висит». В общем, категории важны, но не ими едиными. Во-вторых, значительная часть этнической реальности существует в символическом, административном и институциональном виде, и, при том, что «живые» категоризационные прагматики могут уйти, этническая категоризация будет существовать «по инерции», а точнее прагматики будут завязаны прежде всего на символы, администрирование и институты. В реальности это связанный процесс – категории возникают как прагматически осмысленные, в таком виде институционализируются, постепенно, однако, теряют описательную мощь, оставаясь на институциональном «постаменте», их, однако, уже «подсиживают снизу» новые, «живые» категории и категоризации, они постепенно кодифицируются и занимают место отживших категоризаций, в том числе и «на постаменте». И примерно так, в общем случае, и устроена этническая динамика. Здесь впору покритиковать эту модель с «колониальных» позиций, сказав, что иногда большие акторы (прежде всего, государства), по сути, создают этническую реальность, «в одно лицо» задавая категориальные правила игры. Это так, и отличным примером этого является Дагестан, но в целом, это вариант той же модели.
24.03.202512:26
Между эссенциализмом и конструктивизмом: возможности перевода
Большинство научных текстов, с которыми приходится работать, чтобы разобраться с настоящим и прошлым некоторой локальности, будут неизбежно эссенциалистскими, то есть навязчиво «видеть» в исторических и социологических данных народы и культуры. И эти тексты приходится довольно энергозатратно интерпретировать, чтобы понять, что описываемые события и процессы представляли собой в реальности. Но хорошая новость состоит в том, что такой «перевод», пусть и с потерей смысла, возможен. Скажем, как по-эссенциалистски выразить конструктивистскую идею, что категория «башкиры» – это в значительной степени юридический конструкт, возникший в треугольнике «местные Приуралья – царская администрация – земля и вотчинная собственность на нее»? Через идею этногенеза. Вот так, например:
О башкирах, как о сложившемся народе, можно говорить не ранее, чем с середины XVI в., когда башкирские племена в сложной политической обстановке (имеется в виду разгром Казанского ханства) приняли русское подданство, впервые после нескольких столетий политической раздробленности объединив свои земли в составе Русского государства» (Кузеев Р.Г. Историческая этнография башкирского народа. Уфа, 1978. 263 с.)
С другой – повторюсь – исследователи, которые занимались не схоластикой, а исследованиями, неизбежно интерпретировали реальность в конструктивистском ключе, более того, иногда этому только помогала доминирующая марксистская формационная рамка, более чем допускавшая что-то типа вульгарного инструментализма:
Татарская феодально-буржуазная верхушка, желая использовать стремление трудовых масс отстоять свою национальную культуру от посягательств обрусителей-колонизаторов, начала усиленно насаждать в народе исламистские обычаи и бытовые формы, чтобы этим резче отделить татар от соседей, особенно от русских, изолировать татарскую массу и сохранить свое преимущественное влияние на нее. (Воробьев Н.И. Происхождение казанских татар по данным этнографии // Cоветская этнография. 1946. № 3. С. 75-87.)
Более того, иногда может посчастливиться косвенно «дотянуться» и до вернакулярных конструктов прошлого:
Мне случалось видеть и расспрашивать в селениях, которые я проезжал. Тептяри черемисы на вопросы мои отвечали мне много и нескладно; но из всего того, что они мне объясняли, я мог понять, что «они сами себя зовут черемисой, а потому, что они живут здесь, а не на старых своих местах, и выходит, что они тептяри». Объяснение это сделали мне черемисы, обитающие в Бирском уезде. (Ахмаров Г.Н. Тептяри и их происхождение // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. 1907. Т. 23. Вып. 5. С. 342-345.)
В общем, перевод из конструктивизма в эссенциализм и обратно – возможен. Но при этом важно, что – как когда происходит конверсия между тяжелыми и легкими компьютерными форматами изображений – данные будут теряться, и перевести конструктивистское изложение на эссенциалистский язык без потери смысла невозможно, равно как и из эссенциалистского текста понять в конструктивистском ключе, что же там происходило на самом деле – очень сложно и неизбежно придется достраивать.
Читаю (печалясь эссенциализму автора) и цитирую по: Скоробогатая А.А. Этническая идентичность и межкультурное взаимодействие на примере Северной Башкирии. Москва, 2008.
Большинство научных текстов, с которыми приходится работать, чтобы разобраться с настоящим и прошлым некоторой локальности, будут неизбежно эссенциалистскими, то есть навязчиво «видеть» в исторических и социологических данных народы и культуры. И эти тексты приходится довольно энергозатратно интерпретировать, чтобы понять, что описываемые события и процессы представляли собой в реальности. Но хорошая новость состоит в том, что такой «перевод», пусть и с потерей смысла, возможен. Скажем, как по-эссенциалистски выразить конструктивистскую идею, что категория «башкиры» – это в значительной степени юридический конструкт, возникший в треугольнике «местные Приуралья – царская администрация – земля и вотчинная собственность на нее»? Через идею этногенеза. Вот так, например:
О башкирах, как о сложившемся народе, можно говорить не ранее, чем с середины XVI в., когда башкирские племена в сложной политической обстановке (имеется в виду разгром Казанского ханства) приняли русское подданство, впервые после нескольких столетий политической раздробленности объединив свои земли в составе Русского государства» (Кузеев Р.Г. Историческая этнография башкирского народа. Уфа, 1978. 263 с.)
С другой – повторюсь – исследователи, которые занимались не схоластикой, а исследованиями, неизбежно интерпретировали реальность в конструктивистском ключе, более того, иногда этому только помогала доминирующая марксистская формационная рамка, более чем допускавшая что-то типа вульгарного инструментализма:
Татарская феодально-буржуазная верхушка, желая использовать стремление трудовых масс отстоять свою национальную культуру от посягательств обрусителей-колонизаторов, начала усиленно насаждать в народе исламистские обычаи и бытовые формы, чтобы этим резче отделить татар от соседей, особенно от русских, изолировать татарскую массу и сохранить свое преимущественное влияние на нее. (Воробьев Н.И. Происхождение казанских татар по данным этнографии // Cоветская этнография. 1946. № 3. С. 75-87.)
Более того, иногда может посчастливиться косвенно «дотянуться» и до вернакулярных конструктов прошлого:
Мне случалось видеть и расспрашивать в селениях, которые я проезжал. Тептяри черемисы на вопросы мои отвечали мне много и нескладно; но из всего того, что они мне объясняли, я мог понять, что «они сами себя зовут черемисой, а потому, что они живут здесь, а не на старых своих местах, и выходит, что они тептяри». Объяснение это сделали мне черемисы, обитающие в Бирском уезде. (Ахмаров Г.Н. Тептяри и их происхождение // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. 1907. Т. 23. Вып. 5. С. 342-345.)
В общем, перевод из конструктивизма в эссенциализм и обратно – возможен. Но при этом важно, что – как когда происходит конверсия между тяжелыми и легкими компьютерными форматами изображений – данные будут теряться, и перевести конструктивистское изложение на эссенциалистский язык без потери смысла невозможно, равно как и из эссенциалистского текста понять в конструктивистском ключе, что же там происходило на самом деле – очень сложно и неизбежно придется достраивать.
Читаю (печалясь эссенциализму автора) и цитирую по: Скоробогатая А.А. Этническая идентичность и межкультурное взаимодействие на примере Северной Башкирии. Москва, 2008.
20.03.202506:04
Быть башкиром = иметь отношение к роду, квалифицированному как башкирский = фигурировать в шежере? Или как можно обнаружить типичные конструктивистские истории в глубоко эссенциалистской литературе
Многое из того, что параллельно открывали конструктивисты на западе, перед советскими исследователями, которые работали с непосредственным полевым материалом – будь то настоящего (вероятно, в меньшей степени, но об этом скоро расскажет AnthropoLOGS) или прошлого – было довольно очевидно. Но – когда у тебя с одной стороны формации, с другой этносы – до осмысления сложных эмпирических материй было просто не добраться. Скажем, классик «этнической истории башкир» Р.Г. Кузеев пишет про шежере – типичные для кочевников (и в какой-то момент ставшие письменными) генеалогии, которые стали использоваться царской администрацией как личные (ну или скорее семейные) идентификационные документы. Они должны были свидетельствовать о принадлежности человека к тому или иному роду, и это, в свою очередь, давало ему право владеть землей. Неудивительно, что фиксировались «злоупотребления», когда место в роду «покупалось».
Но – с учетом того, что конструктивитская версия истории башкир говорит о том, что именно во взаимодействиях с царской администрацией категория «башкир» и оказалась осмыслен(н)а – юридически и бытово – и фактически (в общем) башкир равнялось имеющий право на землю, Кузеев фактически прописывает механизм вхождения в категорию «башкир». А ведь примерно такие механизмы описывали Барт применительно к своим пуштунам, которые становились белуджи, и Халанд применительно к фур, которые становились багарра. Кузеев, впрочем, пишет, что коллизии, которые разрешались посредством шежере, базировались на неопределенности «принадлежности этих башкир к определенному роду». Но могли ли быть башкиры без рода и шежере? И нельзя ли сказать, что именно шежере делали людей башкирами – юридически и перцептивно? Такие вопросы и должна решать конструктивистская, когнитивизированная история этничности.
Весьма важно и характерно то, что царская администрация при проведении земельной политики не только считалась с этими шежере, но и при возникновении спора о праве участия той или иной группы башкир в волостной земельной вотчине требовала обязательного представления родословной, которая служила «доказательством» принадлежности этих башкир к определенному роду. Новой функцией шежере широко воспользовались башкирские феодалы. В целях узурпации земельной собственности они включали в родословную лиц, фактически не имеющих никакого отношения ни к данному роду, ни к его земельной собственности. Естественно, поэтому, что в старые тексты шежере вносились изменения и искажения, которые были в интересах башкирской феодальной верхушки.
Кузеев, Раиль Гумерович. Башкирские шежере. Рипол Классик, 2013 [1960]. Сс. 9-10.
Многое из того, что параллельно открывали конструктивисты на западе, перед советскими исследователями, которые работали с непосредственным полевым материалом – будь то настоящего (вероятно, в меньшей степени, но об этом скоро расскажет AnthropoLOGS) или прошлого – было довольно очевидно. Но – когда у тебя с одной стороны формации, с другой этносы – до осмысления сложных эмпирических материй было просто не добраться. Скажем, классик «этнической истории башкир» Р.Г. Кузеев пишет про шежере – типичные для кочевников (и в какой-то момент ставшие письменными) генеалогии, которые стали использоваться царской администрацией как личные (ну или скорее семейные) идентификационные документы. Они должны были свидетельствовать о принадлежности человека к тому или иному роду, и это, в свою очередь, давало ему право владеть землей. Неудивительно, что фиксировались «злоупотребления», когда место в роду «покупалось».
Но – с учетом того, что конструктивитская версия истории башкир говорит о том, что именно во взаимодействиях с царской администрацией категория «башкир» и оказалась осмыслен(н)а – юридически и бытово – и фактически (в общем) башкир равнялось имеющий право на землю, Кузеев фактически прописывает механизм вхождения в категорию «башкир». А ведь примерно такие механизмы описывали Барт применительно к своим пуштунам, которые становились белуджи, и Халанд применительно к фур, которые становились багарра. Кузеев, впрочем, пишет, что коллизии, которые разрешались посредством шежере, базировались на неопределенности «принадлежности этих башкир к определенному роду». Но могли ли быть башкиры без рода и шежере? И нельзя ли сказать, что именно шежере делали людей башкирами – юридически и перцептивно? Такие вопросы и должна решать конструктивистская, когнитивизированная история этничности.
Весьма важно и характерно то, что царская администрация при проведении земельной политики не только считалась с этими шежере, но и при возникновении спора о праве участия той или иной группы башкир в волостной земельной вотчине требовала обязательного представления родословной, которая служила «доказательством» принадлежности этих башкир к определенному роду. Новой функцией шежере широко воспользовались башкирские феодалы. В целях узурпации земельной собственности они включали в родословную лиц, фактически не имеющих никакого отношения ни к данному роду, ни к его земельной собственности. Естественно, поэтому, что в старые тексты шежере вносились изменения и искажения, которые были в интересах башкирской феодальной верхушки.
Кузеев, Раиль Гумерович. Башкирские шежере. Рипол Классик, 2013 [1960]. Сс. 9-10.
16.03.202509:10
Зачем людям нужна "история их народа"?
Наконец дошел до, как кажется на берегу, важнейшей книги для исследований этничности, вышедшей в последнее время на русском языке — «В погоне за предками: Этногенез и политика». В.А.Шнирельмана. Сразу же про себя улыбнулся вот этому пассажу: «Поэтому важной частью моего подхода является изучение деятельности ученых и политических манипуляций учеными и исследователями» (с. 8) и представил, как Виктора Александровича в этой связи «любят» в российских регионах. По всей видимости, это важнейшая работа про рациональное конструирование элитами этничности и истории. Важно, однако, понимать, как те или иные версии «отзываются» в вернакулярных нарративах и как они «прикручиваются» к повседневной жизни – в качестве оружия в эпических битвах за 4 квадратных метра дороги или как легитимация отказа выдать дочку замуж за соседа.
Много лет назад – уже совсем холодным для тех широт октябрьским вечером – в одном из «армянских» городов Краснодарского края в поисках информантов я зашел в маленький магазинчик. Хозяева магазина – семья беженцев из Баку. Недавно выдали дочь замуж, но не срослось, она вернулась домой. Сын – потерялся «меж двух культур» и вроде как связался с плохой компанией. И вот, чуть не плача, мать мне все это рассказывает. Потом как бы вздрагивает, поднимает на меня глаза и говорит: «Но только запишите там – армяне самая лучшая, самая древняя, самая красивая нация».
Людям часто нужна красивая «история своего народа». Она – как бульварный роман – позволяет на время уйти от повседневных проблем. И как будто негуманно лишать людей этого «опиума».
Но что делать, если эта история... неправда?
Наконец дошел до, как кажется на берегу, важнейшей книги для исследований этничности, вышедшей в последнее время на русском языке — «В погоне за предками: Этногенез и политика». В.А.Шнирельмана. Сразу же про себя улыбнулся вот этому пассажу: «Поэтому важной частью моего подхода является изучение деятельности ученых и политических манипуляций учеными и исследователями» (с. 8) и представил, как Виктора Александровича в этой связи «любят» в российских регионах. По всей видимости, это важнейшая работа про рациональное конструирование элитами этничности и истории. Важно, однако, понимать, как те или иные версии «отзываются» в вернакулярных нарративах и как они «прикручиваются» к повседневной жизни – в качестве оружия в эпических битвах за 4 квадратных метра дороги или как легитимация отказа выдать дочку замуж за соседа.
Много лет назад – уже совсем холодным для тех широт октябрьским вечером – в одном из «армянских» городов Краснодарского края в поисках информантов я зашел в маленький магазинчик. Хозяева магазина – семья беженцев из Баку. Недавно выдали дочь замуж, но не срослось, она вернулась домой. Сын – потерялся «меж двух культур» и вроде как связался с плохой компанией. И вот, чуть не плача, мать мне все это рассказывает. Потом как бы вздрагивает, поднимает на меня глаза и говорит: «Но только запишите там – армяне самая лучшая, самая древняя, самая красивая нация».
Людям часто нужна красивая «история своего народа». Она – как бульварный роман – позволяет на время уйти от повседневных проблем. И как будто негуманно лишать людей этого «опиума».
Но что делать, если эта история... неправда?
14.03.202513:44
Этнические предприниматели – в чем состоит их предприятие
В исследованиях этничности бытует такой около-термин ethnic entrepreneur. Обычно он переводится как этнический предприниматель или делец от этничности. Такие и термин, и перевод, однако, оказываются misleading, вменяя этим дельцам ушлость и исключительно экономический интерес под видом «чаяний о народном благе». Такое возможно, как возможно и то, что такие люди действительно бескорыстны, но на самом деле это не так важно, а важно то, в чем собственно состоит enterprise, который осуществляют эти entrepreneurs. Устроен он примерно следующим образом. Вот, есть некоторая территория, на которой разные люди и сообщества сталкиваются с разного рода проблемами – например, пьянством на селе, отъемом земли и проч. Задача этнического предпринимателя состоит в том, чтобы, за счет реинтерпретации этих – базово неэтнических – проблем в этнических терминах, во-первых, построить более широкую коалицию (не отдельные села сталкиваются с отдельными проблемами, а весь народ сталкивается с одними и теми же проблемами), во-вторых, усилить эту коалицию символически, а значит, эмоционально (всю жизнь народ сталкивался с похожими проблемами, но мы выстояли и выстоим сейчас!). За счет этого этнический предприниматель получает политический вес, которым затем может распоряжаться по-разному – реально в той или иной степени добиться декларируемых целей или обменять этот капитал на квартиру, машину или иные блага. И – опять – не в том дело, что он меняет (или не меняет) свой политический вес на блага, а в том, что он, образно говоря, меняет много потертых монет на одну крупную банкноту, которая одновременно оказывается пропуском в «высокие кабинеты» и позволяет делать дела. Иными словами, этническое предпринимательство = коалиция + символы/эмоции. Как именно символы преобразуются в эмоции и почему это важно для понимания этничности – об этом в следующий раз. Хороших выходных!
В исследованиях этничности бытует такой около-термин ethnic entrepreneur. Обычно он переводится как этнический предприниматель или делец от этничности. Такие и термин, и перевод, однако, оказываются misleading, вменяя этим дельцам ушлость и исключительно экономический интерес под видом «чаяний о народном благе». Такое возможно, как возможно и то, что такие люди действительно бескорыстны, но на самом деле это не так важно, а важно то, в чем собственно состоит enterprise, который осуществляют эти entrepreneurs. Устроен он примерно следующим образом. Вот, есть некоторая территория, на которой разные люди и сообщества сталкиваются с разного рода проблемами – например, пьянством на селе, отъемом земли и проч. Задача этнического предпринимателя состоит в том, чтобы, за счет реинтерпретации этих – базово неэтнических – проблем в этнических терминах, во-первых, построить более широкую коалицию (не отдельные села сталкиваются с отдельными проблемами, а весь народ сталкивается с одними и теми же проблемами), во-вторых, усилить эту коалицию символически, а значит, эмоционально (всю жизнь народ сталкивался с похожими проблемами, но мы выстояли и выстоим сейчас!). За счет этого этнический предприниматель получает политический вес, которым затем может распоряжаться по-разному – реально в той или иной степени добиться декларируемых целей или обменять этот капитал на квартиру, машину или иные блага. И – опять – не в том дело, что он меняет (или не меняет) свой политический вес на блага, а в том, что он, образно говоря, меняет много потертых монет на одну крупную банкноту, которая одновременно оказывается пропуском в «высокие кабинеты» и позволяет делать дела. Иными словами, этническое предпринимательство = коалиция + символы/эмоции. Как именно символы преобразуются в эмоции и почему это важно для понимания этничности – об этом в следующий раз. Хороших выходных!
13.03.202507:27
Примордиализм здорового человека
Приснился КАЭР и кулуарный разговор с академиком Тишковым. Он говорил примерно следующее: динамика соотношений и отношений между конструктивистами и примордиалистами не отличается от динамики вокруг этнических категорий. Оказываясь в контексте друг друга стороны склонны переоценивать различия, недооценивая сходства и забывая о «развилках», на которых принимались теоретические и методологические решения, приведшие к различиям. И, в свою очередь, разнообразные практики «контакта» и peacebuilding могут быть применены с общей пользой для исследований и в этой сфере – по аналогии с этническими и прочими конфликтами.
Проснувшись, понимаю, что этот сон – проекция очень много всего, но – среди прочего – так в полной мере и не реализованного мной проекта про мировоззрения специалистов по этничности, где переменные – это собственно мировоззрение, но кроме того – самопозиционирование в пространстве примордиализма-конструктивизма-etc., дисциплина и место обучения, политическая и идеологическая позиция, и проч. И действительно, при том, что самоописание исследований этничности в этой терминологии вполне имеют смысл (пусть обычно вокруг этих слов и много заблуждений) – вполне можно проследить связь между самопровозглашаемыми (и фактическими) примордиализмом и конструктивизмом, с одной стороны, и политическими либериализмом и консерватизмом, с другой. Во всяком случае, в наших широтах. А конструктивистами (это уже из пилотного исследования) людей делает неожиданным образом… обучение конструктивистской оптике в вузах, что, если снова говорить о наших широтах, распределено по городам и весям неравномерно. В общем, мечтаю рано или поздно такое исследование сделать.
Но, раз уж пришлось к слову, снова устрою небольшую ВДНХ и скажу, что вышла очередная моя статья по когнитивному повороту, в которой я прежде всего делаю обзор исследований на стыке когнитивистики, антропологии и детской психологии, которые посвящены народным этнологиям, то есть ненаучным, во многом спонтанным, представлениям об этничности. Но, чтобы как-то обозначить место этих исследований среди прочих исследований этничности, я делаю собственное описание области исследований и, среди прочего, говорю о том, что примордиализм в исходном, гирцевском, значении – это не про извечность групп, а про разную степень идентификации с категориями и механизмы (в том числе врожденные) этой идентификации. В общем, вот он, «примордиализм здорового человека». Enjoy.
Приснился КАЭР и кулуарный разговор с академиком Тишковым. Он говорил примерно следующее: динамика соотношений и отношений между конструктивистами и примордиалистами не отличается от динамики вокруг этнических категорий. Оказываясь в контексте друг друга стороны склонны переоценивать различия, недооценивая сходства и забывая о «развилках», на которых принимались теоретические и методологические решения, приведшие к различиям. И, в свою очередь, разнообразные практики «контакта» и peacebuilding могут быть применены с общей пользой для исследований и в этой сфере – по аналогии с этническими и прочими конфликтами.
Проснувшись, понимаю, что этот сон – проекция очень много всего, но – среди прочего – так в полной мере и не реализованного мной проекта про мировоззрения специалистов по этничности, где переменные – это собственно мировоззрение, но кроме того – самопозиционирование в пространстве примордиализма-конструктивизма-etc., дисциплина и место обучения, политическая и идеологическая позиция, и проч. И действительно, при том, что самоописание исследований этничности в этой терминологии вполне имеют смысл (пусть обычно вокруг этих слов и много заблуждений) – вполне можно проследить связь между самопровозглашаемыми (и фактическими) примордиализмом и конструктивизмом, с одной стороны, и политическими либериализмом и консерватизмом, с другой. Во всяком случае, в наших широтах. А конструктивистами (это уже из пилотного исследования) людей делает неожиданным образом… обучение конструктивистской оптике в вузах, что, если снова говорить о наших широтах, распределено по городам и весям неравномерно. В общем, мечтаю рано или поздно такое исследование сделать.
Но, раз уж пришлось к слову, снова устрою небольшую ВДНХ и скажу, что вышла очередная моя статья по когнитивному повороту, в которой я прежде всего делаю обзор исследований на стыке когнитивистики, антропологии и детской психологии, которые посвящены народным этнологиям, то есть ненаучным, во многом спонтанным, представлениям об этничности. Но, чтобы как-то обозначить место этих исследований среди прочих исследований этничности, я делаю собственное описание области исследований и, среди прочего, говорю о том, что примордиализм в исходном, гирцевском, значении – это не про извечность групп, а про разную степень идентификации с категориями и механизмы (в том числе врожденные) этой идентификации. В общем, вот он, «примордиализм здорового человека». Enjoy.
11.03.202514:11
Социология механизмов как основа объяснения «этнических изменений»
Для разнообразия – немного хардовой социологической теории, которая поможет нам со временем разобраться с тем, как и почему «этнические группы» (нет) появляются, воспроизводятся и умирают.
В широко (более 3000 цитирований) известной статье Питера Хедстрема и Ричарда Сведберга обсуждаются механизмы как основой фокус социологического исследования. Отталкиваясь от современного статье (1996 год) положения вещей, в рамках которого социология перестает объяснять, занимаясь частью дискурсом, частью – связями между переменными, они «возвращают» в социологию объяснение и создают его модель, в «сердце» которой помещают механизмы. Согласно одному из удачных, по их мнению, определений, «механизмы … -- это элементы теории, которые касаются явлений на уровне ином, нежели явления, находящиеся в непосредственном фокусе теоретизирования (например, индивиды и группы соответственно), которые позволяют сделать теорию более высокого уровня более гибкой, точной или общей». (Stinchcomb 1991). В целом, согласно авторам, механизмы должны быть причинно-следственными в самом непосредственном ключе (то есть связывать между собой явления прямой каузацией), иметь ограниченный «радиус действия» (но при этом связывать между собой типы явлений, то есть быть достаточно общими), а также подчиняться принципу методологического индивидуализма (то есть касаться индивидов – их действий и мотивов). Если объяснение удовлетворяет этим условиям и позволяет связать между собой явления А и Б, связь между которыми исходно не ясна – речь идет о механизме.
Говоря о механизмах, авторы приводят примеры как из социологии, так и из прочих наук. Скажем, в медицине недостаточно сказать, что некоторый яд влияет на человека таким образом, что тот заражается и умирает – нужно «спуститься» на уровень ниже, показать, как молекулы этого вещества как правило взаимодействуют с клетками человека, в результате чего оказываются пораженными определенные органы и (возвращение на исходный уровень) человек умирает. В социологии он приводит несколько примеров, наиболее очевидным и известным является пример из «Протестантской этики» Макса Вебера. Согласно ходу мысли последнего, определенная религиозная концепция (макроуровень) создала такие представления индивидуального уровня (микроуровень), в результате которых сложился определенный подход к работе (микроуровень), в свою очередь «породивший» определенную трудовую этику (макроуровень). Другой, пожалуй, не менее известный, пример – это самосбывающееся пророчество Мертона: исходя из ложной посылки, что банк неустойчив и скоро обанкротится, люди начинают выводить деньги, ситуация с каждым таким выводом денег меняется, банк оказывается все более неустойчив, это, вновь, стимулирует вывод денег, и в результате этого всего банк и правда банкротится. Это, однако, пример механизма, который – не связывает между собой два разных явления, а – путем обращения к принятию решений на индивидуальном уровне – объясняет изменение одного и того же явления на макроуровне (положение банка), и такого типа механизмы также являются важным элементом теоретизирования, по Хедстрему и Сведбергу.
В целом, именно социология механизмов, по мнению авторов, должна «сшить» дескриптивные исследования и грандтеорию, а также интерпретативистскую, дискурсивную социологию и количественную социологию переменных. Мы же – когда будем объяснять, почему в дагестанской прессе все меньше употребляются категории «аварец» и «кумык», или как меняется семантика категории «русский» от 18 к 21 веку – неизбежно к этим авторам обратимся.
Hedström, P., & Swedberg, R. (1996). Social Mechanisms. Acta Sociologica, 39(3), 281–308.
Для разнообразия – немного хардовой социологической теории, которая поможет нам со временем разобраться с тем, как и почему «этнические группы» (нет) появляются, воспроизводятся и умирают.
В широко (более 3000 цитирований) известной статье Питера Хедстрема и Ричарда Сведберга обсуждаются механизмы как основой фокус социологического исследования. Отталкиваясь от современного статье (1996 год) положения вещей, в рамках которого социология перестает объяснять, занимаясь частью дискурсом, частью – связями между переменными, они «возвращают» в социологию объяснение и создают его модель, в «сердце» которой помещают механизмы. Согласно одному из удачных, по их мнению, определений, «механизмы … -- это элементы теории, которые касаются явлений на уровне ином, нежели явления, находящиеся в непосредственном фокусе теоретизирования (например, индивиды и группы соответственно), которые позволяют сделать теорию более высокого уровня более гибкой, точной или общей». (Stinchcomb 1991). В целом, согласно авторам, механизмы должны быть причинно-следственными в самом непосредственном ключе (то есть связывать между собой явления прямой каузацией), иметь ограниченный «радиус действия» (но при этом связывать между собой типы явлений, то есть быть достаточно общими), а также подчиняться принципу методологического индивидуализма (то есть касаться индивидов – их действий и мотивов). Если объяснение удовлетворяет этим условиям и позволяет связать между собой явления А и Б, связь между которыми исходно не ясна – речь идет о механизме.
Говоря о механизмах, авторы приводят примеры как из социологии, так и из прочих наук. Скажем, в медицине недостаточно сказать, что некоторый яд влияет на человека таким образом, что тот заражается и умирает – нужно «спуститься» на уровень ниже, показать, как молекулы этого вещества как правило взаимодействуют с клетками человека, в результате чего оказываются пораженными определенные органы и (возвращение на исходный уровень) человек умирает. В социологии он приводит несколько примеров, наиболее очевидным и известным является пример из «Протестантской этики» Макса Вебера. Согласно ходу мысли последнего, определенная религиозная концепция (макроуровень) создала такие представления индивидуального уровня (микроуровень), в результате которых сложился определенный подход к работе (микроуровень), в свою очередь «породивший» определенную трудовую этику (макроуровень). Другой, пожалуй, не менее известный, пример – это самосбывающееся пророчество Мертона: исходя из ложной посылки, что банк неустойчив и скоро обанкротится, люди начинают выводить деньги, ситуация с каждым таким выводом денег меняется, банк оказывается все более неустойчив, это, вновь, стимулирует вывод денег, и в результате этого всего банк и правда банкротится. Это, однако, пример механизма, который – не связывает между собой два разных явления, а – путем обращения к принятию решений на индивидуальном уровне – объясняет изменение одного и того же явления на макроуровне (положение банка), и такого типа механизмы также являются важным элементом теоретизирования, по Хедстрему и Сведбергу.
В целом, именно социология механизмов, по мнению авторов, должна «сшить» дескриптивные исследования и грандтеорию, а также интерпретативистскую, дискурсивную социологию и количественную социологию переменных. Мы же – когда будем объяснять, почему в дагестанской прессе все меньше употребляются категории «аварец» и «кумык», или как меняется семантика категории «русский» от 18 к 21 веку – неизбежно к этим авторам обратимся.
Hedström, P., & Swedberg, R. (1996). Social Mechanisms. Acta Sociologica, 39(3), 281–308.
07.03.202520:22
Думаю, что в части спонтанных эмоций посмотреть на высокую гору и на высотку - вещи одного порядка, но мы настолько не умеем описывать эмоции в связи с контекстом, что науки там даже не начиналось. Между тем это важнейший драйвер социального и не менее важная часть когнитивного поворота, который и про эмоции тоже.
07.03.202506:41
НАЧАЛО ВЫШЕ
Если серьезно, индустрия вокруг ДНК-тестов – это рай для исследователя этничности. Начнем с очевидности. Национальность в ДНК не прописана, они являются исключительно языковым и ментальным конструктом. Как тогда определяют национальности по ДНК тестам? Грубо говоря, сравнивается распространенность тех или иных мутаций в популяциях с твоими мутациями и, с учетом того, что на некоторой территории живут преимущественно люди с твоими мутациями, тебя к ним и относят. И если научные основания первого действия (сравнение мутаций) – крепкие, во втором действии – больше от языковой игры, чем он науки.
Технически второе действие может осуществляться всего двумя способами. Или совершенно волюнтаристски, в режиме этноонтологии им. Данилы Багрова («Да меня в школе так учили. В Китае живут китайцы, в Германии немцы, в этом... Израиле евреи, а в Африке негры.») или через коррелирование мутаций и идентификаций. Но последнее – скорее всего не делается, да и даже будучи сделанным, более научным оно не станет: с шагом в 100 лет люди, живущие на одной территории и, допустим, ни с кем не «скрещивавшиеся», на вопрос об идентификации будут отвечать совершенно по-разному (см. работы о раннесоветских переписях, в которых вопрос о «народности» крестьянам надо было расшифровывать, а затем объяснять, как на него отвечать). И получается, что «гены» одни, а идентификации – разные. При этом информация эта – поскольку у генетики хороший имидж – воспринимается как истина – и вот, за «правдой» о своей «крови» тянется все больше людей.
Это я еще не говорю о том, что агрегировать «национальности» можно по-разному, и, если я второй базе немного заплачу, из стыдливых «восточноевропейцев», по всей видимости, дезагрегируются «русские». Ну и, поскольку такие базы работают за счет присылаемого генетического материала, детальность (а значит и возможности для категориальной дезагрегации) будет зависеть от содержимого базы, и одни базы позволят понять, из какой части Финляндии мои 3,7% предков, а другие просто не имеют такой мощности.
В общем, машинерия производства правды о происхождении посредством авторитета биологии – ждет своего исследователя, а я теперь могу всем говорить, что у меня в предках по одной линии Надир-шах, а по другой -- Вяйнямёйнен!
Если серьезно, индустрия вокруг ДНК-тестов – это рай для исследователя этничности. Начнем с очевидности. Национальность в ДНК не прописана, они являются исключительно языковым и ментальным конструктом. Как тогда определяют национальности по ДНК тестам? Грубо говоря, сравнивается распространенность тех или иных мутаций в популяциях с твоими мутациями и, с учетом того, что на некоторой территории живут преимущественно люди с твоими мутациями, тебя к ним и относят. И если научные основания первого действия (сравнение мутаций) – крепкие, во втором действии – больше от языковой игры, чем он науки.
Технически второе действие может осуществляться всего двумя способами. Или совершенно волюнтаристски, в режиме этноонтологии им. Данилы Багрова («Да меня в школе так учили. В Китае живут китайцы, в Германии немцы, в этом... Израиле евреи, а в Африке негры.») или через коррелирование мутаций и идентификаций. Но последнее – скорее всего не делается, да и даже будучи сделанным, более научным оно не станет: с шагом в 100 лет люди, живущие на одной территории и, допустим, ни с кем не «скрещивавшиеся», на вопрос об идентификации будут отвечать совершенно по-разному (см. работы о раннесоветских переписях, в которых вопрос о «народности» крестьянам надо было расшифровывать, а затем объяснять, как на него отвечать). И получается, что «гены» одни, а идентификации – разные. При этом информация эта – поскольку у генетики хороший имидж – воспринимается как истина – и вот, за «правдой» о своей «крови» тянется все больше людей.
Это я еще не говорю о том, что агрегировать «национальности» можно по-разному, и, если я второй базе немного заплачу, из стыдливых «восточноевропейцев», по всей видимости, дезагрегируются «русские». Ну и, поскольку такие базы работают за счет присылаемого генетического материала, детальность (а значит и возможности для категориальной дезагрегации) будет зависеть от содержимого базы, и одни базы позволят понять, из какой части Финляндии мои 3,7% предков, а другие просто не имеют такой мощности.
В общем, машинерия производства правды о происхождении посредством авторитета биологии – ждет своего исследователя, а я теперь могу всем говорить, что у меня в предках по одной линии Надир-шах, а по другой -- Вяйнямёйнен!
07.03.202506:40
Генетические тесты и этничность
Однажды ко мне пришла студентка и сказала, что хочет писать диплом про этничность и генетические тесты. Отлично, сказал я. В результате диплом она написала, и он назывался «Why People May Be Disappointed After Receiving the Results of a DNA Ancestry Test?» Основная идея там была в том, что если тест ломает твои представления о твоем месте в мире в связи с существующими у тебя в голове этническими иерархиями – то ты и будешь разочарован. Скажем, если тебе, русскому националисту, говорят, что у тебя в роду таджики и, получается, что ты и сам в некоторой степени таджик, ты и будешь переживать, потому как это зашквар и перед пацанами неудобно.
Довольно скоро, однако, я и сам прошел такой тест и… был весьма disappointed. Потому что (см. рис. 1) мои «гены» поделились почти поровну между евреями и русскими. А это расходилось и с моими представлениями о том, что каждый человек в обсуждаемом смысле устроен сложно, и с внутрисемейными представлениями, что, например, по бабушкиной линии у меня в роду саами. Отчего в детстве в моей черной шевелюре регулярно появлялся один длинный рыжий волос.
А тут (см. рис. 2) я вгрузил те же данные в другую базу, и результаты получились иные. И тебе прибалты, и тебе балканцы, и тебе даже немного турки или иранцы. В общем, мое серденько успокоилось, и базовые представления о человеческой и моей сложности – были возвернуты на место.
ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Однажды ко мне пришла студентка и сказала, что хочет писать диплом про этничность и генетические тесты. Отлично, сказал я. В результате диплом она написала, и он назывался «Why People May Be Disappointed After Receiving the Results of a DNA Ancestry Test?» Основная идея там была в том, что если тест ломает твои представления о твоем месте в мире в связи с существующими у тебя в голове этническими иерархиями – то ты и будешь разочарован. Скажем, если тебе, русскому националисту, говорят, что у тебя в роду таджики и, получается, что ты и сам в некоторой степени таджик, ты и будешь переживать, потому как это зашквар и перед пацанами неудобно.
Довольно скоро, однако, я и сам прошел такой тест и… был весьма disappointed. Потому что (см. рис. 1) мои «гены» поделились почти поровну между евреями и русскими. А это расходилось и с моими представлениями о том, что каждый человек в обсуждаемом смысле устроен сложно, и с внутрисемейными представлениями, что, например, по бабушкиной линии у меня в роду саами. Отчего в детстве в моей черной шевелюре регулярно появлялся один длинный рыжий волос.
А тут (см. рис. 2) я вгрузил те же данные в другую базу, и результаты получились иные. И тебе прибалты, и тебе балканцы, и тебе даже немного турки или иранцы. В общем, мое серденько успокоилось, и базовые представления о человеческой и моей сложности – были возвернуты на место.
ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
रिकॉर्ड
08.05.202523:59
1.1Kसदस्य14.11.202423:59
0उद्धरण सूचकांक12.01.202508:34
1.4Kप्रति पोस्ट औसत दृश्य12.05.202519:29
0प्रति विज्ञापन पोस्ट औसत दृश्य10.04.202512:07
22.18%ER12.02.202500:31
137.48%ERRअधिक कार्यक्षमता अनलॉक करने के लिए लॉगिन करें।