«Игорь заметил, что если год странный, то он таков во всех отношениях: расставания с близкими, конфронтация со „звездами на районе“, ненужные встречи и невстречи с теми, кто необходим. Сложные события плотно соседствуют друг с другом, облепляя дуодециму месяцев, загромождая пространство».

Несмотря на то что Маццони не берет материал современной поэзии второй половины ХХ и начала XXI века, предложенная им классификация поэтических направлений и выделенные принципы ее формирования вполне могут быть применимы при анализе тенденций в новейшей поэзии. Автор подчеркивает, что кризис субъективности в поэзии ХХ века связан не с деперсонализацией, а с «хоровой субъективностью», или «групповым субъективизмом». Цитируя М. Бахтина, он утверждает, что сегодня «авторитет автора есть авторитет хора» (с. 249). Эта потребность в «хоровой поддержке» связана с борьбой за символический капитал в условиях повышенной конкуренции в современной поэзии, что выражается в многочисленных премиях и фестивалях. Эта же идея может быть спроецирована и на поэзию в онлайн-формате, которая формирует собственные поля притяжения.

Вообще мода — очень важный социокультурный механизм, она является таким лабораторным пространством, где по сути происходят глобальные примерки того, что в конечном итоге будет воспринято обществом, станет частью общественного договора, перейдет из разряда авангардного эксперимента в более усредненный формат общепринятой нормы.

Однако Пушкин, несмотря на прошедшие в 1937 году торжества по случаю столетнего юбилея с момента кончины поэта, «основоположником» литературного языка по-прежнему не объявлялся. Речь шла лишь о том, что он «создал и санкционировал многообразие национальных стилей, многообразие стилистических контекстов, спаянных темой и содержанием». Отсутствие радикализма в выводах о пушкинской роли могло объясняться как стремлением к научной объективности, так и наличием у Виноградова целостного представления о принципах изменения и развития литературного языка, попросту не позволявшего «замкнуть» этот многосложный процесс на творчество одного — пусть даже наиболее выдающегося — поэта.

К примеру, художник может создавать выставку в институции, которая является выразителем государственной культурной политики. Или же работать с независимым пространством, целью устроителей которого становится создание альтернативного взгляда на историю. И от этого в значительной мере зависит выбор художника — что показать, а что скрыть от зрителей. Рикер подчеркивает, что память неотделима от забвения, и эти процессы необходимо исследовать одновременно, чтобы увидеть, чтó остается забытым или чтó современное общество предпочитает считать таковым. Вопрос забвения напрямую связан с проблемой выбора того, что мы помним и на какие документы, отпечатки, свидетельства прошлого ориентируемся. Поэтому, когда мы рассматриваем способы внутреннего устройства произведения, то анализируем не только те материалы, которые выбирает художник, но и то, что остается за рамками показа.

Модная индустрия как капиталистическая структура не подлежит исправлению. 

Но это не значит, что мода как явление должна исчезнуть. Я убеждена, что возможны альтернативные модели, основанные на коллективном объединении, создании профсоюзов и совместной борьбе за права работников моды. Важно наладить отношения солидарности между разными секторами: чтобы дизайнеры, модели, фабричные рабочие, журналисты и медийщики не существовали изолированно, а учились у других и искали новые формы взаимодействия. Необходимо также формирование новых образов, альтернативных представлений о красоте, успехе и самореализации, которые не зависят от потребления, эксплуатации, разрушения планеты, гендерного и расового угнетения или бесконечной конкуренции.