30.04.202515:58
(начало выше)
Вторая причина — личная.
Прошлым летом я встретил в Донецке друга — журналиста Никиту Цицаги. Мы сидели на кухне, выпивали, говорили о войне, о журналистике… Обсуждали и «Редколлегию». В этом разговоре Никита произнес такую фразу: «Для независимых СМИ есть «Редколлегия», для кремлевских какая-нибудь «Тэффи» — а для таких, как мы, ничего нет». В тот вечер многое было сказано, но мне особенно запомнились эти слова.
На следующий день Никита погиб.
Он поехал делать репортаж о монастыре на линии фронта, где в подвале укрывались монахи и прихожане. Надел бронежилет, взял в руки камеру, сел в машину — и погиб от удара украинского дрона. Погиб, как гибнут журналисты на каждой проклятой войне.
Я не плакал, когда узнал про смерть Никиты. Не плакал, когда ездил опознать его тело. Не плакал, когда встречал его родителей в Донецке и вез их в морг. Не плакал, когда ехал с ними долгой скорбной дорогой из Донецка в Москву.
Я заплакал от ощущения чудовищной несправедливости, когда увидел, как гибель Никиты обсуждается в соцсетях – прежде всего, с подачи блогера Майкла Наки. Когда увидел, как оппозиционные политики, повторяющие «Любовь победит», теперь распаляют свою аудиторию ненавистью к погибшему журналисту. И когда понял, что для некоторых уважаемых журналистов оказалось самым важным, с какой стороны фронта погиб человек. Напяливший камуфляж блогер Майкл Наки, изливающий сладкую пропаганду из уютной студии, для них оказался достойным коллегой. А погибший с камерой в руках журналист в бронежилете с надписью PRESS -- нет.
Дело дошло до того, что Майкл Наки потребовал от «Редколлегии» посмертно лишить Никиту премии. Я был уверен, что жюри демонстративно проигнорирует это требование блогера. Но жюри решило его рассмотреть. После этого премия «Редколлегия» перестала для меня существовать.
Да, жюри признало, что лишать Никиту премии нет причин. Но сам факт того, что этот вопрос вообще обсуждался, дает мне основания считать, что это не журналистская премия. Если бы это была журналистская премия, то «Редколлегия» прислала бы венок на похороны убитого журналиста. А не обсуждала бы его место работы и обстоятельства гибели.
Никита Цицаги успел написать лучший текст об этой войне. Честный, страшный текст буквально из траншей. Чтобы сделать такой материал, нужны отчаянная смелость и большой талант настоящего журналиста. И мне горько думать о том, скольких гениальных репортажей Никиты мы никогда не прочитаем.
При жизни Никиты этот текст не был замечен «Редколлегией». Я предлагал дать за него премию посмертно — мне кажется, это было бы достойным решением. Но этого не было сделано. Зато в заявлении «Редколлегии» было сказано, что «не учитывать творческий путь автора сегодня, видимо, нельзя». А член жюри Сергей Смирнов отдельно заявил, что «нужно больше уделять [внимания] не только качеству произведения, но и оценке личности автора, а также СМИ, в котором опубликован материал претендента».
Тот Сергей Смирнов, которого я когда-то знал, был многогранной личностью и проделал длинный творческий путь. Он был нацболом и даже возглавлял московское отделение партии. Даже сейчас в штабе "Другой России" в Донецке есть люди, которые помнят его прежде всего как нацбола Весту. Кажется, в бытность нацболом Сергей был старше погибшего Никиты Цицаги. Нужно ли учитывать этот факт сейчас при оценке личности Сергея? Потом Сергей работал в совсем не оппозиционной Газете.ру — и как сейчас оценивать этот факт? Тогда ведь он точно был старше Никиты. Потом он делал сайт «Русская планета» — хороший сайт, но инвесторы там были с интересным бэкграундом; нужно ли это оценивать в 2025 году? И вот только потом Сергей Смирнов стал главредом «Медиазоны». Главредом, свысока оценивающим личность молодого журналиста -- который не успел дожить до его 50 лет.
Да что там, даже до 30 лет Никита не дожил — а его все равно оценили. Премию оставили, но и полноценным достойным журналистом не решились признать.
Вот поэтому мне — лично мне — такая премия не нужна.
Вторая причина — личная.
Прошлым летом я встретил в Донецке друга — журналиста Никиту Цицаги. Мы сидели на кухне, выпивали, говорили о войне, о журналистике… Обсуждали и «Редколлегию». В этом разговоре Никита произнес такую фразу: «Для независимых СМИ есть «Редколлегия», для кремлевских какая-нибудь «Тэффи» — а для таких, как мы, ничего нет». В тот вечер многое было сказано, но мне особенно запомнились эти слова.
На следующий день Никита погиб.
Он поехал делать репортаж о монастыре на линии фронта, где в подвале укрывались монахи и прихожане. Надел бронежилет, взял в руки камеру, сел в машину — и погиб от удара украинского дрона. Погиб, как гибнут журналисты на каждой проклятой войне.
Я не плакал, когда узнал про смерть Никиты. Не плакал, когда ездил опознать его тело. Не плакал, когда встречал его родителей в Донецке и вез их в морг. Не плакал, когда ехал с ними долгой скорбной дорогой из Донецка в Москву.
Я заплакал от ощущения чудовищной несправедливости, когда увидел, как гибель Никиты обсуждается в соцсетях – прежде всего, с подачи блогера Майкла Наки. Когда увидел, как оппозиционные политики, повторяющие «Любовь победит», теперь распаляют свою аудиторию ненавистью к погибшему журналисту. И когда понял, что для некоторых уважаемых журналистов оказалось самым важным, с какой стороны фронта погиб человек. Напяливший камуфляж блогер Майкл Наки, изливающий сладкую пропаганду из уютной студии, для них оказался достойным коллегой. А погибший с камерой в руках журналист в бронежилете с надписью PRESS -- нет.
Дело дошло до того, что Майкл Наки потребовал от «Редколлегии» посмертно лишить Никиту премии. Я был уверен, что жюри демонстративно проигнорирует это требование блогера. Но жюри решило его рассмотреть. После этого премия «Редколлегия» перестала для меня существовать.
Да, жюри признало, что лишать Никиту премии нет причин. Но сам факт того, что этот вопрос вообще обсуждался, дает мне основания считать, что это не журналистская премия. Если бы это была журналистская премия, то «Редколлегия» прислала бы венок на похороны убитого журналиста. А не обсуждала бы его место работы и обстоятельства гибели.
Никита Цицаги успел написать лучший текст об этой войне. Честный, страшный текст буквально из траншей. Чтобы сделать такой материал, нужны отчаянная смелость и большой талант настоящего журналиста. И мне горько думать о том, скольких гениальных репортажей Никиты мы никогда не прочитаем.
При жизни Никиты этот текст не был замечен «Редколлегией». Я предлагал дать за него премию посмертно — мне кажется, это было бы достойным решением. Но этого не было сделано. Зато в заявлении «Редколлегии» было сказано, что «не учитывать творческий путь автора сегодня, видимо, нельзя». А член жюри Сергей Смирнов отдельно заявил, что «нужно больше уделять [внимания] не только качеству произведения, но и оценке личности автора, а также СМИ, в котором опубликован материал претендента».
Тот Сергей Смирнов, которого я когда-то знал, был многогранной личностью и проделал длинный творческий путь. Он был нацболом и даже возглавлял московское отделение партии. Даже сейчас в штабе "Другой России" в Донецке есть люди, которые помнят его прежде всего как нацбола Весту. Кажется, в бытность нацболом Сергей был старше погибшего Никиты Цицаги. Нужно ли учитывать этот факт сейчас при оценке личности Сергея? Потом Сергей работал в совсем не оппозиционной Газете.ру — и как сейчас оценивать этот факт? Тогда ведь он точно был старше Никиты. Потом он делал сайт «Русская планета» — хороший сайт, но инвесторы там были с интересным бэкграундом; нужно ли это оценивать в 2025 году? И вот только потом Сергей Смирнов стал главредом «Медиазоны». Главредом, свысока оценивающим личность молодого журналиста -- который не успел дожить до его 50 лет.
Да что там, даже до 30 лет Никита не дожил — а его все равно оценили. Премию оставили, но и полноценным достойным журналистом не решились признать.
Вот поэтому мне — лично мне — такая премия не нужна.
Reposted from:
записки акиншина

15.04.202512:19
год назад, в апреле 2024 года, меня отправили освещать наводнение в Орске. не было ни контактов на месте, ни жилья, ни хоть малейшего понимания, как строить работу. пришлось как-то ориентироваться и справляться самой. так я познакомилась с героями моего будущего текста.
«Орск — это криминальный город»,— начал диалог местный житель в первый день моей командировки. «У нас Оренбургская область вся в лагерях, вся в тюрьмах. В Новотроицке «тройка» (ИК-3), «пятерка» (ИК-5), в Оренбурге — «копейка» (ИК-1). Все люди криминальные, скажем так. У нас 90-е здесь до сих пор».
таких, как персонаж моего текста, принято сторониться, их боятся, считают пропавшими, дном общества, вешают ярлык зека. но как могут проявлять себя те, кого принято считать плохими? способны ли они меняться? да и разве стоит ли о них рассказывать истории? я год положила на то, чтобы доказать: ДА.
мой большой мультимедийный проект — это история взросления бывшего сторонника АУЕ, «уличного пацана» из Орска, который смог выбраться из воровского мира и делает первые шаги в новой жизни, ища себе новую духовную опору. кроме этого в тексте — АУЕ расклад по новотроицкой и орской улице в 90-е, а также несколько новостей:
1. смерти от наводнения в Орске действительно были: рассказ человека, у которого утонул родственник
2. новотроицкая ИК-3 закрылась после отправки заключенных на СВО: скриншоты из опустевшей колонии
3. как пригожин вербовал осужденных в чвк вагнер в оренбургской области
4. что изменилось в воровском мире за последние 5 лет после признания АУЕ экстремистской организацией
по ссылке вас ждут большая документальная история, фото (например, поделки из «Черного дельфина», ШИЗО «черной» колонии), видео и инфографики про жизнь в Орске=> приглашаю почитать
(текст не пропагандирует и не поддерживает движение «Арестантский уклад един» (АУЕ)
«Орск — это криминальный город»,— начал диалог местный житель в первый день моей командировки. «У нас Оренбургская область вся в лагерях, вся в тюрьмах. В Новотроицке «тройка» (ИК-3), «пятерка» (ИК-5), в Оренбурге — «копейка» (ИК-1). Все люди криминальные, скажем так. У нас 90-е здесь до сих пор».
таких, как персонаж моего текста, принято сторониться, их боятся, считают пропавшими, дном общества, вешают ярлык зека. но как могут проявлять себя те, кого принято считать плохими? способны ли они меняться? да и разве стоит ли о них рассказывать истории? я год положила на то, чтобы доказать: ДА.
мой большой мультимедийный проект — это история взросления бывшего сторонника АУЕ, «уличного пацана» из Орска, который смог выбраться из воровского мира и делает первые шаги в новой жизни, ища себе новую духовную опору. кроме этого в тексте — АУЕ расклад по новотроицкой и орской улице в 90-е, а также несколько новостей:
1. смерти от наводнения в Орске действительно были: рассказ человека, у которого утонул родственник
2. новотроицкая ИК-3 закрылась после отправки заключенных на СВО: скриншоты из опустевшей колонии
3. как пригожин вербовал осужденных в чвк вагнер в оренбургской области
4. что изменилось в воровском мире за последние 5 лет после признания АУЕ экстремистской организацией
по ссылке вас ждут большая документальная история, фото (например, поделки из «Черного дельфина», ШИЗО «черной» колонии), видео и инфографики про жизнь в Орске=> приглашаю почитать
(текст не пропагандирует и не поддерживает движение «Арестантский уклад един» (АУЕ)
Reposted from:
ТАСС

24.03.202519:08
⚡️Корреспондент ТАСС Михаил Скуратов получил осколочные ранения, выполняя редакционное задание в Суджанском районе Курской области, угрозы его жизни нет.
13.03.202517:49
Легендарный фотограф Толя Жданов с сегодняшними фотографиями из Курской области
https://www.kommersant.ru/gallery/7566879
https://www.kommersant.ru/gallery/7566879


08.01.202511:04
Это был пост 2023 года про Сашу
Reposted from:
РИА Новости

05.01.202509:53
Пострадавшие в ДНР журналисты РИА Новости Максим Романенко и Михаил Кевхиев рассказали про момент атаки дрона ВСУ по их машине
30.04.202515:54
Почему я отказался от премии «Редколлегия»
Мой текст про трагедию людей из приграничного села в Курской области получил «Редколлегию». Я поблагодарил жюри за его выбор, но отказался принять премию.
У моего решения есть две основные причины. Вот первая.
При упоминании «Редколлегии» как мантра повторяются слова: «Самая главная журналистская премия», «Самая престижная» и так далее. Когда-то я тоже так думал — и был горд получить две премии (одну из них в составе команды из трех человек). Но теперь я не считаю ее «самой авторитетной».
На сайте «Редколлегии» говорится, что «место публикации не имеет значения: главное – высокое качество профессиональной журналистской работы». Я считаю, что жюри отошло от этого принципа и проявляет заметную избирательность в выборе кандидатов.
Каждый день я как редактор читаю множество СМИ. И те, что называют «независимыми» — и те, что вынуждены соблюдать репрессивные российские законы, за что их называют «подцензурными». Качественные интересные материалы я вижу и там, и там. Но публикации журналистов так называемых «подцензурных» СМИ даже в лонглист попадают гораздо реже, чем тексты «независимых».
Можно привести в пример телеграм-канал «Редколлегии» — лицо премии — где каждый день публикуются ссылки на материалы «независимых» СМИ. Такие же «ежедневные ссылки» на качественные тексты многих «подцензурных» медиа там практически отсутствуют.
На сайте «Редколлегии» есть кнопка «предложить кандидата». Я не раз заполнял эту форму и отправлял ссылки на достойные публикации работающих в России СМИ. Но эти материалы не попадали ни в лонглист, ни в соцсети премии.
Особенно наглядной была ситуация, когда я прислал «Редколлегии» ссылку на крутой репортаж «подцензурного» СМИ, а в лонглист попал другой текст о том же событии — текст послабее, зато из «правильного» СМИ. Постепенно я убедился, что нет никакого смысла предлагать претендентов из «подцензурных» медиа — и перестал это делать.
Я думаю, что это системная проблема «Редколлегии». И так думаю не только я. Некоторые молодые журналисты, с которыми я общаюсь, говорят со смехом: «Чтобы получить “Редколлегию” или номинацию на нее, надо работать не в России». Это, конечно, преувеличение. И практически все лауреаты «Редколлегии» получили ее заслуженно — в большинстве случаев жюри действительно награждает выдающиеся работы, тут спорить не с чем. Но часть журналистов и журналистских материалов остаются «за бортом» еще при отборе — как будто их изначально не существует. Я с этим подходом не согласен. И не могу принять премию, когда многих моих коллег эта премия не замечает.
(продолжение ниже)
Мой текст про трагедию людей из приграничного села в Курской области получил «Редколлегию». Я поблагодарил жюри за его выбор, но отказался принять премию.
У моего решения есть две основные причины. Вот первая.
При упоминании «Редколлегии» как мантра повторяются слова: «Самая главная журналистская премия», «Самая престижная» и так далее. Когда-то я тоже так думал — и был горд получить две премии (одну из них в составе команды из трех человек). Но теперь я не считаю ее «самой авторитетной».
На сайте «Редколлегии» говорится, что «место публикации не имеет значения: главное – высокое качество профессиональной журналистской работы». Я считаю, что жюри отошло от этого принципа и проявляет заметную избирательность в выборе кандидатов.
Каждый день я как редактор читаю множество СМИ. И те, что называют «независимыми» — и те, что вынуждены соблюдать репрессивные российские законы, за что их называют «подцензурными». Качественные интересные материалы я вижу и там, и там. Но публикации журналистов так называемых «подцензурных» СМИ даже в лонглист попадают гораздо реже, чем тексты «независимых».
Можно привести в пример телеграм-канал «Редколлегии» — лицо премии — где каждый день публикуются ссылки на материалы «независимых» СМИ. Такие же «ежедневные ссылки» на качественные тексты многих «подцензурных» медиа там практически отсутствуют.
На сайте «Редколлегии» есть кнопка «предложить кандидата». Я не раз заполнял эту форму и отправлял ссылки на достойные публикации работающих в России СМИ. Но эти материалы не попадали ни в лонглист, ни в соцсети премии.
Особенно наглядной была ситуация, когда я прислал «Редколлегии» ссылку на крутой репортаж «подцензурного» СМИ, а в лонглист попал другой текст о том же событии — текст послабее, зато из «правильного» СМИ. Постепенно я убедился, что нет никакого смысла предлагать претендентов из «подцензурных» медиа — и перестал это делать.
Я думаю, что это системная проблема «Редколлегии». И так думаю не только я. Некоторые молодые журналисты, с которыми я общаюсь, говорят со смехом: «Чтобы получить “Редколлегию” или номинацию на нее, надо работать не в России». Это, конечно, преувеличение. И практически все лауреаты «Редколлегии» получили ее заслуженно — в большинстве случаев жюри действительно награждает выдающиеся работы, тут спорить не с чем. Но часть журналистов и журналистских материалов остаются «за бортом» еще при отборе — как будто их изначально не существует. Я с этим подходом не согласен. И не могу принять премию, когда многих моих коллег эта премия не замечает.
(продолжение ниже)
07.04.202506:52
Где ж теперь выпить в Вологде-где
Коллеги ультимативно попросили меня переключить голову с военных тем на мирные. Так я оказался в Вологде -- городе, где идет война с алкоголем. Уже месяц магазины там продают алкоголь два часа в день по будням (в выходные как обычно). Съездил, поговорил, посмотрел, купил, <strike>выпил</strike>.
Докладываю: каждый вологжанин знает места, где продают водку - правда, в два раза дороже и перелитую в кофейные стаканчики. Пиво тоже можно взять навынос. И да - таксисты стали торговать алкоголем.
Почитайте, как это всё выглядит:
https://www.kommersant.ru/doc/7638944
Коллеги ультимативно попросили меня переключить голову с военных тем на мирные. Так я оказался в Вологде -- городе, где идет война с алкоголем. Уже месяц магазины там продают алкоголь два часа в день по будням (в выходные как обычно). Съездил, поговорил, посмотрел, купил, <strike>выпил</strike>.
Докладываю: каждый вологжанин знает места, где продают водку - правда, в два раза дороже и перелитую в кофейные стаканчики. Пиво тоже можно взять навынос. И да - таксисты стали торговать алкоголем.
Почитайте, как это всё выглядит:
https://www.kommersant.ru/doc/7638944
22.03.202518:26
В пятницу в новостях, в субботу в книжном
Reposted from:
Коммерсантъ



15.02.202516:06
💬 В беседах с представителями НКО я часто слышу недоумение: почему государство против законопроекта о распределенной опеке? Ну ладно, не хотят они думать о будущем детей-инвалидов, предполагают мои визави.
Но вот сейчас в российских регионах появляется много мужчин после тяжелых ранений, которые будут лишены дееспособности или ограничены в ней. Часть этих людей попадет в интернаты. И их родственники будут слышать от них про ужасы интернатской жизни — и не смогут ничего с этим сделать.
👉 Специальный корреспондент «Ъ» Ольга Алленова о том, зачем был нужен закон о распределенной опеке, который отклонила Госдума.
✔ Подписывайтесь на «Ъ»|Оставляйте «бусты»


08.01.202510:29
Похоронили Сашу
Could not access
the media content
the media content
04.01.202518:34
Мой друг, журналист, видеооператор Саша «Марти» Мартемьянов погиб час назад на трассе из Горловки в Донецк. Удар дрона по гражданской машине, другие журналисты ранены. Марти много раз возил меня в Горловку и обратно по этой трассе.
Он был первым человеком, с которым я подружился в Донецке. Он и воплощал Донецк для меня. Я не знаю, что еще сейчас написать.
Он был первым человеком, с которым я подружился в Донецке. Он и воплощал Донецк для меня. Я не знаю, что еще сейчас написать.


22.04.202519:52
Григорий Ревзин написал очень хороший некролог на смерть человека, с которым много лет боролся
https://www.kommersant.ru/doc/7675659
https://www.kommersant.ru/doc/7675659


28.01.202508:51
Вернулся в Москву и сходил на съезд военных священников. Что впечатлило — практически все выступающие называли своей главной задачей удерживать военных от «греховного духа мщения» и от «озверения». Постоянно звучали слова, что «на войне необходимо оставаться человеком» и «не стать частью зла».
Один из священников особо отметил «опасность неоязычества», которое воспитывает в военных «звериные качества». Жаль, что он прямо не назвал конкретную неоязыческую группировку — любителей публиковать видео с расстрелами — но хоть так. Всё равно всем было понятно, о ком это и о чём.
Еще было сказано, что в зону боевых действий ездят 300 священников, но этого «катастрофически не хватает» - нужно хотя бы 1500.
Подробнее почитать можно тут по ссылке. Заодно узнаете историю бойца с позывным «Черт» (Что? Да!)
https://www.kommersant.ru/doc/7460065
Один из священников особо отметил «опасность неоязычества», которое воспитывает в военных «звериные качества». Жаль, что он прямо не назвал конкретную неоязыческую группировку — любителей публиковать видео с расстрелами — но хоть так. Всё равно всем было понятно, о ком это и о чём.
Еще было сказано, что в зону боевых действий ездят 300 священников, но этого «катастрофически не хватает» - нужно хотя бы 1500.
Подробнее почитать можно тут по ссылке. Заодно узнаете историю бойца с позывным «Черт» (Что? Да!)
https://www.kommersant.ru/doc/7460065
Could not access
the media content
the media content
06.01.202521:17
С Рождеством вас, железо
Повязка венцом..
Повязка венцом..
29.12.202411:00
Перевел денег и прошу присоединиться любой суммой. Канал создан недавно, но пусть это не пугает - я знаю девушку, которая собирает деньги. Она сделала очень много для помощи жертвам войны. Если мы ей поможем, она сделает еще больше.
https://t.me/pro_ludei_margo/4
https://t.me/pro_ludei_margo/4
15.04.202516:07


31.03.202511:19
Война глазами мирных людей в подвалах
Сегодня вышел мой очерк про жителей курского села Николаево-Дарьино. Это обычное маленькое село, каких в стране тысячи. Единственное отличие – оно расположено прямо на границе с Украиной. И в августе прошлого года туда зашли украинские военные.
Здесь можно долго стебаться на тему «кто же в этом виноват» и «а что случилось». Уверен, что многие на этом и остановятся. Но мне было важно другое – я хотел узнать, как мои соотечественники жили в оккупации. Как люди из курского села полгода выживали в условиях настоящей войны -- пока остальная страна не очень-то о них вспоминала.
Много часов я расспрашивал двух женщин, которые жили на разных концах села. Мои ровесницы полгода прятались в подвалах с маленькими детьми. У одной погиб муж, у другой – родители. Война в их рассказах – страшное бедствие. Нет воды, еды и света. Непонятно чьи снаряды убивают людей, в воздухе носятся смертоносные дроны – тоже неизвестно чьей армии. Кто-то расстрелял целую семью, кто-то застрелил соседа в спину, кто-то ударил дроном по подвалу с семилетним мальчиком. Огород постепенно становится братской могилой. Одни украинские военные приносят конфеты ребенку, другие бросают гранату в подвал с мирными людьми. Российские военные на свой страх и риск пытаются вывести мирных из опасной зоны – и они вместе гибнут в полях.
Все это происходило совсем недавно. Все это происходит прямо сейчас.
Что особенно важно для меня – обе женщины прошли через ад, но не ожесточились. В них нет ненависти. Они говорят, что им жаль убитых украинских солдат – и жаль людей по другую сторону фронта.
«…Знаете, когда видишь по телевизору военные действия — ты все равно ж это воспринимаешь не так, как оно на самом деле. Кажется, что это очень далеко, и нас это никогда не коснется. А когда ты уже в этой страсти побывал, когда ты действительно испытал это все… Тогда начинаешь задумываться: ну как вообще можно так с людьми поступать? И те же обычные люди в деревнях и городах на другой стороне — у них тоже беда, тоже горе. Они такие же как мы, они тоже ни в чем не виноваты. Ведь обычные люди не хотят ни войны, ни чего-то подобного».
Почитайте эти свидетельства.
https://www.kommersant.ru/doc/7603207
Сегодня вышел мой очерк про жителей курского села Николаево-Дарьино. Это обычное маленькое село, каких в стране тысячи. Единственное отличие – оно расположено прямо на границе с Украиной. И в августе прошлого года туда зашли украинские военные.
Здесь можно долго стебаться на тему «кто же в этом виноват» и «а что случилось». Уверен, что многие на этом и остановятся. Но мне было важно другое – я хотел узнать, как мои соотечественники жили в оккупации. Как люди из курского села полгода выживали в условиях настоящей войны -- пока остальная страна не очень-то о них вспоминала.
Много часов я расспрашивал двух женщин, которые жили на разных концах села. Мои ровесницы полгода прятались в подвалах с маленькими детьми. У одной погиб муж, у другой – родители. Война в их рассказах – страшное бедствие. Нет воды, еды и света. Непонятно чьи снаряды убивают людей, в воздухе носятся смертоносные дроны – тоже неизвестно чьей армии. Кто-то расстрелял целую семью, кто-то застрелил соседа в спину, кто-то ударил дроном по подвалу с семилетним мальчиком. Огород постепенно становится братской могилой. Одни украинские военные приносят конфеты ребенку, другие бросают гранату в подвал с мирными людьми. Российские военные на свой страх и риск пытаются вывести мирных из опасной зоны – и они вместе гибнут в полях.
Все это происходило совсем недавно. Все это происходит прямо сейчас.
Что особенно важно для меня – обе женщины прошли через ад, но не ожесточились. В них нет ненависти. Они говорят, что им жаль убитых украинских солдат – и жаль людей по другую сторону фронта.
«…Знаете, когда видишь по телевизору военные действия — ты все равно ж это воспринимаешь не так, как оно на самом деле. Кажется, что это очень далеко, и нас это никогда не коснется. А когда ты уже в этой страсти побывал, когда ты действительно испытал это все… Тогда начинаешь задумываться: ну как вообще можно так с людьми поступать? И те же обычные люди в деревнях и городах на другой стороне — у них тоже беда, тоже горе. Они такие же как мы, они тоже ни в чем не виноваты. Ведь обычные люди не хотят ни войны, ни чего-то подобного».
Почитайте эти свидетельства.
https://www.kommersant.ru/doc/7603207
15.03.202512:14
Как выглядит война глазами мирных людей.
Мой друг Миша Скуратов зачитывает на этом видео отрывки из дневника пожилой женщины, которая умерла (погибла?) в курском селе. Просто послушайте.
https://t.me/tass_agency/305830
Мой друг Миша Скуратов зачитывает на этом видео отрывки из дневника пожилой женщины, которая умерла (погибла?) в курском селе. Просто послушайте.
https://t.me/tass_agency/305830
14.01.202520:34
Обратите внимание, пожалуйста
https://t.me/metelitsa_team/3233
https://t.me/metelitsa_team/3233
Reposted from:
🇷🇺Военкор Белла Либерман

05.01.202512:44
Я до сих пор в непонимании того, что эта трагедия произошла с нами.
Вчера утром мы с коллегами уехали в Горловку. Весь день город нещадно атаковали дроны. Нам везло - удавалось увиливать - то прятались в подъездах, то успели заезжать во дворы, что бы скрыть свои машины.
Ехали мы двумя - Саша Мартемьянов на своей мазде. Я следом за ним на своем старом медленном таксоне. В машине со мной была редактор «Блокнот Донецк» Светлана Ларина и наши коллеги, которые также захотели помочь гуманитарной помощью храму.
Мы доехали в район Комсомолец. В какой-то момент мы разделились - Саша, Максим Романенко, журналист РИА НОВОСТИ, и Света пошли к людям, чтобы узнать ситуацию в городе. Утром район обстреляли кассетными боеприпасами. Были пострадавшие. На глазах у ребят прилетело в гражданскую машину. За тот день, как мы прочитали в новостях, что было выпущено более 50 украинских фпв.
Саша ,как всегда , профессионально выполнял работу. Записывал интервью с продавцами магазина, где оказали первую помощь раненым. Затем делал сьемку на улице.
Подбадривал коллег, чтобы не было так страшно. Сказал, что вообще планировал ехать под Курахово, но с утра у его коллеги сломалась машина на их пути туда. И он вернулся в Донецк, а потом отправился в Горловку.
Мы разделились с ребятами и с Мишей Кевхиевым на несколько часов остались в храме - послушать службу. Прихожан было всего двое - люди сейчас боятся ходить по улице Болотникова. После мы передали отцу Михаилу гуманитарку, попили чай, а он нам подарил две иконы Богородицы. И благословил.
Затем мы с Мишей дошли до квартиры бабушки, к которой всегда заходил Саша, когда приезжал в Горловку. Когда-то она пустила его переждать обстрел - так и завязалась дружба. Сладости и обязательно баклажки с водой - это Саша захватил с собой, чтобы порадовать женщину. А еще купил местную газету, статьи из которой мы читали, когда вместе пили чай. Уже стемнело.
Теперь это будет наша штаб-квартира. Редакция. - пошутил Саша, обняв бабушку.
Темнело. Пора было ехать в Донецк.
Двигались мы с большим напряжением - то и дело дронодетектор сигналил об FPV. Читали чаты Горловки, где сообщали каждые 10 минут либо об ударах, либо о том, что видят Дрон. В темноте не было видно ям на дорогах и наши машины слабо набирали скорость.
Сашина мазда едва выехала из такой ямы. Колесо не выдержало. Через какое-то время пришлось остановиться на опасном участке и делать замену. Запасного колеса не было - только докатка.
Мы проехали еще немного. До Пантелеймоновки. Докатка не встала как нужно, машина ехать не могла дальше. Погнулся порог. Саша принял решение вместе добираться на моей машине до Донецка.
Шестерым было трудно вместиться. Нам пришлось трижды пересаживаться, чтобы все влезли. Саше досталось переднее пассажирское место - среди нас он был самым крупненьким. Тронулись. Саша руководил маршрутом - показывал нам дорогу по которой обычно ездил в Донецк.
От Горловки мы отдалялись. Дронодетекторы, которых у нас было два, молчали. Становилось спокойнее.
Внезапно - вспышка. Ярко желтое пятно. Громкий звук. Мне показалось что я ослепла. Или умерла. Я успела крикнуть Свете, сидевшей сбоку от меня - дверь!
Машина не останавливалась и Света выпала на ходу и в тумане я увидела как она лежит на асфальте. Следом выпала я. Что было с парнями я не видела - из-за густого дыма.
Контуженные, мы стояли на дороге. Я кашляла и пыталась разглядеть что вокруг. Миша крикнул бежать в лесополосу - все ожидали, что начнут бить снова. В темноте не было понятно кто выбрался из машины. Мы включили фонарики. Не хватало одного. Саши. Парни побежали к горящей машине.
Он погиб мгновенно от прямого попадания.
Спасти было невозможно.
На звук взрыва подошли люди. Оказали помощь. Нас эвакуировали. В обратный путь мы ехали вместе с Сашей. В больнице нас отправили на обследование. Подъехали коллеги, друзья.
Я еще не до конца поверила, что Саши больше нет. Что это все было с нами. Как будто это просто страшный сон. Открыть глаза и перекреститься. Но мы на войне.
Погибают лучшие.
Светлая память.
Вчера утром мы с коллегами уехали в Горловку. Весь день город нещадно атаковали дроны. Нам везло - удавалось увиливать - то прятались в подъездах, то успели заезжать во дворы, что бы скрыть свои машины.
Ехали мы двумя - Саша Мартемьянов на своей мазде. Я следом за ним на своем старом медленном таксоне. В машине со мной была редактор «Блокнот Донецк» Светлана Ларина и наши коллеги, которые также захотели помочь гуманитарной помощью храму.
Мы доехали в район Комсомолец. В какой-то момент мы разделились - Саша, Максим Романенко, журналист РИА НОВОСТИ, и Света пошли к людям, чтобы узнать ситуацию в городе. Утром район обстреляли кассетными боеприпасами. Были пострадавшие. На глазах у ребят прилетело в гражданскую машину. За тот день, как мы прочитали в новостях, что было выпущено более 50 украинских фпв.
Саша ,как всегда , профессионально выполнял работу. Записывал интервью с продавцами магазина, где оказали первую помощь раненым. Затем делал сьемку на улице.
Подбадривал коллег, чтобы не было так страшно. Сказал, что вообще планировал ехать под Курахово, но с утра у его коллеги сломалась машина на их пути туда. И он вернулся в Донецк, а потом отправился в Горловку.
Мы разделились с ребятами и с Мишей Кевхиевым на несколько часов остались в храме - послушать службу. Прихожан было всего двое - люди сейчас боятся ходить по улице Болотникова. После мы передали отцу Михаилу гуманитарку, попили чай, а он нам подарил две иконы Богородицы. И благословил.
Затем мы с Мишей дошли до квартиры бабушки, к которой всегда заходил Саша, когда приезжал в Горловку. Когда-то она пустила его переждать обстрел - так и завязалась дружба. Сладости и обязательно баклажки с водой - это Саша захватил с собой, чтобы порадовать женщину. А еще купил местную газету, статьи из которой мы читали, когда вместе пили чай. Уже стемнело.
Теперь это будет наша штаб-квартира. Редакция. - пошутил Саша, обняв бабушку.
Темнело. Пора было ехать в Донецк.
Двигались мы с большим напряжением - то и дело дронодетектор сигналил об FPV. Читали чаты Горловки, где сообщали каждые 10 минут либо об ударах, либо о том, что видят Дрон. В темноте не было видно ям на дорогах и наши машины слабо набирали скорость.
Сашина мазда едва выехала из такой ямы. Колесо не выдержало. Через какое-то время пришлось остановиться на опасном участке и делать замену. Запасного колеса не было - только докатка.
Мы проехали еще немного. До Пантелеймоновки. Докатка не встала как нужно, машина ехать не могла дальше. Погнулся порог. Саша принял решение вместе добираться на моей машине до Донецка.
Шестерым было трудно вместиться. Нам пришлось трижды пересаживаться, чтобы все влезли. Саше досталось переднее пассажирское место - среди нас он был самым крупненьким. Тронулись. Саша руководил маршрутом - показывал нам дорогу по которой обычно ездил в Донецк.
От Горловки мы отдалялись. Дронодетекторы, которых у нас было два, молчали. Становилось спокойнее.
Внезапно - вспышка. Ярко желтое пятно. Громкий звук. Мне показалось что я ослепла. Или умерла. Я успела крикнуть Свете, сидевшей сбоку от меня - дверь!
Машина не останавливалась и Света выпала на ходу и в тумане я увидела как она лежит на асфальте. Следом выпала я. Что было с парнями я не видела - из-за густого дыма.
Контуженные, мы стояли на дороге. Я кашляла и пыталась разглядеть что вокруг. Миша крикнул бежать в лесополосу - все ожидали, что начнут бить снова. В темноте не было понятно кто выбрался из машины. Мы включили фонарики. Не хватало одного. Саши. Парни побежали к горящей машине.
Он погиб мгновенно от прямого попадания.
Спасти было невозможно.
На звук взрыва подошли люди. Оказали помощь. Нас эвакуировали. В обратный путь мы ехали вместе с Сашей. В больнице нас отправили на обследование. Подъехали коллеги, друзья.
Я еще не до конца поверила, что Саши больше нет. Что это все было с нами. Как будто это просто страшный сон. Открыть глаза и перекреститься. Но мы на войне.
Погибают лучшие.
Светлая память.
Reposted from:
Weekend



25.12.202412:12
«Роза мира» Даниила Андреева — одна из самых удивительных книг в истории русской литературы: это визионерский трактат об устройстве мироздания, объяснение скрытого устройства мироздания, план спасения человечества, а также хроника видений и пророчеств автора. Эта книга придумана и частично написана в общей камере Владимирской тюрьмы, где автор в конце 1940-х — начале 1950-х провел значительную часть своего 10-летнего заключения. Принимать этот текст на веру так же сложно, как считать его «просто литературой»: при всей поэтической образности текста автор настаивает на том, что видел все описанное своими глазами, и это знание, которое он должен передать человечеству. Заранее согласившись со всеми скептическими оговорками,
Юрий Сапрыкин пытается понять, как читать «Розу мира» сегодня.
Юрий Сапрыкин пытается понять, как читать «Розу мира» сегодня.
Shown 1 - 24 of 90
Log in to unlock more functionality.