Фантомы конечности
Русская жизнь на карандаше русской мысли
@Zabeliness
@Zabeliness
TGlist rating
0
0
TypePublic
Verification
Not verifiedTrust
Not trustedLocation
LanguageOther
Channel creation dateJun 06, 2024
Added to TGlist
Jun 25, 2024Records
12.11.202423:59
701Subscribers14.11.202423:59
200Citation index18.04.202523:59
909Average views per post30.04.202523:59
615Average views per ad post08.02.202518:11
30.30%ER05.07.202423:59
182.20%ERRReposted from:
Русская Истина
16.04.202518:10
В 2022 году Россия разделилась на две зоны — зону «войны» и зону «мира». Довольно быстро выяснилось, что две эти зоны существуют независимо друг от друга. Москва, надо признать, живет своей жизнью, которая для многих едва ли изменилась к худшему, скорее наоборот. Люди в Пограничье чувствуют себя иначе, чем люди в глубоком тылу, не говоря уже о бойцах на передовой. Это три разных экзистенциальных опыта, три разных измерения бытия, в ближайшем будущем, возможно, три разных онтологий — онтология мира, онтология войны и онтология пограничной ситуации. Насколько они совместимы, или же, напротив, непримиримы покажет будущее.
Читайте статью Кирилла Забелина "Пограничная ситуация"
Читайте статью Кирилла Забелина "Пограничная ситуация"
07.05.202514:53
Среда — день розановских медитаций на нашем богоспасаемом канале. Сегодня о том, для чего рот, а также и всё остальное:
11.IV.1915
«Рот для еды».
Прекрасно, допускаю. Но для этого надо просто отверстие, через которое «пронести бы ложку». Между тем рот не просто отверстие, дыра, а — рот.
«Прекрасный рот»…
Рот, я думаю, для поцелуев? Нет? Почему нет? Рот единственно прекрасен у человека, почему прочие животные и не целуются. Но у того, у кого любовь начинается с поцелуя, дан естественно «прекрасный рот».
«Все в целях размножения».
Да если вообще «живое множится», и притом одно «живое», — естественно, что у живого собственно все приспособлено для любви. И у «зайца оттого длинные ноги», а у волков «еще длиннее»: что и волк и заяц — каждый в мироздании — должен был догнать застенчивую зайчиху и испуганную волчицу, а не потому, что «волки гонялись за зайцами» (Дарвин).
Соглашаюсь, что мое объяснение игриво: зато у Дарвина оно «стопоходяще». Мне мое больше нравится.
Природу вообще не менее можно объяснить из игры, чем из нужды. Ибо природа больше играет, чем нуждается. Малютка грудь сосет пять минут, а играет ручонками с грудью полчаса. Собаки вечно играют.
— М-и-р с-о-з-д-а-н д-л-я е-д-ы — мусолит Дарвин. Но губы созданы для поцелуев, отвечу я ему.
Да и черт знает, что такое эта «еда». — «Я ем, ты ешь, он ест», «мы едим, предки ели, потомки будут есть». «Корова ест, лев ест, все едят». Этакая прорва. И на чту Бог сотворил такую прорву. Проще было сотворить «котел и втулку» и «вода вечно течет из котла через втулку». Но и это — не нужно. Зачем? Что такое? Дарвин не «объяснил мир», а просто был «сам глуп» и «объяснения» у него никакого не вышло, а просто он приставлял буквы к буквам».
Розанов, «Мимолётное»
11.IV.1915
«Рот для еды».
Прекрасно, допускаю. Но для этого надо просто отверстие, через которое «пронести бы ложку». Между тем рот не просто отверстие, дыра, а — рот.
«Прекрасный рот»…
Рот, я думаю, для поцелуев? Нет? Почему нет? Рот единственно прекрасен у человека, почему прочие животные и не целуются. Но у того, у кого любовь начинается с поцелуя, дан естественно «прекрасный рот».
«Все в целях размножения».
Да если вообще «живое множится», и притом одно «живое», — естественно, что у живого собственно все приспособлено для любви. И у «зайца оттого длинные ноги», а у волков «еще длиннее»: что и волк и заяц — каждый в мироздании — должен был догнать застенчивую зайчиху и испуганную волчицу, а не потому, что «волки гонялись за зайцами» (Дарвин).
Соглашаюсь, что мое объяснение игриво: зато у Дарвина оно «стопоходяще». Мне мое больше нравится.
Природу вообще не менее можно объяснить из игры, чем из нужды. Ибо природа больше играет, чем нуждается. Малютка грудь сосет пять минут, а играет ручонками с грудью полчаса. Собаки вечно играют.
— М-и-р с-о-з-д-а-н д-л-я е-д-ы — мусолит Дарвин. Но губы созданы для поцелуев, отвечу я ему.
Да и черт знает, что такое эта «еда». — «Я ем, ты ешь, он ест», «мы едим, предки ели, потомки будут есть». «Корова ест, лев ест, все едят». Этакая прорва. И на чту Бог сотворил такую прорву. Проще было сотворить «котел и втулку» и «вода вечно течет из котла через втулку». Но и это — не нужно. Зачем? Что такое? Дарвин не «объяснил мир», а просто был «сам глуп» и «объяснения» у него никакого не вышло, а просто он приставлял буквы к буквам».
Розанов, «Мимолётное»
29.04.202512:02
Пути к философии воистину неисповедимы.
Никогда не знаешь, где окаянная подстерегает на этот раз.
Никогда не знаешь, где окаянная подстерегает на этот раз.
04.05.202518:02
«Я знаю на что это похоже быть мной»
В общаге на первом курсе со мной случился сосед мечты. Ночи не спал, дни не учился. Ворвался в МГУ из некоего театрального училища, а туда из детдома. Голова на плечах, уже изрядно полысевшая к экватору третьего десятка, у соседа, безусловно, имелась, в ней торжествовало лихое междуцарствие... Бессмертное веселье сменялось приступами депрессивного психоза с метанием в стену предметов быта и вообще метаниями по жизни.
Шороху на всю общажную округу сосед наводил нешуточного. Да и не только общажную. Толя (так его тогда звали) был равнонеугомонен и на семинарах, вступая в перепалки с преподами, и на всевозможных протестных мероприятиях, включая навальнистские <strike>правые</strike> марши, где он орал в рупор злые слова, за что его задерживали. Крупнейший ТВ-канал оппозиции брал у него интервью прямо из нашей пошарпанной комнатушки, чем Толя неистово гордился (посмотрите, дескать, как «бытуют» студенты МГУ!).
Словом, сосед жил свою лучшую жизнь, манифестарно сменил имя и, кажется, гендер (я не разбираюсь), а я клял свой первый курс, ибо вместо желанной интеллигентной среды очутился в филиале ада, липкого, терпкого и пахучего. И там, под аккомпанемент чьего-то похмельного зубовного скрежета, снова пили, дрались и плакали многоликие дионисийские существа.
Напылив и накопытив кругом, как и полагается подобному типажу, Толя вскоре пропал из моей жизни под всё тот же дьявольский свист. Промучившись год в газовой камере моих университетских надежд я собрал манатки и съехал от греха в другую общагу. Пересекались затем разве что в факультетской курилке, перекидываясь смешками и колкостями (экс-сосед любил деланно обижаться на моё крепкое рукопожатие).
Вскоре Толю отчислили. Не сдал, кажется, логику. Потом то ли перепоступил, то ли вышел в академ и восстановился. Подобное Толя проделывал с завидной ловкостью и регулярностью ещё много раз. Так что моё поступление в аспирантуру через много лет пришлось на его бакалавриат. Кажется, на второй или третий курс.
Преподаватели в университете шутят, что жены стареют, а третьекурсницы никогда. Толя был, скажем так, нраву эстетического, и тоже отчаянно не хотел стареть, раз за разом уходя с третьего курса в академ и снова на него возвращаясь. И хотя лысина становилась всё более внушительной, а в глаза всё сильнее бросалась щуплость и сгорбленность — нет, не фигуры даже, а как-то сразу всей Толиной натуры, — мой сосед оставался верным однажды выбранному пути.
Крайний раз я видел его в январе на Курском вокзале. Сухо поздоровались, он то ли спешил, то ли не хотел со мной говорить. Может, и правда боялся куда-то не успеть. Толю вот-вот настигала тридцатка.
Рубеж, за которым. Что?
Вопрос, уже не имеющий значения. Толя умер в конце марта, навсегда оставшись вечным студентом, озорным призраком общежития, чьим-то другом и сыном, странствующим философом и Бог ведает кем ещё.
Той осенью далекого первого курса он как-то признался, что не любит Достоевского. Я же любил. Тогда он отдал мне пылившиеся в его книжках карточки с Ф.М. Сегодня я нашёл их в своих чёрных томиках ФМД и понял, что в сущности их даритель остался для меня таким постаревшим достоевским мальчиком. Неприкаянный, с оголёнными нервами и обострённым чувством справедливости, беснующийся от невозможности эту справедливость найти, он протанцевал по жизни каким-то разбрасывающимся смерчем и стих на горизонте.
Вот сборник текстов, который он составил с ещё одним моим давнишним однокурсником. Дерзко ницшеанские, эти тексты призывают постчеловека, провозглашают поедание жути смехом и прорицают великую полночь. Один из наиболее личных мотивов здесь — мотив вопрошания: «Кто мы? Мы замерли в жутком молчании своего вопрошания».
Толя жил в модусе этого вопрошания. Так он стал Леонардом, потом кем-то ещё, и ещё кем-то.
В какой-то момент нить теряется, след обрывается, язык заплетается. Человек уходит или просто находит ответ на вопрос о себе, переключаясь из модуса вопрошания в иной, внеязыковой модус.
Об этом явно что-то знал уважаемый Толей Витгенштейн, но он уже не расскажет.
Да и рано нам ещё о таком знать.
В общаге на первом курсе со мной случился сосед мечты. Ночи не спал, дни не учился. Ворвался в МГУ из некоего театрального училища, а туда из детдома. Голова на плечах, уже изрядно полысевшая к экватору третьего десятка, у соседа, безусловно, имелась, в ней торжествовало лихое междуцарствие... Бессмертное веселье сменялось приступами депрессивного психоза с метанием в стену предметов быта и вообще метаниями по жизни.
Шороху на всю общажную округу сосед наводил нешуточного. Да и не только общажную. Толя (так его тогда звали) был равнонеугомонен и на семинарах, вступая в перепалки с преподами, и на всевозможных протестных мероприятиях, включая навальнистские <strike>правые</strike> марши, где он орал в рупор злые слова, за что его задерживали. Крупнейший ТВ-канал оппозиции брал у него интервью прямо из нашей пошарпанной комнатушки, чем Толя неистово гордился (посмотрите, дескать, как «бытуют» студенты МГУ!).
Словом, сосед жил свою лучшую жизнь, манифестарно сменил имя и, кажется, гендер (я не разбираюсь), а я клял свой первый курс, ибо вместо желанной интеллигентной среды очутился в филиале ада, липкого, терпкого и пахучего. И там, под аккомпанемент чьего-то похмельного зубовного скрежета, снова пили, дрались и плакали многоликие дионисийские существа.
Напылив и накопытив кругом, как и полагается подобному типажу, Толя вскоре пропал из моей жизни под всё тот же дьявольский свист. Промучившись год в газовой камере моих университетских надежд я собрал манатки и съехал от греха в другую общагу. Пересекались затем разве что в факультетской курилке, перекидываясь смешками и колкостями (экс-сосед любил деланно обижаться на моё крепкое рукопожатие).
Вскоре Толю отчислили. Не сдал, кажется, логику. Потом то ли перепоступил, то ли вышел в академ и восстановился. Подобное Толя проделывал с завидной ловкостью и регулярностью ещё много раз. Так что моё поступление в аспирантуру через много лет пришлось на его бакалавриат. Кажется, на второй или третий курс.
Преподаватели в университете шутят, что жены стареют, а третьекурсницы никогда. Толя был, скажем так, нраву эстетического, и тоже отчаянно не хотел стареть, раз за разом уходя с третьего курса в академ и снова на него возвращаясь. И хотя лысина становилась всё более внушительной, а в глаза всё сильнее бросалась щуплость и сгорбленность — нет, не фигуры даже, а как-то сразу всей Толиной натуры, — мой сосед оставался верным однажды выбранному пути.
Крайний раз я видел его в январе на Курском вокзале. Сухо поздоровались, он то ли спешил, то ли не хотел со мной говорить. Может, и правда боялся куда-то не успеть. Толю вот-вот настигала тридцатка.
Рубеж, за которым. Что?
Вопрос, уже не имеющий значения. Толя умер в конце марта, навсегда оставшись вечным студентом, озорным призраком общежития, чьим-то другом и сыном, странствующим философом и Бог ведает кем ещё.
Той осенью далекого первого курса он как-то признался, что не любит Достоевского. Я же любил. Тогда он отдал мне пылившиеся в его книжках карточки с Ф.М. Сегодня я нашёл их в своих чёрных томиках ФМД и понял, что в сущности их даритель остался для меня таким постаревшим достоевским мальчиком. Неприкаянный, с оголёнными нервами и обострённым чувством справедливости, беснующийся от невозможности эту справедливость найти, он протанцевал по жизни каким-то разбрасывающимся смерчем и стих на горизонте.
Вот сборник текстов, который он составил с ещё одним моим давнишним однокурсником. Дерзко ницшеанские, эти тексты призывают постчеловека, провозглашают поедание жути смехом и прорицают великую полночь. Один из наиболее личных мотивов здесь — мотив вопрошания: «Кто мы? Мы замерли в жутком молчании своего вопрошания».
Толя жил в модусе этого вопрошания. Так он стал Леонардом, потом кем-то ещё, и ещё кем-то.
В какой-то момент нить теряется, след обрывается, язык заплетается. Человек уходит или просто находит ответ на вопрос о себе, переключаясь из модуса вопрошания в иной, внеязыковой модус.
Об этом явно что-то знал уважаемый Толей Витгенштейн, но он уже не расскажет.
Да и рано нам ещё о таком знать.
05.05.202513:23
Главное здание МГУ как реализация евгенической программы Платона
Есть у админа одна шальная гипотеза:
в общежитие Главного здания МГУ не пускают никого, кроме студентов МГУ (ну, ещё родственников проживающих здесь студентов МГУ) из соображений евгеники.
Иных достойных храма науки объяснений, почему драконовские ковидные правила прохода всё ещё в силе — просто нет.
1) Вспомним, как важен для Платона топос собаки: стражи, из которых затем и рекрутируются учёные (философы), должны быть яростны к чужим и кротки к своим.
2) Кроме того, стражам возбраняется иметь частную собственность (то есть они буквально живут в обще-житии).
3) Рождаются же эти существа (и должны порождать) главным образом от себе подобных, чтобы не допустить преступного смешения генов и порчи породы.
Одним словом, ГЗ МГУ — идеальное государство в государстве, торжество платонизма.
Установив жёсткие системы генетической и интеллектуальной фильтрации, здесь выводят академических сверхчеловеков!
Есть у админа одна шальная гипотеза:
в общежитие Главного здания МГУ не пускают никого, кроме студентов МГУ (ну, ещё родственников проживающих здесь студентов МГУ) из соображений евгеники.
Иных достойных храма науки объяснений, почему драконовские ковидные правила прохода всё ещё в силе — просто нет.
1) Вспомним, как важен для Платона топос собаки: стражи, из которых затем и рекрутируются учёные (философы), должны быть яростны к чужим и кротки к своим.
2) Кроме того, стражам возбраняется иметь частную собственность (то есть они буквально живут в обще-житии).
3) Рождаются же эти существа (и должны порождать) главным образом от себе подобных, чтобы не допустить преступного смешения генов и порчи породы.
Одним словом, ГЗ МГУ — идеальное государство в государстве, торжество платонизма.
Установив жёсткие системы генетической и интеллектуальной фильтрации, здесь выводят академических сверхчеловеков!
22.04.202507:46
Впрочем, кому интересен подлинный лик русской философии — его тут c «подачи» Рериха недавно изобразили оксфордчане на книжке по русфилу: медвед, монах с топором, деревянная церквушка.
«И нет ни Петербурга, ни Кремля —
Одни снега, снега, поля, поля…».
<strike>Ну, мы</strike>
«И нет ни Петербурга, ни Кремля —
Одни снега, снега, поля, поля…».
<strike>Ну, мы</strike>
28.04.202514:18
Как русы Будду «крестили»
Ситуация: преподобный Варлаам пустынник (слева) и Иоасаф (справа), царевич индийский — на иконе первой трети XIX века.
Этот Иоасаф из «Повести о Варлааме и Иоасафе», ходившей по Руси, — не кто иной как юный принц Будда-Гаутама, принявший крещение (Будда – Будосаф – Иоасаф). По некоторым данным, сюжет восходит ещё к Иоанну Дамаскину. Впрочем, есть и другие версии.
В общем, даже великий просветлённый забил на языческую нирвану и крестился.
А вы до сих пор нехристи.
Ситуация: преподобный Варлаам пустынник (слева) и Иоасаф (справа), царевич индийский — на иконе первой трети XIX века.
Этот Иоасаф из «Повести о Варлааме и Иоасафе», ходившей по Руси, — не кто иной как юный принц Будда-Гаутама, принявший крещение (Будда – Будосаф – Иоасаф). По некоторым данным, сюжет восходит ещё к Иоанну Дамаскину. Впрочем, есть и другие версии.
В общем, даже великий просветлённый забил на языческую нирвану и крестился.
А вы до сих пор нехристи.
20.04.202511:26
Воистину отчаянно безумный проект — христианство. Но именно потому что оно безумно — потому истинно.
Ничто в мире не предвещает прощения, помилования, воскресения. Никто не простит вам ваше рождение. И за каждый шаг, верный или неверный, проворный или неловкий, придётся заплатить.
Что мир замкнут на беспощадное методичное удушение всех и всяческих и на безразличное порождение новых, обречённых такому же удушению, понимали ещё греки. Трагики с их Роком, Анаксимандр с его возвращением всего в Апейрон, Платон с его попыткой укрыться в мире идей, как известно — вечных и неизменных.
И вот. В мире неоткуда взяться устремлению поверх смерти, нет ни единого на то намека, не говоря уже о гарантиях. Но само это устремление поверх откуда-то есть, есть глубоко зашитая интуиция логоса, некий духовный орган, которым мы ощущаем иное.
И, значит, есть предмет устремления — Бог. И есть Сын — путь. И есть человек, в своей воле к иному готовый неведомым образом откликнуться и пойти за Христом. И умереть (обезуметь) для века, и воскреснуть (изумиться) для вечности.
Едва теплящаяся, порой и вовсе словно навсегда угасшая возможность этого отклика в нас — и есть «свет во тьме», который не от мира, но от Господа.
И потому говорит Павел:
«Кто из вас думает быть мудрым в веке сём, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира есть безумие перед Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их».
И потому проповедует Тертуллиан:
«Сын Божий распят — это не стыдно, ибо достойно стыда; и умер Сын Божий — это совершенно достоверно, ибо нелепо; и, погребенный воскрес — это несомненно, ибо невозможно».
Ничто в мире не предвещает прощения, помилования, воскресения. Никто не простит вам ваше рождение. И за каждый шаг, верный или неверный, проворный или неловкий, придётся заплатить.
Что мир замкнут на беспощадное методичное удушение всех и всяческих и на безразличное порождение новых, обречённых такому же удушению, понимали ещё греки. Трагики с их Роком, Анаксимандр с его возвращением всего в Апейрон, Платон с его попыткой укрыться в мире идей, как известно — вечных и неизменных.
И вот. В мире неоткуда взяться устремлению поверх смерти, нет ни единого на то намека, не говоря уже о гарантиях. Но само это устремление поверх откуда-то есть, есть глубоко зашитая интуиция логоса, некий духовный орган, которым мы ощущаем иное.
И, значит, есть предмет устремления — Бог. И есть Сын — путь. И есть человек, в своей воле к иному готовый неведомым образом откликнуться и пойти за Христом. И умереть (обезуметь) для века, и воскреснуть (изумиться) для вечности.
Едва теплящаяся, порой и вовсе словно навсегда угасшая возможность этого отклика в нас — и есть «свет во тьме», который не от мира, но от Господа.
И потому говорит Павел:
«Кто из вас думает быть мудрым в веке сём, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира есть безумие перед Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их».
И потому проповедует Тертуллиан:
«Сын Божий распят — это не стыдно, ибо достойно стыда; и умер Сын Божий — это совершенно достоверно, ибо нелепо; и, погребенный воскрес — это несомненно, ибо невозможно».
23.04.202517:15
Розановские медитации — сегодня <strike>о </strike>к<strike>онфликте аристократии и интеллектуального класса</strike> о том, что ежели кто восхочет разорить страну, пусть отдаёт её в услужение философам. Ждать философа во власти к тому моменту оставалось всего-ничего:
28.IV.1914
Кир Младший царствовал в Персии.
Царствовал обыкновенно.
И говорили жители Персеполя: если бы он окружил себя мудрецами и позвал ко дворцу великого поэта Саади и прекрасную Шехерезаду, то как украсилось бы нынешнее царствование и потекли бы, может быть, великие события...
Кир Младший, гуляя в саду и срывая персики, думал о том же... Он любил и Саади, и Шехерезаду, и хотелось бы ему и послушать мудрецов, и увидеть Шехерезаду. Но он сказал в себе:
— Тогда и будет царствование мудрецов и поэтов, а при чем же тут Кир Младший. Он будет только отражением чужих мнений. Между тем царствую я. Пусть останется каждому свое: Саади и Шехерезаде любовь народа, благословение в потомстве и обыкновенная бедная жизнь. А мне, смиренному служителю Ормузда, довольно персиков, утренней молитвы Доброму Духу, вечерней молитвы против злых духов. И сознания, что я безвестно и не утруждая историков поддерживаю все так, как получил от отцов.
И, подумав, прибавил:
— К тому же у западных народов один стихотворец сказал, что если бы он захотел разорить страну, то отдал бы ее в управление философам. Философы люди необыкновенные и захотят необыкновенного царствования. А наш народ обыкновенный, и им нужно обыкновенное царствование.
И он продолжал кушать персики.
("mon verre est petit, mais je bois dans mon verre"1)
1 "мой стакан невелик, но я пью из своего стакана" (фр.)».
Розанов, Мимолётное.
28.IV.1914
Кир Младший царствовал в Персии.
Царствовал обыкновенно.
И говорили жители Персеполя: если бы он окружил себя мудрецами и позвал ко дворцу великого поэта Саади и прекрасную Шехерезаду, то как украсилось бы нынешнее царствование и потекли бы, может быть, великие события...
Кир Младший, гуляя в саду и срывая персики, думал о том же... Он любил и Саади, и Шехерезаду, и хотелось бы ему и послушать мудрецов, и увидеть Шехерезаду. Но он сказал в себе:
— Тогда и будет царствование мудрецов и поэтов, а при чем же тут Кир Младший. Он будет только отражением чужих мнений. Между тем царствую я. Пусть останется каждому свое: Саади и Шехерезаде любовь народа, благословение в потомстве и обыкновенная бедная жизнь. А мне, смиренному служителю Ормузда, довольно персиков, утренней молитвы Доброму Духу, вечерней молитвы против злых духов. И сознания, что я безвестно и не утруждая историков поддерживаю все так, как получил от отцов.
И, подумав, прибавил:
— К тому же у западных народов один стихотворец сказал, что если бы он захотел разорить страну, то отдал бы ее в управление философам. Философы люди необыкновенные и захотят необыкновенного царствования. А наш народ обыкновенный, и им нужно обыкновенное царствование.
И он продолжал кушать персики.
("mon verre est petit, mais je bois dans mon verre"1)
1 "мой стакан невелик, но я пью из своего стакана" (фр.)».
Розанов, Мимолётное.
03.05.202513:09
Обнаружил нечто внушающее интеллектуальный трепет. Велик соблазн заняться, ввести в научный оборот.
Да и вообще признать, что русское ницшеанство неистребимо, проступает и будет проступать в самых неожиданных формах и встречаться в не менее неожиданных местах (книжная лавка Троице-Сергиевой Лавры). Сам Ницше автором обильно цитируется и упоминается. Зацитируем и мы один из бессмертных постулатов ницшеанской «мужской философии»:
В самом деле, не отдавать же бедного Ницше Делёзам с Фуко на поругание. Наш он, <strike>буржуинский</strike> правоконсервативный. Эдакий религиозный материалист, почти как Вл. Соловьёв, Лосев и Флоренский.
Пусть с особенностями.
Но на то и Всеединство. Чтобы никого не обделить, никого тотально не подвергнуть дискурсивным практикам исключения. Истина — то, что объединяет и солидаризует. Что разъединяет и ликвидирует, то не вполне истина, а подчас — вполне не истина.
«И пусть никто не уйдёт обиженный!».
Даже этот ваш Ницше…
Да и вообще признать, что русское ницшеанство неистребимо, проступает и будет проступать в самых неожиданных формах и встречаться в не менее неожиданных местах (книжная лавка Троице-Сергиевой Лавры). Сам Ницше автором обильно цитируется и упоминается. Зацитируем и мы один из бессмертных постулатов ницшеанской «мужской философии»:
«Беззаботными, насмешливыми, сильными — такими хочет нас мудрость: она — женщина и любит всегда только воина».
В самом деле, не отдавать же бедного Ницше Делёзам с Фуко на поругание. Наш он, <strike>буржуинский</strike> правоконсервативный. Эдакий религиозный материалист, почти как Вл. Соловьёв, Лосев и Флоренский.
Пусть с особенностями.
Но на то и Всеединство. Чтобы никого не обделить, никого тотально не подвергнуть дискурсивным практикам исключения. Истина — то, что объединяет и солидаризует. Что разъединяет и ликвидирует, то не вполне истина, а подчас — вполне не истина.
«И пусть никто не уйдёт обиженный!».
Даже этот ваш Ницше…
25.04.202508:39
Пока мы тут ковыряем скормленные нам Западом псевдофилософские «проблемы», обслуживая господина, сами иностране роскошествуют, причащаясь вечному, свободные от грязной работы!
Думайте.
Думайте.
History of channel changes
Log in to unlock more functionality.
