Бар Полуночи.
Мы работаем с двенадцати до шести. И всегда рады гостям, какими бы они ни были. Потому что пока нас разделяет барная стойка, я в этом локальном баре остаюсь хозяином, а значит и в некоторой безопасности.
Кого ждать сегодня? Придет ли кто-то уставший? Или уже на веселе, разделить со мной свои темные радости? Или он будет в ярости, и мне придется предложить ему что-то вместо крови?
Не знаю, но с готовностью включаю свет, протираю свою барную стойку. Вот, опять зажегся музыкальный автомат...
Играет тихая "On the day you leave me" от Marjorie Barnes. Ностальгическая осенняя грусть, словно бесконечный дождь за окнами. Ну что же, ждем гостя.
Колокольчики над дверью, кажется, зазвенели так же печально и тихо. Вошла маленькая, немного сутулая фигурка, прошедшая за ближайший диван так, словно боялась быть замеченной. Села тихо и безмолвно, и, возможно так и сидела бы, не обратись я к ней сам.
- Сеньора?
Она ответила не сразу, но, словно набравшись смелости, сняла платок с головы.
- Да, юноша. - голос был ее еще не стар, но надломлен каким-то горем, или нелегкой жизнью.
О, Матери. Давно меня никто так не называл. Юноша... Эх, знали бы вы Сеньора, что моя юность стара, как вы. Но, видимо, вы имеете основания так говорить.
Я беру ручник через предплечье, на старый манер, чтобы подойти к ней не с пустыми руками. Конечно, ни в каком блокноте я не нуждаюсь. Я пойму всë, что она хочет, едва узнав еë.
Это женщина хорошо сохранившаяся для своих пятидесяти. Или же напротив, несколько старше своих сорока. Серебро седых прядей украшает ее плохо расчесаные волосы, убранные в небрежный пучок и немного выбивающиеся на лицо.
На плечах старый серый платок, изъеденный молью, древнее пальто, унаследованное возможно от ее деда, с огромными пуговицами. Неужели хотя бы когда-нибудь оно было в моде?
Она выглядела нищей, возможно даже бездомной, зашедшей ко мне укрыться от дождя.
Да, я знал ее, хотя до сих пор и не видел.
- Чем я могу вам помочь, Сеньора Муламбо? Хотите немного согреться?
- Вы очень милы, юноша. У вас тут так хорошо, так тихо и приятно.
- Всë для вас, Сеньора. Позвольте угостить вас чем-нибудь.
Возможно, она была могущественна, но никогда не была навязчива и ничем никому не грозила. Тиха и скромна, как сама тишина и скромность. И еще горе, которое не стремится ни с кем быть разделенным. Уважение к ней, было уважением к маленькой доброй женщине, привыкшей терпеть и отдавать, даже не знавшей, что в жизни может быть иначе.
Но сколько бы у меня ни было к ней сострадания, у нее его было было бесконечно больше. Так часто бывает, когда переполнившись собственной скорбью, чтобы как-то унять еë и забыться, кто-то сам начинает утешать других.
Я не буду расспрашивать еë, как у неë дела, чтобы не причинять ей боль, не тревожить еë раны.
И я знаю. что она сама только и ждет, чтобы я рассказал ей о своих бедах. Но... У меня всë отлично, и конечно же, в моëм баре найдется подарок для бедной Сеньоры.
Угощение Муламбо.
Ром - 50
Портвейн - 50
Кипяток. - 100
Мëд - 20
Молотый перец.
Корица.
Сеньора берет бокал для грога не за ручку, а двумя ладонями, словно грея руки. Ее кисти бледны, кажется что сквозь тонкую кожу проглядывают кости. Всë потому, что она не ест...
- Как вы добры, юноша. Я бы хотела вам помочь.
- Не нужно, милая. У меня всë хорошо. - улыбаюсь я ей. Хотелось бы сделать для нее и больше, но это пожалуй уже вызвало бы у нее протест.
- Если вам нужно будет еще что-то, я здесь до шести. Только дайте знать.
- Нет, нет, мой хороший, мне ничего не нужно...
Она так и сидела молча в своем уголке, не знаю сколько часов, и я даже не заметил как уже под утро еë не оказалось в моëм баре.
На столе она оставила горсть золотых монет, жемчужные бусы, и пыльную бутылку Valdouro. Чтобы я снова когда-нибудь мог угостить ее.
