Qogammetrika
01.05.202512:39
Тәуелсіздіктің алғашқы жылдары қабылданған тіл саясаты мен заңнаманың негізгі қағидалары сол уақыттағы қоғамдық жағдайға бейімделіп қалыптасты. 1990 жыл «КСРО халқының тілі туралы» заңы қабылданғанға дейін КСРО-да ресми тіл болмады. Орыс тілі ісқағаздардағы негізгі тіл болды. Сол кезеңде орыс тілі ресми тіл мәртебесіне ие болды және оның қолданыс аясы заң жүзінде анықталды. Арада 20-30 жылдай уақыт өткенде, елдің демографиялық ахуалы түбегейлі өзгерді. Қазіргі кезде қазақ этносының үлесі 70%-дан асып отыр. Сонымен қатар, тәуелсіздік кезеңінде дүниеге келген жаңа буын үшін қазақ тілі жай ғана қарым-қатынас құралы емес, ол ұлттық бірегейліктің және тәуелсіздік құндылықтарының негізгі символына айналды. Украинадағы соғыстан кейінгі соңғы 2-3 жыл ішінде әлемдегі саяси ахуалдың күрт өзгеруі тіл мәселесінің маңызын одан әрі арттырды. Себебі, Украинаның өзіндегі жанжалдың басты себептерінің бірі дәл осы тілдік мәселеге байланысты еді. Осы тұрғыда тіл – бүгінде ұлттық және саяси маңызы аса жоғары, сезімтал стратегиялық мәселе болып отыр
https://www.minber.kz/2025/05/prezidentpen-qorqytqan-satushy-astanadagy-butikte-qazaqsha-qyzmet-suragan-bala-men-anasyna-qysym-korsetildi/
https://www.minber.kz/2025/05/prezidentpen-qorqytqan-satushy-astanadagy-butikte-qazaqsha-qyzmet-suragan-bala-men-anasyna-qysym-korsetildi/
11.04.202514:04
В последнем опросе мы также решили узнать, какая часть казахстанской аудитории знает про прошедший в марте Национальный Курултай, и что люди думают про исполнение поручений, которые раздает президент госаппарату на этом мероприятии. И вот что говорят данные:
1. Низкая осведомленность. Почти 60% казахстанцев ничего не слышали про Курултай (опрос проводился через неделю после его проведения). Имеют общее представление 27%, а детально знают о нём только 14%. Анализ показывает, что информированность больше всего коррелирует с возрастом респондентов: чем старше, тем больше узнаваемость. Среди молодежи от 18 до 29 лет 72% ничего не слышали про мероприятие. В средних возрастных группах доля информированных растет до 36%, но тех, кто не в курсе, всё еще большинство — 62-63%. Только в группах 50 и 60+ информированность достигает примерно половины, что, очевидно, связано с их более активным потреблением телевизионных новостей
2. Преобладание скептического отношения к исполнению президентских поручений. 39% казахстанцев считают, что будет исполнена лишь меньшая часть поручений или вообще ничего не будет исполнено. Оптимистов, думающих, что все или большая часть поручений будет исполнена, в 2 раза меньше (20%).Интересно, что больше всего пессимизма в группе от 50 до 59 лет, которые более информированы. Здесь соотношение скептиков и оптимистов составляет 52 и 16% соответственно.
3. Небольшая доля лояльной аудитории. Только 11,5% опрошенных можно отнести к “информированным оптимистам” - тех, кто знает о Курултае и верит в успешную реализацию поручений президента. Эта доля заметно меньше, чем “информированных пессимистов” - тех, кто осведомлен о мероприятии, но не верит в его эффективность (16%). При этом каждый четвертый казахстанец занимает позицию “не знаю и не верю” (24%).
Таким образом, результаты опроса показывают серьезный разрыв между позиционированием Национального Курултай и его реальным восприятием. Есть только узкая прослойка общества, которые “покупают” его месседжи. Большинство либо ничего не знают про мероприятие, либо сомневаются в его эффективности.
1. Низкая осведомленность. Почти 60% казахстанцев ничего не слышали про Курултай (опрос проводился через неделю после его проведения). Имеют общее представление 27%, а детально знают о нём только 14%. Анализ показывает, что информированность больше всего коррелирует с возрастом респондентов: чем старше, тем больше узнаваемость. Среди молодежи от 18 до 29 лет 72% ничего не слышали про мероприятие. В средних возрастных группах доля информированных растет до 36%, но тех, кто не в курсе, всё еще большинство — 62-63%. Только в группах 50 и 60+ информированность достигает примерно половины, что, очевидно, связано с их более активным потреблением телевизионных новостей
2. Преобладание скептического отношения к исполнению президентских поручений. 39% казахстанцев считают, что будет исполнена лишь меньшая часть поручений или вообще ничего не будет исполнено. Оптимистов, думающих, что все или большая часть поручений будет исполнена, в 2 раза меньше (20%).Интересно, что больше всего пессимизма в группе от 50 до 59 лет, которые более информированы. Здесь соотношение скептиков и оптимистов составляет 52 и 16% соответственно.
3. Небольшая доля лояльной аудитории. Только 11,5% опрошенных можно отнести к “информированным оптимистам” - тех, кто знает о Курултае и верит в успешную реализацию поручений президента. Эта доля заметно меньше, чем “информированных пессимистов” - тех, кто осведомлен о мероприятии, но не верит в его эффективность (16%). При этом каждый четвертый казахстанец занимает позицию “не знаю и не верю” (24%).
Таким образом, результаты опроса показывают серьезный разрыв между позиционированием Национального Курултай и его реальным восприятием. Есть только узкая прослойка общества, которые “покупают” его месседжи. Большинство либо ничего не знают про мероприятие, либо сомневаются в его эффективности.
19.03.202511:06
Анастасия Решетняк здесь подробно разъясняет что не так с "деструктивными течениями", которыми у нас так любят пугать, еще со времен Назарбаева. Если коротко, то это классическая торговля угрозами, под прикрытием чего можно и гайки закручивать, и бюджет распиливать...
22.04.202509:07
На днях поговорили с Карлыгаш Еженовой на площадке Exclusive.kz. Обсудили результаты наших опросов, Нац.Курултай и неработающие форматы коммуникаций между властью и обществом. Основная мысль в том, что демократизация в Казахстане - это не про перенос западных моделей на нашу почву, а про то, чтобы политическая система лучше отражала нашу реальность. Интервью можно посмотреть по этой ссылке
10.04.202511:45
08.04.202514:54
Алматыда болсаңыздар, осы сенбіде "Таңғы шәйға" келіңіздер, біздің "Аңғарылмайтын алуандық: Қазақстандағы саяси құндылықтар ландшафтысы" зерттеу жайында айтамын
Reposted from:
Насильственный экстремизм и котики
19.03.202511:06
Деструктивные религиозные течения: что такое и почему опять
О курултае уже все написали, но я решила, что нужно сказать пару слов о моём «нишевом» вопросе. В целом, хотя многие аналитики и пытались вычленять какие-то «тренды», мероприятие выглядит как реакция «слышащего государства» на тех, кто громче кричит. И в этот пул разрозненных идей прорвалась тема с ДРТ, президент в выступлении дословно сказал:
Во-первых, тут мы видим угрозу реальной свободе вероисповедания (почему люди, например, не могут принадлежать к какой-то «не традиционной» для Казахстана конфессии? — это из простого на поверхности), во-вторых — инструментализация религии как «консолидатора нации» (не что-то новое, но очередное логическое противоречие).
Теперь о самом термине ДРТ. Он появлялся ещё в законопроекте 2017 года, где давалось такое определение:
Признаки принадлежности к ДРТ планировали разработать позже силами местных исполнительных органов, МВД и КНБ (планы были серьёзные: вплоть до того, чтобы измерять длину бороды); но принятия закона не случилось, в том числе из-за мощной критики со стороны правозащитного сообщества в Казахстане и за рубежом, а также международных организаций: подробно об этом писал Азаттык (а кто напишет теперь?).
Новая волна начинается в 2023 году с выступлений депутатов (Бапи и остальных), комментария профильной министрки о необходимости «изучения норм» — и вот, к 2025 году видим в речи президента.
В чём проблема с термином ДРТ (который, как я раньше писала, на практике уже активно используется на местах)? Что повлечёт за собой его законодательное закрепление?
• Международное право, в частности статья 18 МПГПП, гарантирует свободу мысли, совести и религии. Это право не зависит от культурных традиций, оно носит универсальный характер и не может быть ограничено исключительно на основании локальных норм.
• Использование культурных ценностей в качестве основания для ограничений создает пространство для произвольных интерпретаций и манипуляций.
• В ситуации, когда права ограничиваются, этот процесс должен соответствовать т.н. «принципам Сиракузы», согласно которым такие ограничения должны:
- быть закреплены в законе
- быть необходимыми и соразмерными
- преследовать законную цель (например, защиту общественной безопасности, порядка, здоровья или морали).
Понятно, что «культура», «духовность» и «идеология» сами по себе не соответствуют этим критериям.
• Фактически есть вероятность дальнейшей (следующей, после того, что мы видели в 2011 году, когда была введена регистрация религиозных объединений) зачистки религиозного поля.
• Религиозные сообщества имеют риск стать ещё более уязвимыми и, как реакция на действия государства, закрытыми (автономными), с собственной системой саморегуляции, что влечёт за собой существенные (реальные, а не декларируемые) риски для национальной безопасности.
О курултае уже все написали, но я решила, что нужно сказать пару слов о моём «нишевом» вопросе. В целом, хотя многие аналитики и пытались вычленять какие-то «тренды», мероприятие выглядит как реакция «слышащего государства» на тех, кто громче кричит. И в этот пул разрозненных идей прорвалась тема с ДРТ, президент в выступлении дословно сказал:
В Казахстане гарантирована свобода вероисповедания, но беспорядок и вседозволенность недопустимы. Деструктивным течениям и чуждой нашей культуре идеологии, безусловно, нужно поставить заслон.
Важнейшая миссия религии – консолидация нации. Документы, регулирующие деятельность религиозных объединений, должны содействовать решению этой задачи. Необходимо всесторонне изучить данный вопрос и адаптировать законодательство к новым условиям.
Во-первых, тут мы видим угрозу реальной свободе вероисповедания (почему люди, например, не могут принадлежать к какой-то «не традиционной» для Казахстана конфессии? — это из простого на поверхности), во-вторых — инструментализация религии как «консолидатора нации» (не что-то новое, но очередное логическое противоречие).
Теперь о самом термине ДРТ. Он появлялся ещё в законопроекте 2017 года, где давалось такое определение:
деструктивное религиозное течение – совокупность религиозных взглядов, идей, а также учение, представляющие угрозу охраняемым правам и свободам человека, способные ослабить и (или) разрушить нравственные устои, духовные и культурные ценности и традиции
Признаки принадлежности к ДРТ планировали разработать позже силами местных исполнительных органов, МВД и КНБ (планы были серьёзные: вплоть до того, чтобы измерять длину бороды); но принятия закона не случилось, в том числе из-за мощной критики со стороны правозащитного сообщества в Казахстане и за рубежом, а также международных организаций: подробно об этом писал Азаттык (а кто напишет теперь?).
Новая волна начинается в 2023 году с выступлений депутатов (Бапи и остальных), комментария профильной министрки о необходимости «изучения норм» — и вот, к 2025 году видим в речи президента.
В чём проблема с термином ДРТ (который, как я раньше писала, на практике уже активно используется на местах)? Что повлечёт за собой его законодательное закрепление?
• Международное право, в частности статья 18 МПГПП, гарантирует свободу мысли, совести и религии. Это право не зависит от культурных традиций, оно носит универсальный характер и не может быть ограничено исключительно на основании локальных норм.
• Использование культурных ценностей в качестве основания для ограничений создает пространство для произвольных интерпретаций и манипуляций.
• В ситуации, когда права ограничиваются, этот процесс должен соответствовать т.н. «принципам Сиракузы», согласно которым такие ограничения должны:
- быть закреплены в законе
- быть необходимыми и соразмерными
- преследовать законную цель (например, защиту общественной безопасности, порядка, здоровья или морали).
Понятно, что «культура», «духовность» и «идеология» сами по себе не соответствуют этим критериям.
• Фактически есть вероятность дальнейшей (следующей, после того, что мы видели в 2011 году, когда была введена регистрация религиозных объединений) зачистки религиозного поля.
• Религиозные сообщества имеют риск стать ещё более уязвимыми и, как реакция на действия государства, закрытыми (автономными), с собственной системой саморегуляции, что влечёт за собой существенные (реальные, а не декларируемые) риски для национальной безопасности.
Reposted from:
ничего нового
18.04.202514:57
Когда я только начинала свой бакалавр, одним из популярных направлений среди международников было миротворчество и медиация. Я туда, конечно, не пошла, потому что решила, что сравнительная политология поприкольнее, но вплоть до магистратуры брала предметы по этому направлению. Особенно интересной для меня была тема женщин в миротворчестве. Не из-за стереотипа, что “женщины вот такие прекрасные, спасительницы”, а потому что действительно было интересно, почему там, где в принятии решений участвуют женщины, меньше войн, а соглашения о мире после конфликта длятся дольше.
Исследование Krause, Krause и Bränfors (2018) показывает, что это не про репрезентацию ради галочки, а про устойчивость мира. И не просто устойчивость — а долгосрочную, с конкретными измеримыми эффектами.
Авторы проанализировали 82 мирных соглашения, заключённых с участием женщин в 1989–2011 годах, и задались одним очень прагматичным вопросом: повышает ли участие женщин шанс, что конфликт не вспыхнет снова?
Ответ — да, и причём с эффектом, который трудно проигнорировать. Если женщины участвуют в переговорах — вероятность устойчивого мира возрастает примерно на 20%. Если они подписывают соглашение или участвуют в его реализации — вероятность того, что мир продержится 15 лет, вырастает уже на 35%. Причём это не просто корреляция естественно. В модели учтены ключевые переменные: уровень насилия, число погибших, политический режим, география, вовлечённость международных акторов, длительность конфликта. Эффект остаётся значимым даже под контролем этих факторов.
Так почему же это происходит? Женщины, вовлечённые в мирный процесс, часто представляют не только себя, но и более широкие коалиции — от учителей до матерей погибших, от активистских групп до медицинских работников. Вместе с собой они приносят в повестку переговоров темы, которые обычно не считают "миротворческими": образование, здравоохранение, репарации, поддержка пострадавших. Но именно эти темы, как показывают и другие исследования, уменьшают вероятность рецидива конфликта, потому что адресуют его коренные причины. То есть женщины чаще фокусируются на устранении самих условий, из которых рождается насилие.
Не любое участие женщин в мирных переговорах действительно что-то меняет. Если они просто «для галочки» сидят за столом, но не участвуют в принятии решений, это почти не влияет на результат. Другое дело — когда женщины связаны с гражданским обществом: с учителями, врачами, активистками. Когда они участвуют в так называемой Track II Diplomacy — это неофициальные переговоры, где представители общества, а не только политики, обсуждают пути к миру. В таких случаях женщины приносят с собой важные темы: справедливость, восстановление, заботу о людях. И именно это помогает построить более устойчивый мир, потому что меняется сам подход к тому, каким он должен быть
Авторы исследования говорят, что мирное соглашение — это не только про прекращение стрельбы. Это про то, какое будущее будет выстраиваться после. Кто будет услышан, чьи травмы будут признаны, и кто получит доступ к восстановлению. Если в этом будущем нет тех, кто тащил на себе войну, кто заботился, лечил, восстанавливал — устойчивости не будет. Потому что мир — это не только про элитные компромиссы. Это про доверие, легитимность и включённость.
И именно поэтому участие женщин — не опция, а условие.
Исследование Krause, Krause и Bränfors (2018) показывает, что это не про репрезентацию ради галочки, а про устойчивость мира. И не просто устойчивость — а долгосрочную, с конкретными измеримыми эффектами.
Авторы проанализировали 82 мирных соглашения, заключённых с участием женщин в 1989–2011 годах, и задались одним очень прагматичным вопросом: повышает ли участие женщин шанс, что конфликт не вспыхнет снова?
Ответ — да, и причём с эффектом, который трудно проигнорировать. Если женщины участвуют в переговорах — вероятность устойчивого мира возрастает примерно на 20%. Если они подписывают соглашение или участвуют в его реализации — вероятность того, что мир продержится 15 лет, вырастает уже на 35%. Причём это не просто корреляция естественно. В модели учтены ключевые переменные: уровень насилия, число погибших, политический режим, география, вовлечённость международных акторов, длительность конфликта. Эффект остаётся значимым даже под контролем этих факторов.
Так почему же это происходит? Женщины, вовлечённые в мирный процесс, часто представляют не только себя, но и более широкие коалиции — от учителей до матерей погибших, от активистских групп до медицинских работников. Вместе с собой они приносят в повестку переговоров темы, которые обычно не считают "миротворческими": образование, здравоохранение, репарации, поддержка пострадавших. Но именно эти темы, как показывают и другие исследования, уменьшают вероятность рецидива конфликта, потому что адресуют его коренные причины. То есть женщины чаще фокусируются на устранении самих условий, из которых рождается насилие.
Не любое участие женщин в мирных переговорах действительно что-то меняет. Если они просто «для галочки» сидят за столом, но не участвуют в принятии решений, это почти не влияет на результат. Другое дело — когда женщины связаны с гражданским обществом: с учителями, врачами, активистками. Когда они участвуют в так называемой Track II Diplomacy — это неофициальные переговоры, где представители общества, а не только политики, обсуждают пути к миру. В таких случаях женщины приносят с собой важные темы: справедливость, восстановление, заботу о людях. И именно это помогает построить более устойчивый мир, потому что меняется сам подход к тому, каким он должен быть
Авторы исследования говорят, что мирное соглашение — это не только про прекращение стрельбы. Это про то, какое будущее будет выстраиваться после. Кто будет услышан, чьи травмы будут признаны, и кто получит доступ к восстановлению. Если в этом будущем нет тех, кто тащил на себе войну, кто заботился, лечил, восстанавливал — устойчивости не будет. Потому что мир — это не только про элитные компромиссы. Это про доверие, легитимность и включённость.
И именно поэтому участие женщин — не опция, а условие.
10.04.202511:45
Наш опрос об отношении казахстанцев к повышению НДС неожиданно получил внешнюю валидацию. Исследовательская компания Alvin Market из Алматы опубликовала результаты своего исследования на эту же тему. У нас одинаковая методология (телефонный опрос на базе случайно сгенерированных мобильных номеров), но формулировка вопросов различалась: у них было 2 отдельных вопроса — один про информированность, другой про отношение к инициативе, а у нас — один общий вопрос. Размеры выборок также отличались: у нас 1100 респондентов, у них — 500.
Здесь хотелось бы обратить внимание на то, как при разных размерах выборки, но соблюдении единой методологии можно получить практически идентичные данные. (Вот оно — волшебство случайной выборки и профессиональных опросов)
Данные Alvin Market: Слышали про инициативу — 75%. Из них 78% относятся к ней критично.
Данные DEMOSCOPE: Поддерживают — 12%; Не поддерживают — 57%; Им всё равно — 8%; Не слышали — 18%; Затруднились с ответом — 5%
Если сложить первые три варианта, получаем долю информированных респондентов — 77%. Принимая их за 100% и подсчитывая долю критиков инициативы, получаем 74% (доля тех, кто не поддерживает, среди информированных). Таким образом, расхождение между нашими данными находится в пределах статистической погрешности (2-4%).
Также данные Alvin Market предоставляют важное понимание причин недовольства повышением НДС. Почти 80% респондентов, выступающих против налоговой реформы, в первую очередь опасаются повышения цен на товары и услуги. И ведь правильно опасаются...
Здесь хотелось бы обратить внимание на то, как при разных размерах выборки, но соблюдении единой методологии можно получить практически идентичные данные. (Вот оно — волшебство случайной выборки и профессиональных опросов)
Данные Alvin Market: Слышали про инициативу — 75%. Из них 78% относятся к ней критично.
Данные DEMOSCOPE: Поддерживают — 12%; Не поддерживают — 57%; Им всё равно — 8%; Не слышали — 18%; Затруднились с ответом — 5%
Если сложить первые три варианта, получаем долю информированных респондентов — 77%. Принимая их за 100% и подсчитывая долю критиков инициативы, получаем 74% (доля тех, кто не поддерживает, среди информированных). Таким образом, расхождение между нашими данными находится в пределах статистической погрешности (2-4%).
Также данные Alvin Market предоставляют важное понимание причин недовольства повышением НДС. Почти 80% респондентов, выступающих против налоговой реформы, в первую очередь опасаются повышения цен на товары и услуги. И ведь правильно опасаются...
03.04.202510:39
Биыл Алматыға көшіп келе сала қаладағы бір жекеменшік университет әлеуметтік зерттеу әдістемесінен сабақ беруді ұсынды. Көп ойланбастан келістім. Бір жағынан, студенттермен жұмыс істеген ұнайды, екіншіден, зерттеу әдістемесі – менің негізгі жұмысым, яғни айтарым мен берерім көп. Бұған қоса, бұл пәнді мейілінше пайдалы қылып, жаңаша оқытуға деген ынта болды.
Бірақ ішімде студенттерді қаншалықты қызықтыра аламын деген сұрақ бар еді. Қазақстанда социологияны жыл сайын кемінде жүзге жуық адам бітіреді, бірақ бұл салада қалып жұмыс істейтіндері некен-саяқ. Оның жиі айтылатын себептері - нарықтың тарлығы, жалақының төмендігі, студенттердің социологияны басқа мамандыққа түсе алмаған соң амалсыз таңдауы. Мысалы, біздің топтағы 17 адамнан бүгінде мамандық бойынша жұмыс істеп жүрген жалғыз мен.
Осындай ойлармен алғашқы сабағыма кірдім. Студенттермен танысу үшін шағын сауалнама жүргіздім. "Бұл мамандықты неге таңдадыңыздар?" деген сұраққа жартысына жуығы "әйтеуір диплом алсақ болды ғой" деп жауап берді. Көбінің социологияны екінші не үшінші таңдау ретінде белгілеп, негізгі қалаған мамандығына түсе алмағаны белгілі болды. Яғни, соңғы 20 жылда жағдай аса өзгере қоймаған - бұл мамандыққа жастар әлі де саналы түрде емес, кездейсоқ келеді.
Осындан келіп "қызығушылығы жоқ, жанары сөнген студенттерді көретін шығармын" деген ой туындады. Бірақ, жұмыс барысында бұл үрейім ақталмады. Курстағы 30 студенттің 70-80 пайызы сабаққа белсенді қатысып, пәнге шынайы қызығушылық танытты, қоғамдық мәселелерді құлшыныспен талқылады, жаңа идеяларға ашық болды. Бұл маған да шабыт берді, курс соңында мықты зерттеу жобалары шығаруға дайындалдым. Бірақ, маған байланысы жоқ себептермен, бұл жұмыстан кетуге мәжбүр болдым...
Оқыту тәжірибемнен түйгенім - әлеуметтік зерттеу әдістемесі пән ретінде дұрыс оқытылса, ғылым мен зерттеуге әлдеқайда көп адам қызығар еді. Мұндағы мәселе тек академиялық білім мен практика арасындағы алшақтықта емес, студенттердің зерттеу жүргізудің тұтас концепциясын түсінбей шығуында. Оларға көбіне бағдарлама жасау, сауалнама құрастыру секілді техникалық дағдылар үйретіледі. Бірақ зерттеу не үшін қажет, оның шынайы өмірмен қандай байланысы бар, теория не үшін керек - осы сұрақтарды қарапайым етіп түсіндіру жоқтың қасы.
Кезінде бізге "батыстағы социологтар сағатына пәленбай доллар табады" деп, мамандықты негізінен ақша табу құралы ретінде ұсынған. Бірақ адамға экономикалық мотивация жеткіліксіз, оған қосымша мән-мағына керек. Яғни зерттеуді тек тапсырыс берушінің талабын орындау үшін емес, қоршаған әлемнің құпиясын ашуға деген құштарлық, адамдардың өмірін жақсартуға, қоғамды ізгілендіруге деген ұмтылыс ретінде жеткізу маңызды. Бірақ ол үшін оқытушы өзі ғылым мен зерттеуді жақсы көруі керек, ал бұл өкінішке қарай біздің мамандықта сирек кездеседі.
Бірақ ішімде студенттерді қаншалықты қызықтыра аламын деген сұрақ бар еді. Қазақстанда социологияны жыл сайын кемінде жүзге жуық адам бітіреді, бірақ бұл салада қалып жұмыс істейтіндері некен-саяқ. Оның жиі айтылатын себептері - нарықтың тарлығы, жалақының төмендігі, студенттердің социологияны басқа мамандыққа түсе алмаған соң амалсыз таңдауы. Мысалы, біздің топтағы 17 адамнан бүгінде мамандық бойынша жұмыс істеп жүрген жалғыз мен.
Осындай ойлармен алғашқы сабағыма кірдім. Студенттермен танысу үшін шағын сауалнама жүргіздім. "Бұл мамандықты неге таңдадыңыздар?" деген сұраққа жартысына жуығы "әйтеуір диплом алсақ болды ғой" деп жауап берді. Көбінің социологияны екінші не үшінші таңдау ретінде белгілеп, негізгі қалаған мамандығына түсе алмағаны белгілі болды. Яғни, соңғы 20 жылда жағдай аса өзгере қоймаған - бұл мамандыққа жастар әлі де саналы түрде емес, кездейсоқ келеді.
Осындан келіп "қызығушылығы жоқ, жанары сөнген студенттерді көретін шығармын" деген ой туындады. Бірақ, жұмыс барысында бұл үрейім ақталмады. Курстағы 30 студенттің 70-80 пайызы сабаққа белсенді қатысып, пәнге шынайы қызығушылық танытты, қоғамдық мәселелерді құлшыныспен талқылады, жаңа идеяларға ашық болды. Бұл маған да шабыт берді, курс соңында мықты зерттеу жобалары шығаруға дайындалдым. Бірақ, маған байланысы жоқ себептермен, бұл жұмыстан кетуге мәжбүр болдым...
Оқыту тәжірибемнен түйгенім - әлеуметтік зерттеу әдістемесі пән ретінде дұрыс оқытылса, ғылым мен зерттеуге әлдеқайда көп адам қызығар еді. Мұндағы мәселе тек академиялық білім мен практика арасындағы алшақтықта емес, студенттердің зерттеу жүргізудің тұтас концепциясын түсінбей шығуында. Оларға көбіне бағдарлама жасау, сауалнама құрастыру секілді техникалық дағдылар үйретіледі. Бірақ зерттеу не үшін қажет, оның шынайы өмірмен қандай байланысы бар, теория не үшін керек - осы сұрақтарды қарапайым етіп түсіндіру жоқтың қасы.
Кезінде бізге "батыстағы социологтар сағатына пәленбай доллар табады" деп, мамандықты негізінен ақша табу құралы ретінде ұсынған. Бірақ адамға экономикалық мотивация жеткіліксіз, оған қосымша мән-мағына керек. Яғни зерттеуді тек тапсырыс берушінің талабын орындау үшін емес, қоршаған әлемнің құпиясын ашуға деген құштарлық, адамдардың өмірін жақсартуға, қоғамды ізгілендіруге деген ұмтылыс ретінде жеткізу маңызды. Бірақ ол үшін оқытушы өзі ғылым мен зерттеуді жақсы көруі керек, ал бұл өкінішке қарай біздің мамандықта сирек кездеседі.
17.03.202507:00
Если бы у нас была возможность регулярно проводить опросы, можно было бы отслеживать, как популярность Токаева меняется в зависимости от ситуации в стране и его публичной деятельности. Например, я думаю, что его рейтинг после Курултая заметно упал.
Во-первых, его слова в поддержку сохранения единого часового пояса идут вразрез с мнением почти 60% казахстанцев, которые выступают против такого решения. Причем больше всего недовольства в восточных и центральных регионах, которые всегда были более лояльны режиму, чем, например, жители западных областей.
Во-вторых, несмотря на то, что в своем выступлении он затрагивает огромный спектр тем, большинство из них не касаются действительно важных для людей вопросов. Например, ничего не сказано про инфляцию, коррупцию и экологические проблемы. По нашим опросам, именно эти темы находятся в топе социальных приоритетов, а не качество кинофильмов, деструктивные течения и даже не ЛГБТ.
В-третьих, диссонанс усиливается, когда Токаев говорит о “кардинальных переменах” и “политических реформах” как о свершившемся факте. В то время как в обществе доминирует мнение, что в "Новом Казахстане" фактически ничего не изменилось, а в некоторых аспектах ситуация даже стала хуже. Игнорировать этот дискурс — значит не замечать слона в комнате.
В-четвертых, со времен эпохи позднего Назарбаева людей сильно раздражает, когда чиновники тратят бюджетные деньги на пафосные мероприятия. Сейчас, на фоне ухудшения социально-экономической ситуации, а также планов повысить НДС, раздражение по этому поводу стало еще сильнее. Тем более что большая часть аудитории даже не будет вчитываться в содержание выступления, а увидит только картинку. А она совершенно не соотносится с призывами Токаева затянуть пояса и жить по средствам.
Ну и в-пятых, Курултай представляет Токаева в роли очередного патриарха, который раздает указания вниз по вертикали. Тут дело даже не в ассоциациях с Назарбаевым, от которого Токаев хочет дистанцироваться, а в том, что в обществе явно доминирует запрос на демократический стиль управления. По нашим данным, большинство казахстанцев (64%) хотят видеть президента, который подотчетен органам власти и гражданам. Сильный лидер, стоящий выше остальных ветвей власти, популярен только среди авторитарных лоялистов, доля которых составляет примерно 20%.
Таким образом, мне кажется, Токаев и его окружение явно переоценивают свой символический капитал. Они не настолько популярны, чтобы принимать столь непопулярные решения.
Во-первых, его слова в поддержку сохранения единого часового пояса идут вразрез с мнением почти 60% казахстанцев, которые выступают против такого решения. Причем больше всего недовольства в восточных и центральных регионах, которые всегда были более лояльны режиму, чем, например, жители западных областей.
Во-вторых, несмотря на то, что в своем выступлении он затрагивает огромный спектр тем, большинство из них не касаются действительно важных для людей вопросов. Например, ничего не сказано про инфляцию, коррупцию и экологические проблемы. По нашим опросам, именно эти темы находятся в топе социальных приоритетов, а не качество кинофильмов, деструктивные течения и даже не ЛГБТ.
В-третьих, диссонанс усиливается, когда Токаев говорит о “кардинальных переменах” и “политических реформах” как о свершившемся факте. В то время как в обществе доминирует мнение, что в "Новом Казахстане" фактически ничего не изменилось, а в некоторых аспектах ситуация даже стала хуже. Игнорировать этот дискурс — значит не замечать слона в комнате.
В-четвертых, со времен эпохи позднего Назарбаева людей сильно раздражает, когда чиновники тратят бюджетные деньги на пафосные мероприятия. Сейчас, на фоне ухудшения социально-экономической ситуации, а также планов повысить НДС, раздражение по этому поводу стало еще сильнее. Тем более что большая часть аудитории даже не будет вчитываться в содержание выступления, а увидит только картинку. А она совершенно не соотносится с призывами Токаева затянуть пояса и жить по средствам.
Ну и в-пятых, Курултай представляет Токаева в роли очередного патриарха, который раздает указания вниз по вертикали. Тут дело даже не в ассоциациях с Назарбаевым, от которого Токаев хочет дистанцироваться, а в том, что в обществе явно доминирует запрос на демократический стиль управления. По нашим данным, большинство казахстанцев (64%) хотят видеть президента, который подотчетен органам власти и гражданам. Сильный лидер, стоящий выше остальных ветвей власти, популярен только среди авторитарных лоялистов, доля которых составляет примерно 20%.
Таким образом, мне кажется, Токаев и его окружение явно переоценивают свой символический капитал. Они не настолько популярны, чтобы принимать столь непопулярные решения.
15.04.202509:29
Авторитарные режимы во многом опираются на репрессивный аппарат, но все же не могут полностью игнорировать общественные настроения. Им нужна легитимность — политический ресурс, который позволяет править без необходимости постоянного применения грубой силы, обеспечивая молчаливое согласие или хотя бы пассивное подчинение значительной части общества. Без этого ресурса власть держится исключительно на штыках, что дорого, нестабильно и рискованно в долгосрочной перспективе.
Каковы источники легитимности Токаева? Я бы выделил 4 “ножки”, на которые опирается нынешний режим:
1. Социальный контракт: лояльность в обмен на госрасходы. Старый и проверенный метод, когда государство через повышение зарплат, пенсий и социальных льгот представляет себя основным источником благосостояния для значительной части граждан. В период Токаева сюда добавились списание кредитов, раздача пенсионных денег и недавние выплаты детям из Нацфонда. Сейчас эта "ножка" находится под серьезным давлением. Наши опросы фиксируют рост недовольства социально-экономической ситуацией и решениями правительства. В частности, попытки пополнить бюджет за счет повышения НДС и штрафов воспринимаются крайне негативно, напрямую подрывая основу этого негласного договора. На фоне общей экономической ситуации эта "ножка" становится все более шаткой, хотя выплаты из Нацфонда еще могут некоторое время поддерживать ее хрупкую устойчивость.
2. Анти-"Старый Казахстан". Легитимность режима в значительной степени строилась на противопоставлении себя назарбаевскому периоду и обещаниях восстановить справедливость (возврат активов, преследование фигур из окружения Назарбаева). Этот нарратив долгое время был эффективен, но сейчас его убедительность сходит на нет. Несмотря на громкие дела и манипуляции страхом перед реваншем старой гвардии в обществе уже нет доверия к риторике о “де-назарбаевизации”. Наоборот, с каждым новым политически мотивированным делом и несправедливыми решениями, укрепляется убеждение, что режим тот же, как и методы его управления.
3. Реформаторская риторика и “Жаңа Қазақстан”. Обещания политических изменений, демократизация, прозрачность госуправления — эти нарративы в свое время ответили на мейнстримный общественный запрос на кардинальные перемены. Но сейчас эта “ножка” тоже фактически сломана. Разрыв между декларациями и реальностью стал настолько очевидным, что сама идея реформ для многих дискредитирована. Хорошая иллюстрация — отношение к инициативам власти: данные наших опросов (например, по Национальному Курултаю, о котором почти 60% не слышали) показывают, что лишь около ⅕ граждан верят в реальное исполнение озвученных планов и поручений Токаева.
4. Многовекторный курс и нарратив о нейтралитете. Пока единственная по-настоящему устойчивая опора режима. Она поддерживается, во-первых, внешней нестабильностью (особенно войной в Украине), усиливающей запрос на безопасность, а во-вторых, пониманием многими гражданами сложности геополитического положения страны. Как показывают наши опросы, большинство казахстанцев одобряют позицию невмешательства в войну, которой придерживается руководство страны.
Таким образом, можно заключить, что легитимность режима смещается с ослабевших внутренних опор (социальный контракт, вера в реформы, риторика "Анти-Старого Казахстана") на внешние — многовекторную дипломатию и стабильность. Это пока находит отклик у населения на фоне глобальной турбулентности, но на этой опоре далеко не уедешь. Нужны новые источники внутренней легитимности, с чем явные проблемы у Акорды. Видимо, это и подталкивает режим к усилению силового контроля и попыткам окончательно зачистить информационное поле.
Каковы источники легитимности Токаева? Я бы выделил 4 “ножки”, на которые опирается нынешний режим:
1. Социальный контракт: лояльность в обмен на госрасходы. Старый и проверенный метод, когда государство через повышение зарплат, пенсий и социальных льгот представляет себя основным источником благосостояния для значительной части граждан. В период Токаева сюда добавились списание кредитов, раздача пенсионных денег и недавние выплаты детям из Нацфонда. Сейчас эта "ножка" находится под серьезным давлением. Наши опросы фиксируют рост недовольства социально-экономической ситуацией и решениями правительства. В частности, попытки пополнить бюджет за счет повышения НДС и штрафов воспринимаются крайне негативно, напрямую подрывая основу этого негласного договора. На фоне общей экономической ситуации эта "ножка" становится все более шаткой, хотя выплаты из Нацфонда еще могут некоторое время поддерживать ее хрупкую устойчивость.
2. Анти-"Старый Казахстан". Легитимность режима в значительной степени строилась на противопоставлении себя назарбаевскому периоду и обещаниях восстановить справедливость (возврат активов, преследование фигур из окружения Назарбаева). Этот нарратив долгое время был эффективен, но сейчас его убедительность сходит на нет. Несмотря на громкие дела и манипуляции страхом перед реваншем старой гвардии в обществе уже нет доверия к риторике о “де-назарбаевизации”. Наоборот, с каждым новым политически мотивированным делом и несправедливыми решениями, укрепляется убеждение, что режим тот же, как и методы его управления.
3. Реформаторская риторика и “Жаңа Қазақстан”. Обещания политических изменений, демократизация, прозрачность госуправления — эти нарративы в свое время ответили на мейнстримный общественный запрос на кардинальные перемены. Но сейчас эта “ножка” тоже фактически сломана. Разрыв между декларациями и реальностью стал настолько очевидным, что сама идея реформ для многих дискредитирована. Хорошая иллюстрация — отношение к инициативам власти: данные наших опросов (например, по Национальному Курултаю, о котором почти 60% не слышали) показывают, что лишь около ⅕ граждан верят в реальное исполнение озвученных планов и поручений Токаева.
4. Многовекторный курс и нарратив о нейтралитете. Пока единственная по-настоящему устойчивая опора режима. Она поддерживается, во-первых, внешней нестабильностью (особенно войной в Украине), усиливающей запрос на безопасность, а во-вторых, пониманием многими гражданами сложности геополитического положения страны. Как показывают наши опросы, большинство казахстанцев одобряют позицию невмешательства в войну, которой придерживается руководство страны.
Таким образом, можно заключить, что легитимность режима смещается с ослабевших внутренних опор (социальный контракт, вера в реформы, риторика "Анти-Старого Казахстана") на внешние — многовекторную дипломатию и стабильность. Это пока находит отклик у населения на фоне глобальной турбулентности, но на этой опоре далеко не уедешь. Нужны новые источники внутренней легитимности, с чем явные проблемы у Акорды. Видимо, это и подталкивает режим к усилению силового контроля и попыткам окончательно зачистить информационное поле.
09.04.202506:43
Вышли результаты нового опроса DEMOSCOPE, где мы решили узнать мнение граждан по одной из самых горячих тем - повышению НДС. Итоги оказались вполне ожидаемыми: против повышения НДС выступают 57% граждан, а поддерживают только 11%. При этом около ⅕ части граждан ничего не знают про эту реформу. Так что если учитывать только информированную часть граждан, можно с уверенностью говорить о явном неприятии этой инициативы.
Важным сигналом также стал резкий рост недовольства работой правительства. По сравнению с ноябрем 2024 года доля респондентов, считающих, что правительство не справляется со своими обязанностями, возросла с 39% до 66%. На моей памяти такого критичного отношения к правительству еще не было.
Очевидно, что подобные результаты отражают накопленное раздражение общественности. Люди недовольны не только общей ситуацией в стране, но и чередой непопулярных решений, как перевод времени, строительство АЭС и теперь уже НДС...
P.S.Сегодня в парламенте оказывается обсуждают предстоящую налоговую реформу. Может кто-то успеет передать эти цифры депутатам и членам правительства… Хотя вряд ли их сильно заботит общественное мнение…
Важным сигналом также стал резкий рост недовольства работой правительства. По сравнению с ноябрем 2024 года доля респондентов, считающих, что правительство не справляется со своими обязанностями, возросла с 39% до 66%. На моей памяти такого критичного отношения к правительству еще не было.
Очевидно, что подобные результаты отражают накопленное раздражение общественности. Люди недовольны не только общей ситуацией в стране, но и чередой непопулярных решений, как перевод времени, строительство АЭС и теперь уже НДС...
P.S.Сегодня в парламенте оказывается обсуждают предстоящую налоговую реформу. Может кто-то успеет передать эти цифры депутатам и членам правительства… Хотя вряд ли их сильно заботит общественное мнение…
20.03.202516:05
Итоги правления Токаева мы подводили в прошлом году в статье “Старый «Новый Казахстан». Что поменяли реформы Токаева”. Ключевая идея была в том, что сразу после консолидации власти правящая верхушка перестала заморачиваться по поводу политических реформ, а перешла к закручиванию гаек и воссозданию прежней управленческой вертикали со всеми атрибутами. Добавить к этому особо нечего.
"...Однако за последние два года режим Токаева хорошо научился создавать видимость перемен при отсутствии реального содержания. Громкие концепции вроде «Нового Казахстана» оказались лишь попытками заполнить смысловую пустоту, образовавшуюся после многолетней политической стагнации. Настоящие реформы требуют не просто новых лозунгов, а реального ограничения полномочий и привилегий правящей верхушки. Но она к этому явно не готова. Легче установить красные линии и отлавливать тех, кто их пересекает"
"...Однако за последние два года режим Токаева хорошо научился создавать видимость перемен при отсутствии реального содержания. Громкие концепции вроде «Нового Казахстана» оказались лишь попытками заполнить смысловую пустоту, образовавшуюся после многолетней политической стагнации. Настоящие реформы требуют не просто новых лозунгов, а реального ограничения полномочий и привилегий правящей верхушки. Но она к этому явно не готова. Легче установить красные линии и отлавливать тех, кто их пересекает"
06.03.202511:24
Чем регулярнее проводятся опросы на одну тему, тем выше их аналитическая ценность. Эти три волны исследований по восприятию войны в Украине не только сыграли важную роль в формировании публичного дискурса, но и позволили выявить крупные паттерны общественного мнения. Один из ключевых выводов для меня заключается в том, что значительная часть казахстанского общества обладает иммунитетом к российской пропаганде. Большинство казахстанцев не принимает нарративы России о войне, а как минимум четверть населения прямо считает, что Россия пытается оккупировать Украину. Это весьма показательный результат, особенно с учетом плачевного состояния независимых медиа в Казахстане и стерильной позиции официальных СМИ по этому вопросу.
Анализ также выявил, что поддержка российских нарративов зависит от двух основных факторов: возраста и этноязыковой принадлежности. Старшее поколение и русскоязычные граждане чаще склонны воспроизводить российскую точку зрения. В то же время среди молодежи и казахскоязычных групп поддержка Украины стабильно выше. Этот тренд указывает на то, что в долгосрочной перспективе критическое отношение общества к пророссийской риторике будет усиливаться. Игнорировать этот фактор во внешней политике становится все сложнее, что наглядно демонстрирует пример с депутатом Шаталовым.
Анализ также выявил, что поддержка российских нарративов зависит от двух основных факторов: возраста и этноязыковой принадлежности. Старшее поколение и русскоязычные граждане чаще склонны воспроизводить российскую точку зрения. В то же время среди молодежи и казахскоязычных групп поддержка Украины стабильно выше. Этот тренд указывает на то, что в долгосрочной перспективе критическое отношение общества к пророссийской риторике будет усиливаться. Игнорировать этот фактор во внешней политике становится все сложнее, что наглядно демонстрирует пример с депутатом Шаталовым.
Shown 1 - 16 of 16
Log in to unlock more functionality.