Прочитала роман Элизабет Мун «Население: одна» (Elizabeth Moon, Remnant Population), выпущенный «Домом историй» в переводе Марины Давыдовой. Старая колонистка Офелия отказывается подчиняться корпорации, когда та переводит колонию на другую планету, и остаётся доживать свой век на терраформированном пятачке. А потом узнаёт, что она на планете не одна и человеческие дети-внуки — не единственные, кого ей за свою жизнь придётся научить говорить и мыть руки. Роман приятный, если не подходить к нему с мерками научной фантастики. Во-первых, он вышел в 1996 году, а нынешний читатель куда более искушён. Во-вторых, нельзя не согласиться с тем, что аборигены уж очень разумны и понятливы, а люди, за исключением Офелии, — картонные злодеи в духе феминистических пассажей Ле Гуин, где мужчины тупые и злые, потому что мужчины.
В-третьих, к матчасти МНОГО ВОПРОСОВ. (Нет, не к принципам работы рециклера и фабрикатора). Для меня фантастика — про конструирование. Конструирование альтернативной физики, социума, практик на основе одного или нескольких фантдопущений. Но на каждого Толкиена, который сначала придумал языки, а потом их носителей, приходится Мун, для которой фантастический сеттинг и первый контакт — только повод рассказать притчу. Так что люди, изучавшие хотя бы один язык, грустно улыбаются, когда аборигены схватывают английскую грамматику и морфологию, отталкиваясь от пары фраз типа «холодильник делает холодно» и «[кран] делает "вода есть", "воды нет"». Про разницу в строении речевого аппарата и фонетике я промолчу. Давайте просто взглянем на то, как переводчик переозвучил диалоги аборигенов с Офелией.
Freezer makes cold — говорит Офелия.
Ghrihzhuh aaaaks kuh — получается у аборигена.
Куртинни аает ку — стучит переводчик.
Switch make lights
Khuhtch aaaaks lllahtsss
Укюттей аает сссуетц
А есть ещё и игра слов!
“Ahshhh in hah, plud tick.” Wash in hot, blood sticks, Ofelia translated. “Llihff pron.” Ofelia worried at that for a long moment. She had not heard even Bluecloak make an f sound before, and she didn’t think this was “lif” or “leaf.” Pron was probably bron … brown. Leave brown. Yes.
— Мыц у гяр-ахт — коох липитц. — («Мыть в горячей — кровь липнет», — перевела Офелия.) — Танетц куры.
Над последней фразой Офелия задумалась надолго. Танцы были здесь ни при чём, и уж тем более она никогда не рассказывала Лазурному про кур. «Танетц» — это, наверное, «станет»… Куры… бурый? Станет бурым, ну конечно!
Отдельно интересно наблюдать за тем, как автор и переводчик обозначают действующие стороны. Следите за руками (и неконсистом). Сначала Офелия называет гуманоидов то creatures, то aliens — и переводчик передаёт первое словом «существа», а второе словом «чудовища». Офелия напугана, она знает, что этот вид уничтожил высадившихся на планету людей. Потом, когда она привыкла и убедилась, что новые знакомые не собираются её убивать, «чудовища» сменяются «пришельцами». Хотя это слово царапает Офелию — она сама тут пришелец, а они местные. Разок проскакивают native beings («чужаки»), но чаще «чужаки» — это aliens. Тем временем сами нейтивы существа называют её чудовищем (monster), поскольку она выглядит так же, как чудовища, которые высадились ранее (а те это звание заслужили). Наконец прилетают учёные. По дороге они предпочитают aliens («инопланетяне»), а на месте выбирают термин «автохтоны» (indigenes). Но глава научной миссии — некомпетентный карьерист, которому по силам выговорить только things (тут переводчик вынужден снова обойтись словом «существа») и they (а тут переводчик промахнулся, и в переводе всё-таки «автохтоны»).
Бонусом для дочитавших — ещё один диалог Офелии с автохтоном.
“Ghouls,” it said. Her mind wavered. Ghouls? Then she made the transformation: it meant “fools.” And she didn’t have to ask who it meant. It meant the other humans.
Она растерялась. Орки? Мозг с запозданием расшифровал: «Дураки». Уточнять, кого он имеет в виду, не было нужды. Он говорил про людей.
(Заметьте это трогательное it — с одной стороны, английский язык взял верх, а с другой, Офелия так и не разобралась насчёт полового диморфизма у автохтонов).
