«Приказано было врачам осматривать рыбу и, чуть заметят в ней чуму, полиция должна была уничтожать заражённую рыбу… сожигаемую, признанную вредною, тухлую рыбу… всё-таки утаскивали с костров, вырывали из земли и пожирали».
«Мужик… будет есть ржавую селёдку, тронувшуюся коренную рыбу, давшую дух солонину».
«Всё дело в привычке… Настоящие охотники никогда свежей дичи не едят, а дают ей предварительно повисеть… Камчадалы питаются квашеной в ямах рыбой…»
«Может ли по запаху узнать, что в такой-то колбасе, в такой-то рыбе есть яд?.. Пахнет — уничтожай. А рыбу… ели. И никто не умирал».
«А рокфор, который весь пронизан зелеными грибками… лимбургский сыр… полужидкая, вонючая масса. А ведь едят же и не умирают».
«…не выносит запаха сыра и удивляется, как это господа “могут есть эту сыру”, дух-то от неё какой!»
«Ешь картошку — на картошку сработаешь, ешь кашу — на кашу сработаешь».
"Как поедаешь, так и поработаешь".
Нет, - продолжал он, - нет, харч работать не заставит, вам невыгодно будет, и так положенное работаем. Тогда бы у нас харч в жир пошел, мы бы тогда у вас за осень во как отъелись, ребята ни одной бабе проходу не дали бы!
"Брать лен и мять его приходят не только бедные бабы, но и богатые, даже можно сказать, что богачки производят главную массу работы и забирают большую часть денег, выдаваемых за выборку и мятье. В богатых дворах бабы все сильные, рослые, здоровые, сытые, ловкие. Богач не женится на каком-нибудь заморыше, а если случайно попадет на плохую бабенку — ужаснее и положения нельзя себе представить, как положение такой плохой бабенки среди богатого двора, где множество здоровых невесток, — то заколотит, забьет, в гроб вгонит и тогда женится на другой. Сытые богачки наминают до 1½ пуда льну, тогда как бабы бедняков, малорослые, тщедушные, слабосильные наминают в то же время по 30 фунтов."
"К сожалению, у нас до сих пор еще большинство не знает, что, если генерал ударит мужика, то мировой судья взыщет с него, как с образованного человека, строже, чем с мужика. Напротив, большинство думает, что если генерал ударит мужика, так ему ничего не будет, а если мужик ударит генерала, то его в Сибирь сошлют."
"- А вы кто? - спросил он, совершенно уже другим тоном.
Я назвал себя.
Однако ж, согласитесь, как же можно держать таких злых собак?
Хозяйственный расчет, - отвечал я, смеясь.
Какой же тут может быть расчет?
Помилуйте, как же не расчет? Чтобы охранять такую разбросанную усадьбу, как моя — построена ведь при крепостном еще праве, — нужно было бы взамен собак иметь еще двух хороших сторожей, содержание сторожа обойдется сто рублей, двух сторожей 200 рублей, в пять лет 1000 рублей. Как бы ни были злы собаки, простые дворняжки только лают и редко когда кусаются, притом же едущего в экипаже собаки не могут укусить, а пешеходы всегда берут палки, особенно подходя к усадьбе — посмотрите, как растаскали за зиму тын около огорода, — но допустим, что собаки кого-нибудь укусят, наибольший штраф, что может назначить мировой судья, — сто рублей, мало вероятности, чтобы это могло случиться более одного раза в пять лет, следовательно..."
Чиновник рассмеялся.
"- Помилуйте, да ведь это — Азия.
А вы думали, что здесь Европа? Вы куда едете?"
«В деревне, лежащей от меня в полуверсте… находится 14 дворов. В этих 14-ти дворах ежедневно топится 14 печей, в которых 14 хозяек готовят, каждая для своего двора, пищу. Какая громадная трата труда, пищевых материалов, топлива и пр.! Если бы все 14 дворов сообща пекли хлеб и готовили пищу, то достаточно было бы топить две печи и иметь двух хозяек… У меня, помещику, например, всё обходится несравненно дешевле, чем крестьянам, потому что у меня всё делается огульно, сообща. Мои батраки, конечно, работают не так старательно, как крестьяне на себя, но так как они работают артелью, то во многих случаях… сделают более, чем такое же количество крестьян, работающих поодиночке».
"Современное рабство пронизывает всю цепочку поставок солнечных панелей — от добычи кварца до сборки модулей."
