Гиперборейские сонеты
У меня почти все или чужое, или по поводу чужого — и все, однако, мое.
Переводы и собственные стихи Артема Серебренникова.
Переводы и собственные стихи Артема Серебренникова.
TGlist rating
0
0
TypePublic
Verification
Not verifiedTrust
Not trustedLocationРосія
LanguageOther
Channel creation dateMay 23, 2017
Added to TGlist
Aug 06, 2024Linked chat
Гиперборейская беседа
82
Records
29.08.202423:59
1.8KSubscribers27.10.202423:59
200Citation index19.04.202523:59
3.9KAverage views per post02.11.202423:59
885Average views per ad post17.04.202519:41
3.20%ER19.04.202523:59
218.16%ERR
19.04.202512:40
Жан де Ла Сеппед (ок. 1548 – 1623)
Jean de La Ceppède
Господь, сойди во ад, в душе моей царящий,
Душа моя есть ад духовной слепоты –
Сто угрызений там, укоры их разящи,
Там бесов семеро, и тяжки их кнуты.
У ада моего особые черты,
Отличны от того, где вечный огнь палящий:
Там ждут лишь вечных мук, бескрайней черноты,
А я жду милости, ко мне благоволящей.
По милосердию сойди, Христе, в мой ад,
Усилия мои пусть бесов победят,
Чтоб завтра вознестись, готов страдать сегодня,
Пусть буду я идти, вздыхая о грехах,
Пусть буду с трепетом я ждать суда Господня –
К спасению ведет благочестивый страх.
Fais, mon Sauveur, descente en l'enfer de mon âme ;
Mon âme est un enfer tout noir d'aveuglement,
Que l'acéré tranchant de cent remords entame,
Que sept traîtres démons traitent journellement.
D'un seul point mon enfer le nom d'enfer dément,
Dissemblable à l'enfer de l'éternelle flamme :
C'est qu'on n'espère plus en l'éternel tourment,
Et dans le mien j'espère et ta grâce réclame.
Descend donc par ta grâce, ô Christ, dans mon enfer ;
Fais-moi de ces démons désormais triompher ;
Pour te suivre là-haut, fais qu'ici je pâtisse.
Fais que j'aille toujours mes crimes soupirant ;
Et fais qu'en mon esprit je craigne ta justice,
Car le salut consiste à craindre en espérant.
Jean de La Ceppède
Господь, сойди во ад, в душе моей царящий,
Душа моя есть ад духовной слепоты –
Сто угрызений там, укоры их разящи,
Там бесов семеро, и тяжки их кнуты.
У ада моего особые черты,
Отличны от того, где вечный огнь палящий:
Там ждут лишь вечных мук, бескрайней черноты,
А я жду милости, ко мне благоволящей.
По милосердию сойди, Христе, в мой ад,
Усилия мои пусть бесов победят,
Чтоб завтра вознестись, готов страдать сегодня,
Пусть буду я идти, вздыхая о грехах,
Пусть буду с трепетом я ждать суда Господня –
К спасению ведет благочестивый страх.
Fais, mon Sauveur, descente en l'enfer de mon âme ;
Mon âme est un enfer tout noir d'aveuglement,
Que l'acéré tranchant de cent remords entame,
Que sept traîtres démons traitent journellement.
D'un seul point mon enfer le nom d'enfer dément,
Dissemblable à l'enfer de l'éternelle flamme :
C'est qu'on n'espère plus en l'éternel tourment,
Et dans le mien j'espère et ta grâce réclame.
Descend donc par ta grâce, ô Christ, dans mon enfer ;
Fais-moi de ces démons désormais triompher ;
Pour te suivre là-haut, fais qu'ici je pâtisse.
Fais que j'aille toujours mes crimes soupirant ;
Et fais qu'en mon esprit je craigne ta justice,
Car le salut consiste à craindre en espérant.
01.04.202508:38
Бетурнэ (XIII век)
Le Bétourné
Смотрите, как я потрясен,
Услад любовных не познав:
Средь мудрых я умалишен,
Зато среди безумных – здрав,
Труд ни один мой не свершен,
И кроток в ярости мой нрав.
Богат я, в нищете прожив,
Я разом злобен и учтив,
Я изъясняюсь немотой,
Я глух, но слышу все слова,
Безногий, славлюсь быстротой,
Тружусь, к полудню встав едва.
Я от безделия устал;
Жена верна, но я рогат;
В три горла ел – голодным встал;
Все промотал – и вновь богат.
Скачу в седле я без коня,
Я, возвращаясь, ухожу,
Хоть нет жилища у меня,
Весь двор приемом поражу.
Пьянею, коль вода во рту,
Мне сладка соль и горек мед,
Совру я вам начистоту,
Откуда я веду свой род:
Из немцев да из Пуату.
А что из двух? То Бог сочтет.
Закончу песню навсегда –
Ее споют еще не раз.
Пусть к девушке летит, туда,
Где так Амор меня потряс.
И, коли страсть ей не чужда,
Ответный мне раздастся глас.
Господь! Я счастие тогда
Узнаю в этот добрый час.
Oez com je sui bestornez
Por joie d'amors que je n'aî:
Entre sages sui fous clamez
Et entre les fous assez sai.
Onques ne fis que faire dui;
Quant plus m'aïre plus m'apai.
Je suis mananz et riens ne puis
Avoir; mauves sui et cortois.
Je suis muez por bien parler
Et sorz por clerement oïr,
Contraiz en lit por tost aler
Et colier por toz tens gésir.
Je muir de faim qant sui saous
Et de noient faire sui las;
De ma prode famé sui cous,
Et en gastant le mien amas.
Quant je cheval lez mon cheval,
De mon aler faz mon venir.
Je n'ai ne maison ne ostal :
Si i porroit uns rois gésir.
Aiguë m'enivre plus que vins;
Miel me fait boivre plus que seus;
Prudon sui et lechierres fins,
Et si vos dirai briement quex :
Alemans sui et Poitevins,
Ne l'un ne l'autre, ce scet Diex.
La rotroange finerai
Qui maintes foiz sera chantée.
A la pucele s'en ira
Por cui amors m'ont bestorné.
Si li plaist, si la chantera
Por moi qui la fis en esté.
Et Diex ! se ja se sentira
Mes cors de la soe bonté!
Le Bétourné
Смотрите, как я потрясен,
Услад любовных не познав:
Средь мудрых я умалишен,
Зато среди безумных – здрав,
Труд ни один мой не свершен,
И кроток в ярости мой нрав.
Богат я, в нищете прожив,
Я разом злобен и учтив,
Я изъясняюсь немотой,
Я глух, но слышу все слова,
Безногий, славлюсь быстротой,
Тружусь, к полудню встав едва.
Я от безделия устал;
Жена верна, но я рогат;
В три горла ел – голодным встал;
Все промотал – и вновь богат.
Скачу в седле я без коня,
Я, возвращаясь, ухожу,
Хоть нет жилища у меня,
Весь двор приемом поражу.
Пьянею, коль вода во рту,
Мне сладка соль и горек мед,
Совру я вам начистоту,
Откуда я веду свой род:
Из немцев да из Пуату.
А что из двух? То Бог сочтет.
Закончу песню навсегда –
Ее споют еще не раз.
Пусть к девушке летит, туда,
Где так Амор меня потряс.
И, коли страсть ей не чужда,
Ответный мне раздастся глас.
Господь! Я счастие тогда
Узнаю в этот добрый час.
Oez com je sui bestornez
Por joie d'amors que je n'aî:
Entre sages sui fous clamez
Et entre les fous assez sai.
Onques ne fis que faire dui;
Quant plus m'aïre plus m'apai.
Je suis mananz et riens ne puis
Avoir; mauves sui et cortois.
Je suis muez por bien parler
Et sorz por clerement oïr,
Contraiz en lit por tost aler
Et colier por toz tens gésir.
Je muir de faim qant sui saous
Et de noient faire sui las;
De ma prode famé sui cous,
Et en gastant le mien amas.
Quant je cheval lez mon cheval,
De mon aler faz mon venir.
Je n'ai ne maison ne ostal :
Si i porroit uns rois gésir.
Aiguë m'enivre plus que vins;
Miel me fait boivre plus que seus;
Prudon sui et lechierres fins,
Et si vos dirai briement quex :
Alemans sui et Poitevins,
Ne l'un ne l'autre, ce scet Diex.
La rotroange finerai
Qui maintes foiz sera chantée.
A la pucele s'en ira
Por cui amors m'ont bestorné.
Si li plaist, si la chantera
Por moi qui la fis en esté.
Et Diex ! se ja se sentira
Mes cors de la soe bonté!
20.04.202506:56
Уильям Алабастер (1567 - 1640)
William Alabaster
***
Христос воскрес из мертвых, смерть поправ;
Но ты ли восклицаешь: «Он воскрес»?
Лишь те достойны сих святых словес,
Кто рвется к Богу, небеса избрав.
А если ты не обуздал свой нрав,
Превыше дола не желал небес, –
Порыв твой в суете мирской исчез.
Не говори: «Воскрес Он». Ты неправ:
Безжизнен в сердце у тебя Христос,
Диавол благодать Его унес.
Итак, не будь на ликованье скор:
Надежду в чуде праведных собор
Обрел; а те, чей путь и крив, и кос,
Услышали суровый приговор.
***
Jesus is risen from the infernal mire:
But who art thou that say'st Jesus arose?
Such holy words are only fit for those
Whose souls with Christ above the heavens aspire.
But if thou hast not raisèd thy desire
From earth to heaven, but in the world dost close
Thy love which unto heaven thou shouldst dispose,
Say not that Christ is yet ascended higher,
But yet within thy heart he lieth dead,
And by the devil is impoisonèd.
Rejoice not then in vain of his ascent;
For as his glorious rise doth much augment
All good men's hopes, so unto those that tread
False paths, it is a dreadful argument.
William Alabaster
***
Христос воскрес из мертвых, смерть поправ;
Но ты ли восклицаешь: «Он воскрес»?
Лишь те достойны сих святых словес,
Кто рвется к Богу, небеса избрав.
А если ты не обуздал свой нрав,
Превыше дола не желал небес, –
Порыв твой в суете мирской исчез.
Не говори: «Воскрес Он». Ты неправ:
Безжизнен в сердце у тебя Христос,
Диавол благодать Его унес.
Итак, не будь на ликованье скор:
Надежду в чуде праведных собор
Обрел; а те, чей путь и крив, и кос,
Услышали суровый приговор.
***
Jesus is risen from the infernal mire:
But who art thou that say'st Jesus arose?
Such holy words are only fit for those
Whose souls with Christ above the heavens aspire.
But if thou hast not raisèd thy desire
From earth to heaven, but in the world dost close
Thy love which unto heaven thou shouldst dispose,
Say not that Christ is yet ascended higher,
But yet within thy heart he lieth dead,
And by the devil is impoisonèd.
Rejoice not then in vain of his ascent;
For as his glorious rise doth much augment
All good men's hopes, so unto those that tread
False paths, it is a dreadful argument.
17.04.202519:10
Закари де Витре (ок. 1600 – ок. 1660)
Zacharie de Vitré
***
…и дали Ему в правую руку трость (Мф. 27:29)
Душа моя – тростник, засохший и бесплодный,
Малейшим ветром он колеблем и несом,
Нет сердцевины в нем,
И сущность тростника с непостоянством сходна.
Я мнил – безвредным был тростник мой неугодный;
Нет – тростью я Тебя бью в бешенстве слепом,
Над царственным челом
Напитываю тернь я кровью благородной.
Господь! Чтоб мог я плод явить перед Тобой,
Тростник моей души в крови Своей омой –
И посох прорастет, цветущий, духовитый;
И если эта трость слаба, пуста, мелка,
То пусть ее, подав от перемен защиту,
Несет Твоя рука.
Et arundinem in dextera eius (Matthieu 27:29)
Mon âme est un roseau faible, sec et stérile,
Dépourvu de moelle, et sans fin se mouvant
Au premier gré du vent,
Tant il a d’inconstance en son être fragile.
Au moins si ce roseau ne t’était qu’inutile ;
Mais c’est lui, mon Sauveur, qui te frappe souvent,
Et pousse plus avant
Cet outrageux buisson dont ton beau sang distille.
Mon Jésus, si tu veux retirer quelque fruit
Du roseau de mon âme, après l’avoir produit,
Trempe-le dans ton sang, lui qui le fait répandre ;
Et puisqu’il est si faible, et si vide, et si vain,
Afin que d’inconstance il se puisse défendre,
Porte-le dans ta main.
Zacharie de Vitré
***
…и дали Ему в правую руку трость (Мф. 27:29)
Душа моя – тростник, засохший и бесплодный,
Малейшим ветром он колеблем и несом,
Нет сердцевины в нем,
И сущность тростника с непостоянством сходна.
Я мнил – безвредным был тростник мой неугодный;
Нет – тростью я Тебя бью в бешенстве слепом,
Над царственным челом
Напитываю тернь я кровью благородной.
Господь! Чтоб мог я плод явить перед Тобой,
Тростник моей души в крови Своей омой –
И посох прорастет, цветущий, духовитый;
И если эта трость слаба, пуста, мелка,
То пусть ее, подав от перемен защиту,
Несет Твоя рука.
Et arundinem in dextera eius (Matthieu 27:29)
Mon âme est un roseau faible, sec et stérile,
Dépourvu de moelle, et sans fin se mouvant
Au premier gré du vent,
Tant il a d’inconstance en son être fragile.
Au moins si ce roseau ne t’était qu’inutile ;
Mais c’est lui, mon Sauveur, qui te frappe souvent,
Et pousse plus avant
Cet outrageux buisson dont ton beau sang distille.
Mon Jésus, si tu veux retirer quelque fruit
Du roseau de mon âme, après l’avoir produit,
Trempe-le dans ton sang, lui qui le fait répandre ;
Et puisqu’il est si faible, et si vide, et si vain,
Afin que d’inconstance il se puisse défendre,
Porte-le dans ta main.
18.04.202507:08
КОПЬЕ И ГУБКА, 33 по Р.Х.
— Под тяжким млатом сельского циклопа
Росло я, обретая острие.
Взойдя на древо, вознеслось копье
Превыше деревянного ослопа.
— В морях, где утонула Партенопа,
Я родилась, и ремесло мое —
Купанье, стирка, чистка и мытье,
Но увенчалась мною ветвь иссопа;
На службу вместе взял нас легион.
— И вместе довелось нам отличиться.
— Меня наполнил воин Стефатон.
— Я ж вознеслось в Лонгиновой деснице,
И вместе мы коснулись — посмотри! —
Того, над Кем написано: INRI.
— Под тяжким млатом сельского циклопа
Росло я, обретая острие.
Взойдя на древо, вознеслось копье
Превыше деревянного ослопа.
— В морях, где утонула Партенопа,
Я родилась, и ремесло мое —
Купанье, стирка, чистка и мытье,
Но увенчалась мною ветвь иссопа;
На службу вместе взял нас легион.
— И вместе довелось нам отличиться.
— Меня наполнил воин Стефатон.
— Я ж вознеслось в Лонгиновой деснице,
И вместе мы коснулись — посмотри! —
Того, над Кем написано: INRI.
13.04.202517:15
Жан де Ла Сеппед (ок. 1548 – 1623)
Бело предвечного Владыки облаченье,
Белы придворные, в чертогах – белизна,
Белеет дух его, сияя в оперенье,
Бел цвет у Агнчего блестящего руна.
Белеет плат святой; укрылась им Жена,
Что к Агнцу брачному свершает восхожденье;
Белеет мантия, Супругу отдана;
Безвинный, он грядет на Брака совершенье.
Белели ризы; в них Понтифик в век былой
Взывая к Небесам, творил обряд святой.
Белеют ризы; в них – Первосвященник новый.
Бел цвет хитона – им оденется герой.
И победитель сей, на смерть идти готовый,
Бел, одолеет смерть, убитый казнью злой.
Jean de La Ceppède (ca. 1548 – 1623)
Blanc est le vêtement du grand Père sans âge ;
Blancs sont les courtisans de sa blanche maison ;
Blanc est de son Esprit l'étincelant pennage ;
Blanche est de son Agneau la brillante toison ;
Blanc est le crêpe saint dont, pour son cher blason,
Aux noces de l'Agneau l'Epouse s'avantage ;
Blanc est or' le manteau dont par même raison
Cet innocent époux se pare en son noçage ;
Blanc était l'ornement dont le Pontife vieux
S'affublait pour, dévot, offrir ses voeux aux cieux;
Blanc est le parement de ce nouveau Grand-Prêtre ;
Blanche est la robe due au fort victorieux ;
Ce vainqueur, bien qu'il aille la mort se soumettre,
Blanc, sur la dure mort triomphe glorieux.
Бело предвечного Владыки облаченье,
Белы придворные, в чертогах – белизна,
Белеет дух его, сияя в оперенье,
Бел цвет у Агнчего блестящего руна.
Белеет плат святой; укрылась им Жена,
Что к Агнцу брачному свершает восхожденье;
Белеет мантия, Супругу отдана;
Безвинный, он грядет на Брака совершенье.
Белели ризы; в них Понтифик в век былой
Взывая к Небесам, творил обряд святой.
Белеют ризы; в них – Первосвященник новый.
Бел цвет хитона – им оденется герой.
И победитель сей, на смерть идти готовый,
Бел, одолеет смерть, убитый казнью злой.
Jean de La Ceppède (ca. 1548 – 1623)
Blanc est le vêtement du grand Père sans âge ;
Blancs sont les courtisans de sa blanche maison ;
Blanc est de son Esprit l'étincelant pennage ;
Blanche est de son Agneau la brillante toison ;
Blanc est le crêpe saint dont, pour son cher blason,
Aux noces de l'Agneau l'Epouse s'avantage ;
Blanc est or' le manteau dont par même raison
Cet innocent époux se pare en son noçage ;
Blanc était l'ornement dont le Pontife vieux
S'affublait pour, dévot, offrir ses voeux aux cieux;
Blanc est le parement de ce nouveau Grand-Prêtre ;
Blanche est la robe due au fort victorieux ;
Ce vainqueur, bien qu'il aille la mort se soumettre,
Blanc, sur la dure mort triomphe glorieux.
03.04.202516:06
Симеон-Гийом де ла Рок (1551 – 1611)
***
Я жуткой птицей стал во мраке глухоманном;
Оставлен солнца свет, оставлена родня –
Жестокостью Амур преобразил меня,
Чтоб предвещать беду испуганным селянам.
Взываю к скалам я стенаньем непрестанным,
И средь пустынных скал до наступленья дня
Лишь Эхо вторит мне, мой скорбный стон храня,
И умолкаем мы с рассветом нежеланным.
Я солнца яркий свет утратил, и с тех пор
Завеса черноты всегда мне застит взор,
Надежд меня лишив, похитив жизни силы.
Близ солнечных лучей имел я вид орла,
Но прихотью судьбы меня преобразило:
Я раньше светом был, теперь я мрак и мгла.
Siméon-Guillaume de la Roque (1551 – 1611)
***
Je suis le triste oiseau de la nuit solitaire,
Qui fuit sa même espèce et la clarté du jour,
De nouveau transformé par la rigueur d'Amour,
Pour annoncer l'augure au malheureux vulgaire.
J'apprends à ces rochers mon tourment ordinaire,
Ces rochers plus secrets où je fais mon séjour.
Quand j'achève ma plainte, Écho parle à son tour,
Tant que le jour survient qui soudain me fait taire.
Depuis que j'eus perdu mon soleil radieux,
Un voile obscur et noir me vint bander les yeux,
Me dérobant l'espoir qui maintenait ma vie.
J'étais jadis un aigle auprès de sa clarté,
Telle forme à l'instant du sort me fut ravie,
Je vivais de lumière, ore d'obscurité.
***
Я жуткой птицей стал во мраке глухоманном;
Оставлен солнца свет, оставлена родня –
Жестокостью Амур преобразил меня,
Чтоб предвещать беду испуганным селянам.
Взываю к скалам я стенаньем непрестанным,
И средь пустынных скал до наступленья дня
Лишь Эхо вторит мне, мой скорбный стон храня,
И умолкаем мы с рассветом нежеланным.
Я солнца яркий свет утратил, и с тех пор
Завеса черноты всегда мне застит взор,
Надежд меня лишив, похитив жизни силы.
Близ солнечных лучей имел я вид орла,
Но прихотью судьбы меня преобразило:
Я раньше светом был, теперь я мрак и мгла.
Siméon-Guillaume de la Roque (1551 – 1611)
***
Je suis le triste oiseau de la nuit solitaire,
Qui fuit sa même espèce et la clarté du jour,
De nouveau transformé par la rigueur d'Amour,
Pour annoncer l'augure au malheureux vulgaire.
J'apprends à ces rochers mon tourment ordinaire,
Ces rochers plus secrets où je fais mon séjour.
Quand j'achève ma plainte, Écho parle à son tour,
Tant que le jour survient qui soudain me fait taire.
Depuis que j'eus perdu mon soleil radieux,
Un voile obscur et noir me vint bander les yeux,
Me dérobant l'espoir qui maintenait ma vie.
J'étais jadis un aigle auprès de sa clarté,
Telle forme à l'instant du sort me fut ravie,
Je vivais de lumière, ore d'obscurité.
05.04.202510:19
Жоашен дю Белле (1522 - 1560)
XLIII
Я не был никогда лгуном иль ворожеем,
Я соблюдал Христом завещанный закон,
Я воле короля всегда свой слал поклон,
Я не был осужден под стать иным злодеям.
Всегда мой господин мной чтим был и лелеем,
Мной дружества обет всегда был соблюден,
Не вымолвит никто, подняв напрасный стон:
«Доверившись ему, теперь мы сожалеем».
Таким уж создан я. Однако в жизни сей
Я, словно враг богов иль худший из людей,
Злосчастием гоним везде, мой друг Виново:
Но с утешением беду я пережил:
Здесь ходит слух, что я невзгод не заслужил,
А, может, заслужил я жребия иного.
Je ne commis jamais fraude ni maléfice,
Je ne doutai jamais des points de notre foi,
Je n'ai point violé l'ordonnance du roi,
Et n'ai point éprouvé la rigueur de justice :
J'ai fait à mon seigneur fidèlement service,
Je fais pour mes amis ce que je puis et doy,
Et crois que jusqu'ici nul ne se plaint de moi,
Que vers lui j'aye fait quelque mauvais office.
Voilà ce que je suis. Et toutefois, Vineus,
Comme un qui est aux dieux et aux hommes haineux
Le malheur me poursuit et toujours m'importune :
Mais j'ai ce beau confort en mon adversité,
C'est qu'on dit que je n'ai ce malheur mérité,
Et que digne je suis de meilleure fortune.
XLIII
Я не был никогда лгуном иль ворожеем,
Я соблюдал Христом завещанный закон,
Я воле короля всегда свой слал поклон,
Я не был осужден под стать иным злодеям.
Всегда мой господин мной чтим был и лелеем,
Мной дружества обет всегда был соблюден,
Не вымолвит никто, подняв напрасный стон:
«Доверившись ему, теперь мы сожалеем».
Таким уж создан я. Однако в жизни сей
Я, словно враг богов иль худший из людей,
Злосчастием гоним везде, мой друг Виново:
Но с утешением беду я пережил:
Здесь ходит слух, что я невзгод не заслужил,
А, может, заслужил я жребия иного.
Je ne commis jamais fraude ni maléfice,
Je ne doutai jamais des points de notre foi,
Je n'ai point violé l'ordonnance du roi,
Et n'ai point éprouvé la rigueur de justice :
J'ai fait à mon seigneur fidèlement service,
Je fais pour mes amis ce que je puis et doy,
Et crois que jusqu'ici nul ne se plaint de moi,
Que vers lui j'aye fait quelque mauvais office.
Voilà ce que je suis. Et toutefois, Vineus,
Comme un qui est aux dieux et aux hommes haineux
Le malheur me poursuit et toujours m'importune :
Mais j'ai ce beau confort en mon adversité,
C'est qu'on dit que je n'ai ce malheur mérité,
Et que digne je suis de meilleure fortune.
07.04.202519:42
Жоашен дю Белле (1522 – 1560)
Joachim du Bellay
CLIV
Поверь же мне, Баиф: смени Парнаса кущи
На здание суда, на тяжбы – Геликон,
На сундучок – свой лавр, а лиры громкий звон –
На многоречье тех, чьи руки загребущи.
Ведь в этом ремесле навар гораздо гуще,
Чем в стихотворчестве; богаче награжден
Услужливый лакей иль озорной буффон.
Плюй на досуг, Баиф, к доходам не ведущий!
Пора уже бросать несмысленных сестриц
И Феба трепотню, и кучу небылиц,
Богатство там одно – зеленый лист лавровый;
Есть у властителей лишь дело до утех:
Им слушать радостно звон денег, звонкий смех,
Чуть зазвучат стихи – в ушах у них засовы.
CLIV
Si tu m’en crois, Baïf, tu changeras Parnasse
Au palais de Paris, Helicon au parquet,
Ton laurier en un sac, et ta lyre au caquet,
De ceux qui pour serrer, la main n’ont jamais lasse.
C’est à ce mestier là, que les biens on amasse,
Non à celuy des vers : où moins y a d’acquet
Qu’au mestier d’un boufon, ou celui d’un naquet.
Fy du plaisir, Baïf, qui sans profit se passe.
Laissons donq, je te pry, ces babillardes Sœurs,
Ce causeur Apollon, et ces vaines douceurs,
Qui pour tout leur tresor n’ont que des lauriers verds :
Aux choses de profit, ou celles qui font rire,
Les grands ont aujourd’huy les oreilles de cire,
Mais ils les ont de fer pour escouter les vers.
Joachim du Bellay
CLIV
Поверь же мне, Баиф: смени Парнаса кущи
На здание суда, на тяжбы – Геликон,
На сундучок – свой лавр, а лиры громкий звон –
На многоречье тех, чьи руки загребущи.
Ведь в этом ремесле навар гораздо гуще,
Чем в стихотворчестве; богаче награжден
Услужливый лакей иль озорной буффон.
Плюй на досуг, Баиф, к доходам не ведущий!
Пора уже бросать несмысленных сестриц
И Феба трепотню, и кучу небылиц,
Богатство там одно – зеленый лист лавровый;
Есть у властителей лишь дело до утех:
Им слушать радостно звон денег, звонкий смех,
Чуть зазвучат стихи – в ушах у них засовы.
CLIV
Si tu m’en crois, Baïf, tu changeras Parnasse
Au palais de Paris, Helicon au parquet,
Ton laurier en un sac, et ta lyre au caquet,
De ceux qui pour serrer, la main n’ont jamais lasse.
C’est à ce mestier là, que les biens on amasse,
Non à celuy des vers : où moins y a d’acquet
Qu’au mestier d’un boufon, ou celui d’un naquet.
Fy du plaisir, Baïf, qui sans profit se passe.
Laissons donq, je te pry, ces babillardes Sœurs,
Ce causeur Apollon, et ces vaines douceurs,
Qui pour tout leur tresor n’ont que des lauriers verds :
Aux choses de profit, ou celles qui font rire,
Les grands ont aujourd’huy les oreilles de cire,
Mais ils les ont de fer pour escouter les vers.
Log in to unlock more functionality.
