Страницы забытых книг
TGlist rating
0
0
TypePublic
Verification
Not verifiedTrust
Not trustedLocationРосія
LanguageOther
Channel creation dateSep 16, 2023
Added to TGlist
May 22, 2024Records
16.05.202523:59
2.4KSubscribers29.12.202415:31
400Citation index07.05.202510:15
24.1KAverage views per post17.05.202502:25
0Average views per ad post11.01.202523:59
30.77%ER07.05.202510:15
1152.48%ERR
14.05.202510:19
14 мая 1940 года голландский город Роттердам был разрушен бомбовым ударом немецкой авиации
Дождь в Роттердаме. Сумерки. Среда.
Раскрывши зонт, я поднимаю ворот.
Четыре дня они бомбили город,
и города не стало. Города
не люди и не прячутся в подъезде
во время ливня. Улицы, дома
не сходят в этих случаях с ума
и, падая, не призывают к мести.
Цитата: Иосиф Бродский «Роттердамский дневник»
Германское вторжение в Нидерланды началось 10 мая 1940 года. Немцы были уверены в успехе - голландская армия уступала Вермахту и в численности, и в техническом оснащении, и в количестве танков, орудий и самолетов. Тем не менее, голландцы оказали ожесточенное сопротивление, и к исходу третьего дня боев немцам не удалось прорвать оборонительные рубежи укрепленного района «Крепость Голландия». Одним из ключевых узлов обороны был Роттердам – крупнейший и отлично оснащенный морской порт. Но Роттердам был лишен защиты с воздуха – голландские истребители погибли в боях с превосходящими силами Люфтваффе, а оставшиеся зенитные пушки были стянуты для защиты Гааги – политической столицы страны.
14 мая 1940 года в 13.20 немецкие самолеты сбросили на город полторы тысячи бомб – огненный шторм выжег исторический центр Роттердама, было уничтожено 25 тысяч домов. Германское командование предъявило ультиматум – сдача "крепости Голландия" – или разрушение городов. И королева Вильгельмина разрешила армии сложить оружие…
Капитулировала армия – но не страна. Те, кто был готов сражаться с гитлеровцами, ушли за море – в Британию, где были сформированы новые части голландской армии. Они вернулись в Голландию в 1945 году, приняв участив в освобождении страны вместе с союзниками.
«Нацисты посеяли ветер –они будут пожинать бурю», сказал легендарный командир британских бомбардировщиков Артур Харрис – после разрушения Роттердама немецкие города стали «законной военной целью» для его самолетов.
После войны центр Роттердама не был восстановлен – голландцы построили новый город, сохранив только несколько старых зданий. По ночам в Роттердаме зажигают прожектора, направленные в небо – они обозначают границы погибшего города.⬆️
Дождь в Роттердаме. Сумерки. Среда.
Раскрывши зонт, я поднимаю ворот.
Четыре дня они бомбили город,
и города не стало. Города
не люди и не прячутся в подъезде
во время ливня. Улицы, дома
не сходят в этих случаях с ума
и, падая, не призывают к мести.
Цитата: Иосиф Бродский «Роттердамский дневник»
Германское вторжение в Нидерланды началось 10 мая 1940 года. Немцы были уверены в успехе - голландская армия уступала Вермахту и в численности, и в техническом оснащении, и в количестве танков, орудий и самолетов. Тем не менее, голландцы оказали ожесточенное сопротивление, и к исходу третьего дня боев немцам не удалось прорвать оборонительные рубежи укрепленного района «Крепость Голландия». Одним из ключевых узлов обороны был Роттердам – крупнейший и отлично оснащенный морской порт. Но Роттердам был лишен защиты с воздуха – голландские истребители погибли в боях с превосходящими силами Люфтваффе, а оставшиеся зенитные пушки были стянуты для защиты Гааги – политической столицы страны.
14 мая 1940 года в 13.20 немецкие самолеты сбросили на город полторы тысячи бомб – огненный шторм выжег исторический центр Роттердама, было уничтожено 25 тысяч домов. Германское командование предъявило ультиматум – сдача "крепости Голландия" – или разрушение городов. И королева Вильгельмина разрешила армии сложить оружие…
Капитулировала армия – но не страна. Те, кто был готов сражаться с гитлеровцами, ушли за море – в Британию, где были сформированы новые части голландской армии. Они вернулись в Голландию в 1945 году, приняв участив в освобождении страны вместе с союзниками.
«Нацисты посеяли ветер –они будут пожинать бурю», сказал легендарный командир британских бомбардировщиков Артур Харрис – после разрушения Роттердама немецкие города стали «законной военной целью» для его самолетов.
После войны центр Роттердама не был восстановлен – голландцы построили новый город, сохранив только несколько старых зданий. По ночам в Роттердаме зажигают прожектора, направленные в небо – они обозначают границы погибшего города.⬆️
07.05.202507:55
7 мая – День Радио
Республика Гана, небольшая страна на западе Африки, в смысле экспорта какао-бобов — все равно что Саудовская Аравия в смысле экспорта нефти. Ландшафт и климат Ганы идеально подходят для выращивания этого ценного продукта. Другой источник благосостояния Ганы — это золото (по его добыче Гана занимает второе место в Африке после ЮАР). Добавьте к этому развитую горнодобывающую промышленность, хорошие дороги, выход к океану и отличный порт — и вот вам идеальная площадка для построения «ресурсного государства».
Так думали и генералы армии Ганы, которые за двадцать лет независимости от британской метрополии построили безупречный механизм превращения какао-бобов в доллары и фунты. Было время, по улицам столицы Ганы роллс-ройсов ездило больше, чем по улицам Лондона.
Правда, доходы от экспорта генералы предпочитали делить в узком кругу — за двадцать лет Гана, «Страна Золотого Берега», одна из богатейших колоний Британии, превратилась в одну из самых бедных.
В мае 1979 года Джерри Роллингс, лейтенант ВВС Ганы, решил высказать все, что думает по поводу деятельности генерала Акуфо, тогдашнего главы Высшего военного совета Ганы. В то время главным информационным каналом Ганы было радио, по которому днем и ночью объясняли, как счастливы должны быть жители страны. Поэтому Роллингс со своими товарищами попытался захватить столичную радиостанцию и обратиться к народу. Можно было просто отключить радиопередатчик, но генералы рассудили, что прекращение радиовещания станет для народа еще большим шоком, чем выступление мятежного лейтенанта. Войска атаковали радиостудию, Роллингс защищался до последнего, но силы были неравны.
«Я еще вернусь», — успел сказать Роллингс, когда солдаты вытаскивали его из студии.
На военном суде лейтенант повторил в адрес генерала Акуфо все, что пытался сказать в микрофон. Роллингса приговорили к расстрелу, но дальше все «было как в кино» — солдаты, наслушавшиеся Роллингса, освободили лейтенанта и привезли его в казармы. И Роллингс снова предложил своим солдатам помочь ему вернуться в эфир.
Его новое обращение к народу буквально потрясло страну, и на сторону Роллингса начала переходить армия.
Перестрелки на улицах продолжались несколько дней — хозяева Ганы понимали, что Роллингс их не пощадит. В этом они не ошиблись — победив, новый председатель Революционного совета вооруженных сил лейтенант Джерри Роллингс собрал трибунал, который приговорил к расстрелу трех бывших генералов —президентов Ганы — и их ближайших сотрудников.
Можно было ожидать, что Роллингс будет править Ганой по примеру своих предшественников, однако спустя всего три месяца лейтенант провел выборы и передал власть новому гражданскому правительству.
Правда, спустя два года Роллингс сместил президента Ганы — на этот раз обошлось без стрельбы — и разогнал министерства и ведомства, заменив их «комитетами защиты революции». Сотни коррумпированных чиновников Роллингс лишил должностей.
Наученные горьким опытом экономисты не верили «революционной программе» отважного лейтенанта, а для иностранных политиков Роллингс был совсем уж откровенным диктатором.
Но экономика Ганы повела себя совсем не так, как предсказывали противники Роллингса. Уже в 1983–1986 годах среднегодовые темпы роста ВВП составили 6,5%, а внешний долг страны уменьшился в 2,5 раза. В Гану пришли крупные инвестиции, резко выросло производство продовольствия. 40% бюджета Роллингс тратил на больницы и школы, строил электростанции и дороги.
В 1990-е в Гане снова выбирали президента, и Роллингс дважды (с небольшим перевесом) побеждал. А в 2000 году он оставил президентский пост — уже навсегда. Будучи президентом, Роллингс не сколотил никакого состояния, и до самой смерти зарабатывал на жизнь лекциями о философии и политике в ведущих мировых университетах. В своих выступлениях он не стеснялся в выражениях, оставаясь все тем же бунтарем, как и в тот день, когда шел к микрофону с оружием в руках
Илл: предвыборный плакат Джерри Роллингса
Республика Гана, небольшая страна на западе Африки, в смысле экспорта какао-бобов — все равно что Саудовская Аравия в смысле экспорта нефти. Ландшафт и климат Ганы идеально подходят для выращивания этого ценного продукта. Другой источник благосостояния Ганы — это золото (по его добыче Гана занимает второе место в Африке после ЮАР). Добавьте к этому развитую горнодобывающую промышленность, хорошие дороги, выход к океану и отличный порт — и вот вам идеальная площадка для построения «ресурсного государства».
Так думали и генералы армии Ганы, которые за двадцать лет независимости от британской метрополии построили безупречный механизм превращения какао-бобов в доллары и фунты. Было время, по улицам столицы Ганы роллс-ройсов ездило больше, чем по улицам Лондона.
Правда, доходы от экспорта генералы предпочитали делить в узком кругу — за двадцать лет Гана, «Страна Золотого Берега», одна из богатейших колоний Британии, превратилась в одну из самых бедных.
В мае 1979 года Джерри Роллингс, лейтенант ВВС Ганы, решил высказать все, что думает по поводу деятельности генерала Акуфо, тогдашнего главы Высшего военного совета Ганы. В то время главным информационным каналом Ганы было радио, по которому днем и ночью объясняли, как счастливы должны быть жители страны. Поэтому Роллингс со своими товарищами попытался захватить столичную радиостанцию и обратиться к народу. Можно было просто отключить радиопередатчик, но генералы рассудили, что прекращение радиовещания станет для народа еще большим шоком, чем выступление мятежного лейтенанта. Войска атаковали радиостудию, Роллингс защищался до последнего, но силы были неравны.
«Я еще вернусь», — успел сказать Роллингс, когда солдаты вытаскивали его из студии.
На военном суде лейтенант повторил в адрес генерала Акуфо все, что пытался сказать в микрофон. Роллингса приговорили к расстрелу, но дальше все «было как в кино» — солдаты, наслушавшиеся Роллингса, освободили лейтенанта и привезли его в казармы. И Роллингс снова предложил своим солдатам помочь ему вернуться в эфир.
Его новое обращение к народу буквально потрясло страну, и на сторону Роллингса начала переходить армия.
Перестрелки на улицах продолжались несколько дней — хозяева Ганы понимали, что Роллингс их не пощадит. В этом они не ошиблись — победив, новый председатель Революционного совета вооруженных сил лейтенант Джерри Роллингс собрал трибунал, который приговорил к расстрелу трех бывших генералов —президентов Ганы — и их ближайших сотрудников.
Можно было ожидать, что Роллингс будет править Ганой по примеру своих предшественников, однако спустя всего три месяца лейтенант провел выборы и передал власть новому гражданскому правительству.
Правда, спустя два года Роллингс сместил президента Ганы — на этот раз обошлось без стрельбы — и разогнал министерства и ведомства, заменив их «комитетами защиты революции». Сотни коррумпированных чиновников Роллингс лишил должностей.
Наученные горьким опытом экономисты не верили «революционной программе» отважного лейтенанта, а для иностранных политиков Роллингс был совсем уж откровенным диктатором.
Но экономика Ганы повела себя совсем не так, как предсказывали противники Роллингса. Уже в 1983–1986 годах среднегодовые темпы роста ВВП составили 6,5%, а внешний долг страны уменьшился в 2,5 раза. В Гану пришли крупные инвестиции, резко выросло производство продовольствия. 40% бюджета Роллингс тратил на больницы и школы, строил электростанции и дороги.
В 1990-е в Гане снова выбирали президента, и Роллингс дважды (с небольшим перевесом) побеждал. А в 2000 году он оставил президентский пост — уже навсегда. Будучи президентом, Роллингс не сколотил никакого состояния, и до самой смерти зарабатывал на жизнь лекциями о философии и политике в ведущих мировых университетах. В своих выступлениях он не стеснялся в выражениях, оставаясь все тем же бунтарем, как и в тот день, когда шел к микрофону с оружием в руках
Илл: предвыборный плакат Джерри Роллингса
08.05.202514:01
Восьмого Дежнев вместе с Козловским не отходили от приемника – в кабинете у коменданта стоял роскошный, огромный, как комод, «Блаупункт». Козловский, знающий английский язык, крутил ручки настройки, переходя с одного диапазона на другой.
– Ничего не понимаю, – говорил он. – Все западные станции сообщают о капитуляции Германии. Приснилось им, что ли? Говорят, капитуляция подписана в Реймсе, вчера в два пятнадцать утра...
Подумав, Дежнев позвонил начальнику гарнизона.
– Я тебе что-нибудь сообщал? – строго спросил Прошин. – Нет? Значит, ничего и не было. Сейчас, знаешь, всякие провокации могут иметь место. Понимать надо, майор!
– Чертовщина какая-то, – сказал майор, положив трубку. – А ну, давай снова Москву...
Но Москва о капитуляции молчала, сообщалось лишь о ликвидации бреславльской группировки, о взятии Дрездена, о салюте по этому поводу, об освобождении Оломоуца, о действиях отдельных частей 1-го и 4-го Украинских фронтов. Война, похоже, продолжалась. Дежнев ничего не мог понять – сепаратный мир, что ли, заключили немцы с западными союзниками?
Неизвестно какими путями новость распространилась и среди бойцов – те поверили ей сразу, начали собираться группами, кто-то совсем рядом с комендатурой засадил в воздух автоматную очередь. Никаких официальных сообщений с нашей стороны все еще не было. Лишь поздно вечером коменданту сказали, что полковник Прошин вызывает к себе всех офицеров гарнизона.
Когда явились к полковнику, там уже был накрыт стол. Прошин, при всем параде, сияя орденами и ослепительно выбритой головой, сообщил им, что сегодня в полночь вступает в силу Акт о безусловной капитуляции всех вооруженных сил Германии, церемония подписания которого происходит сейчас в Карлсхорсте под Берлином.
– Товарищи офицеры, – сказал он сиплым и задушенным от волнения голосом, – поздравляю вас с победоносным окончанием Великой Отечественной войны. Ура!
Сказанное полковником не было неожиданностью ни для кого, все ждали этого, и все догадывались, для чего вызвал их к себе начальник гарнизона; и все же после слов Прошина, на секунду-другую, в комнате стало очень тихо. Просто никто не смог сразу освоиться с мыслью, что это действительно произошло, что Победа стала реальностью и что после сорока шести месяцев войны действительно наступил мир.
Цитата: Юрий Слепухин "Ничего, кроме надежды"
Иллюстрация: Борис Окороков "Первый день мира"
– Ничего не понимаю, – говорил он. – Все западные станции сообщают о капитуляции Германии. Приснилось им, что ли? Говорят, капитуляция подписана в Реймсе, вчера в два пятнадцать утра...
Подумав, Дежнев позвонил начальнику гарнизона.
– Я тебе что-нибудь сообщал? – строго спросил Прошин. – Нет? Значит, ничего и не было. Сейчас, знаешь, всякие провокации могут иметь место. Понимать надо, майор!
– Чертовщина какая-то, – сказал майор, положив трубку. – А ну, давай снова Москву...
Но Москва о капитуляции молчала, сообщалось лишь о ликвидации бреславльской группировки, о взятии Дрездена, о салюте по этому поводу, об освобождении Оломоуца, о действиях отдельных частей 1-го и 4-го Украинских фронтов. Война, похоже, продолжалась. Дежнев ничего не мог понять – сепаратный мир, что ли, заключили немцы с западными союзниками?
Неизвестно какими путями новость распространилась и среди бойцов – те поверили ей сразу, начали собираться группами, кто-то совсем рядом с комендатурой засадил в воздух автоматную очередь. Никаких официальных сообщений с нашей стороны все еще не было. Лишь поздно вечером коменданту сказали, что полковник Прошин вызывает к себе всех офицеров гарнизона.
Когда явились к полковнику, там уже был накрыт стол. Прошин, при всем параде, сияя орденами и ослепительно выбритой головой, сообщил им, что сегодня в полночь вступает в силу Акт о безусловной капитуляции всех вооруженных сил Германии, церемония подписания которого происходит сейчас в Карлсхорсте под Берлином.
– Товарищи офицеры, – сказал он сиплым и задушенным от волнения голосом, – поздравляю вас с победоносным окончанием Великой Отечественной войны. Ура!
Сказанное полковником не было неожиданностью ни для кого, все ждали этого, и все догадывались, для чего вызвал их к себе начальник гарнизона; и все же после слов Прошина, на секунду-другую, в комнате стало очень тихо. Просто никто не смог сразу освоиться с мыслью, что это действительно произошло, что Победа стала реальностью и что после сорока шести месяцев войны действительно наступил мир.
Цитата: Юрий Слепухин "Ничего, кроме надежды"
Иллюстрация: Борис Окороков "Первый день мира"
15.05.202507:26
90 лет назад, 15 мая 1935 года, открылась первая, Сокольническая линия Московского метрополитена
Игра теней на улицах весенних,
И вот он, наконец, «Охотный ряд».
Под нами эскалатора ступени
Вдруг двинулись, шумя, как водопад.
Торжественно и чисто на платформе.
Давно ли здесь стучали молотки!..
Две девушки в путейской новой форме
Стоят, держа железные флажки.
Гудит туннель. Вот вырвался оттуда
Циклопий глаз. Вздыхает левый путь.
В зеркальных стеклах, мчащихся, как чудо,
Зрачки ребят мелькают, словно ртуть.
Упорство наше, мужество и верность
Застыли в этих сводах на века,
И в первом поезде, в вагоне первом —
Смотрите! Все Политбюро Цека.
Перрон в приветствиях, в веселом гаме,
И мы вступаем в новенький вагон —
Как в сказку, невесомыми шагами,
И мчит мечта за поездом вдогон.
Мы первыми дорогу проложили
Здесь, в плывунах, среди кромешной тьмы,
И, первые — по праву — пассажиры,
Подземною дорогой едем мы.
Как будто повторенье детской гаммы,
Звучит на новых стыках путь стальной,
И станции, похожие на храмы,
Встречают нас прохладной тишиной.
И мы, захлебываясь от волненья,
Стоим и смотрим родине в глаза.
На Третьем съезде комсомола Ленин
Наш путь необычайный предсказал…
Да, это нам учиться и учиться,
Чтобы увидеть коммунизм самим
Наш первый поезд, первый поезд мчится,
Мы в будущее мыслями летим.
Какие стройки кто из нас воздвигнет,
Кого Героем назовет народ?
В каких пучинах кто из нас погибнет
И кто до коммунизма доживет?
Цитата: Евгений Долматовский "Добровольцы"
Иллюстрация: Густав Клуцис "Вся Москва строит метро"
Игра теней на улицах весенних,
И вот он, наконец, «Охотный ряд».
Под нами эскалатора ступени
Вдруг двинулись, шумя, как водопад.
Торжественно и чисто на платформе.
Давно ли здесь стучали молотки!..
Две девушки в путейской новой форме
Стоят, держа железные флажки.
Гудит туннель. Вот вырвался оттуда
Циклопий глаз. Вздыхает левый путь.
В зеркальных стеклах, мчащихся, как чудо,
Зрачки ребят мелькают, словно ртуть.
Упорство наше, мужество и верность
Застыли в этих сводах на века,
И в первом поезде, в вагоне первом —
Смотрите! Все Политбюро Цека.
Перрон в приветствиях, в веселом гаме,
И мы вступаем в новенький вагон —
Как в сказку, невесомыми шагами,
И мчит мечта за поездом вдогон.
Мы первыми дорогу проложили
Здесь, в плывунах, среди кромешной тьмы,
И, первые — по праву — пассажиры,
Подземною дорогой едем мы.
Как будто повторенье детской гаммы,
Звучит на новых стыках путь стальной,
И станции, похожие на храмы,
Встречают нас прохладной тишиной.
И мы, захлебываясь от волненья,
Стоим и смотрим родине в глаза.
На Третьем съезде комсомола Ленин
Наш путь необычайный предсказал…
Да, это нам учиться и учиться,
Чтобы увидеть коммунизм самим
Наш первый поезд, первый поезд мчится,
Мы в будущее мыслями летим.
Какие стройки кто из нас воздвигнет,
Кого Героем назовет народ?
В каких пучинах кто из нас погибнет
И кто до коммунизма доживет?
Цитата: Евгений Долматовский "Добровольцы"
Иллюстрация: Густав Клуцис "Вся Москва строит метро"
07.05.202522:12
Выступление Уинстона Черчилля 8 мая 1945 года в Палате общин с трансляцией по радио
Вчера в 2:41 утра представитель Вермахта генерал Йодль и глава германского государства гросс-адмирал Дениц подписали акт о безоговорочной сдаче всех германских сухопутных, морских и воздушных вооруженных сил в Европе союзным экспедиционным силам и советскому Верховному командованию.
От имени Верховного командования союзных сил документ подписали начальник Главного штаба союзных экспедиционных сил генерал Беделл Смит и генерал Франсуа Севе, от имени русского Верховного командования – генерал Суслопаров.
Сегодня это соглашение будет ратифицировано и подтверждено в Берлине, где от имени генерала Эйзенхауэра его подпишут заместитель Верхового главнокомандующего союзными силами главный маршал авиации Теддер и генерал де Латр де Тассиньи, от имени советского Верховного командования – маршал Жуков, от имени Германии – начальник Верховного главнокомандования Вермахта фельдмаршал Кейтель…
Военные действия будут официально прекращены в одну минуту первого ночи сегодня, во вторник 8 мая, но во избежание дальнейших людских потерь уже вчера началось оглашение приказа о прекращении огня по всему фронту […]
Немцы все еще удерживают позиции, сопротивляясь русским войскам, но если они не сложат оружие после полуночи, то, разумеется, лишат себя защиты, которую им обеспечивают законы военного времени, и будут атакованы со всех сторон союзными войсками. […].
После проведения необходимых консультаций с военными специалистами мы пришли к выводу, что это обстоятельство не является достаточным основанием для того, чтобы скрывать от нации полученное нами от генерала Эйзенхауэра сообщение о состоявшемся в Реймсе подписании акта о безоговорочной капитуляции. И уж тем более не может оно помешать нам отмечать сегодняшний и завтрашний дни как дни победы в Европе.
Наверное, будет справедливо, если сегодня мы сосредоточим все внимание на самих себе. Завтра мы обязательно воздадим должное нашим русским товарищам, чьи подвиги на полях сражений стали одним из главных факторов нашей общей победы.
Таким образом, война с Германией окончена. После нескольких лет активных приготовлений в начале сентября 1939 года Германия обрушилась на Польшу, и ради соблюдения гарантий, данных нами Польше, а также условий соглашения с Французской Республикой, Великобритания, Британская империя и Содружество наций объявили войну подлому агрессору.
Когда пала доблестная Франция, мы целый год продолжали в одиночку бороться с врагом со своего острова и из разных частей нашей империи до того момента, пока к нам не присоединились Советский Союз со своей военной мощью и – некоторое время спустя – Соединенные Штаты Америки со своими несметными человеческими и материальными ресурсами.
Наконец, почти весь мир объединил свои усилия против этих преступников, которые сейчас лежат у наших ног. Мы здесь, на своем острове, и повсюду в Британской империи от всего сердца благодарим наших замечательных союзников!
[…]
Это все, что мне было поручено сообщить британскому народу и Содружеству наций. От себя я бы хотел добавить лишь два-три предложения, чтобы выразить глубокую благодарность этому составу палаты общин, который оказывал правительству такую мощную поддержку, какую в условиях военного времени не оказывал ни один другой ее состав за всю нашу долгую историю.
Все мы совершали ошибки, но наши парламентские институты доказали, что они обладают достаточным запасом прочности, чтобы, с одной стороны, обеспечить ведение затяжной войны в самых суровых условиях, а с другой – гарантировать неукоснительное соблюдение всех принципов демократии.
Я бы хотел выразить искреннюю благодарность представителям всех партий, всем парламентариям за то, что они не дали угаснуть жизни в нашем парламенте под огнем врага, и за то, что дали нам возможность упорно работать – и мы могли бы делать это еще очень долго, будь в этом необходимость, – до тех пор, пока мы не добились своей цели – принуждения врага к полной и безоговорочной капитуляции.
Вчера в 2:41 утра представитель Вермахта генерал Йодль и глава германского государства гросс-адмирал Дениц подписали акт о безоговорочной сдаче всех германских сухопутных, морских и воздушных вооруженных сил в Европе союзным экспедиционным силам и советскому Верховному командованию.
От имени Верховного командования союзных сил документ подписали начальник Главного штаба союзных экспедиционных сил генерал Беделл Смит и генерал Франсуа Севе, от имени русского Верховного командования – генерал Суслопаров.
Сегодня это соглашение будет ратифицировано и подтверждено в Берлине, где от имени генерала Эйзенхауэра его подпишут заместитель Верхового главнокомандующего союзными силами главный маршал авиации Теддер и генерал де Латр де Тассиньи, от имени советского Верховного командования – маршал Жуков, от имени Германии – начальник Верховного главнокомандования Вермахта фельдмаршал Кейтель…
Военные действия будут официально прекращены в одну минуту первого ночи сегодня, во вторник 8 мая, но во избежание дальнейших людских потерь уже вчера началось оглашение приказа о прекращении огня по всему фронту […]
Немцы все еще удерживают позиции, сопротивляясь русским войскам, но если они не сложат оружие после полуночи, то, разумеется, лишат себя защиты, которую им обеспечивают законы военного времени, и будут атакованы со всех сторон союзными войсками. […].
После проведения необходимых консультаций с военными специалистами мы пришли к выводу, что это обстоятельство не является достаточным основанием для того, чтобы скрывать от нации полученное нами от генерала Эйзенхауэра сообщение о состоявшемся в Реймсе подписании акта о безоговорочной капитуляции. И уж тем более не может оно помешать нам отмечать сегодняшний и завтрашний дни как дни победы в Европе.
Наверное, будет справедливо, если сегодня мы сосредоточим все внимание на самих себе. Завтра мы обязательно воздадим должное нашим русским товарищам, чьи подвиги на полях сражений стали одним из главных факторов нашей общей победы.
Таким образом, война с Германией окончена. После нескольких лет активных приготовлений в начале сентября 1939 года Германия обрушилась на Польшу, и ради соблюдения гарантий, данных нами Польше, а также условий соглашения с Французской Республикой, Великобритания, Британская империя и Содружество наций объявили войну подлому агрессору.
Когда пала доблестная Франция, мы целый год продолжали в одиночку бороться с врагом со своего острова и из разных частей нашей империи до того момента, пока к нам не присоединились Советский Союз со своей военной мощью и – некоторое время спустя – Соединенные Штаты Америки со своими несметными человеческими и материальными ресурсами.
Наконец, почти весь мир объединил свои усилия против этих преступников, которые сейчас лежат у наших ног. Мы здесь, на своем острове, и повсюду в Британской империи от всего сердца благодарим наших замечательных союзников!
[…]
Это все, что мне было поручено сообщить британскому народу и Содружеству наций. От себя я бы хотел добавить лишь два-три предложения, чтобы выразить глубокую благодарность этому составу палаты общин, который оказывал правительству такую мощную поддержку, какую в условиях военного времени не оказывал ни один другой ее состав за всю нашу долгую историю.
Все мы совершали ошибки, но наши парламентские институты доказали, что они обладают достаточным запасом прочности, чтобы, с одной стороны, обеспечить ведение затяжной войны в самых суровых условиях, а с другой – гарантировать неукоснительное соблюдение всех принципов демократии.
Я бы хотел выразить искреннюю благодарность представителям всех партий, всем парламентариям за то, что они не дали угаснуть жизни в нашем парламенте под огнем врага, и за то, что дали нам возможность упорно работать – и мы могли бы делать это еще очень долго, будь в этом необходимость, – до тех пор, пока мы не добились своей цели – принуждения врага к полной и безоговорочной капитуляции.
08.05.202507:01
Для маршала Сталина от президента Трумэна, 8 мая 1945 года
Теперь, когда советско-англо-американские войска принудили армии фашистских агрессоров к безоговорочной капитуляции, я хочу передать Вам и через Вас Вашим героическим армиям горячие поздравления нашего народа и его Правительства. Мы высоко ценим великолепный вклад, внесенный могучим Советским Союзом в дело цивилизации и свободы.
Вы продемонстрировали способность свободолюбивого и в высшей степени храброго народа сокрушить злые силы варварства, как бы мощны они ни были. По случаю нашей общей победы мы приветствуем народ и армии Советского Союза и их превосходное руководство.
Я буду рад, если Вы пожелаете передать эти чувства соответствующим Вашим командующим на поле боя.
Гарри С. ТРУМЭН
От премьера И.В. Сталина президенту г-ну Трумэну, 9 мая 1945 года
Сердечно благодарю Вас за дружественные поздравления по случаю безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. Народы Советского Союза высоко ценят участие дружественного американского народа в нынешней освободительной войне. Совместная борьба советских, американских и британских армий против немецких захватчиков, завершившаяся их полным разгромом и поражением, войдет в историю как образец боевого содружества наших народов.
От имени советского народа и Советского Правительства прошу передать американскому народу и доблестной американской армии горячий привет и поздравления с великой победой.
И. СТАЛИН
Иллюстрация: Первая полоса газеты "Stars and stripes", 8 мая 1945 года
Теперь, когда советско-англо-американские войска принудили армии фашистских агрессоров к безоговорочной капитуляции, я хочу передать Вам и через Вас Вашим героическим армиям горячие поздравления нашего народа и его Правительства. Мы высоко ценим великолепный вклад, внесенный могучим Советским Союзом в дело цивилизации и свободы.
Вы продемонстрировали способность свободолюбивого и в высшей степени храброго народа сокрушить злые силы варварства, как бы мощны они ни были. По случаю нашей общей победы мы приветствуем народ и армии Советского Союза и их превосходное руководство.
Я буду рад, если Вы пожелаете передать эти чувства соответствующим Вашим командующим на поле боя.
Гарри С. ТРУМЭН
От премьера И.В. Сталина президенту г-ну Трумэну, 9 мая 1945 года
Сердечно благодарю Вас за дружественные поздравления по случаю безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. Народы Советского Союза высоко ценят участие дружественного американского народа в нынешней освободительной войне. Совместная борьба советских, американских и британских армий против немецких захватчиков, завершившаяся их полным разгромом и поражением, войдет в историю как образец боевого содружества наших народов.
От имени советского народа и Советского Правительства прошу передать американскому народу и доблестной американской армии горячий привет и поздравления с великой победой.
И. СТАЛИН
Иллюстрация: Первая полоса газеты "Stars and stripes", 8 мая 1945 года
27.04.202509:02
210 лет назад Иван Крылов опубликовал басню «Тришкин кафтан»
У Тришки на локтях кафтан продрался.
Что долго думать тут?
Он за иглу принялся:
По четверти обрезал рукавов — И локти заплатил.
Кафтан опять готов;
Лишь на четверть голее руки стали.
Да что до этого печали?
Однако же смеется Тришке всяк,
А Тришка говорит: «Так я же не дурак
И ту беду поправлю: Длиннее прежнего я рукава наставлю».
О, Тришка малый не простой!
Обрезал фалды он и полы,
Наставил рукава, и весел Тришка мой,
Хоть носит он кафтан такой,
Которого длиннее и камзолы.
_
Таким же образом, видал я, иногда
Иные господа, Запутавши дела, их поправляют,
Посмотришь: в Тришкином кафтане щеголяют
У Тришки на локтях кафтан продрался.
Что долго думать тут?
Он за иглу принялся:
По четверти обрезал рукавов — И локти заплатил.
Кафтан опять готов;
Лишь на четверть голее руки стали.
Да что до этого печали?
Однако же смеется Тришке всяк,
А Тришка говорит: «Так я же не дурак
И ту беду поправлю: Длиннее прежнего я рукава наставлю».
О, Тришка малый не простой!
Обрезал фалды он и полы,
Наставил рукава, и весел Тришка мой,
Хоть носит он кафтан такой,
Которого длиннее и камзолы.
_
Таким же образом, видал я, иногда
Иные господа, Запутавши дела, их поправляют,
Посмотришь: в Тришкином кафтане щеголяют
08.05.202521:01
Вот он наступил, этот страстно ожидаемый, этот великий день — девятое мая сорок пятого года!
Ленинградцы, взволнованные, счастливые, все, от мала до велика, все, кто может стоять на ногах, хлынули на улицу. Люди, люди, люди — военные, много военных, девушки, старики, подростки, матросы, дети. Набережная Невы забита прихлынувшей сюда толпой.
Залп! Разноцветные ракеты, искры, длинные трепещущие полосы света поднялись в вечернее весеннее, совсем еще светлое ленинградское небо.
Словно одно сердце, полное волненья и счастья, билось сейчас сильно и быстро в груди всей этой толпы.
Залп! Ракеты сыпались, как дождь, на темный силуэт Петропавловской крепости. И тяжелая, темная невская вода, мерцая и колеблясь, щедро отражала этот фантастический свет.
Залп! Серебряные мечи прожекторов, скользя, рассекали небо.
Залп!.. Еще залп! И вот уже последние ракеты гаснут в медленно темнеющем небе.
Салют окончился. Толпа зашевелилась, тронулась с места и потекла, расходясь и постепенно разбиваясь на группы. И среди этой оживленной толпы, счастливые и взволнованные, шли вместе со всеми Катя и Митя.
Да, это они. Катя ведет мальчика за руку. Он вырос и аккуратно одет. Ему сейчас уже шесть лет, и как легко он идет — тоненький, красивый, светловолосый мальчик. А Кате семнадцать. Она мало изменилась, у нее все еще худенькое, полудетское лицо, но она причесана по-другому, на ней длинная юбка, темная курточка, на голове — берет.
Они свернули с набережной и шли теперь мимо дворца Труда. Митя вертел головой, с живым любопытством оглядываясь вокруг. Возбужденный всем пережитым, он жадно прислушивался к оживленному говору, обрывкам песен, счастливому смеху, ко всему этому веселому разноголосому шуму, который несся со всех сторон.
Высокая женщина, ведя за руку худенькую длинноногую девочку, быстро прошла мимо них. Девочка говорила с увлечением: «А вот когда папа вернется…» Конец фразы потонул в общем шуме. Митя нахмурился. Лицо его стало сосредоточенным, и он больше не глядел по сторонам.
— Катя, — вдруг громко сказал он, но она задумалась о чем-то и не слышала его.
Тогда он настойчиво повторил, дергая ее за руку:
— Катя!
— Да? — очнувшись, откликнулась Катя.
— Катя! А к нам… к нам никто не вернется?
— Не знаю, Сережа, — произнесла она задумчиво.
Они пересекли уже площадь Труда, прошли широкую улицу и вышли на Мойку, когда она еле слышно добавила, словно продолжая начатую ранее фразу:
— Может быть…
…
В тот же вечер, далеко отсюда, на невысоком холме, между поломанными, изуродованными войной деревьями, стоял Алексей Воронов.
Темнеющее вечернее небо распростерлось над его головой, легкий весенний ветер шевелил светлые волосы. Лицо его было задумчиво, слегка прищуренные глаза устремлены вдаль.
Там внизу, в надвигающихся сумерках, смутно виднелся маленький немецкий городок — готические шпили, темные куны деревьев, разрушенные дома.
Немного ниже Воронова на том же холме стоял пожилой коренастый солдат и так же задумчиво глядел на лежащий внизу городок.
— Вот и отвоевались, товарищ майор, — проговорил он, обернувшись.
— Да, отвоевались. Конец, — негромко отозвался Воронов.
— А далеко нас с вами занесло, товарищ майор. Регенвальд… Не думал, не гадал, что такой город и на свете-то есть. А отсюда теперь до дому — бог ты мой! — какая даль!
— Ты откуда?
— Из Благовещенска. Заждались меня дома-то! Ничего, теперь скоро. Кончили свою работу. А вы откуда, товарищ майор?
— Из Ленинграда, — ответил Воронов и добавил, помолчав: — Меня-то некому ждать!
Он сказал это спокойно, без горечи, — он привык уже к этой мысли.
Так он и стоял, задумавшись на этой чужой земле — высокий, светлоглазый, усталый человек.
Цитата: Тамара Цинберг «Седьмая симфония» (1964)
Иллюстрация: Александр Любимов «Салют победы в Ленинграде, 1945 год», (1946)
Ленинградцы, взволнованные, счастливые, все, от мала до велика, все, кто может стоять на ногах, хлынули на улицу. Люди, люди, люди — военные, много военных, девушки, старики, подростки, матросы, дети. Набережная Невы забита прихлынувшей сюда толпой.
Залп! Разноцветные ракеты, искры, длинные трепещущие полосы света поднялись в вечернее весеннее, совсем еще светлое ленинградское небо.
Словно одно сердце, полное волненья и счастья, билось сейчас сильно и быстро в груди всей этой толпы.
Залп! Ракеты сыпались, как дождь, на темный силуэт Петропавловской крепости. И тяжелая, темная невская вода, мерцая и колеблясь, щедро отражала этот фантастический свет.
Залп! Серебряные мечи прожекторов, скользя, рассекали небо.
Залп!.. Еще залп! И вот уже последние ракеты гаснут в медленно темнеющем небе.
Салют окончился. Толпа зашевелилась, тронулась с места и потекла, расходясь и постепенно разбиваясь на группы. И среди этой оживленной толпы, счастливые и взволнованные, шли вместе со всеми Катя и Митя.
Да, это они. Катя ведет мальчика за руку. Он вырос и аккуратно одет. Ему сейчас уже шесть лет, и как легко он идет — тоненький, красивый, светловолосый мальчик. А Кате семнадцать. Она мало изменилась, у нее все еще худенькое, полудетское лицо, но она причесана по-другому, на ней длинная юбка, темная курточка, на голове — берет.
Они свернули с набережной и шли теперь мимо дворца Труда. Митя вертел головой, с живым любопытством оглядываясь вокруг. Возбужденный всем пережитым, он жадно прислушивался к оживленному говору, обрывкам песен, счастливому смеху, ко всему этому веселому разноголосому шуму, который несся со всех сторон.
Высокая женщина, ведя за руку худенькую длинноногую девочку, быстро прошла мимо них. Девочка говорила с увлечением: «А вот когда папа вернется…» Конец фразы потонул в общем шуме. Митя нахмурился. Лицо его стало сосредоточенным, и он больше не глядел по сторонам.
— Катя, — вдруг громко сказал он, но она задумалась о чем-то и не слышала его.
Тогда он настойчиво повторил, дергая ее за руку:
— Катя!
— Да? — очнувшись, откликнулась Катя.
— Катя! А к нам… к нам никто не вернется?
— Не знаю, Сережа, — произнесла она задумчиво.
Они пересекли уже площадь Труда, прошли широкую улицу и вышли на Мойку, когда она еле слышно добавила, словно продолжая начатую ранее фразу:
— Может быть…
…
В тот же вечер, далеко отсюда, на невысоком холме, между поломанными, изуродованными войной деревьями, стоял Алексей Воронов.
Темнеющее вечернее небо распростерлось над его головой, легкий весенний ветер шевелил светлые волосы. Лицо его было задумчиво, слегка прищуренные глаза устремлены вдаль.
Там внизу, в надвигающихся сумерках, смутно виднелся маленький немецкий городок — готические шпили, темные куны деревьев, разрушенные дома.
Немного ниже Воронова на том же холме стоял пожилой коренастый солдат и так же задумчиво глядел на лежащий внизу городок.
— Вот и отвоевались, товарищ майор, — проговорил он, обернувшись.
— Да, отвоевались. Конец, — негромко отозвался Воронов.
— А далеко нас с вами занесло, товарищ майор. Регенвальд… Не думал, не гадал, что такой город и на свете-то есть. А отсюда теперь до дому — бог ты мой! — какая даль!
— Ты откуда?
— Из Благовещенска. Заждались меня дома-то! Ничего, теперь скоро. Кончили свою работу. А вы откуда, товарищ майор?
— Из Ленинграда, — ответил Воронов и добавил, помолчав: — Меня-то некому ждать!
Он сказал это спокойно, без горечи, — он привык уже к этой мысли.
Так он и стоял, задумавшись на этой чужой земле — высокий, светлоглазый, усталый человек.
Цитата: Тамара Цинберг «Седьмая симфония» (1964)
Иллюстрация: Александр Любимов «Салют победы в Ленинграде, 1945 год», (1946)
08.05.202521:01
Где он, этот день
И на каком календаре, отмечен он чертою
Где он, этот день
В каких краях искать, в каком году,
Где он этот день мы заплатили за него
Давным-давно с лихвою
Что ж он не приходит этот самый долгожданный зоревой
Победный день.
Где он, этот день
Я до него готов ползти сквозь бури и метели,
Где он, этот день
Мне б дотянуться до него через года.
Где он этот день
Когда же к людям он придет,
Придет на самом деле,
Этот наступивший,
Этот самый зоревой, победный день.
Над пожарищем кружит черный дым,
Я когда-нибудь буду молодым,
Научусь я когда-нибудь бродить
С любимой до рассвета.
Я хочу теперь, только одного,
Одного хочу, больше ничего,
Заклинаю тебя, приди скорей, приди моя победа!
Где он, этот день
И на каком календаре, отмечен он чертою
Где он, этот день
В каких краях искать, в каком году,
Где он этот день мы заплатили за него
Давным-давно с лихвою
Что ж он не приходит этот самый долгожданный зоревой
Победный день.
Цитата: Стихи Роберта Рождественского, музыка Богдана Троцюка (В фильме «Вариант «Омега» песню «Где он, этот день» исполнял Олег Даль) 1975 год
Иллюстрация: Владимир Судаков "Белая ночь" 1961 год
И на каком календаре, отмечен он чертою
Где он, этот день
В каких краях искать, в каком году,
Где он этот день мы заплатили за него
Давным-давно с лихвою
Что ж он не приходит этот самый долгожданный зоревой
Победный день.
Где он, этот день
Я до него готов ползти сквозь бури и метели,
Где он, этот день
Мне б дотянуться до него через года.
Где он этот день
Когда же к людям он придет,
Придет на самом деле,
Этот наступивший,
Этот самый зоревой, победный день.
Над пожарищем кружит черный дым,
Я когда-нибудь буду молодым,
Научусь я когда-нибудь бродить
С любимой до рассвета.
Я хочу теперь, только одного,
Одного хочу, больше ничего,
Заклинаю тебя, приди скорей, приди моя победа!
Где он, этот день
И на каком календаре, отмечен он чертою
Где он, этот день
В каких краях искать, в каком году,
Где он этот день мы заплатили за него
Давным-давно с лихвою
Что ж он не приходит этот самый долгожданный зоревой
Победный день.
Цитата: Стихи Роберта Рождественского, музыка Богдана Троцюка (В фильме «Вариант «Омега» песню «Где он, этот день» исполнял Олег Даль) 1975 год
Иллюстрация: Владимир Судаков "Белая ночь" 1961 год
07.05.202515:50
7 мая 1945 года граф Шверин фон Крозиг, министр иностранных дел правительства Дёница в специальном радиообращении сообщил немецкому народу о капитуляции:
Немцы и немки!
Верховное главнокомандование вермахта по приказанию гросс-адмирала Дёница заявило о безоговорочной капитуляции германских войск. Как руководящий министр имперского правительства, образованного гросс-адмиралом для завершения всех военных задач, я обращаюсь в этот трагический момент нашей истории к немецкому народу…
Никто не должен заблуждаться насчёт тяжести тех условий, которые наложат на нас наши противники. Необходимо без всяких громких фраз, ясно и трезво смотреть им в лицо. Никто не может сомневаться в том, что грядущие времена будут для каждого из нас суровы и во всех областях жизни потребуют от нас жертв. Мы обязаны принести их и лояльно отнестись ко всем обязательствам, которые на себя берём. Но мы не смеем отчаиваться и предаваться тупой покорности судьбе. Мы должны найти путь, чтобы из этого мрака выйти на дорогу нашего будущего. Пусть тремя путеводными звёздами, которые всегда были залогом подлинно германской сущности, нам послужат единение, право и свобода…
Мы должны положить в основу нашей народной жизни право. Высшим законом и главной направляющей нитью для нашего народа должна стать справедливость. Мы должны признать право и по внутреннему убеждению, и как основу наших отношений с другими народами. Уважение заключённых договоров должно быть для нас таким же святым, как и чувство принадлежности к европейской семье народов, являясь членом которой мы хотим привести к расцвету все наши человеческие, моральные и материальные силы, чтобы залечить ужасные раны, нанесённые войной.
Тогда мы сможем надеяться, что атмосфера ненависти, которая ныне окружает Германию во всем мире, уступит место тому примирению народов, без которого немыслимо оздоровление мира, и что нам снова подаст свой сигнал свобода, без которой ни один народ не может жить прилично и достойно.
Мы хотим видеть будущее нашего народа в осознании глубочайших и лучших сил каждого живущего, кому мир дал непреходящие творения и ценности. С гордостью за героическую борьбу нашего народа мы будем сочетать стремление в качестве звена западно-христианской культуры вносить свой вклад в честный мирный труд в духе лучших традиций нашего народа. Да не покинет нас Бог в нашей беде, да освятит он наше трудное дело!
Немцы и немки!
Верховное главнокомандование вермахта по приказанию гросс-адмирала Дёница заявило о безоговорочной капитуляции германских войск. Как руководящий министр имперского правительства, образованного гросс-адмиралом для завершения всех военных задач, я обращаюсь в этот трагический момент нашей истории к немецкому народу…
Никто не должен заблуждаться насчёт тяжести тех условий, которые наложат на нас наши противники. Необходимо без всяких громких фраз, ясно и трезво смотреть им в лицо. Никто не может сомневаться в том, что грядущие времена будут для каждого из нас суровы и во всех областях жизни потребуют от нас жертв. Мы обязаны принести их и лояльно отнестись ко всем обязательствам, которые на себя берём. Но мы не смеем отчаиваться и предаваться тупой покорности судьбе. Мы должны найти путь, чтобы из этого мрака выйти на дорогу нашего будущего. Пусть тремя путеводными звёздами, которые всегда были залогом подлинно германской сущности, нам послужат единение, право и свобода…
Мы должны положить в основу нашей народной жизни право. Высшим законом и главной направляющей нитью для нашего народа должна стать справедливость. Мы должны признать право и по внутреннему убеждению, и как основу наших отношений с другими народами. Уважение заключённых договоров должно быть для нас таким же святым, как и чувство принадлежности к европейской семье народов, являясь членом которой мы хотим привести к расцвету все наши человеческие, моральные и материальные силы, чтобы залечить ужасные раны, нанесённые войной.
Тогда мы сможем надеяться, что атмосфера ненависти, которая ныне окружает Германию во всем мире, уступит место тому примирению народов, без которого немыслимо оздоровление мира, и что нам снова подаст свой сигнал свобода, без которой ни один народ не может жить прилично и достойно.
Мы хотим видеть будущее нашего народа в осознании глубочайших и лучших сил каждого живущего, кому мир дал непреходящие творения и ценности. С гордостью за героическую борьбу нашего народа мы будем сочетать стремление в качестве звена западно-христианской культуры вносить свой вклад в честный мирный труд в духе лучших традиций нашего народа. Да не покинет нас Бог в нашей беде, да освятит он наше трудное дело!
08.05.202513:56
Яркое солнце слепит глаза. Первое чувство, что хорошо выспался, а второе - что едко пахнет железом, дымом и еще чем-то. Лежу с открытыми глазами, но все еще не понимаю, где я?
- Ну и здоров же ты спать, а мы с полночи уже не спим. Творилось такое, что не думали и живыми остаться. Ты и проснулся только тогда, когда бомбежка и артобстрел кончились, и все стихло. Сам погляди, что делается.
Это говорит лежащий неподалеку Алексей. Действительно, я проспал все. Теперь из сарая видны свежие воронки, разбросанные по всему полю. Часть деревни в развалинах, а за несколько домов от нас догорает пожар. Кругом полная тишина и никого нет, как будто все вымерло.
И вдруг совсем близко пулеметная очередь, а за нею еще и еще. Теперь стреляют повсюду. Неожиданно из-за гребня впереди деревни показались бегущие к нам люди. И хотя на них была такая знакомая синевато-серая форма, но почему-то казалось, что это больше не солдаты, а просто испуганные люди. Большинство были безоружны, а у кого в руках задержались винтовка или автомат, то они на бегу бросали. Один пожилой, а рядом с ним совсем молодой парень рвали с себя мундиры. Солдат с красным лицом уже в майке, рывком присев на край воронки, сдернул с себя брюки и дальше бежал в трусах. На его тощих волосатых ногах смешно болтались тяжелые военные ботинки.
На дворе фермы всем распоряжался Пьер. По его команде хозяйка бегом принесла большую, хорошо выглаженную простыню, которую двое французов проворно стали привязывать к длинному тяжелому шесту. Получалось это у них так ловко, как будто этим они занимались всегда. Затем Пьер выглянул в поле и, повернувшись назад, резко взмахнул рукой вверх. Французы тотчас побежали на чердак, а русский стал подымать шест с простыней на крышу. И вот над нашей фермой заполыхало белое знамя.
Пока я невольно следил за суматохой во дворе, то пропустил главный момент, тот самый, которого ждал четыре года. На гребне перед деревней стоял танк. Невиданный, совсем другой танк с белой пятиугольной звездой на башне. Стоял он уверенно и солидно, как будто глядя на принадлежащие ему земли. Потом танк медленно повел пушкой, словно спрашивая, из всех ли окон торчат белые флаги? Сомнения его были напрасны. Вся деревня сейчас оделась в белое, как невеста в подвенечное платье.
Люк на башне откинулся, и оттуда показался человек в каске, обтянутой сеткой. Он поднял руку, и вверх взмыла ракета. Тогда из-за гребня показалось множество джипов. В каждом сидели четверо: двое автоматчиков, пулеметчик и водитель. Не знаю, как везде, но, атакуя эту деревню, американцы не прибежали, не пришли, не приползли на брюхе, нет - они приехали.
Сразу, казалось бы, вымершая деревня ожила. Улица наполнилась джипами, танками, грузовиками. Посреди улицы негр в такой же оплетенной каске и в свободно сидящем на нем зеленом комбинезоне с множеством карманов на молниях конвоировал группу немцев. Пьер в парадной форме унтер-офицера с нашивками и орденом, с подчеркнуто строгой выправкой, прошествовал на центральную площадь. Двое американцев у дверей мэрии топтались на большом портрете Гитлера. Обнявшись, прошли трое пленных англичан; один в алом берете с серебряным значком в виде оленя. Их торжественно встретили победители. Русских никто не встречал. Они, стоя по обочинам, довольно безучастно на все глазели. Нас, к моему удивлению, набралось много, и вплоть до самого вечера продолжали вылезать из погребов, сеновалов и чердаков.
[…]
Вот я на свободе. Но кто же меня освободил? Кому я этим обязан?
Тому американцу, что первый показался на гребне в танке?
Или вообще всем, кто швырял в немцев, и не только собачьим дерьмом?
А может быть, больше всего самому себе?
Ведь это я тогда в Гатчине застрелил немца, именно того единственного, которого и не хватило Германии. Думаю, что если бы каждый сделал то, что сделал я, то есть застрелил бы одного, только одного, то есть разменял бы пешку на пешку, то от немцев еще в 1941 году не осталось бы ничего. Пешек-то у них все-таки было много меньше.
Цитата: Борис Соколов «В плену и на Родине»
- Ну и здоров же ты спать, а мы с полночи уже не спим. Творилось такое, что не думали и живыми остаться. Ты и проснулся только тогда, когда бомбежка и артобстрел кончились, и все стихло. Сам погляди, что делается.
Это говорит лежащий неподалеку Алексей. Действительно, я проспал все. Теперь из сарая видны свежие воронки, разбросанные по всему полю. Часть деревни в развалинах, а за несколько домов от нас догорает пожар. Кругом полная тишина и никого нет, как будто все вымерло.
И вдруг совсем близко пулеметная очередь, а за нею еще и еще. Теперь стреляют повсюду. Неожиданно из-за гребня впереди деревни показались бегущие к нам люди. И хотя на них была такая знакомая синевато-серая форма, но почему-то казалось, что это больше не солдаты, а просто испуганные люди. Большинство были безоружны, а у кого в руках задержались винтовка или автомат, то они на бегу бросали. Один пожилой, а рядом с ним совсем молодой парень рвали с себя мундиры. Солдат с красным лицом уже в майке, рывком присев на край воронки, сдернул с себя брюки и дальше бежал в трусах. На его тощих волосатых ногах смешно болтались тяжелые военные ботинки.
На дворе фермы всем распоряжался Пьер. По его команде хозяйка бегом принесла большую, хорошо выглаженную простыню, которую двое французов проворно стали привязывать к длинному тяжелому шесту. Получалось это у них так ловко, как будто этим они занимались всегда. Затем Пьер выглянул в поле и, повернувшись назад, резко взмахнул рукой вверх. Французы тотчас побежали на чердак, а русский стал подымать шест с простыней на крышу. И вот над нашей фермой заполыхало белое знамя.
Пока я невольно следил за суматохой во дворе, то пропустил главный момент, тот самый, которого ждал четыре года. На гребне перед деревней стоял танк. Невиданный, совсем другой танк с белой пятиугольной звездой на башне. Стоял он уверенно и солидно, как будто глядя на принадлежащие ему земли. Потом танк медленно повел пушкой, словно спрашивая, из всех ли окон торчат белые флаги? Сомнения его были напрасны. Вся деревня сейчас оделась в белое, как невеста в подвенечное платье.
Люк на башне откинулся, и оттуда показался человек в каске, обтянутой сеткой. Он поднял руку, и вверх взмыла ракета. Тогда из-за гребня показалось множество джипов. В каждом сидели четверо: двое автоматчиков, пулеметчик и водитель. Не знаю, как везде, но, атакуя эту деревню, американцы не прибежали, не пришли, не приползли на брюхе, нет - они приехали.
Сразу, казалось бы, вымершая деревня ожила. Улица наполнилась джипами, танками, грузовиками. Посреди улицы негр в такой же оплетенной каске и в свободно сидящем на нем зеленом комбинезоне с множеством карманов на молниях конвоировал группу немцев. Пьер в парадной форме унтер-офицера с нашивками и орденом, с подчеркнуто строгой выправкой, прошествовал на центральную площадь. Двое американцев у дверей мэрии топтались на большом портрете Гитлера. Обнявшись, прошли трое пленных англичан; один в алом берете с серебряным значком в виде оленя. Их торжественно встретили победители. Русских никто не встречал. Они, стоя по обочинам, довольно безучастно на все глазели. Нас, к моему удивлению, набралось много, и вплоть до самого вечера продолжали вылезать из погребов, сеновалов и чердаков.
[…]
Вот я на свободе. Но кто же меня освободил? Кому я этим обязан?
Тому американцу, что первый показался на гребне в танке?
Или вообще всем, кто швырял в немцев, и не только собачьим дерьмом?
А может быть, больше всего самому себе?
Ведь это я тогда в Гатчине застрелил немца, именно того единственного, которого и не хватило Германии. Думаю, что если бы каждый сделал то, что сделал я, то есть застрелил бы одного, только одного, то есть разменял бы пешку на пешку, то от немцев еще в 1941 году не осталось бы ничего. Пешек-то у них все-таки было много меньше.
Цитата: Борис Соколов «В плену и на Родине»
12.05.202511:02
Человек неопытный и не любящий размышлять обычно склонен измерять благосостояние или нужду того или иного народа размером средней заработной платы: если заработная плата высока, значит, народ процветает; если низка, значит, народ бедствует.
А между тем это неверно. Важна не та сумма, которую вы получаете, а то, что вы можете на нее приобрести; и только этим определяется, высока или низка ваша заработная плата в действительности.
Я вспоминаю, как обстояло дело с заработной платой во время нашей Гражданской войны. На Севере плотник получал три доллара в день в золотом исчислении; на Юге он получал пятьдесят, которые ему выплачивали бумажками Конфедерации, ценой один доллар за бушель.
На Севере рабочая спецовка стоила три доллара – заработная плата одного дня; на Юге она стоила семьдесят пять – заработная плата двух дней.
В таком же соотношении находились цены и всех других предметов. Следовательно, заработная плата на Севере была вдвое выше, чем на Юге, потому что вдвое выше была ее покупательная способность.
[…]
На первый взгляд казалось, что дела здесь идут прекрасно, в этом королевстве, где правил король Багдемагус, — прекрасно по сравнению с тем, как идут они в том краю, где правил я.
Здесь процветала система протекционизма, в то время как мы мало-помалу двигались к свободной торговле и прошли уже в этом направлении около половины пути.
Кузнец… стал задавать мне вопросы, которые, по его мнению, должны были меня сокрушить и на которые действительно не легко было ответить:
— А какое жалованье, брат, получает в твоей стране управляющий, дворецкий, конюх, пастух, свинопас?
— Двадцать пять мильрейсов в день; иначе говоря, четверть цента.
Лицо кузнеца засияло от удовольствия. Он сказал:
— У нас они получают вдвое! А сколько зарабатывают ремесленники — плотник, каменщик, маляр, кузнец?
— В среднем пятьдесят мильрейсов; полцента в день.
— Хо-хо! У нас они зарабатывают сто! У нас хороший ремесленник всегда может заработать цент в день! Я не говорю о портных, но остальные всегда могут заработать цент в день, а в хорошие времена и больше — до ста десяти и даже до ста пятнадцати мильрейсов в день. Я сам в течение всей прошлой недели платил по сто пятнадцати.
Да здравствует протекционизм, долой свободу торговли!
Я спросил:
— Сколько вы платите за фунт соли?
— Сто мильрейсов.
— Мы платим сорок. Сколько вы платите за баранину и говядину в те дни, когда едите мясо?
Намек попал в цель: кузнец покраснел.
— Цена меняется, но незначительно; скажем, семьдесят пять мильрейсов за фунт.
— Мы платим тридцать три. Сколько вы платите за яйца?
— Пятьдесят мильрейсов за дюжину.
— Мы платим двадцать. Сколько вы платите за пиво?
— Пинта стоит восемь с половиной мильрейсов.
— Мы платим четыре; двадцать пять бутылок на цент. Сколько вы платите за пшеницу?
— Бушель стоит девятьсот мильрейсов.
— Мы платим четыреста. Сколько у вас стоит мужская куртка из сермяги?
— Тринадцать центов.
— А у нас шесть. А платье для жены рабочего или ремесленника?
— Мы платим восемь центов четыре милля.
— Вот, обрати внимание на разницу: вы платите за него восемь центов и четыре милля, а мы всего четыре цента.
Я решил, что пора нанести удар. Я сказал:
— Теперь погляди, дорогой друг, чего стоят ваши большие заработки, которыми ты хвастался минуту назад. — Вот что стало с вашими прославленными высокими заработками. Теперь ты видишь, что все они дутые.
Не знаю, поверите ли вы мне, но он только удивился, не больше! Глядя на меня затуманенным взором и тяжело ворочая мозгами, он возражал мне:
— Ничего я не вижу. Ведь доказано, что наши заработки вдвое выше ваших. Как же ты можешь утверждать, что они дутые, если я правильно произношу это диковинное слово, которое господь привел меня услышать в первый раз?
Цитата: Марк Твен «Янки при дворе короля Артура»
Иллюстрация: Покупательная способность $100 с 1913 г. по 2019 г.
А между тем это неверно. Важна не та сумма, которую вы получаете, а то, что вы можете на нее приобрести; и только этим определяется, высока или низка ваша заработная плата в действительности.
Я вспоминаю, как обстояло дело с заработной платой во время нашей Гражданской войны. На Севере плотник получал три доллара в день в золотом исчислении; на Юге он получал пятьдесят, которые ему выплачивали бумажками Конфедерации, ценой один доллар за бушель.
На Севере рабочая спецовка стоила три доллара – заработная плата одного дня; на Юге она стоила семьдесят пять – заработная плата двух дней.
В таком же соотношении находились цены и всех других предметов. Следовательно, заработная плата на Севере была вдвое выше, чем на Юге, потому что вдвое выше была ее покупательная способность.
[…]
На первый взгляд казалось, что дела здесь идут прекрасно, в этом королевстве, где правил король Багдемагус, — прекрасно по сравнению с тем, как идут они в том краю, где правил я.
Здесь процветала система протекционизма, в то время как мы мало-помалу двигались к свободной торговле и прошли уже в этом направлении около половины пути.
Кузнец… стал задавать мне вопросы, которые, по его мнению, должны были меня сокрушить и на которые действительно не легко было ответить:
— А какое жалованье, брат, получает в твоей стране управляющий, дворецкий, конюх, пастух, свинопас?
— Двадцать пять мильрейсов в день; иначе говоря, четверть цента.
Лицо кузнеца засияло от удовольствия. Он сказал:
— У нас они получают вдвое! А сколько зарабатывают ремесленники — плотник, каменщик, маляр, кузнец?
— В среднем пятьдесят мильрейсов; полцента в день.
— Хо-хо! У нас они зарабатывают сто! У нас хороший ремесленник всегда может заработать цент в день! Я не говорю о портных, но остальные всегда могут заработать цент в день, а в хорошие времена и больше — до ста десяти и даже до ста пятнадцати мильрейсов в день. Я сам в течение всей прошлой недели платил по сто пятнадцати.
Да здравствует протекционизм, долой свободу торговли!
Я спросил:
— Сколько вы платите за фунт соли?
— Сто мильрейсов.
— Мы платим сорок. Сколько вы платите за баранину и говядину в те дни, когда едите мясо?
Намек попал в цель: кузнец покраснел.
— Цена меняется, но незначительно; скажем, семьдесят пять мильрейсов за фунт.
— Мы платим тридцать три. Сколько вы платите за яйца?
— Пятьдесят мильрейсов за дюжину.
— Мы платим двадцать. Сколько вы платите за пиво?
— Пинта стоит восемь с половиной мильрейсов.
— Мы платим четыре; двадцать пять бутылок на цент. Сколько вы платите за пшеницу?
— Бушель стоит девятьсот мильрейсов.
— Мы платим четыреста. Сколько у вас стоит мужская куртка из сермяги?
— Тринадцать центов.
— А у нас шесть. А платье для жены рабочего или ремесленника?
— Мы платим восемь центов четыре милля.
— Вот, обрати внимание на разницу: вы платите за него восемь центов и четыре милля, а мы всего четыре цента.
Я решил, что пора нанести удар. Я сказал:
— Теперь погляди, дорогой друг, чего стоят ваши большие заработки, которыми ты хвастался минуту назад. — Вот что стало с вашими прославленными высокими заработками. Теперь ты видишь, что все они дутые.
Не знаю, поверите ли вы мне, но он только удивился, не больше! Глядя на меня затуманенным взором и тяжело ворочая мозгами, он возражал мне:
— Ничего я не вижу. Ведь доказано, что наши заработки вдвое выше ваших. Как же ты можешь утверждать, что они дутые, если я правильно произношу это диковинное слово, которое господь привел меня услышать в первый раз?
Цитата: Марк Твен «Янки при дворе короля Артура»
Иллюстрация: Покупательная способность $100 с 1913 г. по 2019 г.
28.04.202520:13
Борман вышел в зал, где за длинным столом сидели генералы Бургдорф и Кребс. Перед каждым стоял прибор, две бутылки вермута были раскупорены, Кребс пил мало — язвенник, но Бургдорф пил вовсю — было видно, что хотел опьянеть, но не мог.
Борман присел рядом. Слуга тут же принес ему прибор, бутылку айнциана — здесь все знали вкусы рейхсляйтера. Молча выпив, Борман пожелал генералам приятного аппетита.
Бургдорф фыркнул:
— Очень любезно с вашей стороны...
— Вы чем-то расстроены? — осведомился Борман учтиво.
— О, я расстроен многим, господин Борман! Я расстроен всем — так будет вернее! И особенно расстроен с тех пор, как, сев в мое штабное кресло, я делал все, чтобы сблизить армию и партию!
Друзья стали называть меня предателем офицерского сословия, но я верил — искренне верил, — что мои усилия угодны высшим интересам немцев! А теперь я вижу, что мои старания были не просто напрасны — они были глупы и наивны!
Кребс положил ладонь на руку Бургдорфа, но тот стряхнул ее рассерженно.
— Оставьте меня, Ганс! — воскликнул он. — Человек обязан хоть раз в жизни сказать то, что у него наболело! Через сутки будет уже поздно! А у меня наболело, ох как наболело! Наши молодые офицеры шли на войну, полные веры в торжество дела! И что же?
Сотни тысяч погибли. А за что?
За родину? Будущее? За величие Германии?!
Нет, вздор! Они погибли для того, чтобы вы, господин Борман, жили в роскоши и барстве! В такой роскоши, которая не снилась даже кайзерам! В таком барстве, которому могли бы позавидовать феодалы — полная бесконтрольность, пренебрежение интересами нации, душное самообогащение!
Миллионы пали на полях сражений во имя того, чтобы вы, фюреры партии, набили свои карманы золотом, спекулируя разговорами о духовном здоровье нации!
Вы понастроили себе замков, набили их ворованными картинами и скульптурами, паразитируя на горе немцев!
Вы разрушили культуру Германии, вы разложили немецкий народ, из-за вас он проржавел изнутри!
Для вас существовала только одна мораль: жить лучше всех, властвовать над всеми, давить всех и стращать!
И эта ваша вина перед нацией не может быть искупима ничем, рейхсляйтер!
Ничем и никогда!
Борман странно улыбнулся, поднял рюмку:
— Ваш спич носил слишком общий характер... Если кое-кто из моих друзей и мечтал о том, чтобы побыстрее разбогатеть, то меня-то вы в этом не можете обвинять!
— А ваши поместья в Мекленбурге?! — не унимался Бургдорф. — А леса и поля, купленные вами в Верхней Баварии? А замок на озере Чимзее?! Откуда все это у вас?!
— А я и не знал, что армия тоже следит за нами, — снова усмехнулся Борман и, допив айнциан, поднялся из-за стола, заключив: — Желаю вам славно отдохнуть, друзья, день будет хлопотным, всего лучшего...
Цитата: Юлиан Семенов "Приказано выжить"
Иллюстрация: Кукрыниксы "Конец. Последние дни гитлеровской ставки в рейхсканцелярии" (вариант картины)
Борман присел рядом. Слуга тут же принес ему прибор, бутылку айнциана — здесь все знали вкусы рейхсляйтера. Молча выпив, Борман пожелал генералам приятного аппетита.
Бургдорф фыркнул:
— Очень любезно с вашей стороны...
— Вы чем-то расстроены? — осведомился Борман учтиво.
— О, я расстроен многим, господин Борман! Я расстроен всем — так будет вернее! И особенно расстроен с тех пор, как, сев в мое штабное кресло, я делал все, чтобы сблизить армию и партию!
Друзья стали называть меня предателем офицерского сословия, но я верил — искренне верил, — что мои усилия угодны высшим интересам немцев! А теперь я вижу, что мои старания были не просто напрасны — они были глупы и наивны!
Кребс положил ладонь на руку Бургдорфа, но тот стряхнул ее рассерженно.
— Оставьте меня, Ганс! — воскликнул он. — Человек обязан хоть раз в жизни сказать то, что у него наболело! Через сутки будет уже поздно! А у меня наболело, ох как наболело! Наши молодые офицеры шли на войну, полные веры в торжество дела! И что же?
Сотни тысяч погибли. А за что?
За родину? Будущее? За величие Германии?!
Нет, вздор! Они погибли для того, чтобы вы, господин Борман, жили в роскоши и барстве! В такой роскоши, которая не снилась даже кайзерам! В таком барстве, которому могли бы позавидовать феодалы — полная бесконтрольность, пренебрежение интересами нации, душное самообогащение!
Миллионы пали на полях сражений во имя того, чтобы вы, фюреры партии, набили свои карманы золотом, спекулируя разговорами о духовном здоровье нации!
Вы понастроили себе замков, набили их ворованными картинами и скульптурами, паразитируя на горе немцев!
Вы разрушили культуру Германии, вы разложили немецкий народ, из-за вас он проржавел изнутри!
Для вас существовала только одна мораль: жить лучше всех, властвовать над всеми, давить всех и стращать!
И эта ваша вина перед нацией не может быть искупима ничем, рейхсляйтер!
Ничем и никогда!
Борман странно улыбнулся, поднял рюмку:
— Ваш спич носил слишком общий характер... Если кое-кто из моих друзей и мечтал о том, чтобы побыстрее разбогатеть, то меня-то вы в этом не можете обвинять!
— А ваши поместья в Мекленбурге?! — не унимался Бургдорф. — А леса и поля, купленные вами в Верхней Баварии? А замок на озере Чимзее?! Откуда все это у вас?!
— А я и не знал, что армия тоже следит за нами, — снова усмехнулся Борман и, допив айнциан, поднялся из-за стола, заключив: — Желаю вам славно отдохнуть, друзья, день будет хлопотным, всего лучшего...
Цитата: Юлиан Семенов "Приказано выжить"
Иллюстрация: Кукрыниксы "Конец. Последние дни гитлеровской ставки в рейхсканцелярии" (вариант картины)
16.05.202511:11
Герцог Лодовико Сфорца говаривал, что князья познаются по тем же правилам, по которым испытывается крепость самострела. Хорош самострел или нет, познается по полету стрелы; точно так же и сила князя познается по его послам.
Некоторые князья, отправляя послов, полностью сообщают им свою тайну и желанную цель переговоров с другим князем, к которому послы направляются.
Другие считают за лучшее открыть послам только то, в чем посол, по желанию их, должен убедить другого князя; если они хотят его обмануть, им кажется не обходимым обмануть сперва собственного посла, который служит им средством и орудием как переговоров, так и убеждения другого князя.
И то, и другое мнение по-своему справедливо.
С одной стороны, послу, знающему, что его князь хочет обмануть другого, как будто трудно говорить с тем же жаром и твердостью, как если бы он верил, что переговоры ведутся искренне и без притворства, – не говоря уже о том, что он может по легкомыслию или лукавству открыть замыслы своего князя; если бы он ничего о них не знал, это было бы немыслимо.
С другой стороны, если сделка притворная, а посол верит, что она настоящая, он часто идет гораздо дальше, чем это нужно по делу.
Когда посол верит, что его князь действительно хочет достигнуть известной цели, он часто пренебрегает в переговорах теми доводами и уступками, на которые он мог бы пойти, если бы знал действительную суть дела.
Почти невозможно дать послам такие точные указания, которые вводили бы их во все подробности, и если осторожность не научит их приспособляться к цели, поставленной им вообще, то человек, которому не все известно, сделать этого не может, и таким образом ему легко тысячу раз ошибиться.
Мое мнение, что князь, имеющий послов разумных и преданных, зависящих от него настолько, что им незачем зависеть от других, лучше сделает, если раскроет им свой замысел; если же князь не уверен, что послы вполне таковы, то менее опасно не всегда им открываться и поступать так, чтобы, убеждая в чем-либо других, начать с того, чтобы убедить в этом собственного посла.
Когда в Испании было получено известие о союзе, заключенном венецианцами с королем Франции против Короля Католического, секретарь этого короля, Альмасано, передавал мне кастильскую пословицу; означавшую на нашем языке, что нитка рвется со слабого конца; он хотел сказать, что события в конце концов всегда обрушиваются на более слабых, ибо они измеряются не разумом и не благоразумием, но каждый ищет своей выгоды, а потому люди сходятся на том, что пострадать должен тот, кто слабее, так как с ним считаются меньше; поэтому, если кому-нибудь, придется вести переговоры с более могучими, чем он, пусть он всегда помнит эту пословицу, которая каждый час исполняется на деле.
Как сказано было выше о князьях, думайте всегда не столько о том, как должны были бы по разуму поступить люди, с которыми вам надо вести переговоры, сколько о том, как они, вероятно, поступят, имея в виду их природу и обычаи.
Цитата: Франческо Гвиччардини «Заметки о делах политических и гражданских»
Некоторые князья, отправляя послов, полностью сообщают им свою тайну и желанную цель переговоров с другим князем, к которому послы направляются.
Другие считают за лучшее открыть послам только то, в чем посол, по желанию их, должен убедить другого князя; если они хотят его обмануть, им кажется не обходимым обмануть сперва собственного посла, который служит им средством и орудием как переговоров, так и убеждения другого князя.
И то, и другое мнение по-своему справедливо.
С одной стороны, послу, знающему, что его князь хочет обмануть другого, как будто трудно говорить с тем же жаром и твердостью, как если бы он верил, что переговоры ведутся искренне и без притворства, – не говоря уже о том, что он может по легкомыслию или лукавству открыть замыслы своего князя; если бы он ничего о них не знал, это было бы немыслимо.
С другой стороны, если сделка притворная, а посол верит, что она настоящая, он часто идет гораздо дальше, чем это нужно по делу.
Когда посол верит, что его князь действительно хочет достигнуть известной цели, он часто пренебрегает в переговорах теми доводами и уступками, на которые он мог бы пойти, если бы знал действительную суть дела.
Почти невозможно дать послам такие точные указания, которые вводили бы их во все подробности, и если осторожность не научит их приспособляться к цели, поставленной им вообще, то человек, которому не все известно, сделать этого не может, и таким образом ему легко тысячу раз ошибиться.
Мое мнение, что князь, имеющий послов разумных и преданных, зависящих от него настолько, что им незачем зависеть от других, лучше сделает, если раскроет им свой замысел; если же князь не уверен, что послы вполне таковы, то менее опасно не всегда им открываться и поступать так, чтобы, убеждая в чем-либо других, начать с того, чтобы убедить в этом собственного посла.
Когда в Испании было получено известие о союзе, заключенном венецианцами с королем Франции против Короля Католического, секретарь этого короля, Альмасано, передавал мне кастильскую пословицу; означавшую на нашем языке, что нитка рвется со слабого конца; он хотел сказать, что события в конце концов всегда обрушиваются на более слабых, ибо они измеряются не разумом и не благоразумием, но каждый ищет своей выгоды, а потому люди сходятся на том, что пострадать должен тот, кто слабее, так как с ним считаются меньше; поэтому, если кому-нибудь, придется вести переговоры с более могучими, чем он, пусть он всегда помнит эту пословицу, которая каждый час исполняется на деле.
Как сказано было выше о князьях, думайте всегда не столько о том, как должны были бы по разуму поступить люди, с которыми вам надо вести переговоры, сколько о том, как они, вероятно, поступят, имея в виду их природу и обычаи.
Цитата: Франческо Гвиччардини «Заметки о делах политических и гражданских»
17.04.202503:32
Утром 17 апреля 1975 года столица Камбоджи — Пномпень — перешла под контроль отрядов «красных кхмеров» под руководством Пол Пота. Вскоре все жители 2,5 миллионного Пномпеня были выселены из столицы.
…Эвакуация городов — это один из важнейших факторов в сохранении плодов нашей победы. … Необходимо нейтрализовать имеющуюся в городе политическую и военную оппозицию. Если мы оставим людей в городе, то, несмотря на нашу победу, враги быстро поднимут голову и будут действовать против нас. В случае выселения их в сельскую местность во вновь организованных кооперативах они попадут под наш контроль, и инициатива окажется в наших руках…
…город — обитель порока; можно изменить людей, но не города.
Работая в поте лица по корчеванию джунглей и выращиванию риса, человек поймёт, наконец, подлинный смысл жизни. Нужно, чтобы он помнил, что произошёл от рисового семени.
Все кампучийцы должны стать крестьянами
Цитата: Пол Пот
Иллюстрация: Падение Пномпеня
Фото: Roland Neveu. The Fall of Phnom Penh
…Эвакуация городов — это один из важнейших факторов в сохранении плодов нашей победы. … Необходимо нейтрализовать имеющуюся в городе политическую и военную оппозицию. Если мы оставим людей в городе, то, несмотря на нашу победу, враги быстро поднимут голову и будут действовать против нас. В случае выселения их в сельскую местность во вновь организованных кооперативах они попадут под наш контроль, и инициатива окажется в наших руках…
…город — обитель порока; можно изменить людей, но не города.
Работая в поте лица по корчеванию джунглей и выращиванию риса, человек поймёт, наконец, подлинный смысл жизни. Нужно, чтобы он помнил, что произошёл от рисового семени.
Все кампучийцы должны стать крестьянами
Цитата: Пол Пот
Иллюстрация: Падение Пномпеня
Фото: Roland Neveu. The Fall of Phnom Penh
Log in to unlock more functionality.
