Томас Манн, фрагменты из статьи "Конец" от 45-го года, где он пишет о своей родине, с которой ему пришлось бежать и которая теперь лежит в руинах. Вернее сама себя ввергла в эти руины с песнями, плясками и радостью, по своей собственной воле.
«...Шум дурманящих национальных торжеств, беспредельного ликования по поводу побед, с колоколами, песнопениями… В глубине души знаешь, что эти болваны и кровавые халтурщики провалятся. А что потом? Что станет с несчастным, сейчас опьяненным и мнимо счастливым народом? Какие разочарования придется ему еще претерпеть, какие физические и психологические катастрофы ему уготованы?
…Нечувствительность к дурному, к явно недвусмысленно мерзкому, проявленная широкими массами народа, была непростительна и непростительной остается. За великое опьянение, ради которого этот всегда жадный до опьянения народ пил ядовитую сивуху, подносимую ему фиглярами и лжецами, за это опьянение, в каком он за годы обманчивого благоденствия натворил столько мерзостей, надо расплачиваться. Если существует нация как историческое образование, как коллективная личность, то существует и это — ответственность совершенно независимо от всегда скользкого понятия "вины".
...Без идеи, против идеи, против всего высшего, лучшего, порядочного, против свободы, правды и права. Ничего подобного в человеческом плане не бывало. При этом невероятное ликование масс, верящих, что они действительно хотели этого, тогда как их только с безумной хитростью обманули, в чем они пока не могут признаться себе, — и уверенное знание всех лучших, что все идет к ужасной гибели. Я не стану сегодня скрывать то, что я тогда знал: как быстро распространились отрезвление, удрученность, боязливое сомнение, какой наглой фикцией очень скоро стало… самоотождествление властителей с нацией…
Апатия, фатализм, безнадежность — скорее на них "держится" режим, чем на вере и на восторге. Везде — затаенное выжидание и пережидание, полное дурных предчувствий... Состояние войны против внешнего мира — с безнадежной изоляцией, с военной автаркией, с внушенной народу безумной верой, что он стоит за правду и против лжи, что все больное и скверное в мире коварно объединилось против страны, которая несет исцеление... Но всякое состояние войны, подлинное или фиктивное, сплачивает народ и правительство, приводит к вынужденному отождествлению нации с режимом. Национальная катастрофа, которую режим нес в себе с первого дня, пришла… И теперь крушение налицо, невиданное разорение, беспримерное, всеобъемлющее, моральное, духовное, военное, экономическое банкротство...
...Затронуто и сильно поставлено под вопрос все национальное, в том числе национальный дух, мысль, слово, и спрашивается, как вообще в будущем позволит себе эта страна в любой своей ипостаси раскрыть рот по поводу каких-либо человеческих дел... Какие безмерные разрушения учинены безумием, слепотой, политическим мистицизмом народа! Каково это будет — принадлежать к нации, чьи отчаянные, полные мании величия попытки стать нацией принесли миру столько страданий? …Писатель — что это будет? За каждой фразой, которую мы строим на нашем языке, стоит сломленный, изверившийся в себе и своей истории, психологически перегорелый народ... Народ, который должен будет жить взаперти и в одиночестве, потому что ужасная, накопившаяся повсюду ненависть не позволит ему выйти из своих границ, — народ, который не смеет показываться…»
