Внимание автора бережно, лишено пристальности и — рассеянно, без попыток выжать из собеседника информацию. Его способы не магистральны, но периферийны — он стремится усилить не громкость сигнала, но собственную чувствительность. Такой путь восприятия и передачи информации напоминает способность хамелеонов к изменению окраски с помощью клеток-хроматофоров, которые исполняют в первую очередь коммуникативную функцию. Внешне будто перебрасывают свойства среды на себя — становятся ей подобны в отсутствии прямого контакта.
Софья Дубровская — одна из заметных авторов нынешнего поколения двадцати-с-чем-то-летних; одна из тех, чьи опыты определяют облик журнала «Флаги» и усиленный интерес молодых поэтов к метареализму — в более или менее сложных его итерациях.
<...>
Неожиданные же детали, расцвечивающие «фрагменты любовной речи», выполняют тут функцию, скажем так, омиления (по аналогии с остранением): «нарезать сыр купить молитвослов / наклеить марки и поехать в Истру / скажи когда окажешься готов / состариться и стать филателистом». После Ани Логвиновой такого, кажется, никто в «профессиональной» поэзии не делал — все боялись показаться несерьезными. Софья Дубровская не боится — и хорошо.
Действие и внимательность открывают многообразие возможностей: «вода как древесная сердцевина / смотрит прямо из тела» — из полости в теле дерева? из тела воздуха, ставшего ощутимым благодаря дождю? из тела говорящего, проникнув в него? Деревом можно смотреть — хотя оно может ответить раньше, чем спросишь.
Земля, пространство вырастают в каждом тексте если не как отдельные персонажи, то как постоянная опора для мысли, (не)возможные собеседники.
Внимание автора бережно, лишено пристальности и — рассеянно, без попыток выжать из собеседника информацию. Его способы не магистральны, но периферийны — он стремится усилить не громкость сигнала, но собственную чувствительность. Такой путь восприятия и передачи информации напоминает способность хамелеонов к изменению окраски с помощью клеток-хроматофоров, которые исполняют в первую очередь коммуникативную функцию. Внешне будто перебрасывают свойства среды на себя — становятся ей подобны в отсутствии прямого контакта.
Действие и внимательность открывают многообразие возможностей: «вода как древесная сердцевина / смотрит прямо из тела» — из полости в теле дерева? из тела воздуха, ставшего ощутимым благодаря дождю? из тела говорящего, проникнув в него? Деревом можно смотреть — хотя оно может ответить раньше, чем спросишь.
Земля, пространство вырастают в каждом тексте если не как отдельные персонажи, то как постоянная опора для мысли, (не)возможные собеседники.
