Смех Медузы
Gender history in the making
🔹Пишу PhD по гендерной истории в UCL. Пытаюсь понять, как растили девочек в позднем СССР.
🔹Рассказываю о своём исследовательском путешествии и о находках на этом пути.
https://ellarossman.taplink.ws/
🔹Пишу PhD по гендерной истории в UCL. Пытаюсь понять, как растили девочек в позднем СССР.
🔹Рассказываю о своём исследовательском путешествии и о находках на этом пути.
https://ellarossman.taplink.ws/
Рэйтынг TGlist
0
0
ТыпПублічны
Вертыфікацыя
Не вертыфікаваныНадзейнасць
Не надзейныРазмяшчэннеРосія
МоваІншая
Дата стварэння каналаNov 24, 2018
Дадана ў TGlist
Sep 25, 2024Прыкрепленая група
Смех Медузы: Обсуждаем
49
Падпісчыкаў
4 499
24 гадз.
10%Тыдзень
521.2%Месяц
1403.2%
Індэкс цытавання
0
Згадкі0Рэпостаў на каналах0Згадкі на каналах0
Сярэдняе ахоп 1 паста
860
12 гадз.8090%24 гадз.8600%48 гадз.7660%
Узаемадзеянне (ER)
1.63%
Рэпостаў8Каментары6Рэакцыі29
Узаемадзеянне па ахопу (ERR)
0%
24 гадз.0%Тыдзень
2.64%Месяц0%
Ахоп 1 рэкламнага паста
0
1 гадз.00%1 – 4 гадз.00%4 - 24 гадз.00%
Усяго пастоў за 24 гадзіны
2
Дынаміка
2
Апошнія публікацыі ў групе "Смех Медузы"
25.03.202519:41
В семнадцатом номере ROAR вышел мой новый текст в нетипичном жанре — поэма «Три года».
Я вообще редко пишу и читаю стихи, в том числе потому что у меня сложные отношения с, как мне казалось, неизбежным многословием современной поэзии. Часто я не могу дочитать поэтический текст до конца, потому что меня затапливает поток слов и словечек, игр и острот, и чем больше льётся их, тем меньше я чувствую какой-то relatability. Многие эмоции и размышления моей сегодняшней жизни вообще лучше выражаются в отсутствии слов, чем в их обилии. Многословие меня не представляет, и я не настолько люблю язык сам по себе, чтобы просто наслаждаться погружением в него. Понятно, что в такой ситуации стихи — не самая очевидная вещь. Но кажется, с «Три года» мне удалось нащупать способ работать не со словами, а со всем тем, что их окружает и интригует меня куда больше высказанного. А может, в контексте бесконечной болтовни политиков и пустословия соцсетей, имеет и больший смысловой потенциал?
Поэма рассчитана под лист A4, который лучше открывать на компьютере (а в идеале я думала и о распечатке). Прилагаю пдф, выложенный также на сайте журнала.
Большое спасибо Линор Горалик и Илье Кукулину за публикацию.
Посвящаю этот текст всем потерянным, но всё же не теряющим надежду. Вы не одни.
Я вообще редко пишу и читаю стихи, в том числе потому что у меня сложные отношения с, как мне казалось, неизбежным многословием современной поэзии. Часто я не могу дочитать поэтический текст до конца, потому что меня затапливает поток слов и словечек, игр и острот, и чем больше льётся их, тем меньше я чувствую какой-то relatability. Многие эмоции и размышления моей сегодняшней жизни вообще лучше выражаются в отсутствии слов, чем в их обилии. Многословие меня не представляет, и я не настолько люблю язык сам по себе, чтобы просто наслаждаться погружением в него. Понятно, что в такой ситуации стихи — не самая очевидная вещь. Но кажется, с «Три года» мне удалось нащупать способ работать не со словами, а со всем тем, что их окружает и интригует меня куда больше высказанного. А может, в контексте бесконечной болтовни политиков и пустословия соцсетей, имеет и больший смысловой потенциал?
Поэма рассчитана под лист A4, который лучше открывать на компьютере (а в идеале я думала и о распечатке). Прилагаю пдф, выложенный также на сайте журнала.
Большое спасибо Линор Горалик и Илье Кукулину за публикацию.
Посвящаю этот текст всем потерянным, но всё же не теряющим надежду. Вы не одни.
26.02.202521:04
В 2000-е всё это начинал препарировать Илья Масодов со своими загробными советскими девочками и разъятым детским фольклором, рядом с которыми новомодная «Субстанция» покажется сказкой для тоддлеров. Но тогда этот проект как будто не получил продолжения. В каком-то смысле мы сейчас к нему возвращаемся, только заходя со стороны науки, оперируя исследовательским языком и аппаратом, смотря с большей дистанции, в том числе временной.
26.02.202516:29
Послушала на днях умопомрачительный подкаст Льва Оборина и Михаила Свердлова о стихотворении Эдуарда Багрицкого «Смерть пионерки».
Если вы, как и я, уже не проходили текст в школе, то вот вам краткий синопсис. «Смерть пионерки» это подозрительно драйвовое стихотворение 1932 года, весь сюжет которого описывается в паре фраз. Пионерка Валя умирает от скарлатины на руках безутешной матери, которая уговаривает её надеть крестик (и в этом не преуспевает). Перед смертью Валя бредит и видит толпы пионеров, марширующих в грозовом небе. Умирая, она отдаёт им салют. Всё!
Мне всегда было интересно, что же придаёт этому тексту наэлектризованность и неожиданную утопическую перспективу — при таком скудном и скорбном сюжете. Раньше казалось, что ответ кроется в том, как автор выворачивает библейское повествование об искушении Христа, заряженное сам по себе. Только вместо Христа у Багрицкого — новая советская девочка, а вместо Сатаны — старорежимная мать с крестом и приданным. В такой крамольно-вывихнутой и отчётливо гендеризированной форме история приобретает дополнительную энергию, — это энергия богохульства.
Оборин и Свердлов же показывают, что всё куда сложнее: за поверхностью христианского сюжета кроется ещё один, как бы дохристианский уровень, и это идея необходимости невинной жертвы ради революционного преобразования мира: «Чтоб земля суровая кровью истекла, чтобы юность новая из костей взошла». Жертва эта оказывается удивительно не-героической: в отличие от родственной ей, но куда более поздней Зои Космодемьянской и других соцреалистических героев, описанных ещё Катериной Кларк, Валя гибнет, не защищая родину и борясь с врагом, она умирает по трагической случайности. И всё же её гибель в стихотворении оказывается необходима. Текст, который учили миллионы школьников, буквально повествует о революционерах, заключающих пакт со смертью («содружество ворона с бойцом») на благо утопии, и вообще попахивает тёмной магией.
Свердлов в подкасте утверждает, что такое не вполне соцреалистическое содержание текста «забалтывается» из-за его размера, — стихотворение буквально «под шумок» протаскивает крамольные смыслы в советскую школьную программу. Мне кажется, что «забалтываются» они не до конца и как минимум подсознательно продолжают считываться. Но чтобы понять как именно это происходит, нужно анализировать не сам текст, а его читательскую рецепцию. Например, я слышала про использование «Смерти пионерки» в разных детских магических ритуалах, например, в сеансах спиритизма в советских летних лагерях. Кажется, про это ещё никто не писал, хотя это очень показательно в плане восприятия текста и отношения к его содержанию.
В общем, послушайте подкаст, не пожалеете. И можно ещё прочитать статью Свердлова и Лекманова, на которой основана дискуссия, она доступна онлайн.
Если вы, как и я, уже не проходили текст в школе, то вот вам краткий синопсис. «Смерть пионерки» это подозрительно драйвовое стихотворение 1932 года, весь сюжет которого описывается в паре фраз. Пионерка Валя умирает от скарлатины на руках безутешной матери, которая уговаривает её надеть крестик (и в этом не преуспевает). Перед смертью Валя бредит и видит толпы пионеров, марширующих в грозовом небе. Умирая, она отдаёт им салют. Всё!
Мне всегда было интересно, что же придаёт этому тексту наэлектризованность и неожиданную утопическую перспективу — при таком скудном и скорбном сюжете. Раньше казалось, что ответ кроется в том, как автор выворачивает библейское повествование об искушении Христа, заряженное сам по себе. Только вместо Христа у Багрицкого — новая советская девочка, а вместо Сатаны — старорежимная мать с крестом и приданным. В такой крамольно-вывихнутой и отчётливо гендеризированной форме история приобретает дополнительную энергию, — это энергия богохульства.
Оборин и Свердлов же показывают, что всё куда сложнее: за поверхностью христианского сюжета кроется ещё один, как бы дохристианский уровень, и это идея необходимости невинной жертвы ради революционного преобразования мира: «Чтоб земля суровая кровью истекла, чтобы юность новая из костей взошла». Жертва эта оказывается удивительно не-героической: в отличие от родственной ей, но куда более поздней Зои Космодемьянской и других соцреалистических героев, описанных ещё Катериной Кларк, Валя гибнет, не защищая родину и борясь с врагом, она умирает по трагической случайности. И всё же её гибель в стихотворении оказывается необходима. Текст, который учили миллионы школьников, буквально повествует о революционерах, заключающих пакт со смертью («содружество ворона с бойцом») на благо утопии, и вообще попахивает тёмной магией.
Свердлов в подкасте утверждает, что такое не вполне соцреалистическое содержание текста «забалтывается» из-за его размера, — стихотворение буквально «под шумок» протаскивает крамольные смыслы в советскую школьную программу. Мне кажется, что «забалтываются» они не до конца и как минимум подсознательно продолжают считываться. Но чтобы понять как именно это происходит, нужно анализировать не сам текст, а его читательскую рецепцию. Например, я слышала про использование «Смерти пионерки» в разных детских магических ритуалах, например, в сеансах спиритизма в советских летних лагерях. Кажется, про это ещё никто не писал, хотя это очень показательно в плане восприятия текста и отношения к его содержанию.
В общем, послушайте подкаст, не пожалеете. И можно ещё прочитать статью Свердлова и Лекманова, на которой основана дискуссия, она доступна онлайн.
24.02.202500:10
Три года назад в эту ночь я только ложилась спать, когда пришли новости о выдвижении российских войск на границу с Украиной.
Было чувство нереальности, но одновременно и странная трезвость.
Сразу стало понятно, что жизнь уже не будет прежней.
Больнее всего было за тех, кто счастлив, либо мог быть счастлив, но потерял эту возможность на многие годы или навсегда.
Странно, наверное, говорить это сейчас, но мне просто хочется, чтобы все люди на земле имели надежду на счастье, на достоинство и на будущее. На возможность повелевать своей судьбой.
Мне всё ещё не кажется, что я прошу слишком многого. Мне кажется, это самый минимум.
Было чувство нереальности, но одновременно и странная трезвость.
Сразу стало понятно, что жизнь уже не будет прежней.
Больнее всего было за тех, кто счастлив, либо мог быть счастлив, но потерял эту возможность на многие годы или навсегда.
Странно, наверное, говорить это сейчас, но мне просто хочется, чтобы все люди на земле имели надежду на счастье, на достоинство и на будущее. На возможность повелевать своей судьбой.
Мне всё ещё не кажется, что я прошу слишком многого. Мне кажется, это самый минимум.
22.02.202511:11
“Growing Up in Moscow:” обманчивый текст о советском девичестве — и не только (часть 2)
Начало ⬆️
Из других интересных особенностей книги Янг, — в ней очень хорошо видна (и частично воспроизводится) классовая структура позднесоветского общества. Читатель обнаруживает себя в такой любопытный момент социального зависания, который, наверное, знаком многим эмигрантам. Изъятая из советской системы, Янг обнаруживает проблематичность тех различий, которые проводило её московское окружение. Она критикует их, используя для этого вполне узнаваемые инструменты, почерпнутые из американского либерального образования.
Одновременно с этим она сама же воспроизводит эти различия в языке, на уровне художественных средств, — например, описывая свою няню-крестьянку или одноклассников из рабочих семей. Они у неё оказываются такими наивными дикарями, Пятницами из «Робинзона Крузо», — в этих фрагментах текста можно обнаружить удивительно колониальный язык, если вообще можно так сказать в этом случае. Критический, а иногда почти параноидальный подход к одним аспектам советской действительности (например, большое недоверие, которое Янг испытывает к перестройке) у Янг перемежается с совершенно наивным пересказом сплетен, которые, как мы видим из текста, были одним из центральным источником информации о жизни для её среды. Вообще эта книга очень наглядно демонстрирует, насколько критический анализ, разработанной в западной академии периода холодной войны, на практике оказывается неравномерен: он позволяет подсвечивать одни отношения власти, полностью игнорируя другие (и по ходу производит предельно дуальные отношения с действительностью). На самом деле, конечно, эти особенности левой критики уже давно обсуждаются, и уже предложены выходы из этих тупиков (например). Мемуары Янг позволяют увидеть сбои механизмов критической теории в процессе критики, понаблюдать как их пористость, принципиальная неуниверсальность разворачиваются непосредственно в языке. Он также делает очевидными совсем не гладкие взаимоотношения между критическим высказывнием и автобиографическим письмом.
В общем, текст интересный, лукавый, требующий очень осознанного, контекстуализирующего, историчного подхода с заходом в теорию. Впрочем, как и любой первоисточник, — просто другие документы не столь очевидны в этом плане. Что делает текст Янг ещё и отличным материалом для педагогов гуманитарных факультетов: на его основе можно обсудить целый ряд ключевых вопросов, от банальной критики источника в историческом исследовании до проблем философии истории и литературной теории. И в том числе поговорить про методы истории детства: в этой области вообще всё очень сложно с документами и их прочтением. Сложнее всего оказывается сделать слышными голоса непосредственно самих детей, — они в истории буквально растворяются.
Книги Янг, к сожалению, нет онлайн, но она доступна во многих библиотеках, в том числе в России. В той же Ленинке, к примеру.
UPD: Коллеги подсказывают, что книга всё же есть в сети! Ссылку ищите в комментариях (спасибо огромное Алёне, которая поправила меня и поделилась).
Начало ⬆️
Из других интересных особенностей книги Янг, — в ней очень хорошо видна (и частично воспроизводится) классовая структура позднесоветского общества. Читатель обнаруживает себя в такой любопытный момент социального зависания, который, наверное, знаком многим эмигрантам. Изъятая из советской системы, Янг обнаруживает проблематичность тех различий, которые проводило её московское окружение. Она критикует их, используя для этого вполне узнаваемые инструменты, почерпнутые из американского либерального образования.
Одновременно с этим она сама же воспроизводит эти различия в языке, на уровне художественных средств, — например, описывая свою няню-крестьянку или одноклассников из рабочих семей. Они у неё оказываются такими наивными дикарями, Пятницами из «Робинзона Крузо», — в этих фрагментах текста можно обнаружить удивительно колониальный язык, если вообще можно так сказать в этом случае. Критический, а иногда почти параноидальный подход к одним аспектам советской действительности (например, большое недоверие, которое Янг испытывает к перестройке) у Янг перемежается с совершенно наивным пересказом сплетен, которые, как мы видим из текста, были одним из центральным источником информации о жизни для её среды. Вообще эта книга очень наглядно демонстрирует, насколько критический анализ, разработанной в западной академии периода холодной войны, на практике оказывается неравномерен: он позволяет подсвечивать одни отношения власти, полностью игнорируя другие (и по ходу производит предельно дуальные отношения с действительностью). На самом деле, конечно, эти особенности левой критики уже давно обсуждаются, и уже предложены выходы из этих тупиков (например). Мемуары Янг позволяют увидеть сбои механизмов критической теории в процессе критики, понаблюдать как их пористость, принципиальная неуниверсальность разворачиваются непосредственно в языке. Он также делает очевидными совсем не гладкие взаимоотношения между критическим высказывнием и автобиографическим письмом.
В общем, текст интересный, лукавый, требующий очень осознанного, контекстуализирующего, историчного подхода с заходом в теорию. Впрочем, как и любой первоисточник, — просто другие документы не столь очевидны в этом плане. Что делает текст Янг ещё и отличным материалом для педагогов гуманитарных факультетов: на его основе можно обсудить целый ряд ключевых вопросов, от банальной критики источника в историческом исследовании до проблем философии истории и литературной теории. И в том числе поговорить про методы истории детства: в этой области вообще всё очень сложно с документами и их прочтением. Сложнее всего оказывается сделать слышными голоса непосредственно самих детей, — они в истории буквально растворяются.
Книги Янг, к сожалению, нет онлайн, но она доступна во многих библиотеках, в том числе в России. В той же Ленинке, к примеру.
UPD: Коллеги подсказывают, что книга всё же есть в сети! Ссылку ищите в комментариях (спасибо огромное Алёне, которая поправила меня и поделилась).
21.02.202519:56
“Growing Up in Moscow:” обманчивый текст о советском девичестве — и не только (часть 1)
Кэти Янг (до натурализации — Екатерина Юнг) родилась и выросла в Москве, в семье пианистки и звукоинженера на радио. В 1980 году, когда ей исполнилось 17, её семья «по вызову» эмигрировала в США. Там авторка закончила старшую школу, выучилась в Ратгерском университете и стала заметной публичной деятельницей, журналисткой и феминисткой, известной в том числе своими довольно спорными взглядами на права мужчин и поддержкой либертарианских идей.
Редкий опыт и отчётливая политическая позиция делают мемуары Янг уникальным, но сложным для историка источником с интересной позициональностью.
Во-первых, конечно, это эмигрантский текст, и необычный, так как он отчётливо женский и полностью центрирован на взрослении. Перед нами, по сути, такой девочковый «Некрополь», где вместо погибших писателей — школьные учительницы, западные романы, «вражеские голоса» и колготки, которые невозможно достать. Но ещё интереснее тут другое.
Янг, несмотря на, по социалистическим меркам, завидное положение семьи как представителей московской интеллигенции (впрочем, еврейской), к советскому обществу испытывает минимум симпатии. А вот действительность по ту сторону железного занавеса её нескрываемо увлекает. Таким образом, история советского детства у Янг оказывается переосмыслена из очевидно антисоветской и проамериканской позиции — и подаётся, соответственно, почти исключительно в негативных тонах (хотя иногда нет-нет да и проскочит ностальгия, текстам о детстве обычно куда более свойственная). Книга обращена, в первую очередь, к американским феминисткам и призвана просветить их по части гендерных особенностей советского авторитаризма. По сути это автобиография, переписанная на языке, понятном очень далёкой от советских реалий группе, приспособленная к совершенно другому видению мира, вокабуляру, ценностям. Всё это несколько затуманивает личный материал, о котором пишет Янг, не оставляя читателю надежды на доступ к непосредственному эмоциональному переживанию советского девичества в тексте.
(Тут надо сказать, что вы вообще вряд ли найдёте такое переживание в каком-либо ретроспективном источнике, особенно о детстве. В случае с книгой Янг проблема доступа к детскому опыту просто более очевидна. Вообще, в каком-то смысле, это удивительно честный источник, прямолинейно сообщающий о своих ограничениях, хотя одновременно ему удаётся постоянно сбивать с толку).
Удивительным образом, описанная выше позиция оказывается очень плодотворной, когда речь заходит о деталях, мелких материальных элементах детства советской девочки. Янг считает своим долгом описать в подробностях все те стороны своей повседневной жизни, которые автор, пишущий для советского читателя, посчитал бы слишком очевидными и выкинул из своего рассказа. В итоге перед нами оказывается не только политический манифест, но и автоэтнография, местами чрезвычайно скурпулёзная (и из-за этого не всегда простая для чтения). Из неё можно узнать разные, казалось бы, неизбежно теряющиеся в истории мелочи, — о повседневном рационе московской семьи, покупках, особенностях советской школьной программы. Лично меня особенно заинтересовал фрагмент с описанием того, как выглядела подготовка к беседе перед вступлением в Комсомол, — и вообще все фрагменты, описывающие практики взаимодействия детей и подростков с официальным институциями, от библиотеки и школьного медкабинета до паспортного стола.
Продолжение следует ⬇️
Кэти Янг (до натурализации — Екатерина Юнг) родилась и выросла в Москве, в семье пианистки и звукоинженера на радио. В 1980 году, когда ей исполнилось 17, её семья «по вызову» эмигрировала в США. Там авторка закончила старшую школу, выучилась в Ратгерском университете и стала заметной публичной деятельницей, журналисткой и феминисткой, известной в том числе своими довольно спорными взглядами на права мужчин и поддержкой либертарианских идей.
Редкий опыт и отчётливая политическая позиция делают мемуары Янг уникальным, но сложным для историка источником с интересной позициональностью.
Во-первых, конечно, это эмигрантский текст, и необычный, так как он отчётливо женский и полностью центрирован на взрослении. Перед нами, по сути, такой девочковый «Некрополь», где вместо погибших писателей — школьные учительницы, западные романы, «вражеские голоса» и колготки, которые невозможно достать. Но ещё интереснее тут другое.
Янг, несмотря на, по социалистическим меркам, завидное положение семьи как представителей московской интеллигенции (впрочем, еврейской), к советскому обществу испытывает минимум симпатии. А вот действительность по ту сторону железного занавеса её нескрываемо увлекает. Таким образом, история советского детства у Янг оказывается переосмыслена из очевидно антисоветской и проамериканской позиции — и подаётся, соответственно, почти исключительно в негативных тонах (хотя иногда нет-нет да и проскочит ностальгия, текстам о детстве обычно куда более свойственная). Книга обращена, в первую очередь, к американским феминисткам и призвана просветить их по части гендерных особенностей советского авторитаризма. По сути это автобиография, переписанная на языке, понятном очень далёкой от советских реалий группе, приспособленная к совершенно другому видению мира, вокабуляру, ценностям. Всё это несколько затуманивает личный материал, о котором пишет Янг, не оставляя читателю надежды на доступ к непосредственному эмоциональному переживанию советского девичества в тексте.
(Тут надо сказать, что вы вообще вряд ли найдёте такое переживание в каком-либо ретроспективном источнике, особенно о детстве. В случае с книгой Янг проблема доступа к детскому опыту просто более очевидна. Вообще, в каком-то смысле, это удивительно честный источник, прямолинейно сообщающий о своих ограничениях, хотя одновременно ему удаётся постоянно сбивать с толку).
Удивительным образом, описанная выше позиция оказывается очень плодотворной, когда речь заходит о деталях, мелких материальных элементах детства советской девочки. Янг считает своим долгом описать в подробностях все те стороны своей повседневной жизни, которые автор, пишущий для советского читателя, посчитал бы слишком очевидными и выкинул из своего рассказа. В итоге перед нами оказывается не только политический манифест, но и автоэтнография, местами чрезвычайно скурпулёзная (и из-за этого не всегда простая для чтения). Из неё можно узнать разные, казалось бы, неизбежно теряющиеся в истории мелочи, — о повседневном рационе московской семьи, покупках, особенностях советской школьной программы. Лично меня особенно заинтересовал фрагмент с описанием того, как выглядела подготовка к беседе перед вступлением в Комсомол, — и вообще все фрагменты, описывающие практики взаимодействия детей и подростков с официальным институциями, от библиотеки и школьного медкабинета до паспортного стола.
Продолжение следует ⬇️
21.02.202519:17
Одна из источниковых находок моей докторской диссертации — практически забытая сегодня автобиографическая книга Кэти Янг “Growing Up in Moscow: Memories of a Soviet Girlhood”. Книга вышла в США на исходе советской эпохи, в 1989 году. Посвящённая в первую очередь брежневскому периоду, она совершенно потерялась на фоне сенсационных изменений, которые шли в Советах в конце 1980-х. Мемуары описывают взросление советской девочки в Москве 1970-х, и делают это чрезвычайно сложным и проблематичным для историка способом. Что, впрочем, не умаляет уникальных качеств этого источника для исследователей советского девического опыта.
В следующем посте расскажу подробнее ⬇️
#книгимедузы
В следующем посте расскажу подробнее ⬇️
#книгимедузы
10.02.202509:06
90 лет назад советский журнал «Безбожник» призывал переоборудовать колокольни церквей для тренировки парашютистов (и парашютисток!). Меня, впрочем, больше всего поражает даже не сама эта идея, а дама на обложке, которая готовится спуститься на парашюте в юбке и открытых туфлях на каблуках. Видимо, ожидалось, что советская женщина сможет и такое.
#визуальныйпонедельник
#визуальныйпонедельник
09.02.202510:07
Фэйсбук решил мне напомнить, что ещё 7 лет назад феминисток приглашали выступать в одном из главных театров столицы — Центре имени Всеволода Мейерхольда.
Случилось это, как и почти всё хорошее в моей жизни, по счастливой случайности. Режиссёрка Саша Денисова (я её тогда даже не знала лично) позвала меня в качестве научной консультантки на спектакль «Хочу ребёнка!», который готовила к юбилею Сергея Третьякова. Его одноимённая пьеса 1926 года центрирована вокруг новой советской женщины Милды и её жизненных выборов. Сегодня ставить её как некое современное высказывание сложно: пьеса читается неоднозначно, отдельные идеи (в том числе близкие к евгеническим) did not age well. Опираясь на сохранившиеся протоколы дискуссий в Главреперткоме о постановке пьесы, я предложила режиссёрке: а почему нам не сделать, как задумывал когда-то Мейерхольд (но так и не смог претворить свои идеи в жизнь — репрессии смели и замыслы, и их авторов)? Почему не поставить спектакль-дискуссию, спектакль-спор, где мнению зрителей тоже есть место? Мейерхольд планировал посадить медиков, представителей санпросвета и других гостей прямо на сцене, вовлечь зал и предложить всем вместе обсудить вопросы женского равноправия. На мой взгляд, именно таким образом должен работать активизм: без жёсткого взгляда сверху вниз, в диалоге. Так мы в результате и поступили, а я выступила ещё и в роли непосредственной частницы спектакля — вместе с активистками Дашей Серенко, Сашей Алексеевой и Наташей Поляк. Услышали мы тогда, конечно, целый букет интересный мнений от классиков театральной критики, чего, признаться, я не ожидала. Искренне попытались объяснить, что феминизм не закончился в XIX веке. Упоминали, кажется, и такие опасные по нынешним временам темы, как квир.
Сегодня всё это, конечно, выглядит наивно, но тогда было ощущение, что мы что-то двигаем потихоньку, что можно работать, строить какое-то общее будущее. Жаль, что эти моменты так быстро стали воспоминанием в фэйсбуке. Сейчас, понятно, ни о каком о будущем речь не идёт, люди, которые ставили этот спектакль и выступали на сцене, по большей части в вынужденной эмиграции и под преследованием. ЦИМ быстро прижали после начала войны, сменили руководство. Возможность действия ограничена донельзя. Я стараюсь использовать это время, чтобы глубоко погрузиться в исследования, выйти на новый уровень в плане профессиональных навыков и, в первую очередь, понимания того, с чем я работаю, своего прошлого — феминистского, женского, советского. Но скажу честно, часто мне не хватает всей этой движухи, которая у нас была когда-то, этой возможности вечером говорить с живой публикой о том, о чём ещё утром читала в архиве, о том, что важно, наболело и описывает нас, чувствовать интерес, видеть отклик в глазах — и потом, после окончания спектакля ещё долго общаться в фойе, пока не станет дурно от разговоров и шампанского, и пойти гулять по ночной Новослободской. Спасибо всем, с кем мы разделяли этот опыт! И посмотрим, что ждёт нас дальше. Как показывает история (в том числе эта), всё в России может измениться очень быстро, даже если сейчас кажется, что что-то навсегда.
Фото Анджелины Луценто
Случилось это, как и почти всё хорошее в моей жизни, по счастливой случайности. Режиссёрка Саша Денисова (я её тогда даже не знала лично) позвала меня в качестве научной консультантки на спектакль «Хочу ребёнка!», который готовила к юбилею Сергея Третьякова. Его одноимённая пьеса 1926 года центрирована вокруг новой советской женщины Милды и её жизненных выборов. Сегодня ставить её как некое современное высказывание сложно: пьеса читается неоднозначно, отдельные идеи (в том числе близкие к евгеническим) did not age well. Опираясь на сохранившиеся протоколы дискуссий в Главреперткоме о постановке пьесы, я предложила режиссёрке: а почему нам не сделать, как задумывал когда-то Мейерхольд (но так и не смог претворить свои идеи в жизнь — репрессии смели и замыслы, и их авторов)? Почему не поставить спектакль-дискуссию, спектакль-спор, где мнению зрителей тоже есть место? Мейерхольд планировал посадить медиков, представителей санпросвета и других гостей прямо на сцене, вовлечь зал и предложить всем вместе обсудить вопросы женского равноправия. На мой взгляд, именно таким образом должен работать активизм: без жёсткого взгляда сверху вниз, в диалоге. Так мы в результате и поступили, а я выступила ещё и в роли непосредственной частницы спектакля — вместе с активистками Дашей Серенко, Сашей Алексеевой и Наташей Поляк. Услышали мы тогда, конечно, целый букет интересный мнений от классиков театральной критики, чего, признаться, я не ожидала. Искренне попытались объяснить, что феминизм не закончился в XIX веке. Упоминали, кажется, и такие опасные по нынешним временам темы, как квир.
Сегодня всё это, конечно, выглядит наивно, но тогда было ощущение, что мы что-то двигаем потихоньку, что можно работать, строить какое-то общее будущее. Жаль, что эти моменты так быстро стали воспоминанием в фэйсбуке. Сейчас, понятно, ни о каком о будущем речь не идёт, люди, которые ставили этот спектакль и выступали на сцене, по большей части в вынужденной эмиграции и под преследованием. ЦИМ быстро прижали после начала войны, сменили руководство. Возможность действия ограничена донельзя. Я стараюсь использовать это время, чтобы глубоко погрузиться в исследования, выйти на новый уровень в плане профессиональных навыков и, в первую очередь, понимания того, с чем я работаю, своего прошлого — феминистского, женского, советского. Но скажу честно, часто мне не хватает всей этой движухи, которая у нас была когда-то, этой возможности вечером говорить с живой публикой о том, о чём ещё утром читала в архиве, о том, что важно, наболело и описывает нас, чувствовать интерес, видеть отклик в глазах — и потом, после окончания спектакля ещё долго общаться в фойе, пока не станет дурно от разговоров и шампанского, и пойти гулять по ночной Новослободской. Спасибо всем, с кем мы разделяли этот опыт! И посмотрим, что ждёт нас дальше. Как показывает история (в том числе эта), всё в России может измениться очень быстро, даже если сейчас кажется, что что-то навсегда.
Фото Анджелины Луценто
Пераслаў з:
Людмила Петрановская
04.02.202513:08
Друзья, вчера многие из вас спрашивали, что делать и чем помочь Любе.
По мнению семьи и адвоката, сейчас нужен общественный резонанс.
Все остальное делается силами семьи и адвоката, помогают правозащитники.
Что можно сделать?
Писать, рассказывать об этом случае.
Писать жалобы и требовать проверки действий следователя и начальника колонии.
Писать лучше в Генеральную прокуратуру (в областную уже обращались) и в приемную омбудсмена по делам детей.
Фамилию девочки не называем, в этом нет необходимости, достаточно номера дела.
На кого жаловаться:
СО по г. Балашиха, ГСУ СК РФ по Московской области, следователь - старший следователь, старший лейтенант юстиции Тараканов Д.В.
Изолятор для несовершеннолетних в федеральном казенном учреждении исправительной колонию №1 в Дмитровском районе. ИО начальника колонии Ушаков А.Н.
Номер дела: 12302460020000276
И, пожалуйста, будьте осторожны в высказываниях, вчера пришлось удалить пару комментов. Понимаю ваши чувства, но учитывайте реальность, в которой мы живём.
По мнению семьи и адвоката, сейчас нужен общественный резонанс.
Все остальное делается силами семьи и адвоката, помогают правозащитники.
Что можно сделать?
Писать, рассказывать об этом случае.
Писать жалобы и требовать проверки действий следователя и начальника колонии.
Писать лучше в Генеральную прокуратуру (в областную уже обращались) и в приемную омбудсмена по делам детей.
Фамилию девочки не называем, в этом нет необходимости, достаточно номера дела.
На кого жаловаться:
СО по г. Балашиха, ГСУ СК РФ по Московской области, следователь - старший следователь, старший лейтенант юстиции Тараканов Д.В.
Изолятор для несовершеннолетних в федеральном казенном учреждении исправительной колонию №1 в Дмитровском районе. ИО начальника колонии Ушаков А.Н.
Номер дела: 12302460020000276
И, пожалуйста, будьте осторожны в высказываниях, вчера пришлось удалить пару комментов. Понимаю ваши чувства, но учитывайте реальность, в которой мы живём.
04.02.202509:02
Когда я говорю, что занимаюсь историей советского девичества, люди часто думают, что это такая очень милая декоративная дисциплина, которая исследует какие-то считалки, альбомы, заколочки и прочие милые вещи.
И конечно, область в том числе про это — многочисленные практики и атрибуты взросления девочек, массовую культуру, культурную историю игр и игрушек, моды, чтения. Но всё же у girlhood studies есть достаточно чёткое политическое измерение, которое становится плохо различимым за ностальгическим перебиранием любимых фильмов детства и мемами в духе "girlhood is a spectrum", которые наводняют социальные сети. Дело в том, что эта сфера изучает одну из самых уязвимых групп — несовершеннолетних девочек, — и одна из её центральных задач это делать видимыми эту уязвимость и насилие, с которым сталкиваются девочки во всём мире именно из-за своего специфического статуса, связанного с возрастом и гендером. Насильственные ранние браки, сексуальное и репродуктивное насилие, эксплуатация, ограничение доступа к образованию по гендерному признаку, даже доступа к питанию по сравнению со сверстниками-мальчиками, более низкая ценность жизни девочек в сравнении с мальчиками в патриархатных обществах, их невидимость, — всё это центральные проблемы girlhood studies и в то же время большие социальные и политические вопросы, на которые исследовательни:цы в этой сфере ищут ответы. Исследования девичества на советском и российском материале, которые, как я с радостью наблюдаю, сейчас развиваются, непременно должны касаться, например, советской дискриминации при приёме в вузы, сексуального насилия, истории женских колоний для несовершеннолетних и прочих тяжёлых, но важных тем.
Всё это важно не только с точки зрения какой-то абстрактной справедливости, но и потому что такое прошлое имеет непосредственное влияние на нашу современную жизнь, на жизнь следующих поколений девочек и женщин. Яркий пример тут (tw!) — чудовищная история 15-летней Любы, которая уже год находится в российском СИЗО для несовершеннолетних за, по сути, подрыв одной петарды по заданию из некоего телеграм-канала (как же похожи все эти дела, из которых торчат понятно чьи уши, точнее, палки, это невыносимо). В СИЗО Любу многократно избивали и насиловали соседки — при полном попустительстве администрации и следователя. Я прочитала эту историю ровно в тот день, когда пересматривала материалы по советским женским исправительным учреждениям для несовершеннолетних, с которыми работаю в рамках своей диссертации, и сходства между двумя описанными системами и почти полное молчание о насилии в них оставили меня глубоко подавленной.
И конечно, область в том числе про это — многочисленные практики и атрибуты взросления девочек, массовую культуру, культурную историю игр и игрушек, моды, чтения. Но всё же у girlhood studies есть достаточно чёткое политическое измерение, которое становится плохо различимым за ностальгическим перебиранием любимых фильмов детства и мемами в духе "girlhood is a spectrum", которые наводняют социальные сети. Дело в том, что эта сфера изучает одну из самых уязвимых групп — несовершеннолетних девочек, — и одна из её центральных задач это делать видимыми эту уязвимость и насилие, с которым сталкиваются девочки во всём мире именно из-за своего специфического статуса, связанного с возрастом и гендером. Насильственные ранние браки, сексуальное и репродуктивное насилие, эксплуатация, ограничение доступа к образованию по гендерному признаку, даже доступа к питанию по сравнению со сверстниками-мальчиками, более низкая ценность жизни девочек в сравнении с мальчиками в патриархатных обществах, их невидимость, — всё это центральные проблемы girlhood studies и в то же время большие социальные и политические вопросы, на которые исследовательни:цы в этой сфере ищут ответы. Исследования девичества на советском и российском материале, которые, как я с радостью наблюдаю, сейчас развиваются, непременно должны касаться, например, советской дискриминации при приёме в вузы, сексуального насилия, истории женских колоний для несовершеннолетних и прочих тяжёлых, но важных тем.
Всё это важно не только с точки зрения какой-то абстрактной справедливости, но и потому что такое прошлое имеет непосредственное влияние на нашу современную жизнь, на жизнь следующих поколений девочек и женщин. Яркий пример тут (tw!) — чудовищная история 15-летней Любы, которая уже год находится в российском СИЗО для несовершеннолетних за, по сути, подрыв одной петарды по заданию из некоего телеграм-канала (как же похожи все эти дела, из которых торчат понятно чьи уши, точнее, палки, это невыносимо). В СИЗО Любу многократно избивали и насиловали соседки — при полном попустительстве администрации и следователя. Я прочитала эту историю ровно в тот день, когда пересматривала материалы по советским женским исправительным учреждениям для несовершеннолетних, с которыми работаю в рамках своей диссертации, и сходства между двумя описанными системами и почти полное молчание о насилии в них оставили меня глубоко подавленной.
13.01.202516:28
Пока я медленно вхожу в новый семестр и готовлю всякие интересные материалы для будущих постов, вопрос к подписчикам. Спрашиваю для подруги (реально!), начинающей исследовательницы, которая учится писать академические тексты в области гуманитарных наук (хотя мне самой тоже интересно услышать ваши советы и опыт).
Как справляться с писательским блоком в академии?
Что реально работает, когда он случается? Что помогает вам? Не секрет, что главный навык в нашей области — это уметь быстро и хорошо писать тексты специфического формата и жанра. Но что делать, если прямо перестаёт получаться в какой-то момент? Давайте обсудим. Советы тех, кто работает с тектами других жанров тоже помогут!
Как справляться с писательским блоком в академии?
Что реально работает, когда он случается? Что помогает вам? Не секрет, что главный навык в нашей области — это уметь быстро и хорошо писать тексты специфического формата и жанра. Но что делать, если прямо перестаёт получаться в какой-то момент? Давайте обсудим. Советы тех, кто работает с тектами других жанров тоже помогут!
03.01.202518:37
В первом посте этого года хочу поделиться важной инициативой, которую организуют художники, музыканты и писатели. Они объединились, чтобы помочь украинцам, пострадавшим от войны, и организовали онлайн-аукцион Art Against War. 100% вырученных средств пойдут на эвакуацию украинцев из зон военных действий и оккупации в Европу, а также на гуманитарную помощь, питание и жильё для тех, кто остался. Их организуют волонтёрские проекты Rubikus.helpUA и «Давайте».
Среди доступных лотов есть, например, лимитированный винил АИГЕЛ и «Аквариума», мерч Монеточки, билеты на премьеру нового фильма Виталия Манского, а также на концерты Веры Полозковой, «Порнофильмов» — и многое другое.
Организаторы пишут, что в банковских выписках участников не будет упоминаний об Украине, но просят взвешивать риски. Из соображений безопасности они не доставляют лоты в Российскую Федерацию и Республику Беларусь. Аукцион открыт по 7 января включительно.
Подробности здесь.
Среди доступных лотов есть, например, лимитированный винил АИГЕЛ и «Аквариума», мерч Монеточки, билеты на премьеру нового фильма Виталия Манского, а также на концерты Веры Полозковой, «Порнофильмов» — и многое другое.
Организаторы пишут, что в банковских выписках участников не будет упоминаний об Украине, но просят взвешивать риски. Из соображений безопасности они не доставляют лоты в Российскую Федерацию и Республику Беларусь. Аукцион открыт по 7 января включительно.
Подробности здесь.
31.12.202416:30
В отдельных частях света 2025-ый уже наступил, в остальных пока на подходе. Поздравить всех решила рождественской открыткой из коллекции Музея Лондона. Её к 1910 году выпустил Женский социально-политический союз — крупнейшая суфражистская ассоциация, выступающая за избирательные права для британских женщин. «С Рождеством, право голоса женщинам в 1910 году!», — сообщает подпись, как мы сегодня знаем, чересчур оптимистичная, ведь полностью уравнены с мужчинами в этом плане британские женщины оказались только спустя 18 лет, после долгой агрессивной борьбы и целой мировой войны на фоне. Наверное, в этой борьбе было много отчания и разочарования, и в какой-то момент было невозможно поверить в её успех. Но всё же он был достигнут, хоть и куда позже, чем хотелось. Думаю, за это можно выпить.
Всем безопасности, любви и тепла в Новом году! Давайте поддерживать друг друга!
UPD Силами сlethrionomys в комментариях также разобрались, что зашифровано в нотной строке: скорее всего, это первая строчка из куплетов Женской Марсельезы, официального гимна ЖСПС, который пелся на мотив обычной Марсельезы, но с другим текстом (таким).
Всем безопасности, любви и тепла в Новом году! Давайте поддерживать друг друга!
UPD Силами сlethrionomys в комментариях также разобрались, что зашифровано в нотной строке: скорее всего, это первая строчка из куплетов Женской Марсельезы, официального гимна ЖСПС, который пелся на мотив обычной Марсельезы, но с другим текстом (таким).
26.12.202417:37
2024 год: то, что приносит баланс (часть 2)
Продолжаю рассказывать о вещах, которые помогали мне в этом году найти внутреннее равновесие. Начало ⬆️
🙃 Стояние на голове
Прозвучит странно, но в 2024 году я начала регулярно стоять на голове и теперь считаю, что этим должен заниматься любой здравомыслящий человек! Если серьёзно, речь про перевёрнутые асаны в хатха-йоге, которой я занимаюсь уже второй год, — исполненные правильно и с необходимым постоянством, они могут творить чудеса в плане самочувствия и общего уровня энергии. Сразу скажу, что учиться делать такие асаны лучше с опытным тренером и сочетая йогу с другими видами спорта, укрепляющими мышцы, иначе можно себе навредить (плюс, понятно, к ним стоит подходить осторожно, если у вас есть травмы, хронические болезни и любые другие ограничения, посоветуйтесь сначала с врачом). Моя личная задача на 2025 год — отличная физическая форма, в целом, и более сложные асаны, в частности. Посмотрим, на сколько в реальности хватит моего энтузиазма.
📕 Диссертация
Любой аспирант много может рассказать о сложных love-hate отношениях со своей диссертацией, и я тут не исключение. Хотя, по ощущениям, в этом году у нас с ней всё же больше love, чем hate. Я вхожу в новый год с полным черновым текстом, в котором, впрочем, есть что ещё править и оформлять,— и с двумя публикациями на его основе (одна уже вышла, другая на подходе). Если не случится ничего внезапного, то 2025-ый будет годом, когда я наконец-то стану доктором философии и начну готовить свою первую монографию. Честно говоря, не терпится. Будущее пугает неопределённостью, но я так люблю свою работу, что она сама по себе наполняет меня радостью и уверенностью в выбранном пути (и иногда даже оказывается полезной другим, что всегда приятно).
✏️ Преподавание
Самый яркий преподавательский опыт этого года — это, конечно, мой авторский русскоязычный онлайн-курс «История России в гендерной перспективе», на который неожиданно записалось 82 человека. 14 недель чтения литературы, дискуссий, презентаций, совместного разбора первоисточников и внимательного всматривания в прошлое, которое создало нашу сегодняшнюю реальность. Надо ли говорить, как много я сама открыла для себя в процессе?
💕 Друзья, близкие, коллеги, студенты
Ничего, о чём я рассказываю выше, не случилось бы без людей вокруг — родных, друзей, коллег, учителей. Всех, кто приглашал в свои проекты, давал советы, помогал в нелёгком пути, по которому я иду. Подведение итогов — ещё один повод сказать: спасибо, что вы есть, за радость вас знать и говорить с вами, за вашу помощь! Кстати, подписчики этого канала — тоже часть того большого сообщества, которое счастливым образом сформировалось за эти годы, и вам я за него тоже благодарна.
🖤 Проживание утрат
Одним летним утром этого года я вышла гулять со своей собакой, и увидела на земле множество птичьих гнёзд. Ночью прошла гроза с сильным ветром и смыла их с деревьев. Среди соломинок и веток тут и там виднелись свидетельства того, что совсем недавно гнёзда были обитаемыми: пёрышки, старые яичные скорлупки. Это было печальное зрелище, и оно мне показалось символом всего, что происходит вокруг: разорённые и оставленные дома, разлетевшиеся по всему миру семьи и дружеские компании, унесённые жизни, сломанные судьбы и непрекращаяющаяся буря, которой нет конца. Все хорошие и важные вещи, перечисленные выше, происходят на фоне многолетней грозы (кажется, у Шекли в одном из рассказов была планета со столетними штормами, которые заставляли обитателей на поколения уходить в пещеры). Это не делает радости повседневной жизни менее значимыми или неправильными, просто погружает в контекст, который мы проживаем не в меньшей степени, чем личную жизнь (даже если иногда этого не ощущаем). Хочется помнить это и держать в уме.
---
Главные планы на следующий год — защита и книга, а также поиск работы (тревожный процесс, о котором я буду рада рассказать, если интересно). Плюс, есть ещё пара проектов, которыми позже обязательно поделюсь. Год обещает быть непростым и продолжит проверять меня на прочность. К чему я в целом готова.
А как у вас?
Продолжаю рассказывать о вещах, которые помогали мне в этом году найти внутреннее равновесие. Начало ⬆️
🙃 Стояние на голове
Прозвучит странно, но в 2024 году я начала регулярно стоять на голове и теперь считаю, что этим должен заниматься любой здравомыслящий человек! Если серьёзно, речь про перевёрнутые асаны в хатха-йоге, которой я занимаюсь уже второй год, — исполненные правильно и с необходимым постоянством, они могут творить чудеса в плане самочувствия и общего уровня энергии. Сразу скажу, что учиться делать такие асаны лучше с опытным тренером и сочетая йогу с другими видами спорта, укрепляющими мышцы, иначе можно себе навредить (плюс, понятно, к ним стоит подходить осторожно, если у вас есть травмы, хронические болезни и любые другие ограничения, посоветуйтесь сначала с врачом). Моя личная задача на 2025 год — отличная физическая форма, в целом, и более сложные асаны, в частности. Посмотрим, на сколько в реальности хватит моего энтузиазма.
📕 Диссертация
Любой аспирант много может рассказать о сложных love-hate отношениях со своей диссертацией, и я тут не исключение. Хотя, по ощущениям, в этом году у нас с ней всё же больше love, чем hate. Я вхожу в новый год с полным черновым текстом, в котором, впрочем, есть что ещё править и оформлять,— и с двумя публикациями на его основе (одна уже вышла, другая на подходе). Если не случится ничего внезапного, то 2025-ый будет годом, когда я наконец-то стану доктором философии и начну готовить свою первую монографию. Честно говоря, не терпится. Будущее пугает неопределённостью, но я так люблю свою работу, что она сама по себе наполняет меня радостью и уверенностью в выбранном пути (и иногда даже оказывается полезной другим, что всегда приятно).
✏️ Преподавание
Самый яркий преподавательский опыт этого года — это, конечно, мой авторский русскоязычный онлайн-курс «История России в гендерной перспективе», на который неожиданно записалось 82 человека. 14 недель чтения литературы, дискуссий, презентаций, совместного разбора первоисточников и внимательного всматривания в прошлое, которое создало нашу сегодняшнюю реальность. Надо ли говорить, как много я сама открыла для себя в процессе?
💕 Друзья, близкие, коллеги, студенты
Ничего, о чём я рассказываю выше, не случилось бы без людей вокруг — родных, друзей, коллег, учителей. Всех, кто приглашал в свои проекты, давал советы, помогал в нелёгком пути, по которому я иду. Подведение итогов — ещё один повод сказать: спасибо, что вы есть, за радость вас знать и говорить с вами, за вашу помощь! Кстати, подписчики этого канала — тоже часть того большого сообщества, которое счастливым образом сформировалось за эти годы, и вам я за него тоже благодарна.
🖤 Проживание утрат
Одним летним утром этого года я вышла гулять со своей собакой, и увидела на земле множество птичьих гнёзд. Ночью прошла гроза с сильным ветром и смыла их с деревьев. Среди соломинок и веток тут и там виднелись свидетельства того, что совсем недавно гнёзда были обитаемыми: пёрышки, старые яичные скорлупки. Это было печальное зрелище, и оно мне показалось символом всего, что происходит вокруг: разорённые и оставленные дома, разлетевшиеся по всему миру семьи и дружеские компании, унесённые жизни, сломанные судьбы и непрекращаяющаяся буря, которой нет конца. Все хорошие и важные вещи, перечисленные выше, происходят на фоне многолетней грозы (кажется, у Шекли в одном из рассказов была планета со столетними штормами, которые заставляли обитателей на поколения уходить в пещеры). Это не делает радости повседневной жизни менее значимыми или неправильными, просто погружает в контекст, который мы проживаем не в меньшей степени, чем личную жизнь (даже если иногда этого не ощущаем). Хочется помнить это и держать в уме.
---
Главные планы на следующий год — защита и книга, а также поиск работы (тревожный процесс, о котором я буду рада рассказать, если интересно). Плюс, есть ещё пара проектов, которыми позже обязательно поделюсь. Год обещает быть непростым и продолжит проверять меня на прочность. К чему я в целом готова.
А как у вас?
Рэкорды
27.02.202523:59
4.5KПадпісчыкаў24.09.202423:59
50Індэкс цытавання09.02.202516:52
860Ахоп 1 паста07.04.202521:56
0Ахоп рэкламнага паста04.09.202423:59
10.85%ER28.09.202423:59
20.13%ERRУвайдзіце, каб разблакаваць больш функцый.