Фантомы конечности
Русская жизнь на карандаше русской мысли
@Zabeliness
@Zabeliness
"Фантомы конечности" 群组最新帖子
11.05.202509:49
Сверхурочные розановские медитации — в память обо всех <strike>Больновых и Костыляевых</strike> люто ботающих в эти майские:
16.II.1914
«Пока он был юн, зелен и свеж, его держали над книгою. Когда же одряхлел, ему напомнили, что пришла пора любви.
Он женился.
Дети рождались хилыми. И в младенчестве умирали. И жена, и он возились с докторами. Рождали и хоронили.
Выжил из детей один. Он был слабоумен и не мог учиться. Небольшой капитал, оставленный родителями, он пролечил, проел и проковылял.
Когда умер — клюку его положили с ним в гроб. Поставили дорогой памятник и написали на нем:
Здесь покоится
последний из славного рода
КОСТЫЛЯЕВЫХ»
Розанов, «Мимолётное»
16.II.1914
«Пока он был юн, зелен и свеж, его держали над книгою. Когда же одряхлел, ему напомнили, что пришла пора любви.
Он женился.
Дети рождались хилыми. И в младенчестве умирали. И жена, и он возились с докторами. Рождали и хоронили.
Выжил из детей один. Он был слабоумен и не мог учиться. Небольшой капитал, оставленный родителями, он пролечил, проел и проковылял.
Когда умер — клюку его положили с ним в гроб. Поставили дорогой памятник и написали на нем:
Здесь покоится
последний из славного рода
КОСТЫЛЯЕВЫХ»
Розанов, «Мимолётное»
09.05.202519:26
Нерождённым детям Победы
День Победы — навсегда великий и пламенный. И всё же, когда отгремят парады и отзвучат песни, охрипнут динамики и голоса, оставшись наедине с самими собой, зададимся вопросом: а кто мы в этом дне? По какой благодати мы причащаемся символу Победы? Какие духовные практики его реально обеспечивают?
Размышляя об этом с опорой на Мамардашвили здесь ровно год назад, я проговаривал ряд опасений по поводу того модуса, в котором День Победы живёт в общественном сознании. Модус этот в ряде случаев этический (сознание долга перед Отцами). В большинстве же — наивно-эстетический, культурно-потребительский (Отцы воевали, чтобы Я жил). Есть, конечно, и совсем выродки естества (Отцы воевали, да будут прокляты Отца), но не о них речь. Речь о том, что, по-видимому, ни одна из стратегий не работает на возрастание и экспансию символа. В лучшем случае — по-леонтьевски его «подмораживает».
Между тем без (син)энергийной реактивации символы усыхают и изнашиваются. Энтропия теплохладности нарастает, так что символическая вселенная Победы рискует однажды погибнуть от «тепловой смерти». В сущности, это вопрос об онтологии символа. О том, чем и как может быть реально обеспечено символическое бытие.
Парадоксальность ситуации заключена ещё и в том, что вроде бы самоочевидная ориентация на культурно-историческое сохранение/консервацию символа также работает на его постепенное закукливание и самоотвод. Попытки произвести символическую реактивацию не символическими (как правило, грубо-медийными) средствами и вовсе дискредитируют этот День, поскольку онтологически несоразмерны ему.
По всей видимости, русскому онтосу только предстоит пройти тот путь, который Ницше описал в Заратустре на языке трёх превращений духа в пустыне, — но уже в отношении Победы.
Мы научились быть вьючными животными Победы, доверенно нести её святую память, эстетически любоваться её символикой.
Иные превзошли в себе эту природу и стали львами Победы — они доказали, что могут и сами победоносно господствовать, побеждать именем Победы, которое этически носят в себе. Но тот, кто отрицает, всегда негативно зависит от того, что он отрицает. Поэтому и эту яростно-львиную природу необходимо преодолеть… в пользу детской, непосредственно-творческой.
Нам только предстоит стать детьми Победы. Теми, кто утверждает её по умолчанию, в ком сознание Победы пульсирует как кровь, спокойно и естественно, не нуждаясь ни в чём, кроме себя самого. Тогда ценность Победы имеет шанс стать не данностью, но заданием — тем, чему только надлежит развернуться в качестве творческого проекта.
Если же нам это не удастся, то однажды, проснувшись в светлое 9 мая, можно просто не найти, чем обеспечить произносимые слова и производимые жесты (а ведь это удовольствие не из дешёвых). Это и станет концом Победы, началом поражения.
Тогда, чтобы отвести подозрения от себя, будут хаять сам праздник. Нарекут его милитаристским, кровавым, идеологичным, или как угодно.
Но День Победы тут будет не при чём. Обанкротится сам субъект, более неспособный платить по счетам собственной памяти.
День Победы — навсегда великий и пламенный. И всё же, когда отгремят парады и отзвучат песни, охрипнут динамики и голоса, оставшись наедине с самими собой, зададимся вопросом: а кто мы в этом дне? По какой благодати мы причащаемся символу Победы? Какие духовные практики его реально обеспечивают?
Размышляя об этом с опорой на Мамардашвили здесь ровно год назад, я проговаривал ряд опасений по поводу того модуса, в котором День Победы живёт в общественном сознании. Модус этот в ряде случаев этический (сознание долга перед Отцами). В большинстве же — наивно-эстетический, культурно-потребительский (Отцы воевали, чтобы Я жил). Есть, конечно, и совсем выродки естества (Отцы воевали, да будут прокляты Отца), но не о них речь. Речь о том, что, по-видимому, ни одна из стратегий не работает на возрастание и экспансию символа. В лучшем случае — по-леонтьевски его «подмораживает».
Между тем без (син)энергийной реактивации символы усыхают и изнашиваются. Энтропия теплохладности нарастает, так что символическая вселенная Победы рискует однажды погибнуть от «тепловой смерти». В сущности, это вопрос об онтологии символа. О том, чем и как может быть реально обеспечено символическое бытие.
Парадоксальность ситуации заключена ещё и в том, что вроде бы самоочевидная ориентация на культурно-историческое сохранение/консервацию символа также работает на его постепенное закукливание и самоотвод. Попытки произвести символическую реактивацию не символическими (как правило, грубо-медийными) средствами и вовсе дискредитируют этот День, поскольку онтологически несоразмерны ему.
По всей видимости, русскому онтосу только предстоит пройти тот путь, который Ницше описал в Заратустре на языке трёх превращений духа в пустыне, — но уже в отношении Победы.
Мы научились быть вьючными животными Победы, доверенно нести её святую память, эстетически любоваться её символикой.
Иные превзошли в себе эту природу и стали львами Победы — они доказали, что могут и сами победоносно господствовать, побеждать именем Победы, которое этически носят в себе. Но тот, кто отрицает, всегда негативно зависит от того, что он отрицает. Поэтому и эту яростно-львиную природу необходимо преодолеть… в пользу детской, непосредственно-творческой.
Нам только предстоит стать детьми Победы. Теми, кто утверждает её по умолчанию, в ком сознание Победы пульсирует как кровь, спокойно и естественно, не нуждаясь ни в чём, кроме себя самого. Тогда ценность Победы имеет шанс стать не данностью, но заданием — тем, чему только надлежит развернуться в качестве творческого проекта.
Если же нам это не удастся, то однажды, проснувшись в светлое 9 мая, можно просто не найти, чем обеспечить произносимые слова и производимые жесты (а ведь это удовольствие не из дешёвых). Это и станет концом Победы, началом поражения.
Тогда, чтобы отвести подозрения от себя, будут хаять сам праздник. Нарекут его милитаристским, кровавым, идеологичным, или как угодно.
Но День Победы тут будет не при чём. Обанкротится сам субъект, более неспособный платить по счетам собственной памяти.
07.05.202514:53
Среда — день розановских медитаций на нашем богоспасаемом канале. Сегодня о том, для чего рот, а также и всё остальное:
11.IV.1915
«Рот для еды».
Прекрасно, допускаю. Но для этого надо просто отверстие, через которое «пронести бы ложку». Между тем рот не просто отверстие, дыра, а — рот.
«Прекрасный рот»…
Рот, я думаю, для поцелуев? Нет? Почему нет? Рот единственно прекрасен у человека, почему прочие животные и не целуются. Но у того, у кого любовь начинается с поцелуя, дан естественно «прекрасный рот».
«Все в целях размножения».
Да если вообще «живое множится», и притом одно «живое», — естественно, что у живого собственно все приспособлено для любви. И у «зайца оттого длинные ноги», а у волков «еще длиннее»: что и волк и заяц — каждый в мироздании — должен был догнать застенчивую зайчиху и испуганную волчицу, а не потому, что «волки гонялись за зайцами» (Дарвин).
Соглашаюсь, что мое объяснение игриво: зато у Дарвина оно «стопоходяще». Мне мое больше нравится.
Природу вообще не менее можно объяснить из игры, чем из нужды. Ибо природа больше играет, чем нуждается. Малютка грудь сосет пять минут, а играет ручонками с грудью полчаса. Собаки вечно играют.
— М-и-р с-о-з-д-а-н д-л-я е-д-ы — мусолит Дарвин. Но губы созданы для поцелуев, отвечу я ему.
Да и черт знает, что такое эта «еда». — «Я ем, ты ешь, он ест», «мы едим, предки ели, потомки будут есть». «Корова ест, лев ест, все едят». Этакая прорва. И на чту Бог сотворил такую прорву. Проще было сотворить «котел и втулку» и «вода вечно течет из котла через втулку». Но и это — не нужно. Зачем? Что такое? Дарвин не «объяснил мир», а просто был «сам глуп» и «объяснения» у него никакого не вышло, а просто он приставлял буквы к буквам».
Розанов, «Мимолётное»
11.IV.1915
«Рот для еды».
Прекрасно, допускаю. Но для этого надо просто отверстие, через которое «пронести бы ложку». Между тем рот не просто отверстие, дыра, а — рот.
«Прекрасный рот»…
Рот, я думаю, для поцелуев? Нет? Почему нет? Рот единственно прекрасен у человека, почему прочие животные и не целуются. Но у того, у кого любовь начинается с поцелуя, дан естественно «прекрасный рот».
«Все в целях размножения».
Да если вообще «живое множится», и притом одно «живое», — естественно, что у живого собственно все приспособлено для любви. И у «зайца оттого длинные ноги», а у волков «еще длиннее»: что и волк и заяц — каждый в мироздании — должен был догнать застенчивую зайчиху и испуганную волчицу, а не потому, что «волки гонялись за зайцами» (Дарвин).
Соглашаюсь, что мое объяснение игриво: зато у Дарвина оно «стопоходяще». Мне мое больше нравится.
Природу вообще не менее можно объяснить из игры, чем из нужды. Ибо природа больше играет, чем нуждается. Малютка грудь сосет пять минут, а играет ручонками с грудью полчаса. Собаки вечно играют.
— М-и-р с-о-з-д-а-н д-л-я е-д-ы — мусолит Дарвин. Но губы созданы для поцелуев, отвечу я ему.
Да и черт знает, что такое эта «еда». — «Я ем, ты ешь, он ест», «мы едим, предки ели, потомки будут есть». «Корова ест, лев ест, все едят». Этакая прорва. И на чту Бог сотворил такую прорву. Проще было сотворить «котел и втулку» и «вода вечно течет из котла через втулку». Но и это — не нужно. Зачем? Что такое? Дарвин не «объяснил мир», а просто был «сам глуп» и «объяснения» у него никакого не вышло, а просто он приставлял буквы к буквам».
Розанов, «Мимолётное»
06.05.202519:26
Сидел сегодня в Доме Лосева, глотал книгов и думал горькую думу — почему меня никто не предупредил вот об этом раньше!?
Когда пациент только начинал злоупотреблять Лосевым и ещё имел некоторые шансы на выживание.
Когда пациент только начинал злоупотреблять Лосевым и ещё имел некоторые шансы на выживание.
05.05.202513:23
Главное здание МГУ как реализация евгенической программы Платона
Есть у админа одна шальная гипотеза:
в общежитие Главного здания МГУ не пускают никого, кроме студентов МГУ (ну, ещё родственников проживающих здесь студентов МГУ) из соображений евгеники.
Иных достойных храма науки объяснений, почему драконовские ковидные правила прохода всё ещё в силе — просто нет.
1) Вспомним, как важен для Платона топос собаки: стражи, из которых затем и рекрутируются учёные (философы), должны быть яростны к чужим и кротки к своим.
2) Кроме того, стражам возбраняется иметь частную собственность (то есть они буквально живут в обще-житии).
3) Рождаются же эти существа (и должны порождать) главным образом от себе подобных, чтобы не допустить преступного смешения генов и порчи породы.
Одним словом, ГЗ МГУ — идеальное государство в государстве, торжество платонизма.
Установив жёсткие системы генетической и интеллектуальной фильтрации, здесь выводят академических сверхчеловеков!
Есть у админа одна шальная гипотеза:
в общежитие Главного здания МГУ не пускают никого, кроме студентов МГУ (ну, ещё родственников проживающих здесь студентов МГУ) из соображений евгеники.
Иных достойных храма науки объяснений, почему драконовские ковидные правила прохода всё ещё в силе — просто нет.
1) Вспомним, как важен для Платона топос собаки: стражи, из которых затем и рекрутируются учёные (философы), должны быть яростны к чужим и кротки к своим.
2) Кроме того, стражам возбраняется иметь частную собственность (то есть они буквально живут в обще-житии).
3) Рождаются же эти существа (и должны порождать) главным образом от себе подобных, чтобы не допустить преступного смешения генов и порчи породы.
Одним словом, ГЗ МГУ — идеальное государство в государстве, торжество платонизма.
Установив жёсткие системы генетической и интеллектуальной фильтрации, здесь выводят академических сверхчеловеков!
04.05.202518:02
«Я знаю на что это похоже быть мной»
В общаге на первом курсе со мной случился сосед мечты. Ночи не спал, дни не учился. Ворвался в МГУ из некоего театрального училища, а туда из детдома. Голова на плечах, уже изрядно полысевшая к экватору третьего десятка, у соседа, безусловно, имелась, в ней торжествовало лихое междуцарствие... Бессмертное веселье сменялось приступами депрессивного психоза с метанием в стену предметов быта и вообще метаниями по жизни.
Шороху на всю общажную округу сосед наводил нешуточного. Да и не только общажную. Толя (так его тогда звали) был равнонеугомонен и на семинарах, вступая в перепалки с преподами, и на всевозможных протестных мероприятиях, включая навальнистские <strike>правые</strike> марши, где он орал в рупор злые слова, за что его задерживали. Крупнейший ТВ-канал оппозиции брал у него интервью прямо из нашей пошарпанной комнатушки, чем Толя неистово гордился (посмотрите, дескать, как «бытуют» студенты МГУ!).
Словом, сосед жил свою лучшую жизнь, манифестарно сменил имя и, кажется, гендер (я не разбираюсь), а я клял свой первый курс, ибо вместо желанной интеллигентной среды очутился в филиале ада, липкого, терпкого и пахучего. И там, под аккомпанемент чьего-то похмельного зубовного скрежета, снова пили, дрались и плакали многоликие дионисийские существа.
Напылив и накопытив кругом, как и полагается подобному типажу, Толя вскоре пропал из моей жизни под всё тот же дьявольский свист. Промучившись год в газовой камере моих университетских надежд я собрал манатки и съехал от греха в другую общагу. Пересекались затем разве что в факультетской курилке, перекидываясь смешками и колкостями (экс-сосед любил деланно обижаться на моё крепкое рукопожатие).
Вскоре Толю отчислили. Не сдал, кажется, логику. Потом то ли перепоступил, то ли вышел в академ и восстановился. Подобное Толя проделывал с завидной ловкостью и регулярностью ещё много раз. Так что моё поступление в аспирантуру через много лет пришлось на его бакалавриат. Кажется, на второй или третий курс.
Преподаватели в университете шутят, что жены стареют, а третьекурсницы никогда. Толя был, скажем так, нраву эстетического, и тоже отчаянно не хотел стареть, раз за разом уходя с третьего курса в академ и снова на него возвращаясь. И хотя лысина становилась всё более внушительной, а в глаза всё сильнее бросалась щуплость и сгорбленность — нет, не фигуры даже, а как-то сразу всей Толиной натуры, — мой сосед оставался верным однажды выбранному пути.
Крайний раз я видел его в январе на Курском вокзале. Сухо поздоровались, он то ли спешил, то ли не хотел со мной говорить. Может, и правда боялся куда-то не успеть. Толю вот-вот настигала тридцатка.
Рубеж, за которым. Что?
Вопрос, уже не имеющий значения. Толя умер в конце марта, навсегда оставшись вечным студентом, озорным призраком общежития, чьим-то другом и сыном, странствующим философом и Бог ведает кем ещё.
Той осенью далекого первого курса он как-то признался, что не любит Достоевского. Я же любил. Тогда он отдал мне пылившиеся в его книжках карточки с Ф.М. Сегодня я нашёл их в своих чёрных томиках ФМД и понял, что в сущности их даритель остался для меня таким постаревшим достоевским мальчиком. Неприкаянный, с оголёнными нервами и обострённым чувством справедливости, беснующийся от невозможности эту справедливость найти, он протанцевал по жизни каким-то разбрасывающимся смерчем и стих на горизонте.
Вот сборник текстов, который он составил с ещё одним моим давнишним однокурсником. Дерзко ницшеанские, эти тексты призывают постчеловека, провозглашают поедание жути смехом и прорицают великую полночь. Один из наиболее личных мотивов здесь — мотив вопрошания: «Кто мы? Мы замерли в жутком молчании своего вопрошания».
Толя жил в модусе этого вопрошания. Так он стал Леонардом, потом кем-то ещё, и ещё кем-то.
В какой-то момент нить теряется, след обрывается, язык заплетается. Человек уходит или просто находит ответ на вопрос о себе, переключаясь из модуса вопрошания в иной, внеязыковой модус.
Об этом явно что-то знал уважаемый Толей Витгенштейн, но он уже не расскажет.
Да и рано нам ещё о таком знать.
В общаге на первом курсе со мной случился сосед мечты. Ночи не спал, дни не учился. Ворвался в МГУ из некоего театрального училища, а туда из детдома. Голова на плечах, уже изрядно полысевшая к экватору третьего десятка, у соседа, безусловно, имелась, в ней торжествовало лихое междуцарствие... Бессмертное веселье сменялось приступами депрессивного психоза с метанием в стену предметов быта и вообще метаниями по жизни.
Шороху на всю общажную округу сосед наводил нешуточного. Да и не только общажную. Толя (так его тогда звали) был равнонеугомонен и на семинарах, вступая в перепалки с преподами, и на всевозможных протестных мероприятиях, включая навальнистские <strike>правые</strike> марши, где он орал в рупор злые слова, за что его задерживали. Крупнейший ТВ-канал оппозиции брал у него интервью прямо из нашей пошарпанной комнатушки, чем Толя неистово гордился (посмотрите, дескать, как «бытуют» студенты МГУ!).
Словом, сосед жил свою лучшую жизнь, манифестарно сменил имя и, кажется, гендер (я не разбираюсь), а я клял свой первый курс, ибо вместо желанной интеллигентной среды очутился в филиале ада, липкого, терпкого и пахучего. И там, под аккомпанемент чьего-то похмельного зубовного скрежета, снова пили, дрались и плакали многоликие дионисийские существа.
Напылив и накопытив кругом, как и полагается подобному типажу, Толя вскоре пропал из моей жизни под всё тот же дьявольский свист. Промучившись год в газовой камере моих университетских надежд я собрал манатки и съехал от греха в другую общагу. Пересекались затем разве что в факультетской курилке, перекидываясь смешками и колкостями (экс-сосед любил деланно обижаться на моё крепкое рукопожатие).
Вскоре Толю отчислили. Не сдал, кажется, логику. Потом то ли перепоступил, то ли вышел в академ и восстановился. Подобное Толя проделывал с завидной ловкостью и регулярностью ещё много раз. Так что моё поступление в аспирантуру через много лет пришлось на его бакалавриат. Кажется, на второй или третий курс.
Преподаватели в университете шутят, что жены стареют, а третьекурсницы никогда. Толя был, скажем так, нраву эстетического, и тоже отчаянно не хотел стареть, раз за разом уходя с третьего курса в академ и снова на него возвращаясь. И хотя лысина становилась всё более внушительной, а в глаза всё сильнее бросалась щуплость и сгорбленность — нет, не фигуры даже, а как-то сразу всей Толиной натуры, — мой сосед оставался верным однажды выбранному пути.
Крайний раз я видел его в январе на Курском вокзале. Сухо поздоровались, он то ли спешил, то ли не хотел со мной говорить. Может, и правда боялся куда-то не успеть. Толю вот-вот настигала тридцатка.
Рубеж, за которым. Что?
Вопрос, уже не имеющий значения. Толя умер в конце марта, навсегда оставшись вечным студентом, озорным призраком общежития, чьим-то другом и сыном, странствующим философом и Бог ведает кем ещё.
Той осенью далекого первого курса он как-то признался, что не любит Достоевского. Я же любил. Тогда он отдал мне пылившиеся в его книжках карточки с Ф.М. Сегодня я нашёл их в своих чёрных томиках ФМД и понял, что в сущности их даритель остался для меня таким постаревшим достоевским мальчиком. Неприкаянный, с оголёнными нервами и обострённым чувством справедливости, беснующийся от невозможности эту справедливость найти, он протанцевал по жизни каким-то разбрасывающимся смерчем и стих на горизонте.
Вот сборник текстов, который он составил с ещё одним моим давнишним однокурсником. Дерзко ницшеанские, эти тексты призывают постчеловека, провозглашают поедание жути смехом и прорицают великую полночь. Один из наиболее личных мотивов здесь — мотив вопрошания: «Кто мы? Мы замерли в жутком молчании своего вопрошания».
Толя жил в модусе этого вопрошания. Так он стал Леонардом, потом кем-то ещё, и ещё кем-то.
В какой-то момент нить теряется, след обрывается, язык заплетается. Человек уходит или просто находит ответ на вопрос о себе, переключаясь из модуса вопрошания в иной, внеязыковой модус.
Об этом явно что-то знал уважаемый Толей Витгенштейн, но он уже не расскажет.
Да и рано нам ещё о таком знать.
03.05.202513:09
Обнаружил нечто внушающее интеллектуальный трепет. Велик соблазн заняться, ввести в научный оборот.
Да и вообще признать, что русское ницшеанство неистребимо, проступает и будет проступать в самых неожиданных формах и встречаться в не менее неожиданных местах (книжная лавка Троице-Сергиевой Лавры). Сам Ницше автором обильно цитируется и упоминается. Зацитируем и мы один из бессмертных постулатов ницшеанской «мужской философии»:
В самом деле, не отдавать же бедного Ницше Делёзам с Фуко на поругание. Наш он, <strike>буржуинский</strike> правоконсервативный. Эдакий религиозный материалист, почти как Вл. Соловьёв, Лосев и Флоренский.
Пусть с особенностями.
Но на то и Всеединство. Чтобы никого не обделить, никого тотально не подвергнуть дискурсивным практикам исключения. Истина — то, что объединяет и солидаризует. Что разъединяет и ликвидирует, то не вполне истина, а подчас — вполне не истина.
«И пусть никто не уйдёт обиженный!».
Даже этот ваш Ницше…
Да и вообще признать, что русское ницшеанство неистребимо, проступает и будет проступать в самых неожиданных формах и встречаться в не менее неожиданных местах (книжная лавка Троице-Сергиевой Лавры). Сам Ницше автором обильно цитируется и упоминается. Зацитируем и мы один из бессмертных постулатов ницшеанской «мужской философии»:
«Беззаботными, насмешливыми, сильными — такими хочет нас мудрость: она — женщина и любит всегда только воина».
В самом деле, не отдавать же бедного Ницше Делёзам с Фуко на поругание. Наш он, <strike>буржуинский</strike> правоконсервативный. Эдакий религиозный материалист, почти как Вл. Соловьёв, Лосев и Флоренский.
Пусть с особенностями.
Но на то и Всеединство. Чтобы никого не обделить, никого тотально не подвергнуть дискурсивным практикам исключения. Истина — то, что объединяет и солидаризует. Что разъединяет и ликвидирует, то не вполне истина, а подчас — вполне не истина.
«И пусть никто не уйдёт обиженный!».
Даже этот ваш Ницше…
03.05.202508:00
Тем временем на просторах Необъятной обнаружено обиталище философов.
Проникнуть внутрь админ не решился. Да и нет нужды. Аристофан всё описал за нас ещё две тысячи лет назад. С тех пор едва ли что-то кардинально поменялось:
***
Стрепсиад
…Открой, открой скорее мне в мыслильню дверь,
Сократа видеть я хочу великого!
К нему иду в науку, дверь открой скорей!
(Дверь открывается, видны ученики.)
Геракл великий, это что за чудища?
Ученик
Чему дивишься, за кого ты принял их?
Стрепсиад
Да за спартанцев пленных, взятых в Пилосе.
Но в землю почему они уставились?
Ученик
Разыскивают то, что под землей.
Стрепсиад
Ага.
Чеснок! Не надо, не трудитесь, милые,
Я знаю место, там растет отличнейший.
А те, что в кучу скучились, чем заняты?
Ученик
Они глубины Тартара исследуют.
Стрепсиад
Зачем же в небо этот поднял задницу?
Ученик
Считает звезды собственными средствами!
(Ученикам, подбегающим к двери.)
Идите в дом, чтоб здесь он не застигнул вас.
Стрепсиад
Нет, нет, не надо! Пусть они останутся!
Поговорю я с ними о делах моих.
Ученик
Никак нельзя! Им строго запрещается
Дышать так долго чистым, свежим воздухом.
(Ученики уходят.)
Аристофан, «Облака»
Проникнуть внутрь админ не решился. Да и нет нужды. Аристофан всё описал за нас ещё две тысячи лет назад. С тех пор едва ли что-то кардинально поменялось:
***
Стрепсиад
…Открой, открой скорее мне в мыслильню дверь,
Сократа видеть я хочу великого!
К нему иду в науку, дверь открой скорей!
(Дверь открывается, видны ученики.)
Геракл великий, это что за чудища?
Ученик
Чему дивишься, за кого ты принял их?
Стрепсиад
Да за спартанцев пленных, взятых в Пилосе.
Но в землю почему они уставились?
Ученик
Разыскивают то, что под землей.
Стрепсиад
Ага.
Чеснок! Не надо, не трудитесь, милые,
Я знаю место, там растет отличнейший.
А те, что в кучу скучились, чем заняты?
Ученик
Они глубины Тартара исследуют.
Стрепсиад
Зачем же в небо этот поднял задницу?
Ученик
Считает звезды собственными средствами!
(Ученикам, подбегающим к двери.)
Идите в дом, чтоб здесь он не застигнул вас.
Стрепсиад
Нет, нет, не надо! Пусть они останутся!
Поговорю я с ними о делах моих.
Ученик
Никак нельзя! Им строго запрещается
Дышать так долго чистым, свежим воздухом.
(Ученики уходят.)
Аристофан, «Облака»
30.04.202519:21
Розановские медитации — сегодня о том, что в России есть, а что только кажется, что есть:
«15.IV.1915
В России только кажется, что 8 университетов и 500 гимназий и 15 000 каких-то школ...
Это — мундиры, формы без содержания. Сути нет. Суть просто в мужике, который пашет себе хлеба, в попе, который служит себе обедню, и в солдате, который «провожает глазами начальство» (ну и защищает отечество; солдат — молодец).
Прочее — мишура и только кажется, что есть»
В. Розанов, Мимолётное.
«15.IV.1915
В России только кажется, что 8 университетов и 500 гимназий и 15 000 каких-то школ...
Это — мундиры, формы без содержания. Сути нет. Суть просто в мужике, который пашет себе хлеба, в попе, который служит себе обедню, и в солдате, который «провожает глазами начальство» (ну и защищает отечество; солдат — молодец).
Прочее — мишура и только кажется, что есть»
В. Розанов, Мимолётное.
30.04.202509:54
А философы на постаментах это вообще, знаете, отдельная тема.
30.04.202509:49
Во-вторых, символично.
Копаясь в многочисленных работах по Лосеву, всё отчётливее понимаешь, что портрет философа, действительно, толком «не прорисован» и весь как-то расплывается на интеллектуальной карте русской философии, включая современную русскую философию (страшные слова пишу!).
В каком-то смысле это означает, что философские работы Лосева — толком ещё не написаны, что их только предстоит написать, а их автора — осмыслить/ввести в актуальный контекст как философа.
Не великого предшественника, учёного мужа, глубокого знатока античности и пр. и пр. (каковому место на полке и постаменте). А именно философа.
С работающими концептами и значимыми философскими ходами.
Копаясь в многочисленных работах по Лосеву, всё отчётливее понимаешь, что портрет философа, действительно, толком «не прорисован» и весь как-то расплывается на интеллектуальной карте русской философии, включая современную русскую философию (страшные слова пишу!).
В каком-то смысле это означает, что философские работы Лосева — толком ещё не написаны, что их только предстоит написать, а их автора — осмыслить/ввести в актуальный контекст как философа.
Не великого предшественника, учёного мужа, глубокого знатока античности и пр. и пр. (каковому место на полке и постаменте). А именно философа.
С работающими концептами и значимыми философскими ходами.
30.04.202509:29
Во-первых, это красиво:
29.04.202512:02
Пути к философии воистину неисповедимы.
Никогда не знаешь, где окаянная подстерегает на этот раз.
Никогда не знаешь, где окаянная подстерегает на этот раз.
28.04.202514:18
Как русы Будду «крестили»
Ситуация: преподобный Варлаам пустынник (слева) и Иоасаф (справа), царевич индийский — на иконе первой трети XIX века.
Этот Иоасаф из «Повести о Варлааме и Иоасафе», ходившей по Руси, — не кто иной как юный принц Будда-Гаутама, принявший крещение (Будда – Будосаф – Иоасаф). По некоторым данным, сюжет восходит ещё к Иоанну Дамаскину. Впрочем, есть и другие версии.
В общем, даже великий просветлённый забил на языческую нирвану и крестился.
А вы до сих пор нехристи.
Ситуация: преподобный Варлаам пустынник (слева) и Иоасаф (справа), царевич индийский — на иконе первой трети XIX века.
Этот Иоасаф из «Повести о Варлааме и Иоасафе», ходившей по Руси, — не кто иной как юный принц Будда-Гаутама, принявший крещение (Будда – Будосаф – Иоасаф). По некоторым данным, сюжет восходит ещё к Иоанну Дамаскину. Впрочем, есть и другие версии.
В общем, даже великий просветлённый забил на языческую нирвану и крестился.
А вы до сих пор нехристи.
28.04.202512:45
Немногие признали в маленьком любителе кукол Константина Леонтьева.
Между тем с годами эстетизм этого сэра буйно прогрессировал. Остаток жизни философ и вовсе доживал в атмосфере теоэстетического восторга, обретённого у стен Оптиной.
Убеждения же имел нешуточные:
Кому интересны подробности — вот рельефная статья А. Козырева, названная так, как Леонтьева некогда окрестил Л. Толстой — «Разбиватель стёкол»!
Между тем с годами эстетизм этого сэра буйно прогрессировал. Остаток жизни философ и вовсе доживал в атмосфере теоэстетического восторга, обретённого у стен Оптиной.
Убеждения же имел нешуточные:
«Еще до отъезда, в Петербурге, он пишет своему другу-недругу Николаю Страхову, обещая ему статьи, в которых выразятся убеждения в том, что «1) прекрасное важнее полезного; 2) широкое развитие важнее счастья; 3) только на почве зла вырастает добро и великие личности; 4) лучше война, поэтические суеверия и доблестные предрассудки, чем всеобщая бесцветность... 5) народность (нам особенно) нужнее демократической гуманности».
Кому интересны подробности — вот рельефная статья А. Козырева, названная так, как Леонтьева некогда окрестил Л. Толстой — «Разбиватель стёкол»!
记录
12.11.202423:59
701订阅者14.11.202423:59
200引用指数18.04.202523:59
909每帖平均覆盖率30.04.202523:59
615广告帖子的平均覆盖率08.02.202518:11
30.30%ER05.07.202423:59
182.20%ERR转发自:
Русская Истина
16.04.202518:10
В 2022 году Россия разделилась на две зоны — зону «войны» и зону «мира». Довольно быстро выяснилось, что две эти зоны существуют независимо друг от друга. Москва, надо признать, живет своей жизнью, которая для многих едва ли изменилась к худшему, скорее наоборот. Люди в Пограничье чувствуют себя иначе, чем люди в глубоком тылу, не говоря уже о бойцах на передовой. Это три разных экзистенциальных опыта, три разных измерения бытия, в ближайшем будущем, возможно, три разных онтологий — онтология мира, онтология войны и онтология пограничной ситуации. Насколько они совместимы, или же, напротив, непримиримы покажет будущее.
Читайте статью Кирилла Забелина "Пограничная ситуация"
Читайте статью Кирилла Забелина "Пограничная ситуация"
04.05.202518:02
«Я знаю на что это похоже быть мной»
В общаге на первом курсе со мной случился сосед мечты. Ночи не спал, дни не учился. Ворвался в МГУ из некоего театрального училища, а туда из детдома. Голова на плечах, уже изрядно полысевшая к экватору третьего десятка, у соседа, безусловно, имелась, в ней торжествовало лихое междуцарствие... Бессмертное веселье сменялось приступами депрессивного психоза с метанием в стену предметов быта и вообще метаниями по жизни.
Шороху на всю общажную округу сосед наводил нешуточного. Да и не только общажную. Толя (так его тогда звали) был равнонеугомонен и на семинарах, вступая в перепалки с преподами, и на всевозможных протестных мероприятиях, включая навальнистские <strike>правые</strike> марши, где он орал в рупор злые слова, за что его задерживали. Крупнейший ТВ-канал оппозиции брал у него интервью прямо из нашей пошарпанной комнатушки, чем Толя неистово гордился (посмотрите, дескать, как «бытуют» студенты МГУ!).
Словом, сосед жил свою лучшую жизнь, манифестарно сменил имя и, кажется, гендер (я не разбираюсь), а я клял свой первый курс, ибо вместо желанной интеллигентной среды очутился в филиале ада, липкого, терпкого и пахучего. И там, под аккомпанемент чьего-то похмельного зубовного скрежета, снова пили, дрались и плакали многоликие дионисийские существа.
Напылив и накопытив кругом, как и полагается подобному типажу, Толя вскоре пропал из моей жизни под всё тот же дьявольский свист. Промучившись год в газовой камере моих университетских надежд я собрал манатки и съехал от греха в другую общагу. Пересекались затем разве что в факультетской курилке, перекидываясь смешками и колкостями (экс-сосед любил деланно обижаться на моё крепкое рукопожатие).
Вскоре Толю отчислили. Не сдал, кажется, логику. Потом то ли перепоступил, то ли вышел в академ и восстановился. Подобное Толя проделывал с завидной ловкостью и регулярностью ещё много раз. Так что моё поступление в аспирантуру через много лет пришлось на его бакалавриат. Кажется, на второй или третий курс.
Преподаватели в университете шутят, что жены стареют, а третьекурсницы никогда. Толя был, скажем так, нраву эстетического, и тоже отчаянно не хотел стареть, раз за разом уходя с третьего курса в академ и снова на него возвращаясь. И хотя лысина становилась всё более внушительной, а в глаза всё сильнее бросалась щуплость и сгорбленность — нет, не фигуры даже, а как-то сразу всей Толиной натуры, — мой сосед оставался верным однажды выбранному пути.
Крайний раз я видел его в январе на Курском вокзале. Сухо поздоровались, он то ли спешил, то ли не хотел со мной говорить. Может, и правда боялся куда-то не успеть. Толю вот-вот настигала тридцатка.
Рубеж, за которым. Что?
Вопрос, уже не имеющий значения. Толя умер в конце марта, навсегда оставшись вечным студентом, озорным призраком общежития, чьим-то другом и сыном, странствующим философом и Бог ведает кем ещё.
Той осенью далекого первого курса он как-то признался, что не любит Достоевского. Я же любил. Тогда он отдал мне пылившиеся в его книжках карточки с Ф.М. Сегодня я нашёл их в своих чёрных томиках ФМД и понял, что в сущности их даритель остался для меня таким постаревшим достоевским мальчиком. Неприкаянный, с оголёнными нервами и обострённым чувством справедливости, беснующийся от невозможности эту справедливость найти, он протанцевал по жизни каким-то разбрасывающимся смерчем и стих на горизонте.
Вот сборник текстов, который он составил с ещё одним моим давнишним однокурсником. Дерзко ницшеанские, эти тексты призывают постчеловека, провозглашают поедание жути смехом и прорицают великую полночь. Один из наиболее личных мотивов здесь — мотив вопрошания: «Кто мы? Мы замерли в жутком молчании своего вопрошания».
Толя жил в модусе этого вопрошания. Так он стал Леонардом, потом кем-то ещё, и ещё кем-то.
В какой-то момент нить теряется, след обрывается, язык заплетается. Человек уходит или просто находит ответ на вопрос о себе, переключаясь из модуса вопрошания в иной, внеязыковой модус.
Об этом явно что-то знал уважаемый Толей Витгенштейн, но он уже не расскажет.
Да и рано нам ещё о таком знать.
В общаге на первом курсе со мной случился сосед мечты. Ночи не спал, дни не учился. Ворвался в МГУ из некоего театрального училища, а туда из детдома. Голова на плечах, уже изрядно полысевшая к экватору третьего десятка, у соседа, безусловно, имелась, в ней торжествовало лихое междуцарствие... Бессмертное веселье сменялось приступами депрессивного психоза с метанием в стену предметов быта и вообще метаниями по жизни.
Шороху на всю общажную округу сосед наводил нешуточного. Да и не только общажную. Толя (так его тогда звали) был равнонеугомонен и на семинарах, вступая в перепалки с преподами, и на всевозможных протестных мероприятиях, включая навальнистские <strike>правые</strike> марши, где он орал в рупор злые слова, за что его задерживали. Крупнейший ТВ-канал оппозиции брал у него интервью прямо из нашей пошарпанной комнатушки, чем Толя неистово гордился (посмотрите, дескать, как «бытуют» студенты МГУ!).
Словом, сосед жил свою лучшую жизнь, манифестарно сменил имя и, кажется, гендер (я не разбираюсь), а я клял свой первый курс, ибо вместо желанной интеллигентной среды очутился в филиале ада, липкого, терпкого и пахучего. И там, под аккомпанемент чьего-то похмельного зубовного скрежета, снова пили, дрались и плакали многоликие дионисийские существа.
Напылив и накопытив кругом, как и полагается подобному типажу, Толя вскоре пропал из моей жизни под всё тот же дьявольский свист. Промучившись год в газовой камере моих университетских надежд я собрал манатки и съехал от греха в другую общагу. Пересекались затем разве что в факультетской курилке, перекидываясь смешками и колкостями (экс-сосед любил деланно обижаться на моё крепкое рукопожатие).
Вскоре Толю отчислили. Не сдал, кажется, логику. Потом то ли перепоступил, то ли вышел в академ и восстановился. Подобное Толя проделывал с завидной ловкостью и регулярностью ещё много раз. Так что моё поступление в аспирантуру через много лет пришлось на его бакалавриат. Кажется, на второй или третий курс.
Преподаватели в университете шутят, что жены стареют, а третьекурсницы никогда. Толя был, скажем так, нраву эстетического, и тоже отчаянно не хотел стареть, раз за разом уходя с третьего курса в академ и снова на него возвращаясь. И хотя лысина становилась всё более внушительной, а в глаза всё сильнее бросалась щуплость и сгорбленность — нет, не фигуры даже, а как-то сразу всей Толиной натуры, — мой сосед оставался верным однажды выбранному пути.
Крайний раз я видел его в январе на Курском вокзале. Сухо поздоровались, он то ли спешил, то ли не хотел со мной говорить. Может, и правда боялся куда-то не успеть. Толю вот-вот настигала тридцатка.
Рубеж, за которым. Что?
Вопрос, уже не имеющий значения. Толя умер в конце марта, навсегда оставшись вечным студентом, озорным призраком общежития, чьим-то другом и сыном, странствующим философом и Бог ведает кем ещё.
Той осенью далекого первого курса он как-то признался, что не любит Достоевского. Я же любил. Тогда он отдал мне пылившиеся в его книжках карточки с Ф.М. Сегодня я нашёл их в своих чёрных томиках ФМД и понял, что в сущности их даритель остался для меня таким постаревшим достоевским мальчиком. Неприкаянный, с оголёнными нервами и обострённым чувством справедливости, беснующийся от невозможности эту справедливость найти, он протанцевал по жизни каким-то разбрасывающимся смерчем и стих на горизонте.
Вот сборник текстов, который он составил с ещё одним моим давнишним однокурсником. Дерзко ницшеанские, эти тексты призывают постчеловека, провозглашают поедание жути смехом и прорицают великую полночь. Один из наиболее личных мотивов здесь — мотив вопрошания: «Кто мы? Мы замерли в жутком молчании своего вопрошания».
Толя жил в модусе этого вопрошания. Так он стал Леонардом, потом кем-то ещё, и ещё кем-то.
В какой-то момент нить теряется, след обрывается, язык заплетается. Человек уходит или просто находит ответ на вопрос о себе, переключаясь из модуса вопрошания в иной, внеязыковой модус.
Об этом явно что-то знал уважаемый Толей Витгенштейн, но он уже не расскажет.
Да и рано нам ещё о таком знать.
05.05.202513:23
Главное здание МГУ как реализация евгенической программы Платона
Есть у админа одна шальная гипотеза:
в общежитие Главного здания МГУ не пускают никого, кроме студентов МГУ (ну, ещё родственников проживающих здесь студентов МГУ) из соображений евгеники.
Иных достойных храма науки объяснений, почему драконовские ковидные правила прохода всё ещё в силе — просто нет.
1) Вспомним, как важен для Платона топос собаки: стражи, из которых затем и рекрутируются учёные (философы), должны быть яростны к чужим и кротки к своим.
2) Кроме того, стражам возбраняется иметь частную собственность (то есть они буквально живут в обще-житии).
3) Рождаются же эти существа (и должны порождать) главным образом от себе подобных, чтобы не допустить преступного смешения генов и порчи породы.
Одним словом, ГЗ МГУ — идеальное государство в государстве, торжество платонизма.
Установив жёсткие системы генетической и интеллектуальной фильтрации, здесь выводят академических сверхчеловеков!
Есть у админа одна шальная гипотеза:
в общежитие Главного здания МГУ не пускают никого, кроме студентов МГУ (ну, ещё родственников проживающих здесь студентов МГУ) из соображений евгеники.
Иных достойных храма науки объяснений, почему драконовские ковидные правила прохода всё ещё в силе — просто нет.
1) Вспомним, как важен для Платона топос собаки: стражи, из которых затем и рекрутируются учёные (философы), должны быть яростны к чужим и кротки к своим.
2) Кроме того, стражам возбраняется иметь частную собственность (то есть они буквально живут в обще-житии).
3) Рождаются же эти существа (и должны порождать) главным образом от себе подобных, чтобы не допустить преступного смешения генов и порчи породы.
Одним словом, ГЗ МГУ — идеальное государство в государстве, торжество платонизма.
Установив жёсткие системы генетической и интеллектуальной фильтрации, здесь выводят академических сверхчеловеков!
06.05.202519:26
Сидел сегодня в Доме Лосева, глотал книгов и думал горькую думу — почему меня никто не предупредил вот об этом раньше!?
Когда пациент только начинал злоупотреблять Лосевым и ещё имел некоторые шансы на выживание.
Когда пациент только начинал злоупотреблять Лосевым и ещё имел некоторые шансы на выживание.
11.05.202509:49
Сверхурочные розановские медитации — в память обо всех <strike>Больновых и Костыляевых</strike> люто ботающих в эти майские:
16.II.1914
«Пока он был юн, зелен и свеж, его держали над книгою. Когда же одряхлел, ему напомнили, что пришла пора любви.
Он женился.
Дети рождались хилыми. И в младенчестве умирали. И жена, и он возились с докторами. Рождали и хоронили.
Выжил из детей один. Он был слабоумен и не мог учиться. Небольшой капитал, оставленный родителями, он пролечил, проел и проковылял.
Когда умер — клюку его положили с ним в гроб. Поставили дорогой памятник и написали на нем:
Здесь покоится
последний из славного рода
КОСТЫЛЯЕВЫХ»
Розанов, «Мимолётное»
16.II.1914
«Пока он был юн, зелен и свеж, его держали над книгою. Когда же одряхлел, ему напомнили, что пришла пора любви.
Он женился.
Дети рождались хилыми. И в младенчестве умирали. И жена, и он возились с докторами. Рождали и хоронили.
Выжил из детей один. Он был слабоумен и не мог учиться. Небольшой капитал, оставленный родителями, он пролечил, проел и проковылял.
Когда умер — клюку его положили с ним в гроб. Поставили дорогой памятник и написали на нем:
Здесь покоится
последний из славного рода
КОСТЫЛЯЕВЫХ»
Розанов, «Мимолётное»
03.05.202513:09
Обнаружил нечто внушающее интеллектуальный трепет. Велик соблазн заняться, ввести в научный оборот.
Да и вообще признать, что русское ницшеанство неистребимо, проступает и будет проступать в самых неожиданных формах и встречаться в не менее неожиданных местах (книжная лавка Троице-Сергиевой Лавры). Сам Ницше автором обильно цитируется и упоминается. Зацитируем и мы один из бессмертных постулатов ницшеанской «мужской философии»:
В самом деле, не отдавать же бедного Ницше Делёзам с Фуко на поругание. Наш он, <strike>буржуинский</strike> правоконсервативный. Эдакий религиозный материалист, почти как Вл. Соловьёв, Лосев и Флоренский.
Пусть с особенностями.
Но на то и Всеединство. Чтобы никого не обделить, никого тотально не подвергнуть дискурсивным практикам исключения. Истина — то, что объединяет и солидаризует. Что разъединяет и ликвидирует, то не вполне истина, а подчас — вполне не истина.
«И пусть никто не уйдёт обиженный!».
Даже этот ваш Ницше…
Да и вообще признать, что русское ницшеанство неистребимо, проступает и будет проступать в самых неожиданных формах и встречаться в не менее неожиданных местах (книжная лавка Троице-Сергиевой Лавры). Сам Ницше автором обильно цитируется и упоминается. Зацитируем и мы один из бессмертных постулатов ницшеанской «мужской философии»:
«Беззаботными, насмешливыми, сильными — такими хочет нас мудрость: она — женщина и любит всегда только воина».
В самом деле, не отдавать же бедного Ницше Делёзам с Фуко на поругание. Наш он, <strike>буржуинский</strike> правоконсервативный. Эдакий религиозный материалист, почти как Вл. Соловьёв, Лосев и Флоренский.
Пусть с особенностями.
Но на то и Всеединство. Чтобы никого не обделить, никого тотально не подвергнуть дискурсивным практикам исключения. Истина — то, что объединяет и солидаризует. Что разъединяет и ликвидирует, то не вполне истина, а подчас — вполне не истина.
«И пусть никто не уйдёт обиженный!».
Даже этот ваш Ницше…
03.05.202508:00
Тем временем на просторах Необъятной обнаружено обиталище философов.
Проникнуть внутрь админ не решился. Да и нет нужды. Аристофан всё описал за нас ещё две тысячи лет назад. С тех пор едва ли что-то кардинально поменялось:
***
Стрепсиад
…Открой, открой скорее мне в мыслильню дверь,
Сократа видеть я хочу великого!
К нему иду в науку, дверь открой скорей!
(Дверь открывается, видны ученики.)
Геракл великий, это что за чудища?
Ученик
Чему дивишься, за кого ты принял их?
Стрепсиад
Да за спартанцев пленных, взятых в Пилосе.
Но в землю почему они уставились?
Ученик
Разыскивают то, что под землей.
Стрепсиад
Ага.
Чеснок! Не надо, не трудитесь, милые,
Я знаю место, там растет отличнейший.
А те, что в кучу скучились, чем заняты?
Ученик
Они глубины Тартара исследуют.
Стрепсиад
Зачем же в небо этот поднял задницу?
Ученик
Считает звезды собственными средствами!
(Ученикам, подбегающим к двери.)
Идите в дом, чтоб здесь он не застигнул вас.
Стрепсиад
Нет, нет, не надо! Пусть они останутся!
Поговорю я с ними о делах моих.
Ученик
Никак нельзя! Им строго запрещается
Дышать так долго чистым, свежим воздухом.
(Ученики уходят.)
Аристофан, «Облака»
Проникнуть внутрь админ не решился. Да и нет нужды. Аристофан всё описал за нас ещё две тысячи лет назад. С тех пор едва ли что-то кардинально поменялось:
***
Стрепсиад
…Открой, открой скорее мне в мыслильню дверь,
Сократа видеть я хочу великого!
К нему иду в науку, дверь открой скорей!
(Дверь открывается, видны ученики.)
Геракл великий, это что за чудища?
Ученик
Чему дивишься, за кого ты принял их?
Стрепсиад
Да за спартанцев пленных, взятых в Пилосе.
Но в землю почему они уставились?
Ученик
Разыскивают то, что под землей.
Стрепсиад
Ага.
Чеснок! Не надо, не трудитесь, милые,
Я знаю место, там растет отличнейший.
А те, что в кучу скучились, чем заняты?
Ученик
Они глубины Тартара исследуют.
Стрепсиад
Зачем же в небо этот поднял задницу?
Ученик
Считает звезды собственными средствами!
(Ученикам, подбегающим к двери.)
Идите в дом, чтоб здесь он не застигнул вас.
Стрепсиад
Нет, нет, не надо! Пусть они останутся!
Поговорю я с ними о делах моих.
Ученик
Никак нельзя! Им строго запрещается
Дышать так долго чистым, свежим воздухом.
(Ученики уходят.)
Аристофан, «Облака»
29.04.202512:02
Пути к философии воистину неисповедимы.
Никогда не знаешь, где окаянная подстерегает на этот раз.
Никогда не знаешь, где окаянная подстерегает на этот раз.
07.05.202514:53
Среда — день розановских медитаций на нашем богоспасаемом канале. Сегодня о том, для чего рот, а также и всё остальное:
11.IV.1915
«Рот для еды».
Прекрасно, допускаю. Но для этого надо просто отверстие, через которое «пронести бы ложку». Между тем рот не просто отверстие, дыра, а — рот.
«Прекрасный рот»…
Рот, я думаю, для поцелуев? Нет? Почему нет? Рот единственно прекрасен у человека, почему прочие животные и не целуются. Но у того, у кого любовь начинается с поцелуя, дан естественно «прекрасный рот».
«Все в целях размножения».
Да если вообще «живое множится», и притом одно «живое», — естественно, что у живого собственно все приспособлено для любви. И у «зайца оттого длинные ноги», а у волков «еще длиннее»: что и волк и заяц — каждый в мироздании — должен был догнать застенчивую зайчиху и испуганную волчицу, а не потому, что «волки гонялись за зайцами» (Дарвин).
Соглашаюсь, что мое объяснение игриво: зато у Дарвина оно «стопоходяще». Мне мое больше нравится.
Природу вообще не менее можно объяснить из игры, чем из нужды. Ибо природа больше играет, чем нуждается. Малютка грудь сосет пять минут, а играет ручонками с грудью полчаса. Собаки вечно играют.
— М-и-р с-о-з-д-а-н д-л-я е-д-ы — мусолит Дарвин. Но губы созданы для поцелуев, отвечу я ему.
Да и черт знает, что такое эта «еда». — «Я ем, ты ешь, он ест», «мы едим, предки ели, потомки будут есть». «Корова ест, лев ест, все едят». Этакая прорва. И на чту Бог сотворил такую прорву. Проще было сотворить «котел и втулку» и «вода вечно течет из котла через втулку». Но и это — не нужно. Зачем? Что такое? Дарвин не «объяснил мир», а просто был «сам глуп» и «объяснения» у него никакого не вышло, а просто он приставлял буквы к буквам».
Розанов, «Мимолётное»
11.IV.1915
«Рот для еды».
Прекрасно, допускаю. Но для этого надо просто отверстие, через которое «пронести бы ложку». Между тем рот не просто отверстие, дыра, а — рот.
«Прекрасный рот»…
Рот, я думаю, для поцелуев? Нет? Почему нет? Рот единственно прекрасен у человека, почему прочие животные и не целуются. Но у того, у кого любовь начинается с поцелуя, дан естественно «прекрасный рот».
«Все в целях размножения».
Да если вообще «живое множится», и притом одно «живое», — естественно, что у живого собственно все приспособлено для любви. И у «зайца оттого длинные ноги», а у волков «еще длиннее»: что и волк и заяц — каждый в мироздании — должен был догнать застенчивую зайчиху и испуганную волчицу, а не потому, что «волки гонялись за зайцами» (Дарвин).
Соглашаюсь, что мое объяснение игриво: зато у Дарвина оно «стопоходяще». Мне мое больше нравится.
Природу вообще не менее можно объяснить из игры, чем из нужды. Ибо природа больше играет, чем нуждается. Малютка грудь сосет пять минут, а играет ручонками с грудью полчаса. Собаки вечно играют.
— М-и-р с-о-з-д-а-н д-л-я е-д-ы — мусолит Дарвин. Но губы созданы для поцелуев, отвечу я ему.
Да и черт знает, что такое эта «еда». — «Я ем, ты ешь, он ест», «мы едим, предки ели, потомки будут есть». «Корова ест, лев ест, все едят». Этакая прорва. И на чту Бог сотворил такую прорву. Проще было сотворить «котел и втулку» и «вода вечно течет из котла через втулку». Но и это — не нужно. Зачем? Что такое? Дарвин не «объяснил мир», а просто был «сам глуп» и «объяснения» у него никакого не вышло, а просто он приставлял буквы к буквам».
Розанов, «Мимолётное»
30.04.202509:54
А философы на постаментах это вообще, знаете, отдельная тема.
22.04.202507:46
Впрочем, кому интересен подлинный лик русской философии — его тут c «подачи» Рериха недавно изобразили оксфордчане на книжке по русфилу: медвед, монах с топором, деревянная церквушка.
«И нет ни Петербурга, ни Кремля —
Одни снега, снега, поля, поля…».
<strike>Ну, мы</strike>
«И нет ни Петербурга, ни Кремля —
Одни снега, снега, поля, поля…».
<strike>Ну, мы</strike>
登录以解锁更多功能。