Захлебываясь слезами, чувствуя, что физическая боль сменяется душевной, Элайн кричала теперь во всю мощь легких. Все, во что она верила ранее, растворилось в тумане правды, принадлежавшей ей, но кем-то давно украденной. * и * не погибли в автокатастрофе, их замучили до смерти монстры, не знающие ничего святого при виде мелькающей вдалеке власти.
На крики, видимо, заглушившие даже праздные мелодии, начали стекаться гости, ошеломленно наблюдая за сошедшей с ума ведьмой. Слезы душили, девушка так и стояла, сгорбившись, а вокруг нее валялись осколки от разбитого бокала и зеркала, висевшего на стене в золотой раме. Никто не посмел подойти ближе, пока хозяйка замка не протиснулась сквозь собравшуюся толпу; при каждом шаге под ее туфлями раздавался хруст, но, не обращая внимания ни на это, ни на перешептывания и косые взгляды, Хадринн с плохо скрываемым ужасом протянула свои руки к Элайн.
– Дитя, что с тобой случилось?
Ведьма внезапно схватила хозяйку замка за кисти, отчаянно цепляясь за женщину, будто за единственный якорь в бескрайнем море, сбивчиво начиная пересказывать все, что видела мгновение назад. В этот момент в галерею вбежали отец и сын Де Кольберы в сопровождении других мужчин и Матиса Поэра. От услышанного толпа нервно загудела, раздались возбужденные вздохи; Иштван слушал краем уха рассказ девушки, зрением и обонянием исследуя пространство вокруг Элайн. Подняв один из осколков, он втянул носом воздух и отпрянул, жестко глядя на все еще пребывающую в жутком состоянии Элайн.
– Иштван, взгляни на нее. Она одна из ***!

– Не слишком ли самолюбиво даже для вас?
– Я смотрюсь в зеркало не ради утехи самолюбия, – так же тихо отозвался вампир, сделав щедрый глоток.
– А для чего тогда?
Немного подумав, перекатывая оставшееся вино в бокале, мужчина повернул голову в сторону гостьи.
– Для гостей это еще один предмет искусства. Смотрясь в него и вглядываясь одновременно в сотни работ, они мнят себя еще одним бесценным экспонатом, ощущая себя достойными большего.
– Но не вы, – уточнила Элайн, возвращая взгляд, крепко сжав ножку бокала от обуревавших ее чувств, вызванных откровениями.
– Эта комната вынуждает мечтать о большем, задумываться о том, что трудно увидеть глазами, но легко почувствовать сердцем, а зеркало возвращает с небес на землю, помогая не забывать о том, кто я есть на самом деле.

«Ты, как истинный мотылек, видишь цель, полыхающую ярким языком пламени, но совершенно не понимаешь, что эта страсть превратит твои крылья в пепел.»

– Люди тоже убивают. Себя, других, все равно кого. Они словно заражены неизлечимой жестокостью, которая толкает их все дальше к краю. Разница наша еще и в том, что мы знаем цену священной жидкости, тогда как они губят, а потом выбрасывают все, к чему прикасаются. Столько крови, что могла спасти жизнь многим существам, пропадает зря.