#гтд × #смиргром × #смиргромы
Разговоры о работе под прикрытием, молодые и отчаянные, ч.1
Юра только успел сесть за стол и поправить длинное пальто, а рядом уже раздались шаги.
Люди преследовали его, как тени.
Он только успел отмахнуться от фотографий, на которых застыли безумные лица, а тут новое — уставшее и понурое лицо. И принадлежало оно Косте.
Они явно мечтали о разном. Костя хотел справедливости, Юра же хотел прятаться, как хамелеон, меняя цвета и образы. Никто из них не видел работу в оттенках романтики и веселья, но уж лучше впитывать в себя адреналин, чем тупую злобу на мир, потому что — вот удивление — он не собирается меняться по желанию Грома.
Когда уже тот поймёт?
Юре немного — вот совсем чуть-чуть — его жалко. Такой хороший человек, а уже думает пропасть. Они знакомы не так давно, но Юре нравится с ним разговаривать. Вечно на ухмылке, пытается уколоть...
У Юры достаточно толстая кожа, чтобы подставляться снова и снова.
В своей голове он всесилен, но в реальности — просто Юра. Молодой, неопытный, с неуклюжей улыбкой и желаниями, которые кажутся слишком большими для этого маленького мира.
Шаги становятся тише — Костя появляется в его поле зрения. С чашкой кофе, а не привычной сигаретой в зубах.
— Чего застыл? — Костя садится рядом. Как и всегда, он предлагает ему выпить из своей кружки, а Юра отказывается, потому что это не кофе, это пародия на крепкий напиток.
Когда-нибудь Юра его угостит чем-нибудь настоящим.
— Тобой любуюсь, брат, — Юра со смешком отодвинулся в сторону. Костя отставил кружку и хмыкнул в ответ: ему никогда не нравилось это «брат». Но близость их отношений измерялась молчанием на то, что обычно раздражало в других.
Костя бы заткнул кого-то, кто стал бы к нему обращаться подобным образом.
Юру не заткнул.
Уже знак.
— А надо бы на себя взглянуть, — Костя скрестил руки на груди, — слышал, что ты собираешься под прикрытием работать?
Юра кивнул, тогда Костя продолжил:
— И как оно? Готов? Тебе бы для начала научиться врать.
Юра шумно выдохнул, чтобы не ответит сразу. В глазах промелькнуло немного отчаяния: он понимал, что Костя просто такой человек, однако его слова всё равно резали, как сжатое между пальцев лезвие.
— Я умею врать, — Юра покачал головой, словно отрицал собственные же слова, но на деле умел. Хорошо умел. — Просто тебе сложно воспринимать меня всерьёз.
Костя усмехнулся.
— Это правда, — сказал он, — я тебя знаю.
— И то, что ты знаешь, не внушает доверия, — предположил Юра, и снова шумно выдохнул, когда Костя кивнул. — Ты был бы ужасно удивлён, узнай, что старательность, усердие, серьёзность и ложь находятся на разных плоскостях.
— На каких же?
— На таких, что не обязательно быть серьёзным, чтобы врать. Ложь — материя тонкая. Переусердствуешь — и сам запутаешься, брат. Ложь нужно говорить буднично. Так, словно это и есть твоя истина.
Юра смеётся, думая о том, что в вопросах самообмана он достиг хороших вершин. Люди за такое собой не гордились, Юра, тоже не особо, но разве были на свете вещи, которые требовали от него только правды и искренности? Он ведь такое не требовал даже сам от себя.
Костя задумчиво потянулся к кружке. Кофе не был горячим, но Костя зачем-то подул, а только потом сделал глоток.
Поморщился. Пожал плечами. Не стал искать ответный взгляд. Юра расслабился и начал оглядывать Костю, как человека, которого мог бы увидеть впервые.
По первому впечатлению Костя был классическим задирой. По второму впечатлению — озлобленным и одиноким. По третьему — добром, но тем самым, которое идёт с кулаками. Юра так для себя и не решил, как наслоить эти образы на одного человека.
Многогранные люди, подумал он. Но всё глубокое развеялось рукой, потянувшейся в карман куртки.
Костя достал пачку сигарет.
Он всё молчал и думал о чём-то, думал. Юра не выдержал первым:
— Твои шестерёнки скрипят, брат.
— О тебе думаю, — ответил Костя.
Юра приподнял бровь:
— И что надумал?
— Надумал, что ты слишком молод для такой работы.
