Последнюю неделю, на фоне российско-американских переговоров, в западной прессе всё чаще звучат аналогии с «позорном Мюнхенском соглашении 1938 года», результатом которого стало отторжение Судетов от Чехословакии, а потом и расчленение этой страны.
До сих пор не очень понятно, почему станы Антанты так жестоко обошлись с ней? Стремление сохранить мир во чтобы то ни стало – понятно, но Чехословакия была военным и индустриальным лидером Малой Антанты, Париж и Лондон делали ставку на Прагу в политическом балансе Центральной и Восточной Европы. Внешне до сих пор кажется, что уступка была неоправданно огромной, для продолжения мирного диалога можно было отдать что-нибудь поскромнее.
Думаю, ответ надо искать в концепции государства-антипроекта.
Концепция популярна в русской националистической и патриотической публицистике, так там часто называют Украину. Даже Владимир Путин как-то упомянул, что идеи этой концепции ему не чужды.
Мол, проект – это Россия, а Украина – антипроект, то есть антироссия. Главная цель такого государства – препятствовать развитию проекта, даже за счёт собственных интересов.
Основной признак государства-антипроекта – национально-территориальная искусственность, которая порождает не только внешние конфликты с проектом, но и внутренние, что вынуждает элиту антипроекта опираться на внешние силы, противопоставляющие себя проекту.
Идея в том, что крупное государство, имевшее несчастье распасться, сохраняет некоторую энергию к реинтеграции – общая логистика и экономика, культурная и социальная общность, всё это неизбежно создаёт центростремительную тягу. Антипроект должен противостоять этому.
Бинарная оппозиция России и Украины, как проекта и антипроекта, понятна.
Но иные примеры обычно не приводятся.
Думаю, Чехословакию можно назвать классическим государством-антипроектом. В 1918-1920 годах страна была скроена в качестве маленькой империи из лоскутов Австро-Венгрии: территории традиционного проживания немцев, поляков, венгров и русин присоединили к двум титульным нациям, из которых главенствующие – чехи, последние несколько веков находились в немецкой, а словаки в венгерской части Австрийской империи.
Такая конфигурация блокировала восстановление империи Габсбургов, как со стороны её немецкой части – имея в составе Богемию, так и со стороны венгерской – имея в составе Словакию. Одновременно этническая лоскутность вызывала серьёзные внутренние конфликты, а значит вынуждала Чехословакию опираться на Антанту, как гаранта её существования.
Ещё одним государством-антипроектом можно назвать Югославию, которая также, как и Чехословакия, сдерживала центростремительную тягу бывшей Австро-Венгрии, имея почти 50% территории от бывшей империи.
Примечательно, что от Чехословакии и Югославии достаточно легко отказались в 1990-е, когда угроза создания сильного центрольноевропейского государства миновала.
В этом ответ на вопрос, почему Чехословакию так легко слили в 1938 году – никто никогда в Антанте это государство не рассматривал, как устойчивое или долгосрочное.
Также и Украина, созданная как лоскутная империя из территорий русских, поляков, румын и венгров, - это антипроект, которым легко пожертвуют, если основная цель - противодействие России будет признана неактуальной.
Поэтому аналогии с Мюнхеном 1938 здесь вполне уместны, особенно если знать смысл и цели возникновения таких государств-антипроектов, как Чехословакия и Украина.