В полумраке заброшенной часовни, где паутина сплеталась в причудливые узоры на ликах святых, Роксана приблизилась к священнику. Её шаги были тихими, как дыхание ночи, а пламя свечи в её руке отбрасывало зловещие тени на его склоненную фигуру. Ральф стоял перед алтарем, его губы беззвучно шептали молитву.
Роксана наклонилась к его уху, и её голос, словно шелест осенних листьев, пронзил тишину:
— Ральф… ты служишь богу, который отвернулся от этого мира, этого города. Он наблюдает за страданиями и бездействует. Разве это любовь? Разве это милосердие?
Священник вздрогнул, но не обернулся.
— Отрекись, Ральф. Освободись от этих оков веры, что сковывают твой разум. Открой глаза на истинную силу.
Её пальцы коснулись его плеча, и Ральф почувствовал, как по телу пробегает холод.
— Забудь о нём, Ральф. Он не спасет тебя. Только ты сам можешь спасти себя. Я могу сделать тебя сильнее, я покажу тебе мир, где ты будешь хозяином своей судьбы.
Голос Роксаны звучал все ближе, оплетая его сознание, словно ядовитый плющ. Слова её были сладкими, как запретный плод, и Ральф почувствовал, как его вера начинает трескаться под их натиском. В тишине часовни билась лишь его собственная, испуганная душа. Сейчас Роксана была истинной ведьмой: опасной и непредсказуемой. В ее глазах плясал огонь древней магии, а каждое слово, слетавшее с губ, звенело угрозой. Обаяние, прежде служившее ей оружием, теперь отступило, обнажив сущность, закаленную в пламени колдовских ритуалов.
