Денозавр в мезозое ❘ Денис Лукьянов 🦖

...Та женщина считала, что у ее сына отсутствует ген страха. Она готовила на кухне и услышала: «Мам, мам, мам!» А она знает, что его дома нет, он на улице. Их квартира — на пятом этаже. В какой-то момент она поворачивается к окну. Сын стоит на карнизе, по пожарной лестнице забрался. Какой ужас она при этом испытала! Она рассказывает, а я чувствую, будто у меня лампадка в груди загорелась, горчичник. Я чувствую: «Вот оно!»

После разговора я подумала, что в романе точно появится эта лестница. Но моего героя на нее поднимет зов. Золото будет его звать! Это будет опасно и доставит сильные неудобства и самому мальчику, и его семье. А та женщина с выставки стала первым прообразом Сильвы, [матери главного героя].

Она отвлекалась от внутреннего фальцета – отец уверял, что именно таким чуткое ухо воспринимает вранье любого сорта, иные, особо одаренные, сделавшие искусство лукавства профессией, то есть политики и торгаши, умеют различать даже его оттенки, – изучая детали: поднималась по винтовой лестнице к накрытому для гостей столу – легкий фуршет с несколькими сортами вин вскоре, легко догадаться, должен был смениться плотным обедом со всевозможными морскими гадами, – и проводила рукой по перилам, украшенным теми же виноградными лозами, что и карнизы; всматривалась в пестрые одежды щебечущих гостей у длинного стола, расположенного вдоль окна, с кружевной, в цвет штор, пурпурной скатертью – Златногорские любили яркое оперение, но Фелиция никогда не думала, что яркость эта, возможно, призвана сбивать с толку. Там, где громче всего звенят философы – иногда в нежных, честных руках, а иногда в сальных, бесчестных, – иначе невозможно. Инстинкт самосохранения. Когда лестница кончилась, и Фелиция оказалась в гуще собравшихся гостей – одни, казалось, пахли морем, прибыли издалека, а другие – сластями и золотом, такой запах, говорил ей отец, сама суть этого приморского города, – стало совсем невыносимо: говорили, кажется, на десятки разных тем, перескакивали с одной на другую ловко, жонглирование словами было делом будничным; разговоры вспыхивали и гасли, как плохо сваренные свечи в домах, куда не добрались еще газовые магические плафоны, и сопровождались обильными жестами, придыханиями, поклонами, смехом разных оттенков – гоготом, гарканьем, перезвоном, рыком, хрипом, – порой напоминающим взрывы газа в вытянутых плафонах не стенах и под потолком.

Фальцет Фелиция заглушила – да только с ним приглушился и весь мир; философская колба опустилась на пламя бдительности, оно потухло, и Фелиция, словно взаправду оказавшись в кромешной темноте, не замечала, куда ступала – так и врезалась в кого-то обильно жестикулирующего.

Валентин и сам говорит: «мы становимся изгнанниками, как только покидаем материнскую утробу»

То, что душа человека — нечто космическое. Нечто, пришедшее оттуда же, где обитает Единое Одно, где обитают эоны, божественный сущности. И задача человека — понять это посредством мистических практик. Гностики говорят — с помощью гнозиса, особого рода познания. И, после смерти, вернуться в космические пределы.