- А это больше, чем у папы в бригаде? – спрашивает она.
- Не знаю, - пожимает плечами Света. Она, и правда, не знает. Последнее, что она слышала об Артеме – это то, что он воюет в составе Славянской бригады.
- Мам, - говорит Алёна с той серьёзностью, которая бывает только у таких почемучек, как она, - я понимаю, почему Христос не стал звать эти легионы. Ты говорила: Он хотел нас спасти. Но может, Он может послать эти легионы нашему папке, чтобы он быстрее за нами пришёл?
“Если он вообще жив ещё, - холодной змеёй закрадывается мыслишка, и Света, бросив быстрый взгляд на лик Спасителя, гонит эту гадкую мысль прочь: нельзя сомневаться. Надо верить. Аще будете иметь веру с горушнее зерно…
- Наверно, может, - улыбается она дочери, - но надо об этом молиться. Ты помолись, Бог любит послушных детей, а ты у меня послушная.
- Я обязательно помолюсь, - обещает Алёна, зевая. Пора спать, хотя который сейчас час, неизвестно. Она даже день знала только приблизительно, вроде бы, завтра праздник, День Советской армии. Хотя, может, он уже был?
Ни света, ни часов, ни календаря – так они и живут долгие восемь лет бандеровской оккупации.
* * *
Света доит овец, Алёна меняет им сено в кормушке, доливает в поилку воду из ведра. Она давно уже мамина помошница, да и соседям они вместе стараются помогать. Тут никто бы не выжил водиночку.
- А ты знаешь, я ведь молилась, - сообщает она. Света рассеянно кивает, и дочь продолжает: - о том, чтобы Бог дал папке хотя бы один легион. А ты заметила, что грохочет сильнее?
- Что грохочет? – спрашивает Света. – Где?
- Там, - Алёна машет ручкой в направлении юга. – Ты мне говорила, что это голос войны. И он теперь громче. Может, потому, что ангелы пришли папке на помощь?
Света отставляет подойник, обнимает дочь, прижимая к себе:
- Может быть, - говорит она. Ей самой очень хотелось бы в это верить…
* * *
Через несколько дней Алёна пошла на кладбище, поискать подснежники. Кладбища она не боялась – кого там бояться? Там бабушка, дедушка, там баба Валя, дед Толя и другие, незнакомые, но близкие люди. Это во-первых. А во-вторых, на кладбище они с мамой несколько раз прятались, когда через село шли бандеры. Этому маму тётя Маша, почтальонша, научила. Один раз они всю ночь на кладбище посидели, дождь лил, как из ведра, а бандеровцы на площади стояли. Стреляли по пустым хатам, зачем-то снесли бэтээром колодец у бывшего магазина, да и убрались восвояси.
Света вымыла в доме полы (которые до того подмела Алёна) и села на крыльце, прислушиваясь к канонаде. Она, и правда, стала громче: раньше это был просто монотонный гул, теперь в ней слышны были отдельные голоса орудий. А ещё – над селом пролетел самолёт, чего не было долгие годы. Самолёт был бандеровским. Назад он не вернулся.
- Мама, мама! – Алёна бежала, запыхавшись, и кричала, зовя Свету. Раньше такое случалось только пару раз, и это означало плохое – к деревне приближаются каратели, надо ховаться. Но сейчас лицо дочери выражало радость, оно буквально сияло, как не по-зимнему яркое солнышко: - мам, там… ангелы! – выпалила она, тормозя у крыльца.
- Ангелы? – удивилась Света. – С чего ты взяла?
- У них такая большая машина, на гусеницах, - тараторила Алёна. – А над ней – флаг со Спасом. Как у нас в комнате! А на машине-то звёздочки, георгиевские ленточки… это ангелы! Их Господь послал моему папке!
А БМП шестого гвардейского казачьего батальона Народной милиции ЛНР уже входили в крошечное село. И действительно, над первым из них гордо реял малиновый флаг с ликом Спасителя – только это был не Спас Нерукотворный, а Спас Ярое Око, под которым ещё великие князья Руси били половцев да печенегов. На корпусе машины сидели бойцы с такими же шевронами.
Света бесстрашно вышла за ворота и пошла навстречу боевой машине. БМП притормозило.
- А вы из ополчения? – спросила Света, глядя на бойцов снизу вверх.
