Российский научный фонд отказал нам в гранте.
Наша заявка была посвящена поиску новых фармакологических методов лечения расстройств пищевого поведения на основе генетических данных. Мы получили все три положительные рецензии, но экспертный совет решил, что имелись другие, более «конкурентные» проекты.
Ну что же. Судя по рецензиям, самым слабым местом оказалась практическая значимость — на это осторожно указали сразу два эксперта. А это, видимо, сейчас является одним из главных критериев для получения финансирования исследований в России. С этого начал Минздрав, финансируя только проекты, по итогам которых можно получить либо лекарство, либо медицинское изделие. К этому пришёл и Российский научный фонд, который в своё время поглотил Российский фонд фундаментальных исследований.
В итоге случился paradigm shift: государство теперь интересуют только прикладные исследования.
Похоже, эти ребята всерьёз воспринимают старую шутку физиков: мол, фундаментальная наука — это когда деньги налогоплательщиков превращаются в статьи в высокорейтинговых журналах.
Мне эта логика отчасти близка. Медицинская наука так или иначе должна приводить к улучшению диагностики или лечения какого-либо заболевания. Прикладные исследования приносят конкретные результаты, которые можно «осязать».
Однако польза фундаментальных исследований может проявиться лишь спустя десятилетия. Ключевая особенность фундаментальной науки в том, что она направлена на расширение знаний о мире — без прямой цели их практического применения.
Практически все большие открытия в медицине и биологии выросли из «бесполезной» фундаментальной науки. Например, CRISPR-Cas9, без которого сегодня невозможно представить современные биотехнологии, появился не благодаря целенаправленным попыткам изобрести лекарство от рака, а потому что несколько человек упорно изучали, как бактерии борются с вирусами.
Государственные агентства (например, в США — NSF и NIH) часто поддерживают как фундаментальные, так и прикладные проекты — но с прицелом на то, чтобы фундаментальные исследования со временем дали практические плоды. То есть нам, скорее, нужен баланс между фундаментальностью и практикой.
Наше же исследование было в большей степени фундаментальным. Мы не планировали проводить клинические испытания обнаруженных in silico соединений для лечения расстройств пищевого поведения. Но с нас будто бы требуют именно это. Хорошо. Но как понять, какой препарат мы будем испытывать? Этот вопрос уходит в пустоту.
Но мы не расстраиваемся. У нас впереди ещё много новых отказов.
